Донской казак Тимофей Разя считал свою судьбу удачливой. Был он на Дону человек пришлый, не из потомственных казаков. Потянули его в эти места еще в молодости рассказы о привольной жизни, о воинской славе, которую может добыть тот, кто храбр, силен и ловок, кто умеет обращаться с саблей, кто как ветер горазд скакать на лихом коне.

На Дон устремлялись беглые крепостные крестьяне, холопы, городская беднота, ратный люд, доведенный до отчаяния тяжкой царской службой. В донские края пробирались группами и поодиночке, целыми деревнями и семьями. «С Дона выдачи нет!» - об этом негласном законе знали на Руси все угнетенные и обиженные и, когда терпеть жестокость господ, произвол властей, голодное, полунищее существование было невмочь, снимались с насиженных мест. Лесами и степями в ночное время продвигались люди на юг, на Дон, стараясь держаться подальше от дорог и крупных населенных пунктов, где правительство устраивало специальные заставы для ловли беглых.

Видимо, так же, таясь, ушел на вольный Дон и Тимофей Разя. Он навсегда покинул свой двор под Воронежем, где жил вместе со вдовой мачехой Анной (отец его, женившись вторично, вскоре умер) и сводным братом Никифором, а вся дальнейшая жизнь его прошла в казачьей службе: разъездах, сторожах, жестоких схватках с крымцами и злых сечах с турками. Стал Тимофей благодаря личным заслугам «домовитым» казаком, известным в Черкасске человеком. Пользовалось имя его почетом и доброй славой за проявленную доблесть, за отвагу, за кровь и раны, полученные в боях.

Вел Тимофей Разя обычную для казака жизнь - промышлял зверем и птицей. Иметь пашню и сеять хлеб на Дону запрещалось тогда под страхом смертной казни. Неоднократно ходил он в походы против [9] крымских улусов, под турецкую крепость Азов. Возможно, участвовал он и в знаменитом Азовском сидении, когда в 1637 г. казаки отбили Азов у турок и сами удерживали его до 1642 г. Трудности этой эпопеи отразились в «Повестях об Азовском сидении», в сложенных в ту пору песнях. Уцелевшие казаки дали обет посетить далекий Соловецкий монастырь на Белом море и поклониться святым Зосиме и Савватию, исцелявшим раны, по преданию.

Происхождение прозвища Разя пока неизвестно. Возможно, Тимофей был обязан ему своим разящим ударом, а может быть, приклеилось оно к нему из-за привычки часто употреблять в разговоре словечко «рази» (разве)... Как бы то ни было, но от этого прозвища прочно образовалась фамилия Разин, которую носили три сына Тимофея: Иван, Степан и Фрол - и которая стала одной из самых известных в истории нашего Отечества.

Есть предположение, что в одном из походов среди захваченных пленных (ясыря) досталась Тимофею молодая турчанка, ставшая впоследствии его женой. Не случайно в статейном списке дипломата подьячего Г. Михайлова, возвращавшегося из Крыма в апреле 1671 г., сообщалось со слов некоего Батыра-аги: крымскому хану Адиль-Гирею якобы стало известно от азовского паши и ногайских мурз, что сын Тимофея Разина Степан был тумой (так называли детей от брака русского с турчанкой)[1]. Дети научились от матери турецкому языку, легко понимали татарский. Названной (крестной) матерью Степана была русская женщина Матрена, по прозвищу Говоруха, а крестным - войсковой атаман Корнила Яковлев. Как известно, казаки не отличались набожностью. Население Войска Донского было пестрым и по исповеданию, и по национальному составу: кроме русских жили здесь украинцы, татары, попадали сюда с ясырем польки и турчанки.

Тимофей Разя умер в 1649 или 1650 г. Вероятно, у него открылись старые раны. Незадолго до смерти он собирался на богомолье в Соловецкий монастырь - место паломничества многих хворых и недужных казаков. Надеялся на исцеление и Тимофей, но отправиться в дальний путь у него уже не было сил.

После смерти отца старшим в семье стал Иван. Гордился им отец: статным вырос большак, видным. У матери-красавицы унаследовал он глаза-уголья, густые кудри, черные брови вразлет. В отца пошел характером: [10] своенравным был Иван, гордым, независимым и таким же, как Тимофей, удалым и бесстрашным.

Вполне вероятно, что боевое крещение Иван Разин получил еще подростком под Азовом. Известно, что в защите Азова участвовали и дети казаков. В старинной песне поется:

У нас на Дону, во Черкасском городу,
Старики поют, гуляют...
По беседушкам сидят, одну речь говорят:
Как думают старики под Азов город пойти
И с собой молодых малолетков взять.

Возмужав, Иван Разин побывал во многих походах и проявил себя достойным сыном героя Азова. В 1654 г., когда началась война России с Речью Посполитой, Иван Разин возглавил отряд казаков в войске полкового воеводы князя Юрия Долгорукого. Участвовал Иван в самых жарких сражениях, терпеливо переносил все тяготы и лишения военной жизни и лишь с одним не мог смириться - с подчиненным своим положением царскому воеводе. Службу свою считал он вольной, а себя - свободным человеком. Так издавна повелось среди донцов. Ведь само слово «казак», заимствованное из тюркских языков, означает удалец наездник, вольный, ни от кого не зависимый воин. В 1665 г., не испросив у воеводы разрешения, увел Иван Разин свой казачий отряд на Дон, но был настигнут ратными людьми Долгорукого, схвачен и препровожден в полковой стан.

Разбирательство царского воеводы было коротким: со старинными казацкими обычаями он не посчитался и самовольный уход И. Разина с казаками из расположения войск расценил как дезертирство. Последовал приговор - смертная казнь, и Иван Разин в присутствии большого числа казаков (чтоб другим неповадно!) был повешен. Возможно, очевидцем казни старшего брата стал и Степан Разин. Во всяком случае расправа с Иваном потрясла его. Лютую ненависть затаил он против царских воевод и бояр, а с князем Юрием Долгоруким (будущим карателем восставших) были у него особые счеты. На плечи Степана легли заботы о семье.

Казачество не имело возможности свободно передвигаться по стране. Неся воинскую службу в пограничных районах, участвуя в многочисленных походах, казаки постоянно должны были быть наготове. В мирное [11] время жившие на Дону казаки делились на сотни и курени (по 10 человек в каждом) во главе с сотниками и куренными атаманами, а в военное - все войско делилось на полки, сотни и полусотни и подчинялось одному избранному атаману. Для того чтобы уехать с Дона по личным делам, казаки должны были испросить разрешение круга.

В этих условиях поездка на богомолье была благовидным предлогом и по сути единственным способом побывать в глубинных районах России, в славившихся своей торговлей городах, в Москве. Почти ежегодно кто-нибудь из казаков предпринимал такие путешествия. Этой возможностью воспользовался и С. Т. Разин. Осенью 1652 г., исполняя отцовский обет помолиться у чудотворцев Зосимы и Савватия, Степан Разин, получив разрешение казачьего круга, отправился в Соловецкий монастырь. Он собирался в дальний путь еше с отцом - занедуживший Тимофей Разя не добрался бы в одиночку до Белого моря. После смерти отца мысль о паломничестве на Соловки не оставила Степана, и он пустился в дорогу. Путь его лежал через Воронеж, Тулу, Москву, Вологду, Архангельск.

Столица поразила Степана многолюдством, сказочной красотой Кремля, бойкой и богатой торговлей, обилием церквей. На улицах и площадях царило оживление, звонили колокола, лихо неслись кареты с вельможными боярами в дорогих шубах, мелькали купеческие возки с товарами, сновали лоточники, продававшие разную горячую снедь. Видел Степан и то, как правит боярская Москва свой суд. На высоком помосте наказывали плетьми провинившихся перед властями: кого - за то, что прилюдно сказал неосторожное слово про царских судей и дьяков, кого - за то, что помешкал снять шапку при появлении патриарха со свитой. На Ивановской площади в Кремле, что рядом с самым высоким в тогдашней Москве строением - колокольней «Иван Великий», постоянно толпился народ. Кто пришел сюда по своим делам в один из приказов, кто - оформить сделку у площадного подьячего, кто послушать новости. Ведь именно здесь бирючи, привлекая внимание толпы ударами литавр, оглашали зычными голосами царские указы. Отсюда и родилась поговорка «Кричать во всю Ивановскую».

Попав на Соловки, Степан удивился, что не было в Поморье крепостных. Крестьяне называли себя черносошными - государевыми. Правда, и они знали [12] страшную нужду и бедность. Многие из них уходили в далекую таежную Сибирь.

В 1658 г. С. Т. Разин был включен в состав донской станицы, отправленной из столицы Войска Донского Черкасска в Москву. Почему выбор пал на Степана? К этому времени Разин снискал определенный авторитет. И не только потому, что приходился крестником войсковому атаману К. Яковлеву, но и благодаря собственным заслугам. Среди казаков молодой Разин слыл умным, ловким, расторопным, не менее бывалых донцов сведущим в военном деле. Мог Разин красно сказать, умел внимательно выслушать. От природы переимчивый, одаренный прекрасной памятью, он помимо русского знал еще несколько языков. Секретарь шведского посольства в Персии Э. Кемпфер позднее сообщал, что С. Т. Разин владел в общей сложности восемью языками[2]. Для члена посольства это, конечно, обстоятельство немаловажное.

По пути в Москву, в Валуйках, Разин заболел и находился в этом городе до середины декабря, пока не «обмогся». Лишь в последние дни года на подводе, выделенной ему валуйским воеводой как члену посольства Войска Донского, он прибыл в Москву.

Столица вновь встретила Разина перезвоном колоколов, разноголосой и пестрой толпой, стрельцами с бердышами на плечах, заступавшими в караул. В придворных кругах преобладало тогда настроение приподнятое: по Валиесарскому перемирию со шведами, русские войска вышли к Балтийскому морю. Но, побродив по Москве, Разин увидел, что посадские роптали, волновались и служилые люди: всем досаждали непрерывные поборы и дороговизна, вызванные войной. Степана поразила неумеренная роскошь, в которой жила боярско-дворянская знать: дорогие наряды, заморские вина, ломившиеся от яств столы, десятки слуг, спешивших выполнить любую прихоть господ. Став свидетелем праздного и сытого быта царских сановников, Разин не мог не сравнивать его с полной лишений жизнью казачьей голытьбы, с нищетой посадских низов, с жестокой нуждой изнывавших под крепостным гнетом крестьян.

Со смятенным сердцем уезжал Степан Тимофеевич из Москвы. Хотя свою дипломатическую миссию выполнил он успешно и в Посольском приказе его отметили как человека энергичного и толкового, все это не вскружило голову молодому казаку, а поразивший [13] его контраст между жизнью народа и знати оставил глубокий след в его памяти, навсегда запал в душу.

В 1661 г. С. Т. Разин снова обратился к войсковому атаману с просьбой отпустить его на поклон соловецким чудотворцам. Его просьба была удовлетворена, и осенью он отправился в дорогу. На этот раз Разин оказался в Москве за год до «медного бунта». Обстановка в столице была тревожной, накаленной. Государственной казне не хватало серебряных денег. Войско осталось без жалованья. Правительство все в больших размерах выпускало медные деньги, приказав употреблять их по тому же курсу, что и серебряные. На этом стали нагревать руки денежные мастера, изготовляя деньги не только из казенной, но и из своей меди. Выпуск медной монеты привел к падению стоимости денег и росту цен. В 1661 г. хлеб - основной продукт питания - вздорожал более чем в 10 раз. За один серебряный рубль давали несколько медных. Медные деньги упали в цене, их отказывались принимать в казну в виде налогов, в уплату за продукты. Стрельцы и солдаты не брали жалованье за службу в медной монете, предпочитая получать его в натуральном виде: хлебом, зерном, мясом и т. д.

Махинации с медной монетой вызвали широкое недовольство народных масс. Правительство вынуждено было провести следствие, в ходе которого выяснилось, что избыточные медные деньги были пущены в оборот с ведома московской приказной администрации, получавшей за пособничество большие взятки. Виновных подвергли предусмотренному Соборным уложением за выпуск фальшивой монеты наказанию - на торговых площадях и других оживленных точках города им заливали горло расплавленным металлом. Однако на выпуск неполноценных денег шло само правительство, что не могло положить конец злоупотреблениям.

Гнев народа грозил вылиться в восстание. Чаша терпения обобранного казной посадского населения Москвы была переполнена. Торгово-ремесленный московский люд был разорен чрезвычайными сборами на военные нужды (Россия вела в то время затяжные войны с Речью Посполитой и Швецией), и прежде всего самым тяжелым прямым налогом на содержание войска - «стрелецкими деньгами», которые иногда вносили в казну хлебом. А ведь помимо прямых налогов на тяглое население обрушились и дополнительные поборы. [14]

До Соловков - конечной цели своей поездки - С. Т. Разин так и не добрался. Из Москвы он отправился обратно на Дон, откуда в конце 1661 г. в составе донской станицы был послан для переговоров с калмыцкими тайшами (родовыми старшинами) о совместных действиях против ногайских татар. Год спустя Разин участвовал в московском посольстве, на которое была возложена та же миссия. Переговоры проходили в Астрахани. Своим богатством, размахом торговли, многообразием ремесел, людностью город мог посоперничать с самой Москвой. Астрахань славилась белокаменным кремлем, оживленной речной гаванью, шумными базарами с восточными товарами, садами, рыбными и соляными промыслами. Но и в богатой, процветающей Астрахани население изнемогало под гнетом государства, жестоко страдало от злоупотреблений и притеснений местной администрации. Астраханские жители не скрывали своего недовольства ростом эксплуатации. Их ненависть к царским властям, боярам и воеводам грозила при малейшем поводе вырваться наружу, вылиться в мятежные действия. Разин мог воочию убедиться, что Астрахань недаром считалась одним из самых «бунташных» городов России.

Посольство, в состав которого входил С. Т. Разин, успешно выполнило свою задачу. С калмыцкими тайшами был заключен военный союз против ногайских татар и крымского хана, предпринимавших опустошительные набеги на русскую территорию. Из Москвы была прислана царская грамота с одобрением деятельности посольства. Вскоре во главе отряда донцов С. Т. Разин участвовал в совместном с запорожскими казаками и калмыками походе против крымских татар. Поход закончился победой над крымцами в бою при Молочных Водах на Крымском перешейке. На Дон С. Т. Разин вернулся с богатыми трофеями и пленными. Военная удача помогла ему еще более выдвинуться в казацкой среде. В это время Разину было 32-33 года. Он признанный головщик - военный предводитель. Ему не терпится попробовать свои силы в большом военном походе, привезти богатую добычу, щедро одарить ею донцов.

Испытывая большие финансовые затруднения из-за войн, правительство все урезало и все реже посылало на Дон жалованье. Воеводы пограничных городов доносили, что «ныне на Дону голод большой»[3]. Среди донского казачества углублялось имущественное неравенство, [15] появились «домовитые» (зажиточные) и «голутвенные» (бедные) казаки. Увеличивало число недовольных и самоуправство царских воевод. Когда в 1665 г. по приказу полкового воеводы князя Юрия Долгорукого был схвачен и повешен старший брат Степана Разина Иван, жестокость князя и бесцеремонное нарушение им принципа вольности службы казаков царю привели в негодование население Войска Донского.

Обездоленный, замученный непосильным гнетом народ считал Донской край землей обетованной, где нет ненасытных бояр и алчных воевод, жадных приказных и неумолимых сборщиков податей, где живется вольготно и привольно. Со второй половины XVII в. приток беглых на Дон все увеличивался. Однако, очутившись на Дону, многие убеждались, что здесь тоже есть два социальных полюса: богатые - «домовитое» казачество и бедные - «голутва». Не имея средств к существованию, беглый люд вынужден был идти в кабалу к «домовитым» казакам.

С. Т. Разин видел, что на родном Дону тоже становится безотрадно, что среди низов казачества, среди осевших по станицам и хуторам беглых людей зреет протест против подневольной жизни. Обиженные и униженные, беззащитные и обобранные, потерпевшие от произвола властей и господ люди неизменно находили у Степана Разина сочувствие. Он видел, как трудовой люд бедствует и стонет под ярмом крепостничества, знал горести и беды народа. Его широкая натура не могла с этим смириться. И за бесконечные страдания народные, за жестокую расправу над старшим братом Иваном, учиненную по приказу князя Долгорукого, лютой ненавистью ко всем обидчикам народа было переполнено сердце Разина.

Когда спало половодье и потеплело, на берегах Дона, между речками Тишиной и Иловлей, стали скапливаться недовольные. Во главе массы неорганизованных, но смелых, решительных и вооруженных людей встал казак Степан Тимофеевич Разин. Он проявил своеволие, набрав свой отряд из казацкой голи и пришлых людей - беглых крестьян, посадских тяглецов, стрельцов, не входивших в состав Войска Донского и не подчинявшихся казацкой старшине (верхушке). Разин снарядил свой поход независимо от войскового круга. Это объясняется не столько пренебрежением к казацким традициям, сколько настороженным отношением [16] старых атаманов к ставшему слишком авторитетным и популярным на Дону головщику.

Отправляясь к берегам Каспийского моря без решения круга, Разин тем самым противопоставил себя верхушке донцов, показал, что намерен, не считаясь с ней, настоять на своем. Он задумал поход, для того чтобы раздать захваченную добычу нуждающимся, накормить голодных, одеть и обуть раздетых и разутых. Он нашел свой, казацкий, как казалось ему, самый простой выход из невыносимого положения народа, и прежде всего тех, кто был ближе всего к нему, - донской казачьей голытьбы и беглого крестьянства. В дошедших до нас старинных песнях поется о том, что Разин «думал крепкую думушку с голытьбою», Характерно обращение атамана к бедноте:

Судари мои, голь кабацкая.
Поедем мы, братцы, на сине море гудять.
Разобьемте, братцы, басурманские корабли,
Возьмемте, братцы, казны сколько надобно...

Разин хорошо знал о том горячем отклике, который встретил со стороны всех угнетенных слоев населения поход атамана Василия Уса с Дона к Москве весной - летом 1666 г. Горючего же материала не только на окраинах, но и в центре России имелось более чем достаточно. Обстановка в стране была предгрозовая.

К походу тщательно готовились. Копили припасы, добывали лодки. В феврале 1667 г. опытный в военном деле С. Т. Разин послал двух человек (один из них был казак, другой - беглый крестьянин из вотчины князя Г. С. Черкасского под Шацком) разведать обстановку на Волге. Выяснилось, что там зазимовало большое количество стругов и лодок с товарами. В конце апреля Степан Разин с отрядом более 600 человек отплыл в стругах вверх по Дону, из Черкасска в Паншин городок, куда к нему стали стекаться все желавшие принять участие в походе «за зипунами». И действительно, по словам станичного атамана Паншина городка, «за ними после того воровские казаки мимо их Паншина городка проехали многие, а чаять-де, их будет всех в зборе человек с 1000 и больши, потому что-де из их донских казачьих городков к тем воровским казаком тайным обычаем многие люди уходят беспрестанно»[4].

Еще в марте 1667 г. в Москве стало известно, что многие жители Дона «збираютца воровать на Волгу». Встревоженное царское правительство разослало воеводам [17] нижневолжских городов грамоты, приказывая не допустить выступления разинцев. Получил такую грамоту и войсковой атаман Дона К. Яковлев. Однако мер не принял: ему, во-первых, было наруку, что с разинским отрядом с Дона уйдет самый беспокойный элемент, и, во-вторых, он надеялся поживиться за счет богатых трофеев. Царицынский воевода А. Унковский решил выполнить предписание из Москвы. Он направил в лагерь разинцев, в Паншин городок, своих посланцев с требованием разойтись по домам, но получил в ответ грозное предостережение: впредь никого не посылай - не то люди твои будут перебиты, а город Царицын - сожжен.

Разин во главе отряда казаков в 800 человек отправился не на Волгу, а вниз по Дону. Трудно сказать о его намерениях в тот момент. Думается, что этот поход преследовал цель усыпить бдительность поволжских воевод и привлечь к себе сторонников. С разных мест к Разину прибывали люди. Вели к нему свои отряды Иван Мызников (40 человек), Иван Серебряков (250 человек) и др. Разин хотел оснастить суда перед походом на Волгу. Атаман Паншина городка утверждал, что, когда казаки приставали в лодках к городку, они «и ружье, и зелье (порох. - Авт.), и свинец, и запас (продовольствие. - Авт.), и тележные колеса, и деготь насильством у них имали»[5].

В середине мая 1667 г. казацкая голытьба и беглое крестьянство переправились через переволоку на Волгу. Ехали они на 35 «мельничных стругах». Отряд Разина вырос до 2 тыс. человек. Сначала разницам встретился на Волге большой торговый караван, в составе которого были и суда со ссыльными. Казаки захватили товары и имущество, пополнили запасы оружия и провианта, овладели стругами. Стрелецкие военачальники и купеческие приказчики были перебиты, а ссыльные люди, большинство стрельцов и речники, работавшие на купеческих судах, добровольно присоединились к разницам.

Начались столкновения казаков с правительственными войсками. Из Астрахани в Царицын были посланы стрельцы, солдаты, служилые татары и другие отряды под командованием Богдана Северова и Никиты Лопатина. Первый с войском ехал в специальных «ясаульных стругах», второй двигался берегом[6]. 28 мая 1667 г. казаки появились под Царицыном, стреляя по крепости из пушек и ружей. Разин послал для переговоров [18] с Унковским войскового есаула Ивана Чернояра (Черноярца). При переговорах царицынский воевода упрекал разинцев не только в ограблении зазимовавших стругов, но и в том, что они «государевых людей побивают до смерти». Во время пребывания под Царицыном Разин получил от знакомого ему яицкого казака Федора Сукнина приглашение прийти на Яик, где его ждут.

Разин устроил свой стан недалеко от Царицына, на Сарпинском острове. В урочище Караванные Горы разницы освободили колодников, «кайдалы на них разбили и пометали в воду». 31 мая 1667 г. казаки приплыли к Черному Яру, высадились из стругов и начали готовиться к приступу крепостных стен. Командовавшие царскими ратными людьми стрелецкие головы Б. Северов и Н. Лопатин, чтобы отразить штурм, сосредоточили все свои силы (свыше 1 тыс. человек) внутри крепости, сняв с судов пеших стрельцов, которые должны были атаковать разинцев на воде. Разину только этого и надо было. Он приказал казакам быстро вернуться на струги. Пока неприятель разбирался, что к чему, разинская флотилия уже неслась вниз по Волге. Разбив отряд Семена Беклемишева, разницы проехали мимо Красного Яра и протоком Бузаном выплыли в море, ночью миновав Астрахань. В народной песне в этот опасный и ответственный момент плавания атаман обращается к своим спутникам со словами:

Вы гребите, не робейте, белых ручек не жалейте,
Нам бы Астрахань город ополночь побежати.

3 июня 1667 г. разницам вдогонку были посланы отряды подполковника Ивана Ружинского, Богдана Северова, Никиты Лопатина и Герасима Голочарова. Но Разин уклонился от боя, и каратели вернулись в Астрахань, не выполнив указ «тех воровских казаков переимать или побить». В июне царское правительство направило в Казань, Астрахань и к калмыцким тайшам указ о том, чтобы «отправить из этих крепостей на тех воровских казаков нашего царского величества и конных и пеших воинских людей»[7].

По мере развития событий Каспийского похода все более проявлялся бунтарский характер движения. С. Беклемишев доносил, что «воровские казаки ево ограбили, и чеканом руку пробили, и плетьми били и вешали ево на щоглу (мачту. - Авт.), и, разграбя, поехали [19] на низ Волгою». Разинцы расковали колодников, следовавших с астраханским служилым человеком Кузьмой Кереитовым, а его с семьей выгрузили на безлюдный остров. Более 100 работных людей со стругов и насадов (речных судов) купца В. Шорина, патриарха и казанского митрополита перешли на сторону казаков. Начальствующие на судах приказчик Ф. Черемисин, дворянин казанского митрополита, и сын боярский из Симбирска С. Федоров были убиты. В июне 1667 г. симбирский воевода И. Дашков сообщал, что казаки «государевых всяких чинов людей побивают до смерти и вешают, и всякое воровство и надругательство чинят, и патриарших, и гостей, и гостиные сотни, и всяких промышленных торговых людей насады и лодьи и всякие струги, большие и малые, останавливают»[8]. Разницы блокировали Нижнее Поволжье и никого не пропускали ниже Камышенки.

Царское правительство, по-видимому, сравнительно быстро разобралось в характере движения, и уже в июле 1667 г. в Астрахань был послан новый воевода И. С. Прозоровский и ратные люди с пушками, гранатами и всем пушечным припасом. К ним должны были присоединиться 1500 солдат и стрельцов из Астрахани, 100 человек из Красного Яра и некоторое число конных татар, находившихся на службе у московского правительства. Новому городовому воеводе предписывалось «итти для промыслу на тех воровских людей, не заезжая в Астрахань»[9].

Однако стремительные действия разинцев сорвали расчеты правительства. Разин проявил большую изобретательность. Избегая столкновений с правительственными войсками, он в короткий срок и с небольшими потерями провел свою флотилию в море, затем перебрался на реку Яик и легко овладел Яицким городком.

Разин взял крепость без кровопролития: «...голова-де стрелецкой Иван Яцын с сотники и с стрельцы с воровскими казаки не бились и по воровских казаках из пушек и из ружья не стреляли». Операция была разработана искусно: «А приходили-де те воровские казаки, атаман Стенька Разин, а с ним человек с 40 воровских казаков, к городовым воротам и просилися в Яицкой городок к церкви помолитца»[10]. Войдя в город, передовой отряд захватил городские ворота и впустил остальных. Пытавшийся организовать сопротивление И. Яцын был казнен. Часть гарнизона была перебита, другая - присоединилась к разницам, некоторые служилые люди [20] бежали в Астрахань. Во всех сражениях Разин проявлял большую храбрость. Даже видавшие виды донцы сложили легенду, согласно которой в Разина «пушка-де ни одна не выстрелила, запалом весь порох выходил».

Весть об удачливости и отваге Разина быстро разнеслась в Понизовье и на Дону. Со всех «речек» началось движение вслед разницам: «И на Дону-де в войске и во всех низовых городках воровские казаки збираются многим собраньем и хотят итти з Дону на Волгу к Царицыну; а на атамана-де на Корнила Яковлева и на иных старшин хвалятца воровские казаки, хотят побить». Весной 1668 г. к Разину направилась с Дона новая группа казаков. 27 апреля с верховьев Дона проследовал мимо Качалинского городка отряд в 100 человек во главе с Сергеем Кривым. Он остановился в 12 км от Царицына, на Мечетных речках, и вступил в сражение со служилыми людьми. Второй бой этот отряд выдержал в Карабузанской протоке. После этой схватки «иные-де стрельцы, покиня струги и лодки, разбежались, а иные-де пошли к воровским казакам, человек со 100»[11].

Донцы быстро узнали о том, что не только Степан Разин, но и Сергей Кривой сумел одержать победу над неудачливыми «головами», и многие захотели участвовать в походе. В июне 1668 г. разинцев ожидал у Гребенских городков пришедший с Дона отряд конных казаков в 100 человек во главе с атаманом Алексеем Протокиным; 400 человек их ждали на реке Куме; 2 тыс. казаков вел к Разину Алексей Каторжный. К казакам присоединялись все новые люди с насадов и стругов, пришло до 300 работных людей (ярыжных) «своею охотою».

Пока Разин с отрядами зимовал в Яицком городке, к нему дважды присылали увещевательные грамоты от царя. В конце октября 1667 г. представители Войска Донского во главе с Леонтием Терентьевым отправились к Разину, который на круге выслушал и грамоту царя, и войсковую отписку. Он пообещал принести свою «вину», но пленных не отпустил. Второй раз новый астраханский воевода И. С. Прозоровский послал к нему сотника московских стрельцов Никиту Сивцова и пятидесятника Сергея Мигулина. Стремясь воспрепятствовать выходу разинцев в Каспийское море, астраханские власти отправили на Яик «для зговору» стрелецких голов С. Янова и Н. Нелюбова. Но круг, собранный в Яицком городке, приговорил их к казни. [21]

В декабре 1667 г. стало известно о посылке Разиным посольства из 10 казаков «одвуконь» к гетману Правобережной Украины П. Д. Дорошенко, «чтобы он шол наскоро Муравским шляхом на твои великого государя украинные городы войною». Этот факт свидетельствует о том, что Разин и его сподвижники вынашивали далеко идущий план борьбы с московским правительством. О наличии у Разина такого замысла уже во время Каспийского похода свидетельствовал секретарь шведского посольства в Персии Э. Кемпфер[12].

Черты не чисто разбойного плавания «за зипунами», элементы антиправительственных действий ярко проявились с первых дней Каспийского похода. Отнюдь не разбойный отпечаток носят расправа разинцев с воеводой С. Беклемишевым, столкновения с отрядом царского подполковника И. Ружинского, дерзкий захват Яицкого городка и казнь стрелецких голов И. Яцына, С. Янова и Н. Нелюбова. Все это придает походу С. Т. Разина к берегам Каспия явно социальную окраску, что нашло отражение и в народной песне:

Ой вы, ребятушки, вы, братцы,
Голь несчастная,
Вы поедемте, ребята,
В сине море гулять,
Корабли - бусы с товарами
На море разбивать.
А купцов да богатеев
В синем море потоплять.

Стремясь закрыть выход казакам из Яицкого городка в море, воеводы отправили из Астрахани Я. Безобразова с войском. Разинцы, выдержав несколько сражений, все-таки отплыли на Каспий. Посланные им вслед астраханские стрельцы утопили своего командира и ушли на Кулалинский остров.

Выйдя в Каспийское море, разинцы направились к его южным берегам. Их суда некоторое время спустя стали в районе персидского города Решта. Казаки послали четырех человек в Исфагань просить у шаха заступничества и земли для поселения. Но шах намеренно затягивал с ответом и собирал войска. Разин узнал об этом в городе, где «бродил каждый день, переодетый в старое платье, чтобы послушать, что делалось, ибо он один понимал по-персидски». Тогда для устрашения казаки погромили города Решт, Фарабат (Фарахабад), Астрабад и зазимовали близ «потешного дворца шаха», устроив земляной городок в его лесном [22] заповеднике на полуострове Миян-Кале. Донцы взяли 500 пленных, которых выменивали на русских пленников в пропорции один к четырем, и таким образом «пополнились-де они людьми от кызылбашского полону». Кроме того, «к ним же-де пристали для воровства иноземцы, скудные многие люди»[13].

Освобождение томившихся в Персии в неволе русских пленников и пополнение разинского отряда персидской беднотой выходит за рамки военно-грабительских действий. Эти факты свидетельствуют о социальном характере выступления донских казаков, хотя они и промышляли разбоем в окрестностях Баку, опустошали склады кызылбашских купцов и богатые дворцы персидского шаха.

Для сражения с разницами шах приказал готовить флот. Весной 1669 г. отряды Разина перешли на Свиной остров (южнее Баку) и пробыли там десять недель. У этого острова произошел бой разинцев с персидским флотоводцем Мамед-ханом (3700 человек на 50 стругах).

Подробности этого морского сражения приводит уже упоминавшийся секретарь шведского посольства в Персии Э. Кемпфер: «Казаки выскочили на нескольких стругах из-за острова и бросились в открытое море. Персы, увидев их [казаков], подумали, что они бегут, хотя те сделали это только, чтобы лишь заманить врага, и поэтому пустились все дальше в море и притворились, как будто они не в состоянии управлять своими судами, что поощряло персов преследовать их с громким шумом труб и барабанов. Хан лично был с ними и поднял большой флаг на своей бусе[14]. Они [персы] также соединили свои бусы цепями в надежде захватить их [казаков] всех как бы в сеть, чтобы никто не мог ускользнуть. Но это оказалось большим преимуществом для казаков». Пересказывая слова участника сражения, шведский дипломат сообщал, что разинцы начали вести со своих стругов прицельный артиллерийский огонь по командирскому судну противника, стремясь попасть в пороховой погреб. Стрельба велась ядрами, наполненными нефтью с ватой. Благодаря искусству разинского пушкаря один из выстрелов достиг цели. В результате прямого попадания часть ханской бусы была, взорвана, часть - объята огнем. Сам хан чудом избежал смерти и успел перебраться на другое судно. «В этой суматохе, - продолжал свой рассказ Кемпфер, - поскольку судно начало не только само [23] тонуть, тонуть, но и топить вместе с собой следующее, казаки подкрались сзади и прицепляли свои суда к персидским, а так как те имели высокие палубы, они убивали персов жердями, к которым были привязаны пушечные ядра. Некоторые [персы] предпочитали лучше броситься в море, чем попасть в руки врага. Остальные были убиты казаками...»[15]

В этом морском бою разницы одержали полную победу. Из шахского флота уцелело всего три судна, на которых поспешно ретировался Мамед-хан с жалкими остатками своего воинства. В плен был взят его сын Шабалда, пожелавший лично наблюдать, как его блистательный отец разделается с казаками. По преданию, среди пленных была и широко известная из фольклора дочь Мамед-хана. Но если Шабалда (Шабын Дебей) - лицо историческое, то этого нельзя сказать о дочери Мамед-хана, упоминание о которой есть в сочинении побывавшего в России в третьей четверти XVII в. голландского парусного мастера Яна Стрейса. В сохранившейся челобитной Шабалды, где он просит отпустить его на родину, ни слова не говорится о плененной вместе с ним сестре. Офицер-наемник Л. Фабрициус приводит в своих записках легенду о другой прекрасной полонянке. По его словам, Разин в Яицком городке перед Каспийским походом принес в жертву водяному богу «красивую и знатную татарскую деву». От нее у Разина якобы был сын, которого он отослал в Астрахань к митрополиту с просьбой окрестить и воспитать его[16]. Видимо, впоследствии это и дало начало легенде о «персидской княжне» и легло в основу знаменитой песни Д. Н. Садовникова «Из-за острова на стрежень...» (1883 г.).

В походе 1667-1669 гг. Разин искусно использовал распространенные у казачества приемы боевых действий: засады, неожиданные налеты, обходные маневры, воинские хитрости. Так, в мае 1667 г. у Черного Яра Разин умело уклонился от боя с пешими и конными стрельцами и без потерь прошел вниз по Волге к Астрахани. Столь же умело он ввел противника в заблуждение при взятии Яицкого городка, в морском бою у Свиного острова. А богатым персидским городом Фарабатом казаки овладели, выдав себя за торговых людей. Оказавшись в городе, они и в самом деле развернули оживленную торговлю - всевозможных товаров у них было в избытке. Проведя на фарабатских базарах пять дней, мнимые купцы сумели узнать всех местных [24] богатеев и значительно поживились за их счет, забрав у них дорогое имущество и ценности.

Причинившие немало волнений и забот царскому правительству успехи отряда С. Т. Разина во многом объясняются его незаурядными воинскими способностями. Разин уверенно действовал как на суше, так и на море, умел мгновенно сориентироваться в обстановке, принять неожиданное для врага решение, вовремя применить военную хитрость.

Однако поход «на Хволынь» (старинное название Каспийского моря, принятое у казаков) отмечен не только победами и удачами. Были у разинцев и тяжелые потери, и поражения. Неблагоприятно для них завершилась схватка с крупными силами персов под Рештом. Сам Разин во время этих боев был ранен, его отряд лишился многих пушек, ружей, стругов и всяких запасов[17]. Чтобы выиграть время и поправить дела, казачий атаман вступил в переговоры с персидским шахом. Тот жестоко расправился с разинскими послами: одного велел затравить собаками, другого - заковать в кандалы и бросить в темницу. Шах не опасался рассердить русского царя такими жестокими действиями: из Москвы он получил грамоту с просьбой любыми способами и без всякой пощады разделаться со «смутьянами».

Горестное событие весны 1669 г. - гибель соратника Разина атамана Сергея Кривого. Отряд Кривого численностью 700 человек вышел на соединение с Разиным еще летом 1668 г. У Кара-Бузана, восточной протоки Волжской дельты, Кривой разбил царских ратных людей под командованием стрелецкого головы Г. Аксентьева. В конце 1668 г. у города Тарки, на западном побережье Каспия, отряд Кривого соединился с разинским, и отныне оба атамана действовали вместе. Сергей Кривой стал правой рукой Разина в Каспийском походе. Предприимчивый и энергичный, он умел внезапно наносить врагу молниеносный удар и, взяв добычу и «полон», мгновенно и бесследно исчезать. Кривой совершал дерзкие рейды по тылам противника. В одной из таких вылазок на восточном побережье Каспия с целью пополнить запасы продовольствия, одежды и погиб Сергей Кривой.

Разницы теряли людей не только в боях, но и от болезней. Тяжелый, непривычный для казаков климат, острый недостаток пресной воды все время давали о себе знать. Много казаков погибло в морском сражении [25] у Свиного острова. Ряды участников похода редели, физические силы были на исходе. Поэтому после обсуждения на круге разницы решили вернуться на Дон. Богатые трофеи и немалое количество пленных, захваченных разницами после победы над персидским флотоводцем Мамед-ханом, позволили казакам пуститься в обратный путь с большой добычей.

В середине августа 1669 г. Разин со своей флотилией вошел в устье Волги и приблизился к урочищу Четыре Бугра. Здесь были ограблены две бусы. На одной из них Разин захватил персидских кровных аргамаков, которых шах послал в любительных поминках московскому государю. Навстречу разинцам выступил из Астрахани князь С. И. Львов с войском. Казаки вынуждены были уйти опять в море. Им вслед воевода Львов послал грамоту с Никитой Скрипицыным.

Во время переговоров Разин проявил себя человеком, способным принять в интересах дела компромиссное решение. Л. Фабрициус подчеркивал, что Разин, который «не раз потешался и насмехался» над царской милостью, благосклонно отнесся к дворянину с царской грамотой, поскольку положение разинцев было тяжелым. Эту грамоту он даже поцеловал и «положил за пазуху». Последовавшие затем свидание и переговоры со Львовым тоже прошли с соблюдением посольского этикета. После поднесения персидской сбруи, усыпанной жемчугом и бирюзой, золотых и серебряных кубков князь, по словам Фабрициуса, «принял Стеньку в названые сыновья и по русскому обычаю подарил ему образ девы Марии в прекрасном золотом окладе»[18]. Действия Львова были с неодобрением восприняты в Москве.

Казаков принимали в Астрахани на таких условиях: они должны были принести свои «вины», сдать пушки и знамена, отпустить примкнувших к ним служилых людей, а в Царицыне покинуть струги. Разину пришлось принять условия. Когда 25 августа 1669 г. флотилия разинцев вошла в воды Астрахани, казаки «великому государю вины свои принесли». У приказной палаты Разин сложил знаки власти: бунчук и знамена, отдал приказным сына Мамед-хана и аргамаков - подарок шаха царю. В Москву была отправлена станица из шести человек во главе со станичным атаманом Лазарем Тимофеевым и есаулом Михаилом Ерославлевым.

Астраханский воевода И. С. Прозоровский потребовал [26] от Разина переписать поименно казаков, отдать взятые в боях пушки, пленных, а также трофейные товары. Разин уклонился от исполнения требования на том основании, что товары «раздуванены»: кто продал, кто в платье переделал, а полон разделен, к тому же добыли его «саблей», так что принадлежит он казакам. Что касается составления списков участников похода, то об этом не могло быть и речи: «А переписки-де казаком на Дону и на Яике и нигде по их казачьим правам не повелось». Далее Разин резонно заявлял, что в царской грамоте об их пропуске на Дон нет пунктов, выполнения которых требовал Прозоровский.

Разину все же пришлось отдать астраханскому воеводе 21 тяжелую пушку и 13 морских стругов. Себе он оставил 4 медных и 16 железных (затинных) пушек, обещая вернуть их по прибытии на Дон. Но и воевода, опасаясь влияния разинцев на астраханцев, пошел на некоторые уступки казакам, «чтоб они вновь шатости к воровству не учинили и не пристали б к их воровству иные многие люди». Он согласился с тем, чтобы купцы выкупили у казаков персидских пленников.

Несмотря на принятые Прозоровским меры, пребывание разинцев в Астрахани всколыхнуло весь город. Как отмечал Л. Фабрициус, «в это время у Стеньки была прекрасная возможность ознакомиться с состоянием Астрахани и разведать, что думает простонародье». Видимо, при встречах с горожанами Разин недвусмысленно высказывался о своих дальнейших планах. По свидетельству Фабрициуса, «он сулил вскоре освободить всех от ярма и рабства боярского, к чему простолюдины охотно прислушивались». Из уст в уста передавали астраханцы рассказы об удивительном плавании разинцев в Персию, об их бесстрашии, невероятных подвигах и приключениях, о привезенных из похода сказочных богатствах, которые они раздавали городской черни или сбывали по низкой цене. Симпатии населения Астрахани были прочно на стороне Разина. Недаром И. С. Прозоровский послал в Москву отписку со словами: «Астраханцы шатки и к воровству склонны». Жители города открыто заверяли Разина, что «все они не пожалеют сил, чтобы прийти к нему на помощь, только бы он начал»[19]. Поэтому астраханские власти и стремились как можно скорее выдворить казаков из города.

Проявляя гибкость, избегая ссоры, Разин принимал приглашения воевод и щедро одаривал их. В народных [27] песнях упоминалось о бесценной собольей шубе, которую астраханский воевода якобы выпросил у Разина. Факт этот был широко известен, потому что даже в 1688 г. Донской казак Кирилл Матвеев говорил: «Шол Стенька с Хвалынского моря, и отнял-де боярин Прозоровский шубу, и та-де шуба зашумела по Волге, а то-де сукно зашумит во все государство».

После почти двухнедельного пребывания в Астрахани, 4 сентября 1669 г., отряды Разина на девяти стругах отправились вверх по Волге. Несмотря на меры предосторожности со стороны астраханских властей, часть служилых людей и холопов все-таки ушла с ними.

Станица во главе с Л. Тимофеевым и М. Ерославлевым, отправленная разницами в Москву, провела там переговоры. Царское правительство воздержалось от крутых мер против разинцев, опасаясь народных волнений. «Тишайший» (под таким прозвищем был известен царь Алексей Михайлович) потребовал лишь, чтобы казаки «за свои вины служили ему». Конфликт с донцами считали в столице, очевидно, улаженным, так как 10 сентября 1669 г. последовал указ отпустить из Астрахани четыре приказа (полка) стрельцов. Разинское посольство 21 сентября было отпущено из Москвы в Астрахань. Однако, пройдя Пензу, в 5-6 верстах за рекой Медведицей, казаки побили проводников, отобрали у них оружие, семь подвод, подорожную и ушли в степь.

Между тем разинцы возвращались на Дон. 17 сентября 1669 г. в 20 верстах от Черного Яра Разин потребовал, чтобы к нему явились стрелецкие головы, и переманивал к себе «в казаки» стрельцов и кормщиков. Особенно бурно вели себя разинцы в Царицыне, где выпустили из тюрьмы всех колодников, а воеводу, проведав о его злоупотреблениях, «бранили и за бороду драли в приказной избе», грозя убить, если тот снова возьмется за старое. У сотника Ф. Синцова они взяли «великого государя грамоты и пометали в воду». 5 октября разинцы отправились из Царицына к Пятиизбянскому городку. Несмотря на требования властей вернуть «перебежчиков», Разин никого из примкнувших к нему людей не отдал: «У казаков-де того не повелось, чтоб беглых людей отдавать».

На Дону ждали разинские отряды с нетерпением. В одном из донесений царских воевод говорилось: «Донские-де казаки... ради и называют-де ево, Стеньку, [28] отцом... И изо всех-де донских и хоперских городков казаки, которые голутвенные люди, и с Волги гулящие люди идут к нему, Стеньке, многие». Однако, судя по официальным отпискам властей, отношение казаков к Разину было различным: «одинокие и голутвенные люди» радуются его приходу на Дон, а «старожилые домовные» и «нарочитые» казаки «Стенькино воровство не хвалят и к себе ево не желают»[20].

На острове между Кагальником и Ведерниковом разинцы соорудили земляной городок. В этом городке собралось до 2700 казаков не только из донских городков, но и из Запорожья. Разин отпускал казаков в родные селения на короткое время «за крепкими поруками». В лагере соблюдалась походная дисциплина. Сюда стекались беглые крестьяне и холопы, всякий «бездомовный» люд.

Казаки Разина вернулись на Дон, овеянные славой побед в далеких краях, с богатой добычей. В счастливую звезду молодого атамана уверовали не только участники похода, но и донская голытьба, осевшие на Дону беглые люди. Разина и его товарищей встречали с ликованием, как героев.

Чем был вызван рост популярности Разина? Ведь еще три года назад старшина, войсковое казачество не хотели его признавать, да и атаманский бунчук был вручен ему не на Войсковом круге. Может быть, сыграли свою роль богатые трофеи, с которыми он вернулся на Дон, и его военные успехи?

Но трудно было удивить Дон богатой добычей. Ведь из походов «за зипунами» казаки всегда возвращались не с пустыми руками: привозили шелк, бархат, затканную золотом одежду и усыпанные драгоценными камнями украшения, дорогую утварь и булатную сталь, заморские диковинки, забавных зверьков и птиц детям на потеху. Едва ли стоит искать разгадку разинского взлета только в ратных успехах. Спору нет, военная удаль и искусные воители на Дону исстари высоко почитались, но привычен к ним Дон. Много славных атаманов взрастили эти края, умело водили они казаков в злые сечи. Значит, не в ратной славе дело, а Разин чем-то еще привлек умы и покорил сердца донцов, да и не только их.

«Мирская молва - что морская волна», - гласит пословица. Слухи о Разине быстро разошлись по стране. О нем жадно расспрашивали запорожские и яицкие казаки, крестьяне глубинных областей России и посадская [29] беднота русского Севера, воины гарнизонов окраинных и центральных городов. Взоры тех, кто терпел гнет и кабалу, кто изнемогал под тяжестью поборов и налогов, кто страдал от непосильной государевой службы, потому с надеждой устремлялись к Разину, что свои отряды из казацкой голытьбы, беглых крестьян, работных и «гулящих» людей он водил в поход за утраченной волей. Разин искал вольную землю - без произвола и насилия, без самодержавно-крепостнических порядков. Мечта об этой земле, конечно, окрыляла, но была казацкой утопией.

Проделав долгий путь вдоль берегов Каспийского моря, Разин убедился, что во владениях персидского шаха простому люду живется ничуть не лучше, чем во владениях русского царя. Недаром говорилось в старинной пословице: «Край земли, конец моря - много везде горя». Однако молодой атаман не отказался от заветной мысли даровать свободу и независимость натерпевшимся от гнета людям. А они, прослышав об этом, связывали с Разиным свои думы и чаяния.

Широким массам наверняка было известно, как гордо и дерзко разговаривал донской атаман с власть имущими, как выпускал на волю тюремных сидельцев, как наказывал народных обидчиков. Даже современники-иностранцы, находившиеся в России, знали, что Степан Разин сулил всем обиженным и угнетенным освобождение «от ярма и рабства боярского», что он собирался в скором времени предъявить свои требования не только государевым воеводам, но и самому царю. Если о намерениях Разина было известно голландцам Я. Стрейсу и Л. Фабрициусу[21], то коренные жители России тем более о них знали. Смелые действия Разина, красочные подробности возглавленного им Каспийского похода, его мятежные речи производили огромное впечатление на социальные низы. Народ видел в нем своего заступника, наделял его былинными чертами («Стеньку ни сабля, ни пуля не берет - он заговоренный»), называл ласково «отцом», «батюшкой», складывал о нем песни. Имя Разина еще при его жизни стало легендарным и приобрело поистине магическую силу в глазах многих тысяч людей. [30]


[1] Сб. док. Т. III. С. 400. Примеч. 46.

[2] Там же. Т. I. С. 260.

[3] Там же. С. 73.

[4] Там же. № 54. С. 87-88.

[5] Там же. № 54. С. 87; № 57. С. 91.

[6] Там же. № 45. С. 79; № 54. С. 87.

[7] Там же. № 47. С. 81; № 53. С. 86; № 44. С. 78; № 48. С. 82; Усманов М. А. Новый документ о Степане Разине // Вопросы историографии и источниковедения. Сб. IV, Казань. 1969. С. 326.

[8] Сб. док. Т. I. № 106. С. 136.

[9] Там же. № 60. С. 95.

[10] Там же. № 106. С. 138.

[11] Там же. С. 139-141.

[12] Кемпфер Э. Записки о персидском походе С. Разина // Иностранные известия о восстании Степана Разина; Материалы и исследования. Л., 1975. С. 166.

[13] Сб. док. Т. I. № 106. С. 143-144.

[14] Буса - большая морская лодка-однодеревка с накладными бортами, острым носом и отрубистой кормой. Благодаря округлому дну и мелкой посадке обладала свойством «отыгрываться от волн», вследствие чего была незаменима для плавания по мелководному и неспокойному Каспийскому морю, где терпели крушение корабли с глубокой посадкой. Бусы имели паруса и мешки с балластом.

[15] Кемпфер Э. Записки о персидском походе С. Разина // Иностранные известия о восстании Степана Разина. С. 173-174.

[16] См.: Записки иностранцев о восстании Степана Разина. С. 47.

[17] Сб. док. Т. I. № 91. с. 123; № 106. С. 142; Стрейс Я. Три путешествия. М., 1935. С. 201.

[18] Записки иностранцев... С. 48.

[19] Там же.

[20] Сб. док. Т. I. № 106. С. 155.

[21] См.: Стрейс Я. Три путешествия. С. 203; Записки иностранцев... С. 48.


<< Назад | Содержание | Вперед >>