(1888-1938)
Лацис родился в Резенбекской волости Вольмарского уезда Лифляндской губернии в семье батрака, с ранних лет познал тяжелый крестьянский труд. В 17 лет, в 1905 г., он вступил в социал-демократическую партию Латышского края и вошел в боевую дружину. Сдав в 1908 г. экзамен на звание народного учителя, он преподавал в приходском училище и вел пропагандистскую работу в Рижском партийном комитете. После разгрома Рижской организации РСДРП ему удалось бежать на Северный Кавказ, а позднее, в 1912 г., он перебирается в Москву и становится студентом университета имени Шанявского. За участие в революционной деятельности Лацис подвергался преследованиям, арестам, в 1915 г. был сослан в Иркутскую губернию, откуда через год бежал в Петроград. Здесь он занялся организацией подпольной типографии для издания большевистской «Правды». В 1917 г. вошел в состав Петербургского комитета РСДРП (б), а в Октябрьские дни - в Петроградский военно-революционный комитет. Делегат 7-й (Апрельской) Всероссийской конференции и VI съезда РСДРП (б). Лацис был одним из организаторов Красной гвардии Выборгского района, участвовал в заседании ЦК РСДРП(б) 16(29) октября 1917 г., руководил работой Бюро комиссаров. После Октябрьской революции входил в коллегию ВЧК и НКВД, был председателем Чрезвычайной комиссии и Военного трибунала 5-й армии на Восточном фронте, председателем Всеукраинской ЧК. Впоследствии работал в горной промышленности, в Наркомземе РСФСР, в 1932-1937 гг. был директором Московского института народного хозяйстваим. Г. В. Плеханова. В 1937 г. арестован по ложному обвинению. Посмертно реабилитирован.
Настоящая публикация представляет собой отрывок из воспоминаний М. Я. Лациса, напечатанных в двух номерах журнала «Пролетарская революция» (1925, № 2(37), с. 136-159; № 3(38), с. 142-145).
1. Первые шаги Народного комиссариата внутренних дел
Народный комиссариат внутренних дел должен был стать наследником самого ненавистного народу аппарата прежней власти - министерства внутренних дел. Поэтому, совершенно естественно, здесь не могло быть и речи о продолжении деятельности этого государственного органа, а надо было на первых же шагах перевернуть все вверх ногами. Из органа прижима трудовых масс надо было сделать орудие рабоче-крестьянской власти, власти, созданной трудящимся народом. Это одно.
Но надо было подумать и о другом. Были еще некоторые слои рабочих и довольно широкие слои мелкой буржуазии, которые стояли если не в лагере социал-предателей, то равнодушно в стороне, выжидая, чья возьмет. Борьба же требовала напряжения всех сил. Необходимо было действовать так, чтобы рабочий класс и даже бедное мещанство почувствовали от революции материальную выгоду. Об этом как раз пришлось думать еще накануне переворота, когда взвешивались все возможности.
Поэтому неудивительно, что первым актом первого народного комиссара внутренних дел тов. Рыкова, изданным еще 10 ноября[1], является следующий декрет о передаче жилищ в ведение городов: [213]
«1. Городские самоуправления имеют право секвестрировать все пустующие помещения, пригодные для жилья.
2. Городские самоуправления имеют право на основании утверждаемых ими правил и норм вселять в имеющиеся жилые помещения граждан, нуждающихся в помещении, или живущих в перенаселенных или опасных для здоровья квартирах.
3. Городские самоуправления имеют право учреждать Жилищную инспекцию, определять круг ее ведения и устройство.
4. Городские самоуправления имеют право издавать обязательные постановления об учреждении домовых комитетов, об их устройстве и круге ведения и о предоставлении им прав юридического лица.
5. Городские самоуправления имеют право учреждать жилищные суды, определять круг их ведения, устройство и полномочия.
6. Настоящее постановление вводится в действие по телеграфу».
Жилищный вопрос всегда являлся одним из самых злободневных, а теперь, в разгаре революции, надо было массам не только показать, что новая власть порвала со всяким соглашательством с буржуазией и передает в руки рабочих право распоряжения бывшим имуществом ее, но и обострить классовую борьбу уже на почве имущественных интересов. Рабочие должны были почувствовать на каждом шагу, что они уже сейчас имеют от революции существенную материальную пользу. Крестьяне это чувствовали на отобранных помещичьих имениях, рабочие должны были это почувствовать на отобранных жилищах, пока они не вступили еще в действительное овладение фабриками и заводами.
Столь же важно было взять в свои руки охрану в стране. На старую милицию Временного правительства нельзя было положиться. Вот почему в тот же день, 10 ноября, тов. Рыков издает второе распоряжение об организации рабочей милиции:
«1. Все Советы рабочих и солдатских депутатов учреждают рабочую милицию.
2. Рабочая милиция находится всецело и исключительно в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов.
3. Военные и гражданские власти обязаны содействовать вооружению рабочей милиции и снабжению ее [214] техническими силами, вплоть до снабжения ее казенным оружием.
4. Настоящий закон вводится в действие по телеграфу»[2].
Как видите, дело было начато правильно. Беда только в том, что на этом оно на время оборвалось: тов. Рыков ушел с занимаемого поста, а нового руководителя не скоро удалось разыскать. Таким образом, две недели не было специального руководства вопросами животрепещущими, и страна действовала сама, каждый местный Совет по своему усмотрению.
2. Назначение нового наркомаи образование коллегии
С подысканием нового наркома не везло. После уходатов. Рыкова[3] Владимир Ильич остановился на кандидатуре тов. Муранова. Но тов. Муранов, по своей скромности, категорически отказывался от этой должности. Не помогли и угрозы Владимира Ильича. Муранов решительно заявил, что он не выйдет из дому, пока не аннулируют постановления о его назначении. Его упрямства так и не удалось сломать: две недели он не выходил из дома. Дальнейший нажим был бы неуместен. А положение требовало овладеть министерством внутренних дел немедленно.
Тогда начались поиски другого кандидата. Владимир Ильич решил пощупать петроградскую организацию. И вот в один из ноябрьских вечеров тов. Подвойский прибегает ко мне в комнату «Бюро комиссаров» (в Смольном) и сообщает, что тов. Ленин хочет со мной, как представителем петроградской организации, переговорить. В комнате кроме Владимира Ильича я застаю и Я. М. Свердлова. Они ведут разговор о недостающих наркомах.
- И министерство внутренних дел еще не наше? - спрашивает Владимир Ильич.
- Нет, Муранов заперся у себя дома и не выходит, - отвечает ему тов. Свердлов.
- Кто бы мог предполагать в нем такое упрямство? После этого, пожалуй, безнадежно рассчитывать, что удастся его уломать.
- Безнадежно. Надо сегодня же назначить другого. Вот спросим у Дяди, кого бы из питерских рабочих [215] для этой работы выделить, - говорит Свердлов, обращаясь ко мне.
Мы начинаем перебирать одного за другим активных работников, начиная с Выборгского района. Но все более видные работники районов оказались уже запряжены в работу. Часть из них была направлена через «Бюро комиссаров» в провинцию в качестве эмиссаров и комиссаров по организации власти на местах; часть была направлена в казармы в качестве комиссаров военных частей; часть - в качестве комиссаров в разные учреждения города, и часть находилась в Красной гвардии.
Подыскать кого-либо было мудрено.
- А почему нам не назначить т[оварища] Дядю? - вдруг перерывает нас Владимир Ильич.
Я остался с разинутым ртом. Меня назначить наркомом внутренних дел! Но я ведь и представления не имею об этой работе. Вести подпольную работу, рисковать свободой, жизнью - это моя стихия. Но быть во главе Комиссариата внутренних дел, этого аппарата, который должен теперь стать на место колоссальной машины министерства внутренних дел, охватывавшей полицию, администрацию, церковь, медицину, ветеринарию, инородческое управление и еще многое другое, о чем я даже не имел представления, нет, это безумие! И я спешу заявить свое несогласие:
- Владимир Ильич, эта работа не по мне: мне ни разу не приходилось знакомиться с этой колоссальной машиной. Нет, я просто не подхожу.
- А кто из нас знакомился? Что же касается этой прежней машины, то мы ее сильно сократим, а потом, может быть, даже совершенно упраздним.
Но тут меня выручает тов. Подвойский:
- Для Дяди это действительно будет трудно.
- А для другого рабочего это не будет трудно? - вмешивается Яков Михайлович.
- Нет, нет, я не трушу, но я просто не справлюсь с этим делом. Я вовсе не так силен, как обо мне думают, - продолжаю я упираться.
- Ну что ж! Тогда давайте наметим Дядю в коллегию, - говорит Владимир Ильич и берется за карандаш, чтобы отметить в списке.
- Вот это подойдет, - подтверждает тов. Подвойский. [216]
- Хорошо, определим Дядю в коллегию, - присоединяется и тов. Свердлов.
Мне не остается ничего другого, как молчать. Дело пугает, но отказаться теперь от работы нельзя. Ведь это будет с моей стороны дезертирство. И я молчу, тем самым изъявляя согласие.
Но откуда же взять наркома? После долгих поисков останавливаются на тов. Г И. Петровском[4].
Остается подобрать еще несколько человек в коллегию. После небольшого обмена мнений туда, кроме меня, намечают еще тт. Дзержинского и Уншлихта. Я сравнительно спокоен. Григорий Иванович был членом Государственной думы и знаком с государственным аппаратом. Нам приказано завтра же отправиться в министерство внутренних дел и овладеть аппаратом.
3. Овладение аппаратом МВД
Григорий Иванович не знал, где помещается министерство внутренних дел. Нам стоило немало хлопот отыскать адрес. Но вот мы уже по дороге в министерство. Идем на Фонтанку, 57. Соображаем, с чего начинать. Ожидать активного сопротивления, конечно, не приходится, но с саботажем столкнемся неизбежно. У подъезда ни живой души. Только у внутренней двери нам попадается швейцар.
- Скажите, товарищ, где мы здесь можем встретить министра внутренних дел? - обращается к швейцару тов. Петровский.
- Здесь их нет, - отвечает швейцар. - Здесь помещается книжная палата, а министерство на Театральной ул[ице], [дом] 3.
- Мы представители новой, рабоче-крестьянской власти, - продолжает тов. Петровский, - и пришли принять дела от старых хозяев. Скажите, как тут пройти в книжную палату?
- Пожалуйста, проходите наверх. Только сегодня начальника тут не имеется.
- А где же он? Забастовал?
- Не могу знать. Только не приходили.
У швейцара вид услужливый, но все же тон осторожный: мое дело, мол, отворять двери, а политикой пусть занимаются другие. Неизвестно ведь еще, чья возьмет. Мы поднимаемся наверх и требуем начальника. Получаем вызывающий ответ: [217]
- Вы кто будете?
Перед нами нахально улыбающаяся рожа, а за столами канцелярские крысы уставились на нас.
- Я - народный комиссар и пришел принимать дела, - отвечает тов. Петровский.
- Начальника здесь нет.
- Тогда сведите нас к помощнику начальника.
- Я помощник начальника, но мне приказано никого из посторонних сюда не пускать. Пожалуйста, оставьте это помещение.
- Но мы-то тут не посторонние, а хозяева, - говорит тов. Петровский, протягивая мандат.
- Мы власти захватчиков не признаем. Покамест не последует распоряжения министра внутренних дел, мы никого сюда не допустим.
- Так прикажете действовать силой? - вмешивается тов. Дзержинский.
- Как угодно будет.
- Мы отправляемся сегодня в министерство и через несколько дней придем сюда принимать дела. Чтобы к этому времени все было подготовлено к сдаче. За пропажу дел, за злонамеренное противодействие распоряжениям власти начальствующие лица понесут суровую ответственность. Так и передайте вашему начальнику, - выходит тов. Петровский из затруднительного положения. В ответ на это последовало общее молчание.
Мы отправляемся вниз и наказываем курьерам и швейцару, как трудящемуся люду, следить за тем, чтобы эти саботирующие господа не уносили и не портили народное достояние.
- Слушаюсь,- слышится покорный ответ.
- Однако попали в положение, - замечает тов. Дзержинский.
- А черт его знал, что они тут расселись по всем улицам, - улыбаясь говорит тов. Петровский. - Куда же теперь направить путь? Время уже три часа, мы рискуем и там никого не застать.
- Отложим на завтра. Первый блин вышел комом. Лучше подготовиться ко второму.
Для нас стало ясно, что придется встретиться не только с простым саботажем, придется кое-где применять силу. Если уж чиновники книжной палаты, книжные крысы, оказали нам такой прием, то чего же можно ожидать в других департаментах, и особенно в канцелярии министра! Странным только нам показалось то, что в [218] книжной палате работа не прекращалась. Значит, эти чиновники или рассчитывали на скорое падение Советской власти, или считали свою работу настолько аполитичной, что не боялись преследований.
Что, если все это время чиновники министерства внутренних дел продолжали работать и направляли свою деятельность против начинаний Советской власти? Ведь в руках министерства все правительственные комиссары, назначенные Временным правительством. В их руках и ассигнование бюджетных сумм. Что, если эти чиновники постарались разбазарить все денежные ресурсы по рукам старых чиновников? Нет, медлить уж никак нельзя! Мы решили на следующий день с самого утра отправиться в министерство. К десяти часам мы уже у парадного подъезда министерства. Но парадная дверь закрыта, и на наш стук никто не отворяет. Идем к следующей двери - и та закрыта. Тогда мы забираемся во двор, здесь находим дворника. Тот сообщает, что начальство распорядилось все двери закрыть и чиновников всех распустить. Ключи же от дверей у старшего дворника.
Мы приказываем разыскать «хранителя ключей»; сами тем временем осматриваем двор и старые корпуса министерства. Хранителя ключей пришлось искать недолго. Мы ему показываем мандат от Военно-революционного комитета и предлагаем пустить нас в здание. Он все же трусит и ссылается на строгий приказ начальства.
- Мне ведь грозит увольнение за нарушение приказа, - говорит он нам.
Тут вмешиваются курьеры, высыпавшие на двор при появлении новых хозяев:
- Ты что же, не видишь, что с тобой говорит новое начальство? Почитай документы.
Дворник берет документ, подписанный Военно-революционным комитетом, и внимательно его прочитывает. Это чтение длится уж очень долго. Видно, он растягивает время, чтобы еще подумать.
- Ну так вот, милый, - говорит ему тов. Петровский, - берите ключи и открывайте нам двери. Страна требует, чтобы мы приступили к работе. За время забастовки старых чиновников, небось, семьи мобилизованных пайков не получали. Оставшиеся без кормильца дети голодают. А пайковые деньги, быть может, проедаются контрреволюционерами. [219]
- Хорошо, я вам открою, только прошу заступиться за меня, если за это нарушение приказа меня привлекут к ответственности, - сдается наконец дворник. Он никак не может усвоить происшедшего переворота. Ему все еще мерещится старая власть, а эти пришельцы какие-то преступники. Они в опасную минуту удерут, а ему нагорит. Он чувствует себя на положении мученика: угодишь старой власти - от большевиков нагорит, послушаешь большевиков - может нагореть от старой власти. Ведь не известно же еще никому, кто кого осилит.
Зато гораздо больше решимости у курьеров и младших дворников. Они всей душой на стороне новой власти; им терять совершенно нечего, а достигнуть они могут многого. Они наседают на старшего дворника, и тот наконец берется за ключи, и мы входим в помещение министерства внутренних дел.
Весь корпус оставляет впечатление заколоченного дома: когда-то жили-были баре, заколотили дом и уехали в деревню, в данном случае на Дон или за границу. Они почувствовали, что из всех министерств именно они приобрели наибольшую ненависть народа. Ведь здесь подвизались Дурново, Плеве, Белецкий, Столыпин, Трепов, Макаров, провозгласивший историческое: «Так было, так будет»[5].
Да, так было... Об этом говорят все эти апартаменты: вот инородческий департамент, ведавший окраинами и определявший черту еврейской оседлости. Отсюда исходило и вдохновение и благословение еврейских погромов, отсюда направлялась колонизаторская деятельность в Средней Азии и на Кавказе. Отсюда брала начало черносотенная политика, назначались губернаторы и генерал-губернаторы, отсюда организовались и субсидировались «союзы русского народа» и «Михаила архангела», рассылались провокаторы, отсюда святые отцы получали директивы опутывать верующую скотину и держали ее в темноте и повиновении.
Да, так было... Мы пришли сюда, чтобы показать, как будет. Но как это сделать? Весь прежний колоссальный аппарат стоит. Да если бы он и работал, разве удалось бы его приспособить к нашим требованиям? Как заставишь аппарат, угнетавший трудящихся, способствовать установлению власти последних?
Остается только одно: создать новый аппарат из своих людей. Но предварительно нужно разобраться в старом [220] аппарате; установить, по каким артериям протекают средства губернским комиссарам, чтобы лишить их возможности жить и дальше за счет средств народа. Надо было охватить аппарат, распределяющий пайки семьям призванных на военную службу и т. д.
Но на работе не было ни одного чиновника. Начальники забрали с собой ключи от своих кабинетов, и нам доступны только пустые канцелярии. Решили начать с низов. Собрали всех курьеров и дворников, познакомили их с намерениями и задачами новой власти. Публика оказалась в высшей степени лояльной и понятливой. Мы от них узнали о всех работавших здесь начальниках, где кто живет и кто чем ведает.
Но не только это нам было важно: мы не знали даже, как приступить к делу. Пришлось прибегнуть к помощи курьеров: учились вначале у них. Начнешь, бывало, расспросы о поведении начальников, об их работе, о подходе к просителям и подчиненным, о том, кто чем ведал, как вопросы разрешал, - и перед нами вырисовывалась картина и содержание работы. Курьеры, прослужившие в отделе два десятка лет, пережившие смены десятков начальников, оказались весьма сведущими. На следующие дни мы могли приступить к разбору дел. Однако нам стало ясно, что без помощи работавших прежде чиновников мы всех концов не найдем. Поэтому мы издали строгий приказ о явке всех на работу. На этот приказ откликнулся всего лишь один чиновник «особых поручений» при министре. Это нас мало радовало: рожа этого чиновника была настолько противна и смахивала на физиономию шпика, что мы, вместо того чтобы поблагодарить его за такую отзывчивость, решили дать ему волчий билет.
Пришлось прибегнуть к аресту и насильному приводу на службу бывших начальников. Это подействовало, но лишь частично, так как верхи постарались скрыться. Из министров удалось разыскать только товарища министра Никитина. Но и тот после первой же беседы с нами счел за благо улетучиться. Арестовали еще пару чиновников, но толку от всего этого получилось очень мало: ключи у них получили, концы старой работы нашли, но эта работа прежнего чиновничьего люда нам не пригодилась, и мы решили расстаться и с теми немногими, которые к нам явились. Надо было начать строить новый аппарат из новых людей, людей своего класса. Исходя из этого расчета, коллегией немедленно был [221] издан следующий приказ: «Все чиновники и служащие всех отделов бывшего министерства внутренних дел, бросившие работу, считаются уволенными с того же дня, когда они оставили работу. Служащие, оставшиеся на своих местах, сохраняют прежнюю должность за собой».
В число таких оставшихся входили почти исключительно курьеры, уборщики и дворники, если не считать чиновников тех немногих отделов, как беженского и отчасти медицинского, которые не могли не функционировать.
Началась кропотливая и тяжелая работа по подбору сотрудников, по организации центрального аппарата и по организации власти на местах.
Но прежде чем перейти к описанию этой работы, скажу несколько слов о комических моментах, встречавшихся на первых шагах работы комиссаров из народных низов.
4. Министерский обед
Круглые дни, начиная с раннего утра, мы проводили в комиссариате. В городе еще ощущалась продовольственная нужда. За фунтом хлеба необходимо было стоять в очереди. В Смольном можно было пообедать, но от Театральной до Смольного расстояние весьма солидное, и мы, не имевшие тогда еще ни машины, ни лошади, не желая тратить время и силы на хождение, голодали до самого вечера. Использовать курьеров, как это сейчас принято, мы не додумались, а если бы и додумались, то не решились бы.
Но разве долго так выдержишь? Желудок заставлял бросить ненужную застенчивость, и вот мы, не тона третий, не то на четвертый день после овладения министерством, решились спросить у курьера, нет ли где-нибудь поблизости или тут же у служащих какой-нибудь столовой.
- Да тут в министерстве есть столовая.
- Вот как! Что же вы раньше об этом не сказали? А мы тут голодаем.
- А мы думали, что вы знаете, и ждали распоряжений. Прикажете заказать обед?
- Закажите, да поскорее.
- Слушаюсь. На сколько человек?
- На четверых. [222]
Мы снова засели за работу в ожидании обеда. Проходит час, другой, а обеда все нет. Нас начинает брать подозрение: не надул ли этот старик нас. Проходит еще час. Наконец, мы вызываем курьера:
- Где же обещанный обед, милейший?
- Полковника не было дома, пока разыскали его, час ушел. Потом у повара не оказалось продуктов, пришлось в магазины бегать. У нас министры обедали обыкновенно в восемь часов вечера.
- Какой полковник? При чем тут полковник?
- А господин Балашов. Он заведывает хозяйством министерства.
- Так это что, столовая министра, а не служащих?
-Да, это столовая министра. У министра внутренних дел происходили заседания совета министров. В дни этих заседаний у нас устраивался общий обед. А когда в городе стало трудно отыскать продовольствие, то все министры стали столоваться здесь.
- А своей столовой у служащих нет? Нам бы оттуда.
- Была, но сейчас не готовят.
- Так вы нас министерским обедом угостите? Ну-ну, посмотрим, как эти старые министры обедали. Только, брат, потормошите, чтобы поскорее подавали.
- Слушаюсь!
Вот так попали в историю! Мы имели в виду получить обед из столовой служащих, а оказалась столовая совета министров. А тут еще откуда-то явился этот полковник! Не устраивают ли нам тут какую-нибудь ловушку?
Пришли с приглашением на обед. Теперь уж делать нечего, надо идти и только.
- Куда же это вы нас ведете? - спрашиваем после долгого путешествия по коридорам.
- А в квартиру министра. Она в нижнем этаже, через вторую парадную, в самом конце здания.
Час от часу легче! Квартира министра! Полковник! Столовая совета министров! А этим коридорам и лестницам нет конца. После долгого путешествия мы, наконец, попадаем в гардеробную. К нам подбегает лакей и собирается принимать наше пальто. Давать или не давать? Григорий Иванович как-то безразлично махнул рукой и мигнул нам глазами, как бы желая сказать: ну и попали в историю!
Из гардеробной нас повели в бильярдную. [223]
- Здесь министры развлекались на бильярде, - разъясняет нам старый слуга, заметивши в наших глазах недоумение.
Из бильярдной попадаем в кабинет министра. Это высокая комната с кожаной мебелью, обставленная недурно. Проходим через зал. Паркетный пол, зеркала, рояль, люстры, белая золоченая мебель. Комнатам нет конца. Наконец заветная дверь, завешанная портьерами.
- А тут столовая, - докладывает нам лакей.
Мы входим в комнату средних размеров с синими обоями и тремя выходными дверьми. Посредине накрытый стол, а у конца стола полковник позвякивает шпорами, низко кланяясь:
- Прошу садиться за стол. Очень извиняюсь, что так долго задержал обед. Прошу извинения, если обед окажется не совсем хорош: старые запасы истощились, а на рынке сейчас трудно что-либо достать.
Нас четверо: тов. Петровский, Дзержинский, Уншлихт и я. Перед нами по четыре рюмки, одна больше другой, и какие-то бутылки виднеются на буфете. Обед начинается с самого обыкновенного супа. После супа лакей наливает маленькие рюмки портвейну. Мы переглядываемся: пить или не пить? Я этого добра не употребляю и немного смущен, а у Григория Ивановича глаза поблескивают.
- Начнем, что ли? - говорит он. - Зачем добру пропадать? В этих канцеляриях пыли наглотались до чертиков.
Четыре рюмки опоражниваются довольно смело. Подают второе блюдо, и наливают рюмки следующего размера. Потом следует третье блюдо и третья рюмка, а за ней четвертое блюдо. Но четвертой рюмки не доливают. У нас языки уже развязались, и Григорий Иванович задает вопрос лакею:
- А для чего эта четвертая рюмка?
- А это бокал для воды.
Такого ответа он меньше всего ожидал. Мы смущены, а лакеи, теперь уже их откуда-то два, делают вид, что этого не замечают. Мы скоро подавляем смущение, начинаем расспрашивать о прежних обедах.
- На какие же средства все это устраивалось?
- А была бюджетная статья. По ней отпускалось на обеды 39.000 руб.
- Вот как! Недурно это было устроено. А этих денег хватало? [224]
- Пока продовольствие было дешево, хватало. Но с началом войны стало не хватать, тогда господа министры устраивали складчину: по три рубля с человека.
Обед закончился; мы начинаем думать об оплате.
- Сколько же с нас причитается?
Полковник минуту молчит, не зная, как себя держать. Потом, посмотрев на наши обтрепанные костюмы, спрашивает:
- А на казенный счет отнести не прикажете?
- А на казенный счет отнести не прикажете?
- Нет, мы народных денег для своего удовольствия тратить не намерены. Так сколько же с нас?
- Я распоряжусь подсчитать и завтра же представлю счет. Прикажете подать машину?
- А это что за машина?
- Машиной пользовался господин министр. У нас их две.
- Нет, сегодня не надо, а завтра во время службы подайте.
- Слушаюсь. На завтра обед прикажете приготовить?
- Нет, не надо. Мы завтра обедаем в Смольном, - соврал Григорий Иванович.
На следующий день нам представили счет: 105 руб. на брата. Вот так попали в историю! 105 руб.! А зарабатываем мы по 400 руб. в месяц. Получив жалованье, уплатили по 105 руб.
Таков был наш первый и последний министерский обед за счет нашего скромного жалованья. На следующий же день был отдан приказ об увольнении повара, а по приеме хозяйства - и полковника Балашова, который никак не мог понять, кто же теперь будет подавать нам машину и охранять наш приезд и отъезд. Ведь министры Керенского не решались, оказывается, выезжать без охраны полковника. Частично он оказался прав: через несколько дней наша машина была задержана юнкерами, и тов. Правдин разоружен[6]. Только благодаря нашим частым патрулям эти головорезы побоялись произвести с нами расправу.
5. Организация центрального аппарата
Первый аппарат Наркомвнудела был очень прост. Целую неделю он представлял из себя только секретариат из трех человек и коллегию. Члены коллегии, в порядке ознакомления с аппаратом, разбили между собою [225] работу следующим образом: тов. Петровский взял общее руководство, Уншлихт - финансовый и иностранный отделы, я - отдел местного управления. Тов. Дзержинский продолжал работать в Военно-революционном комитете и мало посещал комиссариат. Потом он выбрал себе работу по охране порядка города и борьбе с бандитизмом. Отсюда и его переход на работу в ВЧК, организованную постановлением Совнаркома от 20 декабря 1917 г.
Скоро обнаружилось, что за нами числится медицинская часть. Туда управляющим был назначен тов. Винокуров[7]. За нами оказалась и забота о беженцах, которых к этому времени набралось очень много. Все кредиты на них проходили через нас. А суммы проходили большие. На эту работу был назначен тов. Дижбит. Потом оказалось, что за нами числится и управление воинской повинности; через это учреждение также проходили большие суммы: все пайки семьям призванных на военную службу. Туда назначили тов. Флеровского[8].
Этих привесков с каждым днем обнаруживалось все больше и больше. Большинство из них или не имели к нам никакого отношения, или были при новом строе совершенно лишними: за нами числилась военная цензура, которую мы немедленно же перенесли к военному ведомству, и высшее церковное управление, ликвидация которого была поручена тов. Дижбиту. Ликвидация градоначальства была возложена на тов. Ворошилова. Он же приступил к работе по охране порядка в городе вместе с тов. Дзержинским. Первыми секретарями коллегии были тов. Жиделев и В. Н. Яковлева; с 22 декабря 1917 года последняя уже ведает секретариатом в качестве члена коллегии.
Первое официальное заседание коллегии состоялось 17 декабря. На нем присутствуют только три члена: Петровский, Уншлихт и Лацис. Дзержинский же на отлете. В таком составе коллегия работает до 26 декабря. С 27 декабря коллегия уже пополнилась тт. А. П. Смирновым[9], В. Н. Яковлевой. С 31 января в коллегию вводится тов. М. Васильев, а с 6 февраля - тов. Правдин. Тов. Яковлева скоро переходит на работу в В[ысший] совет народного хозяйства. К 8 февраля 1918 года весь аппарат Наркомвнудела представляется в следующем виде:
Коллегия: нарком - Г. И. Петровский, зам. наркома - А. Г. Правдин; члены коллегии: М. И. Васильев, М. И. Лацис (Судрабс), А. П. Смирнов, И. С. Уншлихт. [226]
Работа распределялась следующим образом: 1) Управление делами - тов. Васильев. 2) Заведующий секретариатом коллегии - тов. Жиделев. 3) Отдел местного управления - т. Лацис. 4) Отдел земского и городского самоуправления - т. Смирнов. 5) Отдел иностранных подданных - т. Уншлихт. 6) Управление беженскими делами - т. Дижбит. 7) Финансовый отдел - т. Мешковский. 8) Статистический отдел - тов. Алгасов. 9) Бюро печати - Селицкий. 10) Канцелярия - тов. Зорин Д. Ф. 11) Ветеринарный отдел - тов. Вегер. 12) Медицинский отдел - тов. Винокуров. 13) Управление делами воинской повинности - тов. Флеровский. 14) Хозяйственный отдел - тов. Семенов.
В момент организации Наркомвнудела работу по обслуживанию провинции выполнял иногородний отдел ВЦИК. Работа иногороднего отдела состояла в снабжении литературой ходоков и направлении этой литературы в адрес Советов, приеме и инструктировании делегатов с мест. Тем же иногородним отделом рассылались инструктора по организации Советской власти на местах. Как только Наркомвнудел развернул работу и приступил к организации власти на местах, мы столкнулись с параллелизмом в работе. При скудости наших сил такой роскоши себе позволить нельзя было, и начались переговоры о слиянии этих двух аппаратов.
Слияние произошло в начале апреля 1918 года. Заведующий иногородним отделом тов. Веселовский и его заместитель тов. Карпинский перешли вместе со своим аппаратом в Наркомвнудел и влились в отдел местного управления. Наркомвнудел получил сильное подкрепление; работа по снабжению провинции литературой и узаконениями правительства, по инструктированию ходоков, а также по установлению живой связи с провинцией пошла быстрым темпом.
Тов. Карпинский делает обобщения всех изданных узаконений и распоряжений в легко усваиваемой для крестьян форме. По его инициативе я написал брошюру «Что такое Советская власть и как она строится?». Эта брошюра потом была издана за нашими общими подписями и служила одним из первых практических руководств по организации власти на местах.
К этому времени аппарат Наркомвнудела окреп. На работу привлечены новые работники; в качестве управляющего делами - тов. Духовский, нач. отдела местного управления - тов. Тихомирнов. Для журнала выдвинута [227] особая редакция, секретарь которой тов. Е. Ефимов. Секретарем коллегии - тов. Д. Зорин.
По переезде в Москву Наркомвнудел сначала остановился в гостинице «Люкс», а потом переехал в помещение ссудной казны, в Настасьинский пер., № 3, где работал вплоть до 1919 г.
6. Народный комиссариат местного самоуправления
В силу соглашения нашей партии с левыми эсерами им необходимо было предоставить кроме Наркомзема и Наркомюста еще и Наркомвнудел. К тому времени был организован новый комиссариат путем выделения из Наркомвнудела органов местного самоуправления, тогда еще не упраздненных, но обреченных на небытие ввиду возрастающей роли Советов. Этот комиссариат был назван Комиссариатом местного самоуправления. Возник он по постановлению Совнаркома от 30 декабря:
«Согласно постановлению ЦИК Сов[етов] Раб[очих], Крестьянских и Солдатских Депутатов, образуется Комиссариат по местному самоуправлению для объединения деятельности всех городских и земских учреждений.
В распоряжение Комиссариата подлежит передать, по мере их выделения из Комиссариата по Внутренним Делам, Главное Управление по делам местного хозяйства, кассу городского и земского кредита и все относящиеся к местному самоуправлению учреждения».
Этот декрет подписан тов. Лениным.
Но комиссариат этот очень скоро умер. Обосновался он на Фонтанке, № 57, в том самом доме, в который мы по ошибке зашли в первый день нашего существования, для приема министерства внутренних дел. Наркомом этого комиссариата был назначен левый эсер В. Трутовский, числившийся до того комиссаром без портфеля. Еще до выделения Комиссариата самоуправления Трутовский вместе с Алгасовым, другим комиссаром из левых эсеров без портфеля, входил в Наркомвнудел с правом совещательного голоса. Левые эсеры надеялись овладеть всем Наркомвнуделом. Алгасов даже согласился на заведование статистическим отделом Наркомвнудела, находясь в чине наркома, чтобы таким образомо владеть аппаратом извнутри. Но органы местного самоуправления умирали и передавали все свои функции Советам. Комиссариат самоуправления умер естественной смертью. [228]
За время своего наркомства во вновь испеченном комиссариате Трутовский успел подписать совместно с Штейнбергом две бумаги: 1) инструкцию о гражданском браке, о детях и ведении книг актов гражданского состояния; 2) обращение к муниципальным отделам Советов и к городским и земским управам.
< ...> Эта программа говорит сама за себя. Тут одновременно и правильный призыв к прежним органам самоуправления стать лишь хозяйственными органами Советов, тут и синдикализм, и противопоставление бывших органов самоуправления органам власти - Советам.
Коллегия Наркомвнудела, составленная исключительно из коммунистов, естественно, должна была насторожиться и принять меры, сводя на нет эту эсеровщину. Еще до того как Трутовский приступил к работе, на должность управляющего прежним Главным управлением по делам местного хозяйства был назначен тов. Смирнов. После назначения Трутовского наркомом Смирнов продолжал фактически управлять этим вновь испеченным комиссариатом. Ответственными руководителями отделов были подобраны свои люди. Так, секретарем комиссариата был назначен тов. А. М. Дмитриевский, зав. канцелярией - тов. Я. К. Берзин, коммунист; зав. дорожным отделом - Р. Р. Фельбах, зав. строительно-техническим комитетом - А. Н. Котлов, зав. отд[елом] земского хозяйства - И. И. Фокин, коммунист; зав. отд[елом] городского хозяйства - Э. А. Гонасси.
От лица нового комиссариата фактически говориттов. Смирнов. Так, 15 января в адрес всех губернских Советов и городских и земских самоуправлений от имени тов. Смирнова отправляется отношение следующего содержания:
«Приступая к организации деятельности вновь образованного Комиссариата Местных Самоуправлений, Народный Комиссариат по означенному комиссариату считает необходимым в первую очередь продолжить деятельность бывшего главного управления по делам местного хозяйства в части ее, касающейся предоставления земским и городским самоуправлениям правительственных ссуд на производство расходов.
Ввиду того, что указанное выше управление, благодаря саботажу со стороны чиновников, свыше месяца уже не функционирует и дела его находятся в самом запущенном состоянии, Комиссариат Местных Самоуправлений, [229] в целях скорейшего приступа к плановой работе, предлагает всем самоуправлениям, возбуждающим ходатайства о разного рода займах, до настоящего момента не удовлетворенные, вторично возбудить такие ходатайства с приложением всех материалов и переписки с бывшим главным управлением по делам местного хозяйства, по данному вопросу.
Для удовлетворения ходатайств необходимо санкционирование испрашиваемых займов со стороны местных Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
За Народного Комиссара (Самоуправлений) Член Коллегии Комиссариата Внутренних Дел - А. П. Смирнов».
Больше того. На вопрос мест: имеют ли Советы право распускать думы и земства - Наркомвнудел отвечает: «Да, имеют, если они противодействуют Советской власти. Больше того, Советы обязаны их распускать в подобных случаях, ибо никакого двоевластия быть не должно» (см.: Вестник отд. местного управления, 1918, № 2).
Так было по всем вопросам за время недолгосрочного бытия Комиссариата самоуправления, до 20 марта 1918 года.
Чего же это мы опасались? Было чего настораживаться: за лето 1917 года и особенно на демократическом совещании как земства, так и городские самоуправления выявили свою контрреволюционную сущность. Организовать комиссариат на основе этих самоуправлений - это значило создавать угрозу Советам со стороны мелкобуржуазной контрреволюции, основой которой неизбежно стал бы этот вновь испеченный комиссариат. Мы строго держались того принципа, что с момента, когда при власти рабочий и крестьянин, нельзя противопоставлять Советам органы местного самоуправления. Противопоставление органов самоуправления органам власти было необходимо во время самодержавия, когда власть обрушивалась на общественность и душила ее. Тогда эти органы играли прогрессивную роль, организуя общество против царского произвола. Теперь же, когда классы поменялись местами, органы самоуправления стали бы убежищем контрреволюционеров и стали бы играть явно контрреволюционную роль. Годы гражданской войны показали, что мы в своих предположениях были правы. В конце декабря на Новгородском губернском съезде земство объявило себя единственной [230] властью в губернии и разослало по уездам телеграфное оповещение об этом. На это местный Совет ответил арестом земского собрания. Городские и старые государственные служащие в поддержку земства объявили забастовку. Положение было спасено тем, что набрали новых рабочих и служащих. Не только мелкобуржуазная контрреволюционная братия, но и матерые волки самодержавия окапывались именно в этих органах, и отсюда происходили вылазки на Советскую власть.
7. Чем занималась коллегияНаряду с серьезными вопросами большого принципиальногозначения в первые месяцы работы коллегиивстречается целый ряд моментов, вызывающих сейчасулыбку у самих работников того периода.Овладев министерством внутренних дел, мы нашлина своих местах одних курьеров и дворников. Эти низыпрежнего правительственного аппарата были единственными,которые наш приход встретили не враждебно. Мыбыли рады и этому и по мере возможности использовалиэтих скромных тружеников. Но ближайшие же дни показаливсю ненормальность такого положения, когдаштат обслуживающих в несколько раз превышал обслуживаемых,так как во всем аппарате вместе с коллегиейработало всего восемь человек. Необходимо было уволитьбольшую часть обслуживающего персонала. Ноэто означало восстановить их против себя. Решиться наэто было не так-то легко. Все они проживали в домахНаркомвнудела, несли охрану домов и учреждений. Малоли каких эксцессов можно было ожидать с их стороны,да и рука не поднималась против рабочей частислужащих. Наконец 4 февраля на коллегии ставитсявопрос об увольнении всех лишних курьеров и лакеевв связи с отказом курьеров быв. управления милиции занятьместа дворников. Придравшись к этому случаю,коллегия принимает следующее решение:«Ввиду того, что курьеры бывшего управления милицииотказались занять другие должности - дворникови т. п., предлагается тов. Семенову их всех уволить».«Всех излишних курьеров и лакеев рассчитать, уплатившиим за месяц вперед, о чем довести до сведениясоюза служащих».
Не менее затруднительное положение было со служащими духовного ведомства. Они в своем большинстве [231] работы не бросили, но этим еще больше затрудняли наше положение, так как свою работу направляли против нас и нас же заставляли их содержать. Случилось все это потому, что мы вначале и не знали, что они проходят по нашим сметам, и не сразу догадались эти учреждения ликвидировать. Теперь при их увольнении, в связи с ликвидацией аппарата, мы стояли перед необходимостью решить вопрос о том, платить им или нет.
Коллегия по этому вопросу принимает следующее решение: «В уплате жалованья чиновникам святейшего синода отказать, вследствие того что они все время саботировали и поэтому считались уволенными со дня объявления саботажа».
Подобное отношение к чиновникам духовного ведомства проводилось не всегда. Постановлением коллегии от 27-го февраля решено выдать служителям римско-катол. церкви 872 руб. 72 к. жалованья по февраль месяц, «согласно декрету об отделении церкви от государства».
Коллегия останавливается и на таком вопросе, как увольнение повара, и принимает по этому вопросу историческое решение: «[состоящего при бывшей столовой министра повара уволить и направить его в Наркомюст».
Характерны ходатайства некоторых духовных лиц. Они так свыклись с ролью прислужников власти, что не допускали и мысли, что новой власти они могут не потребоваться. Так, бывший настоятель русской церкви в Праге Н. Рыжков обращается в комиссариат с просьбой уплатить ему жалованье. Коллегия, стоя в данном случае на букве закона, которую соблюдает левый с[оциалист]-р[еволюционер] Штейнберг, согласна уплатить, но только 1102 руб. 50 к., т. е. до февраля месяца.
Смотрители синодальных подворий обращаются с просьбой, чтобы Наркомвнудел выдал им, по установившемуся в духовном ведомстве обычаю и порядку, «ежегодное дополнительное вознаграждение за труды». Коллегия решает: «Установившиеся обычаи и порядки духовного ведомства выдавать ежегодно за труды смотрителям по 1000-1200 рублей Советская власть поддерживать не намерена. В просьбе смотрителя отказать».
На заседании коллегии 23 (10) декабря решается вопрос об оранжерее министерства внутренних дел. Да, министр имел и свою оранжерею на Аптекарском острове. Осмотреть эту оранжерею поручается тов. Яковлевой, и потом по ее докладу оранжерея передается Ботаническому саду. [232]
Коллегия занимается решением вопроса об очистке улиц Петрограда от снега. Тов. Жиделеву поручается: 1) «переговорить с Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов о принятии мер к очистке Петрограда от снега. К очистке привлечь и Петроградское городское самоуправление». Коллегия следит и за порядком в городе. Тов. Лацис в первое время рассылает по городу несколько человек, чтобы быть в курсе городской жизни и знать о намерениях контрреволюционеров. Потом создается специальная комиссия во главе с тов. К. Ворошиловым по охране порядка в Петрограде. Эта комиссия, по замыслу организаторов ее, должна была заменить бывшее градоначальство, ликвидацией которого она занялась. Скоро от прежнего аппарата градоначальства не осталось и помину. Чтобы дать представление об этом аппарате, приводим почти полностью доклад тов. Ворошилова.
На заседании коллегии от 27 (14) декабря тов. Ворошилов вносит следующее предложение:
«1) Адресный стол из градоначальства передать в ведение Городского самоуправления.
2) Типографию взять в свое распоряжение Комиссариату Внутренних Дел, так как типография прекрасно оборудована и пригодна как для газетной, так и для книжной работы и потому может быть использована не только для Питера, но и всей страны (например, печатания учебников).
3) Уголовно-розыскное отделение немедленно ликвидируется. Это «милое» учреждение мало чем отличается от охранки, никогда не служило рабочим и крестьянам и теперь будет служить не им, а против них. Если же нам потребуется когда-нибудь создавать такие паскудные учреждения, то мы их создадим такими, какие нам потребуются.
4) Полицейский архив придется временно взять под охрану комитета по охране города Петрограда.
5) Собачий питомник необходимо сохранить и передать в руки комитета по охране города Петрограда.
6) Врачебно-санитарный надзор связан с бывшим градоначальством только получением через это учреждение жалованья, и эта связь легко ликвидируется.
7) Воинский стол должен быть уничтожен, а дела его должны поступить частью в архив, частью в соответствующее подлежащее учреждение. Что же касается тех отделов, при самом бывшем градоначальстве, которые [233] вызваны частью условиями, частью созданы Файерманом, то они разделяются на две категории: «внешних»и «внутренних». «Внешними» я считаю: 1) отдел по выдаче заграничных паспортов, обмену их и регистрации и пр.; 2) отдел по выдаче разрешений на право въезда в Петроград и другие места; 3) канцелярию. Первый из этих отделов, «заграничный», передается Комиссариату по Внутренним Делам. Второй за ненадобностью совершенно уничтожается, а третий сокращается и постепенно сводится на нет.
Вторая категория отделов - «внутренних», как-то: 1) административный и 2) бухгалтерский, - тоже должна сокращаться до полного прекращения их существования в ближайшие же дни. Но есть отдел, который должен будет существовать более или менее продолжительное время, - это отдел хозяйственный. Хозяйство бывшего градоначальства так велико, что хранение его и наблюдение за ним должно быть самым тщательным и серьезным.
Имеются 8 автомобилей, 2 лошади и битком набит весь дом всякой мебелью и домашней утварью...»
Дальше тов. Ворошилов в своем докладе предлагает передать следующие функции градоначальства советским учреждениям:
1) Выдачу удостоверений на льготный и бесплатный проезд по железным дорогам передать Комиссариату призрения.
2) Выдачу удостоверений на бесплатный проезд политическим эмигрантам передать Комиссариату иностранных дел.
3) Разрешение на вывоз умерших из Петрограда передать в ведение районных комиссариатов.
4) Выдачу разрешений на приобретение церковного вина передать районным Советам рабочих и солдатских депутатов[10].
5) Выдачу разрешений на прописку в Петрограде передать тоже в районные комиссариаты.
6) Выдачу разрешений на устройство благотворительных вечеров, балов, концертов и спектаклей, а также взимание налогов с этих вечеров возложить на районные Советы рабочих и солдатских депутатов.
7) Разрешение на выдачу вкладов опекунских сумм производится постановлением опекунского суда.
8) Выдачу разрешений на въезд в Петроград, на выезд в Финляндию, на выезд в Москву, Одессу, Киев, Кавказ, [234] Архангельск и Владивосток передать районным комиссариатам.
Там же, в градоначальстве, были обнаружены значительные суммы, принадлежавшие отдельному корпусу жандармов. Эти суммы коллегия решила передать комиссии по борьбе с контрреволюцией.
Файерман, назначенный комиссаром по градоначальству еще Петроградским военно-революционным комитетом, оказался плутом, и его пришлось отстранить от должности с передачею дела в Трибунал[11]. Дом градоначальства сначала был занят ВЧК, а после ее отъезда в Москву сюда переехала Петроградская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией.
По мере организации отделов коллегия начинает разгружаться от мелкой текущей работы. Весь дальнейший период работы коллегии занят разработкой положений для органов власти на местах. Необходимо было, обобщая опыт центра и мест, дать директивы Советам и нашим комиссарам на местах. На обломках старого аппарата надо было строить новые уже не только законодательные и совещательные, но и исполнительные органы. Время торжественных съездов минуло, надо было привлечь места к будничной строительной работе, приучить к изысканию средств и научить экономить эти средства. Побитая в центре контрреволюция стала поднимать голову на окраинах. Надо было направлять эту борьбу по правильному руслу, в противовес левоэсеровским директивам наркомюста Штейнберга.
Организация власти на местах
Самой серьезной работой, ложившейся на плечи Наркомвнудела с первых же недель его существования, являлась организация власти на местах. Повсюду старые аппараты были разрушены. Надо было создавать новые, а как их создавать, об этом места запрашивали центр.
Еще до организации Наркомвнудела при Петроградском военно-революционном комитете было организовано Бюро комиссаров, которое рассылало на места комиссаров и эмиссаров по организации власти на местах. [235] Это было начало, начало довольно скромное. Комиссар или эмиссар должен был руководствоваться теми несколькими общими декретами, которые были изданы, и своей сообразительностью.
Этого, однако, было мало. Жизнь ежедневно выдвигала тысячи вопросов: как поступить с воинскими присутствиями? Как быть с беженцами, с эвакуированными из западных губерний учреждениями, с выдачей пенсий, с земствами и городскими управами? Что делать с правительственными комиссарами? Откуда брать средства на содержание учреждений? Как организовать Советы и какие Советы? Такие и подобные вопросы сыпались в центр ежедневно.
У самой коллегии Наркомвнудела вначале не было прямых ответов на многие вопросы. Мы полагали, что места сами через Советы сделают все необходимое. Все же общие директивы необходимо было дать, и тов. Петровский в середине декабря посылает на места следующую телеграмму:
«...Ввиду саботажа чиновников в центре, проявить максимум самодеятельности на местах, не отказываясь от конфискаций, реквизиций, принуждения и арестов. Не забывать беженцев и семей запасных».
Распоряжения общего характера следовали одно за другим. Так 6 декабря посылается следующий циркуляр:
«1) В дополнение предыдущих телеграмм, вместе с представлением сведений о происшествиях, немедленно прислать сметные предположения по губернии на 1918 год. 2) Немедленно принять экстренные меры контроля над имуществом всех организаций помощи беженцам, предотвращения хищений. 3) Все средства губернских присутствий отходят Совдепам. 4) Займы земствам, городам и советам будут предоставлены лишь на то уполномоченным лицам, снабженным протоколами общих собраний дум, земств и советов.
Наркомвнудел Петровский».
Места загружены старыми чиновниками; некоторые из них готовы верно служить, другие подрывают новую власть извнутри. Места не знают, что делать. Мы шлем телеграмму:
«Советы, как органы власти на местах, имеют право увольнять всех чиновников и служащих правительственных учреждений, независимо от чина и продолжительности службы, уплачивая не участвовавшим в саботаже за месяц вперед». [236]
Или еще:
«Взять под контроль выдачи пенсий, временно выплачивать не свыше ста рублей на пенсионера. Контрреволюционных и саботирующих пенсий лишить».
Наркомвнудел должен иметь перед глазами общую картину состояния страны. Он должен знать не только нужды Советов, но и причины, их вызывающие. Между тем места очень плохо информируют центр. Это вынуждает Наркомвнудел прибегнуть к угрозам:
«Всем губернским советам вменяется в обязанность давать еженедельно отчеты о политическом положении в губернии. Советам, не исполнившим это требование, будет отказано в кредитах».
Одновременно с этим коллегия приступает к изданию журнала «Вестник Отдела местного управления КВД», в котором помещаются все важнейшие узаконения и распоряжения всех центральных органов; этот журнал должен заменить живую связь. Программа журнала: «1) циркуляры и распоряжения НКВД и его руководящие указания по делам местного управления; 2) хроника законодательной деятельности Совета Народных Комиссаров по вопросам местного управления; 3) общие сведения КВД о деятельности Советов; 4) вопросы Советов и ответы на них; 5) справочные сведения; 6) жизнь провинции».
Журнал рассылается всем областным, губернским, уездным, окружным и волостным Советам, помещенные в нем распоряжения предлагается принять к исполнению.
В первых числах декабря делается первая попытка обобщить все отдельные распоряжения, и тов. Петровский 22 декабря посылает всем Советам следующее письмо:
«Ко всем Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов.
Уважаемые товарищи! Октябрьско-ноябрьская революция, низвергнув правительство буржуазии, передалавласть в руки пролетарских и полупролетарских слоев народа, в руки их классовых организаций - Советов. Центральная власть, временное рабочее и крестьянское правительство (Совет Народных Комиссаров) образовано центральным органом Советов, II Всероссийским съездом Советов. На местах органами управления, органами местной власти являются Советы, которые должны подчинить себе все учреждения, как административного, [237] так хозяйственного, финансового и культурно-просветительного значения. Такой способ организации власти в центре и на местах является не более, как организационным выражением и закреплением того политического факта, что власть в стране перешла к пролетарским и полупролетарским ее элементам.
Исходя из этого основного положения и проводя его последовательно в жизнь, мы приходим к следующей организационной схеме.
Все прежние органы местного управления, областные, губернские и уездные комиссары, комитеты общественных организаций, правления и проч. должны быть заменены соответственно областными, губернскими, уездными, районными и волостными Советами рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов. Вся страна должна покрыться целой сетью советских организаций, которые должны находиться в тесной организационной зависимости между собой. Каждая из этих организаций, вплоть до самой мелкой, вполне автономна в вопросах местного характера, но сообразует свою деятельность с общими декретами и постановлениями центральной власти и с постановлениями тех более крупных советских организаций, в состав которых она входит. Таким путем создается связный, во всех своих частях однородный организм - республика Советов». < ...>
[1] В воспоминаниях М. Я. Лациса все даты приведены поновому стилю. - Сост.
[2] Принятию постановления о рабочей милиции предшествовала консультация А. И. Рыкова с В. И. Лениным 27 или 28 октября (9 или 10 ноября) 1917 г. (см.: В. И. Ленин. Биохроника, т. 5, с. 9).
[3] 4 (17) ноября Рыков вместе с некоторыми другими видными деятелями партии вышел из состава ЦК и правительства (см. подробнее настоящий сборник, с. 14, 420).
[4] Г. И. Петровский (1878-1958) - член Коммунистической партии с 1897 г. В 1912-1914 гг. - депутат IV Государственной думы. Участвовал в борьбе за Советскую власть в Донбассе. В 1917-1919 гг. - нарком внутренних дел РСФСР. До 1938 г. - председатель ВУЦИК, в 1937-1938 гг. - заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР. С 1940 г. - зам. директора Музея революции СССР.
[5] А. А. Макаров (1857-1919), ставший после убийства Столыпина министром внутренних дел и шефом жандармерии, выступая в апреле 1912 г. с речью в Государственной думе по поводу Ленских событий и оправдывая виновников расстрела рабочих, сказал: «Так было и так будет впредь» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 627).
[6] А. Г. Правдин (1879-1937) - член Коммунистической партии с 1899 г., после Октября - зам. наркома внутренних дел. В 1919-1920 гг. был направлен уполномоченным СТО и ВЦИК на Западный фронт и Урал. В последующие годы на партийной и государственной работе.
[7] А. И. Винокуров (1869-1944) - член Коммунистической партии с 1893 г., после Октября - председатель первой большевистской Петроградской городской думы. В 1918-1921 гг. - парком социального обеспечения. Был членом ВЦИК и ЦИК СССР, председателем Верховного суда СССР (1924-1938).
[8] И. П. Флеровский (1888-1959) - член Коммунистической партии с 1905 г. После Февральской революции как представитель Кронштадта входил в Петроградский ВРК. В 1918 г. - главный комиссар Балтийского флота, был членом РВС Каспийской военной флотилии. С 1922 г. - на партийной, научной и журналистской работе.
[9] А. П. Смирнов (1877-1938) - член Коммунистической партии с 1896 г., после Октября член коллегии, зам. наркома внутренних дел. Впоследствии на партийной, государственной, хозяйственной работе, был членом ЦК ВКП(б), ВЦИК и ЦИК СССР.
[10] Необходимость получения разрешения на приобретение церковного вина объясняется тем, что в России с 1914 г., с начала проведения мобилизации, а затем и в последующее время была запрещена продажа населению крепких спиртных напитков, хотя производство их не было приостановлено. Принятые меры не дали ожидаемого результата: крупных размеров в стране достигло самогоноварение и потребление спиртосодержащих напитков. Революция не отменила этих ограничений, более того, декретом от 19 декабря 1919 г. была предусмотрена строгая ответственность за производство, продажу и хранение крепких спиртных напитков. Изготовление виноградных вин допускалось крепостью не выше 12°, а с августа 1921 г. - не более 14°. Комплекс запретительных мероприятий, именуемых иногда в литературе «сухим законом», действовал в СССР вплоть до 1925 г. (см.: Декреты Советской власти, т. 7. М., 1974, с. 34-38).
[11] В 1918 году этот самый Файерман был назначен начальником воен[ного] контроля Вост[очного] фронта, был обвинен в предательстве, но успел скрыться.