«Аграрный вопрос, - писал В. И. Ленин, - составляет основу буржуазной революции в России и обусловливает собой национальную особенность этой революции»^[1]. Эти слова показывают, какое большое место отводил В. И. Ленин аграрному вопросу в буржуазно-демократической революции. Изучая опыт первой русской революции 1905-1907 гг., он отметил необходимость исследования экономической основы аграрных программ всех партий, в первую очередь земельных отношений - форм землевладения, распределения земель, борьбы за землю. Он указывал: «В основу пересмотра с.-д. аграрной программы необходимо положить новейшие данные о землевладении в России, чтобы возможно точнее установить, какова собственно экономическая подкладка всех аграрных программ нашей эпохи, из-за чего собственно идет великая историческая борьба»^[2].

В анализ землевладения В. И. Ленин включил только действительный сельскохозяйственный фонд Европейской России - 280 млн. дес. Он исключил земли окраин, о которых не было точных сведений и казенные земли в северных губерниях, занятые лесом. Он отметил три главные формы землевладения: частновладельческие земли - 101,7 млн. дес., надельные земли - 138,8 млн. дес. и казенные земли - 39,5 млн. дес.^[3].

Чем отличались эти формы землевладения? Частновладельческие земли были в полной собственности владельцев, которые могли использовать их по своему усмотрению (право пользования), сдать в аренду или передать по наследству (право владения) и могли продавать их (право распоряжения). Надельные земли были в неполной собственности крестьян: хотя крестьяне получили наделы в собственность после отмены крепостного [29] права и носили название «крестьян-собственников», они не имели права распоряжения ими до выплаты выкупных платежей, рассчитанных на 49 лет. Где существовали общины, юридически право пользования и владения принадлежало общине, но уже во многих местностях община не использовала своих прав (там, где не было никаких переделов земли). Часть надельной земли была в подворном пользовании и владении. Право собственности на казенные земли принадлежало государству.

На окраинах России большинство земель считалось также казенными, но часть из них находилась в вечном наследственном владении крестьян. В пользовании крестьян в Сибири было 107 млн. дес., на Кавказе и в Средней Азии - около 23 млн. дес^[4]. В Сибири к тому же был большой колонизационный фонд из так называемых казенно-оброчных земель и запасных участков, который пошел под переселение.

В. И. Ленин отметил, что главными собственниками частных земель в России были дворяне-помещики, но направление развития состояло в том, что дворянское землевладение уменьшалось^[5]. К периоду отмены крепостного права у помещиков было 87 млн. дес., в 1877 г. - 73 млн. дес., а в 1905 г., - 53 млн. дес., т. е. за сорок лет они потеряли 34 млн. дес., или более трети своей земли. Но тем не менее у дворян оставалось 53 млн. дес., или половина всех частных земель. Значительная часть дворянских имений представляла собой латифундии свыше 500 дес. каждое - их было 18 тыс., а земель у них - 44 млн. дес., это три пятых всех латифундий в России^[6]. В работах советских историков приведены убедительные доказательства того, что именно в дворянских латифундиях больше всего применялись отработки, значительная часть плодородных земель пустовала.

Кому же переходила дворянская земля, кто был ее основным покупателем? Статистика дает на это следующий ответ - главными покупателями были крестьяне. На первый взгляд это парадоксальное положение: до реформы 1861 г. дворяне захватывали крестьянские земли, теперь, наоборот, крестьяне стали захватывать помещичьи земли. Казалось бы, этот процесс не мог иметь места, так как помещики по реформе получили и огромные участки земли, и большой денежный выкуп. На стороне помещиков было царское правительство, Дворянский банк, помещики получали щедрую помощь и деньги под залог имений. Крестьяне же представлялись бедной массой. В. И. Ленин отмечал, что крестьянство выделяет такие элементы, которые и скупают помещичьи земли. В личной собственности крестьян (т. е. [30] принадлежало лично отдельным крестьянам) в 1905 г. было 13,2 млн. дес. Кроме того, многие крестьяне покупали землю, объединившись в товарищества. Всего в 1905 г. крестьянам принадлежало 23,7 млн. дес. частной земли^[7], или четвертая ее часть. На третьем месте среди владельцев частных земель шли купцы - им принадлежало в начале XX в. 12,9 млн. личной земли и примерно 3,6 млн. дес. земель, купленных товариществами и обществами. Рост купеческого землевладения шел медленнее, чем крестьянского, но средние размеры участков у купцов были крупнее. Далее шли мещане, землевладение которых было незначительным - 3,8 млн. дес., но и оно возросло в два раза за 30 лет, так же как и у купцов, а у крестьян выросло в 4 раза за эти же годы. Следовательно, делал вывод В. И. Ленин, крепостническая земельная собственность дворянства продолжала обнимать громадное большинство всей частной земли, но развитие явственно шло к созданию буржуазной частной собственности^[8].

Процесс создания буржуазной собственности нашел яркое отражение в художественной литературе. Ф. Энгельс отмечал, что из книг Бальзака он узнал больше, «чем из книг всех специалистов - историков, экономистов, статистиков этого периода, вместе взятых», что «Бальзак... дает нам самую замечательную реалистическую историю французского общества»^[9]. Интересующий нас сюжет нашел яркое воплощение в пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад». На примере перехода одного имения в руки бывшего крестьянина дана реалистическая картина крушения дворянских гнезд. Помещица Раневская и ее брат не приспособлены к тому, чтобы заняться хозяйством как обычным торгово-промышленным делом. Полученные с крестьян деньги растранжирены за границей, и теперь имению грозит продажа с молотка. Их бывший крепостной Лопахин предлагает даже дать им деньги, если они примут его предложение разбить имение на участки и сдавать под дачи, что даст, по его расчетам, 25 тыс. руб. в год, считая 25 руб. аренды за 1 дес. Следовательно, имение принадлежало к латифундиям - около 1000 дес. При зтом, как само собой разумеющее, Лопахин предлагает вишневый сад вырубить, кое-что почистить - вот этот дом, например, говорит он, указывая на само имение. Раневские в ужасе отказываются от такого «святотатства». В результате на торгах имение покупает Лопахин. И он ликует: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже в кухню... Пускай всё, как я желаю! Идет новый помещик, владелец вишневого сада! За все могу заплатить!»^[10]. Здесь А. П. Чехов дал широкое [31] художественное обобщение важного социального процесса. Он показал закономерность перехода имений из рук бездельников-дворян в руки дельцов из крестьян. Эти хваткие, смекалистые, расчетливые дельцы сами привыкли вести свое хозяйство, сами управлять всем, и они высматривают во всем только выгоду. Для лопахиных неважно, что вишневый сад «даже есть в энциклопедии», для них важна нажива - 25 тыс. руб. в год. Это по существу уже не крестьяне, а настоящие дельцы-капиталисты, представители сельской буржуазии.

При анализе частного землевладения В. И. Ленин выделил еще одну его особенность: чрезвычайную неравномерность распределения земли при огромной ее концентрации у крупных владельцев. Всех владельцев частных земель было в Европейской России 753 тыс., но из них 619 тыс., или 82%, имели участки не больше 50 дес., т. е. не более зажиточного крестьянина, и на их долю приходилось только 6,5 млн. дес. - менее 8% частных земель. Зато на другом полюсе частного землевладения стояла группа в 27,8 тыс. землевладельцев, каждый из которых имел более 500 дес. и которые вместе имели 62 млн. дес., т. е. 0,3% владельцев, и у них было 73% частного фонда. Тут легко заметить, что среди латифундистов только две трети - дворяне. Кто же остальные почти 10 тыс. владельцев (дворян - 18 тыс.)? Это те самые лопахины, которых В. И. Ленин назвал «чумазыми» лендлордами. В окончательный подсчет латифундий В. И. Ленин включил 5,1 млн. дес. удельных земель и 3,6 млн. дес. у 272 крупнейших промышленных и торговых товариществ (каждое из них имело более 1000 дес.). Итого получилось 30 тыс. латифундистов (округленно), и у них было 70 млн. дес. Таков был один из полюсов землевладения. Тридцать тысяч благородных и чумазых лендлордов сосредоточили у себя три четверти частного землевладения^[11].

На другом полюсе землевладения располагалась масса крестьянской бедноты. Всего крестьянам принадлежало 136 млн. дес. надельной земли. В Европейской России в начале XX в. было 90,5 млн. крестьян (18,1 млн. семей), из них имели землю и занимались сельским хозяйством 62,5 млн. (12,5 млн. семей). Ленинский анализ распределения надельной земли касается только этих 12,5 млн. дворов. Прежде чем к нему перейти, несколько слов нужно сказать о тех 28 млн. (5,6 млн. семей) крестьян, которые в этот анализ не входили. Эта добрая треть крестьянского сословия по разным причинам уже не имела земли. Они либо не получили наделов, как бывшие дворовые, либо давно их забросили. Из них продолжало жить «доходами от земли», хотя таковой и не имело, 11 млн. чел. (2,2 млн. дворов); не занималось земледелием 17 млн. (3,4 млн. семей) «крестьян». Последние только формально принадлежали к крестьянскому сословию и к [32] сельскому хозяйству отношения не имели^[12]. Следовательно, из всех крестьян Европейской России занималось земледелием 70% дворов с надельной землей и 12% не имевших надельной земли (часть из них купила частные земли, часть арендовала землю, а большинство были батраками, поденщиками), а навсегда расстались с земледелием 18% «крестьян» (в действительности это были рабочие, ремесленники, торговцы, чернорабочие, интеллигенты и пр.). Мы видим, как далеко зашло так называемое «раскрестьянивание» - почти треть либо совсем порвала связь с землей, либо была на грани этого.

Как же распределялась надельная земля между оставшимися 12,5 млн. дворов? При равномерном распределении земли досталось бы на каждый двор по 11,1 дес., т. е. уже недостаточно. Но в действительности надельная земля распределялась неравномерно. В. И. Ленин выделил по надельному землевладению три группы дворов: низшую - до 15 дес. на двор (а в ней еще подгруппы - до 8 и от 8 до 15 дес.), среднюю - от 15 до 20 дес. и высшую - свыше 20 дес. на двор. Остановимся на тех критериях, которые были установлены В. И. Лениным. Он отмечал, что такое выделение групп только по данным о землевладении «очень приблизительно, примерно, схематически». Конечно, здесь возможны и неизбежны некоторые отклонения. «Но мы во всяком случае обязаны выделить эти группы, - писал В. И. Ленин, - ибо иначе нельзя дать цельной картины борьбы за землю в русской революции»^[13]. Тем не менее правильность общих выводов выделения этих групп подтвердили и данные о количестве лошадей, скота, посева, привлеченные В. И. Лениным дополнительно. Это подтверждают и исследования советских историков.

Надо отметить, что при такой группировке крестьянских дворов учитывались конкретные исторические, социально-экономические, географические условия сельского хозяйства крестьян Европейской России начала XX в.

По распределению надельной земли в нижнюю группу вошло 10,1 млн. дворов с 73 млн. дес. В этой группе доля дворов - 80% - значительно меньше доли земли - 53%, чего не могло быть при равномерном распределении земли. К средней группе было отнесено 1,6 млн. дворов с 31 млн. дес. земли, т. е. доля дворов немного меньше доли земли (13% и 23% соответственно). В высшей группе было всего 0,6 млн. дворов (4,8%) и у них 33 млн. дес. земли (24%). Здесь уже доля земли в 5 раз выше доли дворов.

Окончательные выводы В. И. Ленин делает, исходя из общих данных о частном и надельном землевладении вместе. Итоговое распределение земель он представлял так^[14]: [33]

«Таковы отношения, порождающие крестьянскую борьбу за землю, - сделал вывод В. И. Ленин. - Таков исходный пункт борьбы крестьян (7-15 дес. на двор плюс кабальная аренда и т. д) против крупнейших помещиков (2333 дес. на экономию)»^[15]. Два полюса землевладения порождали основное противоречие в деревне и основной фон борьбы: беднейшее крестьянство - против помещиков. Но на этом фоне имели свои частные интересы и другие группы - так, группа середняков не могла удержаться на шатком уровне 15 дес. и несомненно поддерживала борьбу за помещичью землю. Зажиточное крестьянство тоже не могло удовлетвориться 47 дес. на двор и также выступало против помещичьего землевладения. Но существование этой группы зажиточного крестьянства и капиталистического землевладения порождало противоречия второго рода - между беднейшим крестьянством и зажиточной крестьянской буржуазией, создавало базу социалистического движения в деревне.

При исследовании землевладения В. И. Ленин отмечал крепостнические черты и в помещичьем, и в крестьянском землевладении. Особенно крупным пережитком феодализма было помещичье землевладение, которое он называет «средневековым», «крепостническим». В работе «Проект речи по аграрному вопросу во Второй Государственной думе» (1907 г.) он писал, что помещичья земельная собственность в подавляющей массе случаев есть крепостническая собственность, источник и опора крепостнической эксплуатации^[16]. Помещичья собственность была опорой крепостнической эксплуатации потому, что латифундии в значительной степени обрабатывались путем отработочной аренды, испольщины, зимней наемки и других форм кабальной аренды в отличие, например, от латифундий в Англии, где они сдавались в свободную аренду свободным фермерам. Поэтому крепостнический характер латифундий был обусловлен не самой [34] природой юридической собственности на землю, а характером ее использования и хозяйства на ней, которые могли превратить полуфеодальную собственность в буржуазную, наполнив ее капиталистическим содержанием. Многие латифундисты, занимая крупные посты в государстве и при дворе (а почти все крупные сановники, как отмечал В. И. Ленин, были из числа латифундистов), не вели хозяйства, имели огромные охотничьи угодья, поэтому земля часто у них пустовала. А рядом крестьянину-бедняку «куренка некуда было выпустить». Другие помещики заводили капиталистическое крупное хозяйство, но сочетали в нем и отработочную полукрепостническую систему, прибегали и к кабальным формам найма. Поэтому после первой русской революции В. И. Ленин пришел к выводу, что это хозяйство больше держится полукрепостническими методами^[17]. Здесь имелось в виду не только само сочетание капиталистической и отработочной системы в помещичьем хозяйстве (по данным конца XIX в., это сочетание было примерно равным, а к 1917 г. в результате крупных сдвигов в помещичьем землевладении и в развитии капитализма стала преобладать капиталистическая система^[18]), но и использование помещиками полукрепостнических и кабальных форм и методов даже в капиталистических хозяйствах, феодальное «держание» земель и т. п.

В надельном крестьянском землевладении В. И. Ленин также отметил много пережитков крепостничества. К ним он относил различные «перегородки» в землевладении, общинную форму землепользования, отработки на кулака и т. д. Например, в 1905 г. бывшие помещичьи крестьяне имели в среднем по 6,7 дес. надельной земли на двор, бывшие удельные - по 9,5 дес., а бывшие государственные - 12,5 дес., прибалтийские крестьяне - 36,9 дес., казаки - 52,7 дес. на двор. «Уже отсюда видно, - указывал В. И. Ленин, - что надельное землевладение крестьян - чисто средневековое. Крепостное право до сих пор живет в той массе перегородок, которые остались между крестьянами»^[19]. В. И. Ленин отмечал, что более свободным от пережитков феодализма было землевладение бывших государственных крестьян и особенно землевладение на окраинах страны. Среди относительно многоземельных государственных крестьян меньше царила кабала и быстрее развивался капитализм^[20].

Пережитком феодализма являлась и поземельная крестьянская община, которая пыталась путем переделов тормозить расслоение крестьянства. Этому служила и политика царизма до 1906 г., затруднявшая выход из общины. Община, безусловно, [35] задерживала выделение кулачества, она искусственно прикрепляла к земле и удерживала те полупролетарские слои, которые уже не могли прожить со своего участка, но и уйти из общины также не могли. Однако нельзя полностью считать прогрессом столыпинскую «ломку» общины. Дело в том, что В. И. Ленин отмечал двойственный характер общины. Он резко критиковал сторонников поземельной общины за ее идеализацию, отмечал в поземельных распорядках и в фискальной функции, связанной с круговой порукой, крепостнические черты. Но далее он указывал, что община являлась и демократической организацией управления деревней через сельский сход. Еще задолго до столыпинской реформы он писал: «...общину, как демократическую организацию местного управления, как товарищеский или соседский союз, мы безусловно будем защищать от всякого посягательства бюрократов...»^[21]. После революции 1905-1907 гг. он также отметил роль общины в организации восстаний крестьян против помещиков, отмечал «двоякую роль общины («пережиток старины» и «аппарат для воздействия на помещичьи усадьбы»)^[22]. Эту оценку двойственного характера общины, безусловно, необходимо учитывать.

Пережитки феодализма в землевладении накладывали отпечаток и на землепользование крестьян и помещиков. Действительное землепользование крестьян складывалось из кусочков надельного, частного землевладения и арендованных земель. Богатые крестьяне концентрировали у себя половину надельных земель и почти всю купчую землю, которой у крестьян было 23,7 млн. дес. В. И. Ленин отмечал, что покупка земли богатыми крестьянами в частную собственность представляла собой «чисто буржуазное явление», она выражала исключительно выделение из общины представителей сельской буржуазии^[23]. Он указывал и на громадную концентрацию купчей земли у зажиточных дворов: у 20% этих дворов сосредоточилось по разным районам от 60 до 99% купчей земли. Точно так же делилась и земля, купленная крестьянскими обществами и товариществами (ее распределяли «по паям», т. е. по денежному взносу). По статистическим данным, 76% такой земли находилось в руках зажиточной деревенской верхушки. У этой же верхушки находилась значительная часть арендованной земли. В. И. Ленин с цифрами в руках убедительно опроверг неверное мнение народников, что больше арендует землю беднота, и доказал, что только по числу арендаторов преобладают крестьяне-бедняки и середняки, а по количеству арендуемой земли преобладает зажиточное крестьянство. И В. И. Ленин делает вывод, что, кому бы ни принадлежала земля - барину, государству или [36] уделу, ей не миновать руки настоящего хозяина, крестьянина-богача.

Действительное землепользование значительно отличалось от юридического землевладения и в помещичьих хозяйствах. Примерно четвертую часть своих земель, главным образом пашни и сенокосы, помещики сдавали в аренду денежную, натуральную или отработочную^[24]. Совершенно справедливо указывают И. Д. Ковальченко и другие авторы, что не только отработки, но и высокие арендные цены из-за помещичьей монополии на значительную часть земли были тяжелым бременем, которое ложилось на плечи крестьян^[25]. Другую часть земли помещики держали под лесом, и не только ради охоты, но и из-за значительного роста цен на древесину. На оставшихся землях иногда сохранялись вишневые сады, роскошные парки, иногда земля сдавалась под промышленную аренду. Наконец, на некоторой части земель помещики вели крупное капиталистическое хозяйство. В таком хрзяйстве имелись в большом количестве рабочие лошади, инвентарь, сельскохозяйственные машины, хозяйственные постройки. Такие хозяйства назывались «экономиями» (слова «экономия», «экономические посевы» нередко встречаются у В. И. Ленина).

К. Маркс отмечал, что капитализм при своем появлении застает различные формы собственности на землю: частную, государственную, клановую, общинную и др. Капитализм подчиняет себе любую из этих форм собственности, отнюдь не превращая их в одну частную. При этом капитализм сначала изменяет экономическую форму собственности, т. е. наполняет старую форму новым капиталистическим содержанием, независимо от юридических норм, а затем он сметает и несоответствующие юридические нормы. «Но та форма, в которой находит земельную собственность зарождающийся капиталистический способ производства, - писал К. Маркс, - не соответствует этому способу. Соответствующая ему форма впервые создается им самим посредством подчинения земледелия капиталу; таким образом и феодальная земельная собственность, и клановая собственность, и мелкая крестьянская собственность с земельной общиной ...превращаются в экономическую форму, соответствующую этому способу производства, как бы ни были различны их юридические формы»^[26].

В. И. Ленину принадлежит заслуга в раскрытии этого положения К. Маркса на конкретном материале пореформенного развития России, в которой было чрезвычайное разнообразие форм землевладения. В. И. Ленин показал, что капитализм преобразует [37] по-разному формы землевладения: «Процесс роста и победы капитализма во всех этих случаях однороден, но не одинаков по форме»^[27]. Для того чтобы выявить все разнообразные формы проникновения капитала в земледелие, нужно изменить приемы исследования, отмечал он. В частности, В. И. Ленин указал, что никто из буржуазных или мелкобуржуазных экономистов и статистиков и не подумал серьезно над тем, как применить теоретические указания К. Маркса к изучению возникновения капитализма из барщинного хозяйства в центре России^[28]. Это было сделано самим В. И. Лениным. В упомянутом марксистском положении нужно обратить внимание на то, что капитализм сначала подчиняет себе земледелие («посредством подчинения земледелия капиталу») и в результате возникает противоречие между капиталистическими производительными силами в земледелии и земельными производственными отношениями, в результате чего и происходит изменение форм землевладения. Как показал В. И. Ленин, в России как раз и возникло в очень острой форме такое противоречие между капитализмом высокоразвитым в промышленности, значительно развитым в земледелии и средневековым землевладением. Но способы ломки форм землевладения могли быть самыми различными, в зависимости от соотношения классов в классовой борьбе.

<< Назад | Содержание | Вперед >>