3 июня 1907 г. царское правительство разогнало II Государственную думу и арестовало, ее социал-демократическую фракцию. Одновременно в нарушение манифеста 17 октября в обход Думы был издан новый избирательный закон. Он обеспечивал в Думе безраздельное господство помещиков и крупной буржуазии. Третьеиюньский государственный переворот означал поражение первой революции в России. Начался период столыпинской реакции.

Тысячи рабочих и крестьян были расстреляны, повешены по приговорам военно-нолевых судов и карательными отрядами без суда. В 1909 г. в тюрьмах томилось 170 тысяч человек[1]. Особенно тяжелые репрессии обрушились на большевистские организации. Была ликвидирована легальная рабочая печать.

В Королевстве Польском реакция наступала еще более жестоко. Край был объявлен на военном положении, повсеместно свирепствовали военно-полевые суды. Только в Варшаве в 1907 г. было казнено 127, а в 1908 г. - 184 революционера, варшавский генерал-губернатор Скалон подписал тысячу смертных приговоров[2].

СДКПиЛ разоблачала жестокие репрессии царизма и выражала уверенность в неизбежности нового революционного подъема. Оценка ею третьеиюньского контрреволюционного переворота и его последствий полностью совпадала с оценкой большевиков.

В июле 1907 г. в Котке (Финляндия) состоялась III конференция РСДРП (Вторая общероссийская). Она была созвана для разработки новой тактики партии в связи с разгоном II Государственной думы и выборами [87] в III Думу. В числе 26 делегатов с решающим голосом было 5 польских социал-демократов, в том числе Ф. Э. Дзержинский.

В. И. Ленин высказался за участие рабочего класса и его партии в выборах в III Думу, чтобы использовать ее для пропаганды взглядов партии. Часть делегатов-большевиков настаивала на бойкоте Думы. Меньшевики-ликвидаторы были за участие вместе с кадетами во всей законодательной работе реакционной Думы. Польские и латышские социал-демократы поддержали Ленина. Большинством голосов конференция отклонила предложения как меньшевиков, так и бойкотистов.

После конференции Феликс Эдмундович с повой энергией взялся за партийную работу. Он стремился прежде всего активизировать деятельность варшавской социал-демократической организации. Дзержинский объехал многие промышленные центры, восстанавливая нарушенные партийные связи, конспиративные квартиры, организуя издание и распространение подпольной литературы, газет и листовок. Большое внимание он уделял подбору и воспитанию пропагандистов и агитаторов.

Осенью 1907 г. Дзержинский несколько раз приезжал в Лодзь. Здесь, как и в других городах Королевства Польского, продолжались жестокие репрессии. В знак протеста рабочие объявили стачку. По его предложению Главное правление направило материал о событиях в Лодзи не только в нелегальную польскую, но и в заграничную печать с целью вызвать «во всей Европе протесты-митинги»[3].

В ноябре 1907 г. Ф. Э. Дзержинский в числе 5 делегатов СДКПиЛ участвовал в работе IV конференции РСДРП (Третья общероссийская) в Гельсингфорсе, которая была посвящена выработке тактики социал-демократической фракции в III Государственной думе.

В докладе по этому вопросу В. И. Ленин подчеркнул, что социал-демократы должны использовать Думу не в целях «законодательных реформ», к чему призывали ликвидаторы, а для революционного воспитания и организации пролетариата, широкой агитации за демократическую республику, конфискацию помещичьих земель, 8-часовой рабочий день. Социал-демократические депутаты смогут выполнить свои задачи лишь при условии проведения [88] ими самостоятельной политики, а не блокирования с кадетами. Большинство делегатов, в их числе Дзержинский и другие польские социал-демократы, отвергли линию меньшевиков и бундовцев на блок с кадетами и поддержали Ленина.

Между тем в условиях реакции работать становилось с каждым днем все труднее. Феликсу Эдмундовичу не раз угрожала опасность нового ареста.

«Вчера в Лодзи, - сообщал он в одном из писем, - я прямо-таки только чудом не провалился...»[4] Но, несмотря ни на что, Дзержинский продолжал энергично действовать: посылал конспиративные письма в партийные организации, давал указания, получал отчеты о работе и материалы в очередной номер «Червоного штандара», выяснял потребности в литературе, напоминал о необходимости строгой конспирации.

О кипучей деятельности Дзержинского в годы реакции, огромной воле, мужестве, умении заражать людей своей верой в победу революции убедительно свидетельствуют воспоминания его верного друга и соратника Софьи Сигизмундовны Дзержинской.

«Ближе я познакомилась с Феликсом Эдмундовичем, - писала она, - в начале 1908 года. Это был очень тяжелый период самой черной реакции. Партийная организация была почти полностью разгромлена, тюрьмы переполнены. Неустойчивые элементы отошли от партии. В Варшаве из партийного актива осталось всего 5-6 человек. Мы с трудом встречались раз в несколько дней. Люди часто опаздывали. Работа проходила вяло.

Но вот появился «Юзеф» ...и жизнь партийной организации сразу закипела. Все как будто возродились, зажглись новой энергией. Прекратились опоздания. Сразу нашлись квартиры для встреч актива. Без единого слова со стороны «Юзефа» воцарилась в организации настоящая партийная дисциплина. Он всех заразил своим горением, своей верой в близкий новый подъем революции»[5].

3 апреля 1908 г. Дзержинский был арестован и заключен в X павильон Варшавской цитадели. Это был пятый арест.

Снова 16 месяцев томился он в тюрьме. Но и на этот раз царским палачам не удалось вырвать у него [89] ни одного слова ни о партийной организации, ни о тех, с кем он работал или имел связь.

О моральной стойкости, революционном оптимизме Феликса Эдмундовича говорит его тюремный дневник, который он вел с 30 апреля 1908 по 8 августа 1909 г.[6]

«Ежедневно заковывают в кандалы по нескольку человек. Когда меня привели в камеру, в которой я уже когда-то, семь лет тому назад, сидел, первый звук, какой я услышал, был звон кандалов. Он сопровождает каждое движение закованного. Холодное, бездушное железо на живом человеческом теле. Железо, вечно алчущее тепла и никогда не насыщающееся, всегда напоминающее неволю. Теперь в моем коридоре заковано большинство... Когда их выводят на прогулку, вся тюремная тишина наполняется этим единственным скрежетом, проникающим в глубину души и становящимся господствующим. И люди ходят, глядя на небо, на деревья, начинающие покрываться зелеными листьями, и не видят красоты, не слышат гимна жизни, не чувствуют теплоты солнца. Их заковывают с целью отнять у них все и оставить только этот похоронный звон»[7].

Так описывал в своем дневнике окружающую обстановку Дзержинский. Но этот похоронный звон не убил в нем жажды жизни, жажды борьбы: «Я хочу хотя бы здесь вести правильную жизнь, чтобы не отдать им своих сил... мне кажется - я все выдержу и вернусь. Но если даже я не вернусь, этот дневник дойдет, быть может, до моих друзей, и у них будет хоть частичка моего «я», и у них будет уверенность, что я был спокоен, что я звал их в момент тишины, печали и радостных дум и что мне хорошо настолько, насколько здесь может быть хорошо в тишине и одиночестве с мыслями о весне, о природе, о них, здесь, где иногда царит такая тишина, что можно вообразить себе, как живую, улыбку друзей»[8].

Тюремный дневник Дзержинского, по словам современников, надолго останется памятником глубочайшей веры в победу социалистической революции в период самого страшного разгула реакции. «Не стоило бы жить, [90] если бы человечество не озарялось звездой социализма, звездой будущего»[9] - так Феликс Эдмундович писал в дневнике в мае 1908 г.

Дважды, в январе и в апреле 1909 г., Варшавская судебная палата приговаривала Дзержинского за побег из ссылки и за «участие в преступном сообществе» ( т. е. за подпольную работу в рядах СДКПиЛ. - Авт.) к лишению всех прав состояния и пожизненному поселению в Сибири[10]. Местом поселения ему была назначена Енисейская губерния.

31 августа 1909 г. его отправили по этапу, а в середине сентября привезли в красноярскую каторжную тюрьму. Здесь через несколько дней ему было объявлено решение губернатора о месте жительства: им стало село Вельское Енисейского уезда.

Следовавший вместе с Ф. Э. Дзержинским в ссылку член РСДРП с 1905 г. А. С. Беляев вспоминал, с каким мужеством Феликс Эдмундович переносил все муки этапа, какую трогательную заботу проявлял о товарищах, причем делал это незаметно, не выделяясь среди других. «Но за этой незаметной внешностью, - писал Беляев, - скрывалась фигура выдающегося человека, производившего своими высокими качествами пленительное впечатление на всех соприкасавшихся с ним»[11].

24 сентября 1909 г. Ф. Э. Дзержинский прибыл в глухое таежное село Вельское (в 300 километрах от Красноярска) и был сдан под надзор местному уряднику. Волостное правление определило его на жительство к крестьянину М. Н. Сидорову.

В этом селе Дзержинский пробыл недолго. Еще по пути сюда он узнал, что более сорока лет назад здесь умер и похоронен видный деятель русского освободительного движения М. В. Петрашевский. С помощью старожилов Феликс Эдмундович отыскал заросшую бурьяном могилу, привел ее в порядок и установил столб по типу того «позорного столба», у которого на Семеновском плацу в Петербурге 22 декабря 1849 г. Петрашевскому была объявлена «высочайшая милость» о замене смертной казни пожизненной каторгой[12]. [91]

Полиция и духовенство «усмотрели в деятельности Дзержинского проявление дерзости и смутьянства» и постарались избавиться от него. По распоряжению губернатора он был переведен 8 октября 1909 г. в еще более глухое село Сухово Тасеевской волости Канского уезда, а оттуда через месяц - в село Тасеево. Феликс Эдмундович поселился у местного кузнеца, бывшего ссыльного, участника польского восстания 1863 г., Антона Михайловича Крогульского (в некоторых документах - Рогульский. - Авт.). В этом селе Дзержинскому предстояло до конца своих дней быть «вечным поселенцем».

За короткое время новый ссыльный вошел в доверие к местным жителям. Его полюбили за большую душевную щедрость и доброту крестьяне и поселенцы.

13 ноября 1909 г. Дзержинский бежал из Тасеева. Осуществить побег ему помогли местные жители - Антон Крогульский, братья Николай и Александр Бурмакины, Егор Абрамов и другие. Они подготовили для него теплую одежду, снабдили продуктами и довезли до железнодорожной станции. Побег был настолько законспирирован, что канский уездный исправник только 15 февраля 1910 г., т. е. спустя три месяца, сообщил об этом Енисейскому губернатору, а тот - в департамент полиции. Начался повсеместный розыск Дзержинского[13]. А он в это время находился за тысячи километров от Тасеева, на острове Капри, куда по решению Главного правления СДКПиЛ после возвращения из ссылки был направлен на лечение.

Обстановка в РСДРП во время нахождения Ф. Э. Дзержинского в тюрьме и ссылке характеризовалась дальнейшим обострением борьбы между большевиками и меньшевиками-ликвидаторами, отзовистами, троцкистами, прочими оппортунистами. Большевики во главе с В. И. Лениным боролись за сохранение и укрепление нелегальной марксистской партии, которая призвана была готовить массы к новым революционным боям.

Борьба большевиков с оппортунистами шла в центральных партийных учреждениях, на общепартийных совещаниях и конференциях, в местных партийных организациях. Ленина и большевиков поддерживали польские социал-демократы. Так, на V (Общероссийской) [92] конференции РСДРП в Париже (декабрь 1908 - январь 1909 гг.) 5 представителей СДКПиЛ - Я. Тышка (кандидат в члены ЦК РСДРП), Ю. Мархлевский, А. П. Краевский, Я. С. Ганецкий, В. Л. Ледер вместе с твердыми большевиками выступили против меньшевиков-ликвидаторов и отзовистов.

Конференция обсудила отчеты ЦК РСДРП, Главного правления СДКПиЛ, ЦК Бунда и пяти крупнейших организаций страны, вопросы о современном политическом положении и задачах партии, о думской социал-демократической фракции, а также организационные и некоторые другие вопросы.

В принятой по отчетам резолюции конференция предложила ЦК «продолжать охранение целости и единства партии», вести «самую решительную идейную и организационную борьбу с ликвидаторскими попытками...»[14].

Первые месяцы после конференции проходили в тесном сотрудничестве польских социал-демократов с большевиками. В апреле 1909 г. Р. Люксембург по просьбе В. И. Ленина выступила в большевистской газете «Пролетарий» со статьей «Революционное похмелье», направленной против отзовистов и ультиматистов в защиту революционного опыта российского пролетариата.

В результате почти двухлетнего пребывания Дзержинского в тюрьме и ссылке у него образовался пробел в знании обстановки в партии и в стране. Поэтому, находясь на Капри, он использовал время не только для лечения, но и для самообразования: перечитал польские и русские социал-демократические издания за 1908-1909 гг., многие партийные документы, которые ему присылали товарищи из Главного правления СДКПиЛ.

На Капри Дзержинский познакомился с А. М. Горьким, часто беседовал с ним. В письме Я. Тышке с Капри в феврале 1910 г. он писал: «С Горьким довольно часто встречаюсь, посещаю его, иногда хожу с ним на прогулку. Он произвел на меня громадное впечатление... Он поэт пролетариата - выразитель его коллективной души...»[15]

В этот период Главное правление СДКПиЛ стало скатываться на примиренческую позицию по отношению к меньшевикам-ликвидаторам и отзовистам, за что неоднекратно [93] подвергалось критике со стороны В. И. Ленина, большевиков. В СДКПиЛ назревал также конфликт по ряду организационных вопросов между руководством партии и крупнейшими партийными организациями в Королевстве Польском. Этот конфликт уже обозначился на VI съезде СДКПиЛ в Праге (декабрь 1908 г.). Образовавшаяся на съезде оппозиция из делегатов Варшавской, Лодзинской и Домбровской организации во главе с В. Матушевским подвергла резкой критике Главное правление за слабую связь с партийными организациями в стране, за недостаточное освещение в партийной печати внутрипартийного положения в РСДРП[16].

Съезд единогласно принял резолюцию, в которой правильно критиковался оппортунизм меньшевиков и отзовистов, но в целях защиты «единства партии» в ней содержалось ошибочное требование прекращения всякой «фракционной» борьбы между большевиками и меньшевиками-ликвидаторами. Фактически это было примиренчеством по отношению к последним.

VI съезд СДКПиЛ подтвердил прежние ошибочные взгляды по национальному, крестьянскому и профсоюзному вопросам. Их разделяли и Главное правление и оппозиция. Хотя она и отказалась выразить доверие Главному правлению, но не намеревалась изменять его персональный состав. Членами Главного правления были избраны Я. Тышка, Ю. Мархлевский, В. Ледер, Я. Ганецкий, А. Барский, кандидатами в члены - Ф. Э. Дзержинский и А. Малецкий (Рубинштейн)[17].

После возвращения с Капри Феликс Эдмундович побывал по партийным делам в Берне, Цюрихе и Берлине. У него созрела мысль переехать на постоянную нелегальную работу в Петербург, чтобы лучше информировать Главное правление о положении в РСДРП и поддерживать постоянные связи с Русским бюро ЦК.

Руководство партии не согласилось послать Дзержинского в Петербург, а предложило ему вновь выехать в Краков, куда он прибыл в марте 1910 г. в качестве секретаря и казначея Главного правления СДКПиЛ.

Здесь он прежде всего разобрался с положением дел в партийных организациях Королевства Польского. Оно не было отрадным. Не хватало людей, литературы, посылаемые [94] из-за границы работники часто «проваливались». Не получая от Главного правления своевременной информации, конкретных указаний по вопросам партийной работы, многие подпольные организации «варились в собственном котле» и не могли возглавить нараставший революционный подъем. Следовало как можно скорее идейно и организационно укрепить нелегальные организации. Дзержинскому в Кракове пришлось налаживать связь и оказывать им помощь, поддерживать связь с Главным правлением и Бюро заграничных секций СДКПиЛ, с краковской типографией, где печатались партийные издания, вычитывать их корректуры. Много сил и времени отнимало ведение партийной кассы; забота о складах, хранении и пересылке партийной литературы в Королевство Польское; обеспечение паспортами нелегальных работников; поиски новых адресов для получения партийной почты; ведение партийного архива и т. д. Даже простой перечень этих вопросов свидетельствует о многогранной и напряженной работе Дзержинского в Кракове.

Известное представление об этом дает его переписка с членами Главного правления партии. В письме В. Ледеру 16 июня 1910 г. Феликс Эдмундович резко критиковал проект резолюции Главного правления СДКПиЛ по вопросу о Финляндии и земствах, который был написан Ледером и предназначался для внесения социал-демократической фракцией на рассмотрение III Государственной думы. В нем ничего не говорилось о нарастании нового революционного подъема в России и неизбежности революции, давались неверные оценки III Думе, ставшей в действительности оплотом контрреволюции. Этот проект резолюции Дзержинский назвал «скандальным», «кадетским» и возражал против его распространения в партийных организациях. Несколько раньше он подверг критике № 173 «Червоного штандара», в котором давалась неправильная оценка политического положения в России, провозглашался так называемый «культ легальности», т. е. стремление придать всей деятельности партии «по возможности легальный, а социальному перевороту по возможности мирный и менее болезненный характер»[18]. [95]

Феликс Эдмундович упрекал Главное управление СДКПиЛ в отсутствии коллективности в руководстве и внесении «хаоса» в работу. Он высказал пожелание, чтобы Р. Люксембург, поглощенная в этот период деятельностью в германской социал-демократии, больше уделяла внимания СДКПиЛ.

Дзержинский поставил вопрос перед Главным правлением о необходимости издания ряда популярных брошюр. В них он предложил дать оценку революции 1905-1907 гг., раскрыть линию поведения в ней различных партий, в том числе польских - ППС-фракции, «национальных демократов», проанализировать нынешнюю обстановку в России и Польше и четко сформулировать тактику партии в связи с неизбежностью новой революции. Он также советовал издавать специальные приложения к «Червоному штандару» - «С фабрик, заводов и мастерских», «Из жизни партии».

В августе 1910 г. Дзержинский выступил с докладом о политическом положении и задачах партии на общекраевой конференции СДКПиЛ в Кракове. В основу его были положены ленинские установки о необходимости усиления организаторской и политической деятельности партии в условиях нового революционного подъема, повседневной и аргументированной критики буржуазных и мелкобуржуазных партий. Феликс Эдмундович призывал к расширению агитации среди рабочих членов ПСС-левицы, за переход их на платформу СДКПиЛ[19].

Заметно оживилась работа Краковской секции СДКПиЛ По ее инициативе в конце мая 1910 г. был организован клуб самообразования для «наших и галицийских рабочих»[20]. В нем первый доклад, посвященный истории классовых боев во Франции, прочел Дзержинский[21].

Несмотря на огромную занятость практическими делами, он находил время для самообразования. Выработанная еще в первые годы революционной деятельности четкая система изучения научной литературы теперь очень помогала. В Кракове Дзержинский основательно проштудировал философские труды К. Маркса, Ф. Энгельса «Нищета философии», «Анти-Дюринг», «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», [96] ленинскую книгу «Материализм и эмпириокритицизм», ознакомился с произведениями Канта, Маха и других буржуазных философов. Кроме того, он снова возвратился к изучению теории ренты и других категорий марксистской политэкономии, которыми впервые начал заниматься в Вильно и Ковно, а затем в вятской ссылке.

Несмотря на разрешенные «легальные» условия работы, краковская полиция установила за Дзержинским негласный надзор, временами вызывая его на допросы.

Его очень волновало положение дел в РСДРП, в которой разногласия между большевиками и меньшевика-ликвидаторами, троцкистами и другими оппортунистическими элементами все обострялись.

В январе 1910 г. в Париже состоялся пленум ЦК РСДРП, на котором в результате ареста ряда большевиков - членов ЦК преобладали оппортунистические, колеблющиеся элементы, что позволило им принять ряд антиленинских решений.

Ознакомившись с ними, Феликс Эдмундович сообщал Ледеру: «Резолюция ЦК[22] не нравится мне. Она туманна - неясна. В объединение партии при участии Дана не верю. Думаю, что перед объединением следовало довести меков до раскола, и Данов, ныне маскирующихся ликвидаторов, предварительно выгнать из объединенной партии»[23].

Прочитав опубликованную в газете «Социал-демократ» статью В. И. Ленина ««Голос» ликвидаторов против партии. (Ответ «Голосу социал-демократа»)», Дзержинский 19 марта 1910 г. с восхищением писал Ледеру: «Это мне страшно нравится... такой мощный голос, как некогда у «Искры» против экономистов»[24].

17 июня в письме Тышке он предлагал: «Войну не на живот, а на смерть должны мы объявить «голосовцам», примиренцам, заграничным интеллигентам, копающимся в грязном белье»[25].

В другом письме к Тышке Дзержинский снова критиковал решения январского пленума ЦК: «Мои взгляды по общепартийным вопросам я высказывал уже неоднократно, резолюциями пленума ЦК я не был удовлетворен. [97] В этом отношении я согласен с Лениным, с его статьей в № 2 «Дискуссионного листка»»[26].

После январского (1910 г.) пленума ЦК РСДРП борьба между большевиками и меньшевиками, троцкистами, прочими оппортунистами разгорелась с новой силой. Дзержинский в этой борьбе был на стороне большевиков. Он клеймил антипартийную деятельность Троцкого и требовал осудить раскольническую тактику его газетки «Правда», не оказывать ей никакой материальной помощи, а поддерживать большевистскую /Рабочую газету». Он советовал Тышке поместить в Центральном органе партии статью против троцкистской «Правды» и выступить против нее в «Червоном штандаре»[27].

Как член ЦК РСДРП Дзержинский продолжал живо интересоваться внутрипартийными вопросами в РСДРП. В феврале 1911 г. он информировал Тышку: «Что касается политики Ц[ентрального] О[ргана][28], то, насколько я разбираюсь в этих вопросах, с этой политикой я согласен, иду даже дальше, ибо я солидарен с политикой Ленина. Позицию мою Вы знаете»[29].

Чтобы активизировать деятельность нелегальных партийных организаций, Феликс Эдмундович в мае 1911 г. выезжал из Кракова в Варшаву, Лодзь и другие города Королевства Польского. Здесь он помог наладить распространение подпольной литературы, провел несколько партийных собраний, детально ознакомился с положением дел на местах.

28 мая - 4 июня 1911 г. Дзержинский вместе с Тышкой принял участие в созванном в Париже по инициативе В. И. Ленина совещании девяти членов ЦК РСДРП, живших за границей. Оно рассмотрело «вопрос о воссоздании ЦК в связи с общим положением партии»[30]. С докладом выступил Ленин.

На совещании рассматривался вопрос о подготовке [98] общепартийной конференции. Была избрана комиссия по ее созыву, в дальнейшем получившая название Заграничной организационной комиссии (ЗОК). Ни поручалось образование Русской коллегии из представителей местных партийных организаций для практической подготовки конференции. Совещание избрало техническую комиссию (ТК) для «исполнения ряда технических функций...»[31].

В «Извещении», изданном отдельной листовкой, совещание членов ЦК РСДРП призывало связаться с Организационной комиссией и немедленно приступить «к практической работе по созыву конференции, которая одна может помочь партии сплотить ряды и подготовиться к предстоящей борьбе!»[32].

Ф. Э. Дзержинский решительно поддерживал В. И. Ленина. 27 мая, т. е. накануне совещания, в письме из Парижа он сообщал, что встречался с В. И. Лениным, что большевики считают нынешний ЦК «смердящим трупом» и что необходимо изменников-«голосовцев» (т. е. меньшевиков-ликвидаторов. - Авт.) немедленно выбросить из центральных партийных учреждений и исключить из партии[33].

На второй день работы совещания, 29 мая В. И. Ленин и Ф. Э. Дзержинский обменялись в записке мнениями по обсуждаемому вопросу. Из записки Владимира Ильича, названной им «Договором Ленина с Юзефом», видно, что Дзержинский стоял за исключение «голосовцев» из партии. «Это необходимо сделать»[34], - твердо заявил Феликс Эдмундович.

После совещания он возвратился в Краков. Тышка же, вероятно, некоторое время еще оставался в Париже. Зная его примиренческую позицию по отношению к ликвидаторам, Дзержинский в июне 1911 г. в письме Барскому в Берлин спрашивал: «Что нового привез «Леон» (Тышка. - Авт.) ? Черкните несколько слов. Мое большевистское сердце в тревоге»[35].

Его тревога была вполне обоснованной. В политике Главного правления, в которое входил и Тышка, все отчетливее проявлялось примиренческое отношение к меньшевикам-ликвидаторам [99] и другим оппортунистам. Эта позиция неоднократно подвергалась резкой критике со стороны В. И. Ленина. Дзержинский целиком поддерживал ленинскую линию.

Из Кракова он осуществлял связь с Большевистским центром в Париже. В одном из писем туда в июле 1911 г. он писал, что из Кракова удобнее руководить практической работой РСДРП в России, чем из Парижа, а также сообщал о возможности обеспечить надежную переправку партийных работников через границу. «Вести практическую работу из Парижа, - указывал Дзержинский, - по очень многим соображениям - очень неудобно... Если бы здесь (т. е. в Кракове. - Авт.) кто-нибудь занялся этим делом - легко было бы организовать переправу...»[36]

Вероятно, В. И. Ленин учитывал и это письмо при решении вопроса о переезде из Парижа в Краков летом 1912 г.

В связи с тем, что Главное правление СДКПиЛ возражало против возвращения Ф. Э. Дзержинского из-за границы на постоянную работу в Королевство Польское, он в конце 1911 г. требовал: «Не протестуйте против этого, ибо я должен либо быть в огне и подходящей для меня работе, либо меня свезут на кладбище... Ваша политика не пускать меня в страну, лишить меня возможности делать то, что мне велит не только мой партийный разум, но и все. мое существо, кончится тем, что я бесславно погибну для дела»[37]. Но Главное правление не разрешило ему переехать в Королевство Польское.

В середине ноября 1911 г. Дзержинский выехал по партийным делам в Брюссель. На обратном пути он на несколько дней заехал в Париж, а затем прибыл в Берлин и находился там до конца декабря.

Беседы Дзержинского с Тышкой - одним из руководителей Главного правления - еще раз подтвердили примиренческую позицию последнего в отношении оппортунистов. Он также неправильно оценивал политическую обстановку в России, положение в РСДРП, не знал истинного состояния дел в нелегальных партийных организациях в Королевстве Польском. Все это вызывало протест со стороны местных организаций. [100]

В конце 1911 г. в Варшаве состоялась межрайонная конференция варшавской организации, которая отметила ошибки Главного правления и высказалась за созыв съезда или по крайней мере конференции в расширенном составе. Она выразила неудовлетворение тем, что Главное правление не представило ей информации о работе, и потребовала, чтобы «Главное правление ознакомило партию, со своей деятельностью внутри РСДРП и не делало «российской» политики тайком от польских рабочих и т. п.»[38]

Резолюцию о необходимости проведения расширенной конференции СДКПиЛ по примеру варшавской организации приняла лодзинская организация на конференции в декабре 1911 г. В резолюции об отношениях РСДРП и СДКПиЛ она требовала от Главного правления считаться с мнением краевых партийных организаций и срочно обсудить вопрос о ликвидаторстве[39].

Решения Варшавской конференции Главное правление расценило как дезорганизаторские и объявило распущенным избранный ею комитет. Однако он не подчинился этому решению и продолжал функционировать.

Так произошел раскол в польской социал-демократии на два лагеря - «зажондовцев» (сторонников Главного правления) и «розламевцев» (его противников, оппозицию). В. И. Ленин в статье «Раскол в польской социал-демократии» указывал, что он явился результатом конфликта, начавшегося уже на VI съезде СДКПиЛ в 1908 г. между Главным правлением и местными организациями (варшавской и Домбровского района). «Конфликт был организационный, - писал Владимир Ильич, - но имел большое политическое значение. Периферия требовала возможности влиять на политическую позицию партии, домогалась широкого обсуждения всех ее шагов организациями»[40].

В. И. Ленин выразил уверенность, что хотя польская социал-демократия переживает тяжелое время, но все здоровые элементы в ней сплачиваются[41].

Положение в варшавской организации после раскола продолжало оставаться тяжелым. Это вынудило Дзержинского в начале января 1912 г. нелегально приехать в [101] Варшаву. Здесь он ознакомился с положением дел в организации, решил некоторые неотложные партийные вопросы и благополучно возвратился в Краков.

В это время в жизни РСДРП произошло крупное событие. В январе 1912 г. в Праге под руководством В. И. Ленина состоялась VI Всероссийская конференция РСДРП. Она определила тактическую линию партии в условиях нового революционного подъема. Проанализировав политическое положение в стране, конференция указала, что свержение царизма и завоевание власти пролетариатом, ведущим за собой крестьянство, остается по-прежнему задачей демократического переворота в России.

Конференция обосновала наиболее целесообразные формы партийной работы, тактику партии на выборах в IV Думу. Она исключила из партии ликвидаторов и их пособников, осудила деятельность заграничных фракционных групп - «впередовцев», троцкистов и других.

Был избран ЦК из семи человек во главе с В. И. Лениным.

Ф. Э. Дзержинского глубоко беспокоило то обстоятельство, что представители СДКПиЛ не участвовали в работе Пражской конференции. Об этом он писал в Главное правление, а в марте 1912 г. просил прислать ему «отчет о ленинской конференции...»[42]. В этом письме Дзержинский убеждал Главное правление в необходимости своего переезда из Кракова в Королевство Польское.

Наконец такое согласие было получено. Перед отъездом в Варшаву 22 марта 1912 г. Феликс Эдмундович направил «Письмо к товарищам» (членам Главного правления. - Авт.), которое просил опубликовать в случае его ареста. «Из последних 14 лет моей жизни, - писал он, - шесть я провел в тюрьме и один год в ссылках. Я не буду жалеть, если сейчас придется идти на каторгу в том случае, если это поможет отторгнуть от партии чуждые элементы, которые примазались к ней во время подъема революционной волны и в настоящее время являются ее паразитами...»[43]

В Варшаве Дзержинский развернул огромную работу. Ему удалось восстановить наряду с оппозиционной [102] новую партийную организацию и новый Варшавский комитет, который признавал руководство Главного правления. Он проводил в районах города партийные и рабочие собрания, присутствовал на занятиях в кружках, подыскивал склады, новые адреса для получения и хранения литературы, организовал ее транспортировку из Варшавы в другие города.

Революционное движение в стране в это время продолжало нарастать. Мощным толчком, всколыхнувшим всю страну, явились ленские события 4 апреля 1912 г. Получив известия о событиях на Лене, Ф. Э. Дзержинский обратился в Главное правление с письмом, в котором просил скорее прислать специальное воззвание по этому поводу[44]. Вскоре оно было получено. Как и рекомендовал Дзержинский, документ призывал польских рабочих ответить на ленские события решительными формами борьбы. В ответ на призыв СДКПиЛ в мае 1912 г. в Варшаве забастовали 25 тысяч, в Ченстохове - 10 тысяч рабочих[45].

В июне - июле Дзержинский организовал выборы делегатов от местных партийных организаций («зажондовцев») на общепартийную конференцию СДКПиЛ, которая состоялась в августе 1912 г. в Берлине. После возвращения он объехал йартийные организации Домбровского бассейна, Ченстохова, Лодзи и Варшавы, где руководил межрайонными конференциями.

В начале сентября 1912 г. была распущена III Дума и назначены выборы в IV Думу. Дзержинский включился в подготовку к избирательной кампании. В Варшаве он лично руководил партийными собраниями в Повонзках и Мокотове, на которых обсуждалась избирательная платформа партии на выборах в IV Думу[46].

Большую помощь в работе Феликсу Эдмундовичу оказывала Софья Сигизмундовна Дзержинская (до замужества - Мушкат), профессиональная революционерка, член СДКПиЛ (подпольные псевдонимы Чарна, Богдана). Они знали друг друга с 1905 г. по совместной нелегальной работе в Варшаве. Здесь Софья Сигизмундовна работала пропагандистом, была членом социал-демократического комитета Мокотовского района, а затем и Варшавского комитета СДКПиЛ, неоднократно участвовала [103] в ее съездах. В 1906 г. она была арестована и заключена в варшавскую тюрьму. В этой же тюрьме сидел тогда и Ф. Э. Дзержинский. После освобождения Софья Сигизмундовна продолжала подпольную работу в разных городах Польши. В 1909 г. она вторично была арестована в Варшаве и через 3 месяца выслана административным путем за границу. Она поселилась в Кракове, который тогда входил в состав Австро-Венгрии. Здесь в марте 1910 г. Софья Сигизмундовна вновь встретилась с Феликсом Эдмундовичем, возвратившимся из сибирской ссылки. Она помогала ему привести в порядок партийный архив, наладить конспиративную переписку с партийными комитетами в стране, переписывать полученные из Берлина (там находилось Главное правление партии) рукописи статей и других материалов для газеты «Червоны штандар». Затем она пересылала их в Варшаву, где нелегально печаталась газета. Это была хотя и техническая, но очень кропотливая и важная для партии работа. Ее трудовой день, как и Дзержинского, длился с самого раннего утра и до позднего вечера, а нередко и до глубокой ночи. Софья Сигизмундовна принимала активное участие в работе Краковской секции СДКПиЛ, помогала укреплять связи заграничной организации партии со страной.

Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна очень любили друг друга и в августе 1910 г. поженились[47].

Но семейное счастье Дзержинских было коротким. Партия послала в ноябре 1910 г. Софью Сигизмундовну на нелегальную работу в Варшаву, но вскоре, в конце декабря, ее арестовали.

В тюрьме в июне 1911 г. Софья Сигизмундовна родила сына, Яна. Ребенок пробыл с нею в тюремной камере 8 месяцев. Царский суд приговорил подпольщицу к лишению всех прав состояния и к ссылке на вечное поселение в Восточную Сибирь. Ребенка пришлось отдать в частные платные ясли-детдом. Он был слаб и часто болел. Позднее его взял к себе дядя Софьи Сигизмундовны, врач по профессии, Мариан Мушкат, который проживал в небольшом белорусском городке Клецке[48].

Имея своих четверых детей и очень скудный заработок, он тем не менее выходил маленького Ясика. [104]

Осенью 1912 г. Софья Сигизмундовна бежала из ссылки[49] и благополучно добралась до Кракова, надеясь встретиться там с мужем. На русско-австрийской границе она узнала, что несколько дней тому назад Феликс Эдмундович в шестой раз арестован.

Случилось это 1 сентября 1912 г., в разгар напряженной работы в Варшаве.

В документе жандармского управления от 26 сентября приводились «изобличающие» арестованного факты. В нем указывалось, что Дзержинский создал и руководил новым Варшавским комитетом, признанным Главным правлением, и «вместе с тем вел здесь партийную работу, проводил забастовки, выпускал воззвания к рабочим по текущим событиям рабочей и политической жизни. Проживая в Варшаве более полугода, Дзержинский выезжал для партийной работы в Лодзь и ездил также в Краков для докладов Главному правлению о результатах своей работы»[50].

Как видно, полиция была неплохо осведомлена о деятельности Дзержинского.

Вскоре после его ареста Главное правление опубликовало в партийной печати письмо Юзефа от 22 марта 1912 г., предпослав ему следующее предисловие:

«Вы все знаете его. Из 34 лет жизни - 6 лет он провел в тюрьме, больше года пробыл в ссылках. С 17 лет в революционном строю. 12 лет в Варшаве. И везде он был первым, где самая тяжелая работа, самая большая ответственность, самая страшная опасность. Как организатор, агитатор, партийный руководитель, он в любое время делал все, что требовала польза дела: от самых мелких, простых, технических функций до широчайшей инициативы политической мысли. С железной силой и огненной страстностью восстанавливал он разгромленные врагом или доведенные до развала из-за собственной расхлябанности товарищей партийные организации...

Молодость, здоровье и личную жизнь он целиком положил на алтарь партии».

Почти два года находился Дзержинский под следствием в X павильоне Варшавской крепости. Только 29 апреля 1914 г. состоялся суд, приговоривший его за побег из Сибири к трем годам каторги. А по второму [105] делу - обвинению в подпольной партийной работе - еще продолжалось следствие.

Арест и осуждение Дзержинского отрицательно сказались на деятельности СДКПиЛ, в которой усилились примиренческие тенденции к оппортунистам.

В. И. Ленин, который жил в 1912-1914 гг. в Кракове и Порониио, глубоко интересовался положением дел в СДКПиЛ. В статьях «Положение в РСДРП и ближайшие задачи партии» и «Раскол в польской социал-демократии» В. И. Ленин критиковал ошибочную позицию Главного правления, помогал польским социал-демократам разобраться в вопросах внутрипартийной жизни и теснее объединиться в совместных действиях с большевиками[51].

Раскол в СДКПиЛ был преодолен лишь в ноябре 1916 г., однако ошибочные взгляды по идеологическим и тактическим вопросам не были пересмотрены.

В июле 3914 г., в связи с началом первой мировой войны, Ф. Э. Дзержинского в числе 502 узников варшавских тюрем перевезли в орловскую губернскую тюрьму[52]. Через три недели он был переведен в мценскую уездную тюрьму, а затем в начале октября - снова в орловскую губернскую тюрьму[53]. В этом царском каземате пламенный революционер пробыл до 21 апреля 1915 г., откуда был направлен в Орловский каторжный централ[54].

В камере вместе с Дзержинским сидели преимущественно молодые рабочие из Лодзи. Феликса Эдмундовича всегда тянуло к рабочим. Он организовал из заключенных ткачей две группы учащихся и сам преподавал им польский язык и литературу. А по вечерам, лежа на нарах, все заключенные с большим интересом слушали беседы Дзержинского на политические темы, выдержки из произведений классиков польской литературы - А. Мицкевича, Ю. Словацкого, Г. Сенкевича, М. Конопницкой, Э. Ожешко, которые он читал наизусть.

В орловской тюрьме Дзержинский вел неустанную борьбу с бундовцами и меньшевиками. Он был инициатором [106] и организатором борьбы заключенных с администрацией тюрьмы за улучшение условий содержания, против самодурства и произвола начальства.

Находясь в тюрьме, Ф. Э. Дзержинский даже не подозревал, что о его судьбе заботятся В. И. Ленин, Н. К. Крупская и другие товарищи из Союза помощи политическим заключенным, который находился сначала в Кракове, а затем в Швейцарии. Из переписки председателя Союза С. Багоцкого с Н. К. Крупской и С. С. Дзержинской за 1915 г. видно, что Надежда Константиновна хорошо знала, что у Дзержинского нет «ни гроша за душой», и просила оказать ему денежную помощь.

В конце марта 1916 г. его перевезли из Орла в Москву, сначала в Таганскую, а затем в Бутырскую тюрьму. В мае того же года суд приговорил его за революционную деятельность в 1910-1912 гг. к шести годам каторги, «исключив из срока каторжных работ три года, отбытые во исполнение приговора варшавского окружного суда от 29 апреля 1914 года».

После вынесения решения московской судебной палатой с мая 1916 г. на политкаторжанина Ф. Э. Дзержинского в Бутырской тюрьме был заведен новый «листок примерного расчета срока каторжных работ», который должен был истечь лишь в мае 1919 г.

И на воле, и в тюрьмах Дзержинский глубоко верил в неизбежность и близость новой революции в России. Рабочий социал-демократ Млынарский, который сидел вместе с ним в одной камере в Орле и в соседней камере в Таганской тюрьме, вспоминал, что Феликс Эдмундович был убежден, что скоро и «на нашей улице будет праздник». «Война для царизма даром не пройдет, - говорил он. - Может случиться так, что если война продлится еще год, то рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, сметут царский строй с лица земли, будет революция и мы вернемся домой. Вернемся мы, конечно, не для того, чтобы спокойно сидеть на печке, а чтобы бороться со старым миром и строить новую, счастливую жизнь для этих трудящихся»[55].

Ф. Э. Дзержинский был освобожден из Бутырской тюрьмы московскими рабочими 1 марта 1917 г. Ему не было тогда и 40 лет, но из них 22 года были отданы революционной борьбе. [107]


[1] См. «История Коммунистической партии Советского Союза», т. 2, стр. 239.

[2] См. «История Польши», т. II, стр. 559.

[3] Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 124.

[4] ЦПА ИМЛ, ф. 76, оп. 2, д. 34, л. 15.

[5] «Рассказы о наших земляках», стр. 6.

[6] См. Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 125-210.

[7] Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма, стр. 80-81.

[8] Там же, стр. 79.

[9] Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма, стр. 89.

[10] ЦПА ИМЛ, ф. 76, оп. 2, д. 34, л. 21.

[11] ЦПА ИМЛ, ф. 76, оп. 2, д. 80, л. 3.

[12] См. Н. Трушин. В сибирской ссылке. «Знамя юности», 10 сентября 1972 г. (Минск) .

[13] См. Н. Трушин. В сибирской ссылке. «Знамя юности», 10 сентября 1972 г. (Минск).

[14] «КПСС в резолюциях...», т. 1, стр. 249.

[15] Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 211, 212.

[16] См. С. С. Дзержинская. В годы великих боев, стр. 89.

[17] См. там же, стр. 90-92.

[18] См. Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 216, 217, 218.

[19] ЦПА ИМЛ, ф. 76, oп. 1, д. 408, л. 14.

[20] Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 240.

[21] См. С. С. Дзержинская. В годы великих боев, стр. 118.

[22] Речь идет о резолюции пленума ЦК «Положение дел в партии».

[23] Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 215.

[24] ЦПА ИМЛ, ф. 76, oп. 1, д. 244.

[25] ЦПА ИМЛ, ф. 76, oп. 1, д. 359, л. 1.

[26] Речь идет о статье В. И. Ленина «Заметки публициста» - ««Объединительный кризис» в нашей партии», в которой подвергаются критике решения январского пленума ЦК и деятельность ликвидаторов и троцкистов на пленуме (см. Полн. собр. соч., т. 19, стр. 252-304).

[27] См. Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 236.

[28] Центральным органом была в то время газета «Социал-демократ». В. И. Ленин входил в редакцию газеты и фактически был ее руководителем.

[29] См. С. С. Дзержинская. В годы великих боев, стр. 168.

[30] «КПСС в резолюциях...», т. 1, стр. 303.

[31] «КПСС в резолюциях...», т. 1, стр. 306.

[32] Там же, стр. 302.

[33] ЦПА ИМЛ, ф. 76, oп. 1, д. 676.

[34] Ленинский сборник XXV, стр. 90.

[35] ЦПА ИМЛ, ф. 76, оп. 1, д. 683.

[36] См. Ю. Бернов, А. Манусевич. Ленин в Кракове. М., Политиздат, 1972, стр. 13.

[37] ЦПА ИМЛ, ф. 76, oп. 1, д. 762, л. 2.

[38] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 289.

[39] См. там же, стр. 488.

[40] Там же, стр. 288.

[41] См. там же, стр. 291.

[42] Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 245.

[43] Печатный текст письма (на польском языке) хранился в личном архиве С. С. Дзержинской, а после ее смерти (1968 г.) передан в музей Ф. Э. Дзержинского в Ивенце.

[44] ЦПА ИМЛ, ф. 76, оп. 1, д. 960, л. 1.

[45] См. «История Польши», т. II, стр. 577.

[46] См. С. С. Дзержинская. В годы великих боев, стр. 173.

[47] См. С. С Дзержинская. В годы великих боев, стр. 128-132.

[48] Ныне районный центр Минской области БССР.

[49] Ей помог в этом Ф. Э. Дзержинский, переслав жене паспорт на чужое имя и 100 рублей денег.

[50] ЦПА ИМЛ, ф. 76 оп. 2, д. 68, л. 10.

[51] См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 21, стр. 387-394, т. 22, стр. 268, 288-292.

[52] См. «Рассказы о Дзержинском», стр. 97-98.

[53] Мотивы перевода в документах тюремной администрации не указаны.

[54] См. М. Н. Гернет. История царской тюрьмы, т. 5. М., «Юридическая литература», 1963, стр. 315.

[55] «Рассказы о Дзержинском», стр. 108-109.


<< Назад | Содержание | Вперед >>