1. Ростовско-Суздальская Русь. Удельный порядок. С половины XII в. многолюдное дотоле Поднепровье пустеет. Княжеские усобицы и половецкие нападения заставляют население покидать насиженные места, и значительная часть его уходит на северо-восток, в обширную и редконаселенную лесную область Окско-Волжского междуречья. Здесь поселенцы находят менее плодородную почву и более суровый климат, но зато более спокойную и безопасную жизнь. В этом глухом и малонаселенном краю, среди разбросанных по лесам финских поселков, находились некоторые старые русские города - Ростов, Суздаль, Муром, - возникшие еще в древний период русской колонизации. При Владимире и Ярославе здесь возникают города Владимир на Клязьме и Ярославль на Волге, а в середине XII в. эта область выделяется в особое княжество и достается сыну Владимира Мономаха - Юрию Долгорукому. Юрий, а затем его сыновья Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо являются энергичными устроителями и заселителями Ростовско-Суздальской области. В X веке здесь возникает ряд новых городов: Москва, Юрьев, два Переяславля - Переяславль Залесский и Переяславль Рязанский (оба они, как и южный Переяславль, стоят на речках с одинаковым именем - Трубеж), Тверь, Кострома, Стародуб, Дмитров, Городец, Галич, Звенигород, Вышгород: многие города, села и реки получают южно-русские названия, перенесенные на отдаленный суздальский север с киевского юга. Переселенцы приносят с тобой и свои былины и песни про ласкового князя Владимера и про его могучих богатырей, и в северных лесах эти южные былины доживают до XIX века. [91]
К концу XII века Ростовско-Суздальская земля настолько заселяется и усиливается, что получает решительное преобладание над остальными областями Русской земли. Вместо Киева Владимир на Клязьме становится столицей старшего и самого могущественного русского князя. «Политический центр тяжести явственно передвигается с берегов среднего Днепра на берега Клязьмы. Это передвижение было следствием отлива русских сил из среднего Поднепровья в область верхней Волги» (Ключевский).
Русская колонизация верхнего Поволжья имела целым ряд последствий этнографических, экономических и политических.
Этнографическим последствием было образование в Окско-Волжском междуречье великорусского племени и смешения русских поселенцев с постепенно обрусевшими финнами.
Последствиями экономическими и социальными было решительное преобладание в новом краю сельского населения над городским и натурального хозяйства над денежным и товарным. В Киевской Руси великий водный путь Днепра - Волхова объединял и связывал различные области, расположенные по тому пути, и втягивал их в общий хозяйственный оборот. Верхневолжская Русь XII-XIV вв. лежала в стороне от международных торговых путей. Она была покрыта лесами, болотами и густою сетью рек и речек, текущих в различных направлениях, и население «расплывалось» по этой речной сети в разных направлениях. По рекам вытягивались длинные линии или полосы мелких поселков, и каждая была отделена от другой «морем» лесов и болот... Места, удобные для поселений и для сельскохозяйственной обработки, были сравнительно редкими островами среди этого «моря», и потому пpeoбладающим типом поселений были малые деревни в один-два-три двора. Тогдашние приемы обработки земли cooбщали земледелию подвижной, неустойчивый характер. «Выжигая лес на нови, крестьянин сообщал суглинку усиленное плодородие и несколько лет кряду снимал с него превосходный урожай, потому что зола служит очень сильным удобрением. Но это было насильственное скоропреходящее плодородие: через 6-7 лет почва совершенно истощалась, и крестьянин должен был покидать ее на продолжительный отдых, запускать в перелог. Тогда он переносил свой двор на другое, часто отдаленное место поднимал другую новь, ставил новый «починок на лесе»[92] (Ключевский.)[1] Трудность расчистки леса под пашню обусловливала незначительность подворных пахотных участков, а недостаточное количество или низкое качество пахотных земель вынуждало крестьянина восполнять свой скудный земледельческий заработок развитием кустарных сельских промыслов (для которых лес в изобилии доставлял материалы), а также рыболовством и охотой.
Города Окско-Волжского междуречья никогда не достигали того экономического значения и того социально-политического влияния, как города Киевской и Новгородской Руси, а часть их населения занималась земледелием и лесными промыслами наравне с сельским населением. Таким образом, Северо-Восточная Русь стала - на долгие века - земледельческой, крестьянской страной.
Политические последствия русской колонизации Окско-Волжского междуречья состояли в изменении характера княжеской власти здесь и отношений между князем и населением. В Киевской и Новгородской Руси сильные, многолюдные и организованные городские общины приглашали к себе князей, нужных им для военной обороны и для поддержания внутреннего порядка, здесь городское население чувствовало себя хозяином, а князь (особенно в Новгороде) был пришельцем. На северо-востоке соотношение было обратным: князь, владевший обширными, но почти пустынными земельными пространствами, приглашал колонистов для заселения этих земель, чтобы увеличить свои доходы и свою социально-политическую силу. Здесь князь был хозяином, а население - пришельцами. Андрей Боголюбский недаром хвалился, что он всю Суздальскую Русь «городами и селами населил и многолюдной учинил». Всеволод III с большим успехом продолжал дело Андрея. Понятно, что суздальский князь видит в себе хозяина-собственника своей земли, считает себя вправе распоряжаться ею по своему усмотрению и перед смертью делит ее между своими сыновьями. Области, полученные отдельными князьями и составляющие их полную и наследственную собственность, называются их «уделами» (термин и понятие, чуждые Киево-Новгородской Руси). [93] «Понятие о князе, как о личном собственнике удела, было юридическим следствием значения князя, как заселителя и устроителя своего удела) (Ключевский)[2].
С развитием удельного порядка в ХIII-XIV вв. вечевая жизнь в Северо-Восточной Руси постепенно замирает. С изменением характера общественной жизни и с преобладанием сельского населения над городским исчезают условия для вечевых собраний. Сельское население, разбросанное мелкими поселками на обширных пространствах, не имеея ни возможности, ни охоты, собираться в далекий город на вече, а жители какого-нибудь удельного городка не обладают достаточной силой, организованностью и независимостью, чтобы заставить князя подчиняться их воле.
В XIII-XIV вв. удельное дробление Суздальской Руси происходит быстро и непрерывно, по мере размножения княжеского рода. Только небольшая сравнительно область стольного города Владимира остается в общем владении суздальских Всеволодовичей; они владеют старшим столом владимирским сначала по очереди старшинства, а потом - по назначению татарского хана. Остальная территория дробится на множество уделов; так, при внуках и правнуках. Всеволода Суздальская земля распадается на 12 уделов: Ростовский, Переяславский, Юрьевский, Стародубский, Суздальский, Костромской, Московский, Галицкий. В XIV-XV вв. происходит дальнейшее дробление, географическим основанием которого становятся мелкие речные области этого края. Князья некоторых более крупных городов - тверские, ярославские, нижегородские - образовали местные линии «великих князей», но процесс удельного дробления продолжался.
Каждый удельный князь считал себя независимым владетелем и полным собственником своего княжества, и в сознании князей, как и в их правительственной практике; происходит смешение элементов частного и публичного права. «Князья правили свободным населением своих княжеств, как государи, и владели их территориями, как частные собственники, со всеми правами распоряжения, вытекающими из такой собственности» (Ключевский). [94]
Впрочем, не вся территория княжества принадлежала князю на одинаковых основаниях. Земли дворцовые эксплуатировались подневольным трудом холопов или зависимого населения, и доходы с них шли непосредственно на содержание княжеского двора. Так называемые «черные» земли были в пользовании вольных крестьян, и доходы с них шли также в княжескую казну. Но кроме этих разрядов существовали земли «боярские», т. е. частновладельческие, а также земли церковных учреждений (главным образом монастырские). Крестьяне, жившие на землях княжеских, боярских и церковных, были лично свободными и могли переходить от одного землевладельца к другому. Бояре и «вольные слуги» князей также могли переходить от одного князя к другому, но, поскольку они были землевладельцами в данном княжестве, они должны были «судом и данью тянуть» к данному князю «по земле и по воде».
[1] Некоторые историки оспаривают «теорию» о подвижном характере древнерусского земледелия и о подвижности самого крестьянского населения, но это не теория, а факт. Даже в описях XVI века мы встречаем одновременное существование множества «пустошей», т. е. заброшенных деревень, и «починков», т. е. новых поселений. При несложности крестьянских построек и при обилии под рукой строительных материалов такие переселения не представляли для крестьян особенных трудностей.
[2] Конечно, новые понятия и новые отношения не сразу входят в жизнь. Мы видели, что во 2-й половине XII в. и даже еще в начале XII в. население крупных городов Ростовско-Суздальской земли может избирать и приглашать себе князя, который ему люб. Однако уже в 1177 г. владимирцы целовали крест ко князю Всеволоду «и на детях его», т. е. признали наследственность владетельных прав Всеволодова потомства.