Нет ничего счастливее христианина, потому что ему обещано Царствие Небесное; нет ничего многострадательнее, потому что он ежедневно сокрушается о жизни своей; нет ничего сильнее, потому что он побеждает диавола; и нет ничего слабее, потому что он побеждается плотью. На все это есть множество примеров. Разбойник на кресте верует и тотчас удостаивается услышать: Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). Иуда из апостольского служения низвергается в ад погибели, и ни дружественным обращением, ни предуказанием куска хлеба, ни лаской лобзания не удерживается от предательства как человека Того, Которого он знал за Сына Божия. Что презрение самарянки? Однако ж она не только сама уверовала и после шести мужей обрела одного - Господа и у источника признала Мессией Которого народ не узнал в храме иудейском, но и была виновницей спасения многих, и в то время как апостолы покупают пищу, она насыщает Алчущего и покоит Усталого (см.: Ин. гл. 4). Кто мудрее Соломона? И однако ж в любострастии с женщинами он теряет разум (см.: 3 Цар. 11, 1-4). Добро соль, и никакая жертва не приносится без окропления ею (см.: Лев. 2, 13). Поэтому и апостол повелевает: Слово ваше [да будет] всегда с благодатию, приправлено солью (Кол. 4, 6). Если она обуяет, то выбрасывается вон и теряет свою силу настолько, что становится бесполезной даже в уметах, которыми [355] верующие обыкновенно удобряют поля и утучняют бесплодную почву душ. Я сказал это, сын мой Рустик, для того, чтобы с самого начала научить тебя предпринимать великое и стремиться к высшему и, попирая влечения юности и незрелого возраста, восходить в меру совершенного возраста, но вместе с тем - чтобы показать, что путь, на который ты вступаешь, скользок и что здесь получается не столько славы после победы, сколько бесславия после падения.
Мне не нужно теперь проводить поток через поля добродетелей, не нужно трудиться, чтобы показывать тебе красоту различных цветов: сколько лилии имеют в себе чистоты, какой роза обладает стыдливостью, сколько обещает в Царствии Небесном пурпур фиалки, какие обетования заключает живописный вид красноватых распускающихся почек. Ты, по милости Господа, уже держишься за рукоять плуга. Ты уже взошел с апостолом Петром на кровлю и в горницу - с Петром, который, не находя пищи в иудеях, насыщается верой Корнилия и голод неверия их (иудеев) утоляет обращением язычников и в четырехугольном сосуде Евангелий, сошедшем с неба на землю, получает вразумление и научается, что все люди могут спастись. Виденное снова возносится в горняя в образе белейшего полотна, и потому верующих восхищает от земли на небо, во исполнение обетования Господня: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8). Все, что я, взяв тебя за руку, желаю внушить тебе, все, чем стараюсь, при твоей неопытности, как кормчий, опытный после многих кораблекрушений, сделать тебя победителем, - это то, чтобы ты [356] знал, на каком берегу находятся пираты целомудрия: где Харибда и корень всех зол сребролюбия; где лают собаки Сциллы, о которых говорит апостол: Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом (Гал. 5, 15); каким образом мы иногда, находясь в безопасности, среди тишины обуреваемся ливийскими и сирийскими песками пороков; каких ядовитых животных питает пустыня этого мира.
Плавающие по Чермному морю (нам должно желать, чтобы утопал в нем истинный фараон со всем воинством) с величайшими затруднениями и опасностями достигают города Авксумы[1]. По обоим берегам моря обитают кочевые народы - самые дикие звери. Всегда беспокойные, всегда вооруженные, они возят с собой съестные припасы на целый год. Везде так много опасных подводных камней и мелей, что и опытный кормчий должен сидеть на высокой перекладине мачты и оттуда давать приказание, как нужно направлять и проводить корабль. То счастливый переезд, если через шесть месяцев достигают пристани вышеупомянутого города, от которого начинает открываться океан, по которому едва в течение года постоянного плавания достигают Индии и реки Ганга (упоминаемой в Священном Писании под именем Пизона), которая обтекает всю землю Евила и из райского источника, говорят, несет краски различных родов. Там родятся алмаз и смарагд, блестящие жемчужины и перлы, которыми разжигается честолюбие знатных женщин; там и золотые [357] горы. Чтобы показать, каких стражей имеет богатство, говорят, что к этим горам невозможно приступить по причине грифов, драконов и чудовищ огромнейших размеров.
Что же из этого? Очевидно, если купцы века сего переносят все это, чтобы достигнуть неверного и гибнущего богатства и чтобы с опасностью для души сохранить приобретенное со многими опасностями, то что должен делать куплю деющий о Христе - тот, который, продав все, ищет драгоценнейшей жемчужины, который всем имением существа своего покупает поле, чтобы найти в нем сокровище, которого бы ни вор не мог подкопать, ни разбойник украсть?
Я знаю, что оскорблю очень многих, которые общее рассуждение о пороках принимают за личный упрек; но, гневаясь на меня, они раскрывают свою совесть и гораздо хуже думают о себе, чем обо мне. Я не назову никого, не выставлю и не буду бранить известных лиц, как это дозволялось в древней комедии. Благоразумный муж и благоразумные женщины должны скрывать и даже исправлять то, что замечают в себе (худого), негодовать больше на себя, чем на меня, и не осыпать бранью наставника, который хотя бы и был заражен теми же пороками, но, конечно, лучше уже тем, что ему не нравятся его пороки.
Мне известно, что у тебя есть благочестивая мать, вдовствующая много лет, которая воспитала, которая обучила тебя в детстве и, после образования в Галлиях науками, которые здесь весьма процветают (причем она старалась не побуждать, а удерживать тебя в занятиях), не [358] щадя издержек и не скучая об отсутствии сына, в надежде на будущее, отослала в Рим, чтобы богатство и блеск языка галльского приправить римской строгостью, что читаем и о красноречивейших мужах Греции, которые азиатскую величавость слога солили аттической солью и роскошные ветви виноградных кустов обрезывали серпами, чтобы тиски красноречия были богаты не листвой слов, а виноградными выжимками мыслей. Ты уважай ее как мать, люби как воспитательницу, почитай как святую. Не подражай примеру других, которые, оставляя своих, привязываются к другим (женщинам), бесчестие которых явно, которые под предлогом благочестивой любви ищут подозрительных сообществ[2]. Я знаю, что некоторые уже зрелого возраста и весьма многие из отпущенниц находят удовольствие в юношах и ищут духовных сыновей и потом, поправ стыд, от мнимоматеринских отношений переходят к супружеским удовольствиям. Другие оставляют сестер девиц и связываются с посторонними. Есть и такие, которые ненавидят своих родственников и не находят удовольствия в их любви; необузданность - отличительный признак их души - не допускает никакого извинения и бесполезные покровы целомудрия разрывает, как ткань паутины. Посмотри: некоторые с опоясанными чреслами, темной туникой, длинной бородой отойти не могут от женщин, живут с ними под одной кровлей, вместе с ними [359] ходят в собрания, держат в услужении молодых служанок и, исключая слова брака, допускают все брачное. И это не поношение для христианского имени, если мнимый последователь религии живет во грехе; напротив, даже посрамление язычников, если они видят, что и Церкви не одобряют того, что не нравится всем добродетельным людям.
А ты, если хочешь быть, а не казаться монахом, позаботься не о хозяйственных и семейных делах, с отречения от которых ты начал монашество, а о душе своей. Грязная одежда - признак чистой души, бедная туника показывает презрение к миру; только при этом и дух не [360] должен надмеваться, чтобы одежда и речь не разногласили между собой. Не должен заботиться о парении в банях тот, кто жар тела хочет потушить холодом постов. И самые посты должны быть умерены, чтобы чрезмерные посты не ослабляли желудка и, требуя большего отдохновения, не доводили тела до осырения, от которого происходят похоти. Не в большом количестве и умеренная пища полезна и для тела, и для души. С матерью видайся так, чтобы через нее ты не был принужден видеть других, лица которых могли бы прильнуть к твоему сердцу, и «жила бы в груди безмолвная рана» (Энеида, 4). Знай, что служанки, которые у нее в услужении, для тебя ковы, потому что чем ниже положение их, тем легче падение.
И Иоанн Креститель имел святую мать и был сын первосвященника, однако ни любовью матери, ни богатством отца не был склонен к тому, чтобы жить в доме родителей с опасностью для целомудрия. Он жил в пустыне, и очами, устремленными ко Христу, ничего иного не удостаивал видеть. Грубая одежда, кожаный пояс, пища: акриды и дикий мед - все приурочено к добродетели и воздержанию. Сыны пророческие (из Ветхого Завета мы знаем, что они были монахи) строили себе хижины при струях Иордана и, оставив шум городов, питались ячной крупой и дикими травами (см.: 4 Цар. гл. 6). Пока ты в своем отечестве, считай келию раем, срывай различные плоды Писаний и их-то удовольствиями пользуйся, их-то любовью наслаждайся. Если соблазняет тебя глаз, нога, рука, вырви их. Не щади ничего, чтобы пощадить одну душу. Всякий, кто смотрит [361] на женщину, говорит Господь, с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). Кто может сказать: «я очистил мое сердце, я чист от греха моего?» (Притч. 20, 9). Звезды не чисты перед очами Господа: кольми паче люди (см.: Иов. 25, 5-6), жизнь которых есть искушение? Горе нам, которые сколько раз воспохотствуем, столько и любодействуем. Упился, говорит, меч Мой на небесах (Ис. 34, 5), тем более на земле, которая рождает терния и волчцы. Сосуд избранный, в устах которого был отзвук Христа, умерщвляет тело свое и порабощает (см.: 1 Кор. 9, 27), и однако видим, что естественное разжжение плоти противовоюет уму его, так что он побуждается делать то, чего не хочет, и, как бы терпя насилие, восклицает и говорит: Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7, 24). А ты неужели думаешь, что можешь пройти без падения и раны, если всяким хранением не соблюдешь сердце свое и не скажешь со Спасителем: Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мф. 12, 50)? Эта жестокость есть любовь, даже что в такой степени любвеобильно, как сохранение сына святым для святой матери? И она желает тебе жить и не видеть тебя до времени, чтобы всегда видеть со Христом. Анна родила Самуила не для себя, но для скинии (см.: 1 Цар. 1; 2). О сынах Ионадавовых, которые не пили вина и сикера, которые жили в палатках и имели жилища, необходимые для ночи. В псалме пишется, что они первые были взяты в плен, когда во время опустошения Иудеи халдейским войском принуждены были появиться в городах (см.: Пс. 70). [362]
Пусть другие рассуждают, как хотят, ибо каждый руководится своим умом. А для меня город - темница, а пустыня - рай. Зачем нам, которые считаемся одиночниками (монахами), желать многолюдства городов? Моисей, чтобы предводительствовать народом иудейским, воспитывается в пустыне сорок лет: пастырь овец, он сделался пастырем людей. Апостолы от ловли рыб на озере Геннисаретском перешли к уловлению людей. Имея в то время отца, сеть, лодку, они, последовав за Господом, оставили совершенно все, нося крест и не имея даже посоха в руке. Это говорю для того, чтобы ты, если притом подстрекает тебя и желание духовного чина, научился тому, чему бы ты мог учить, и приносил бы Христу разумную жертву; чтобы ты не был воином, не бывши новобранцем, чтобы не был учителем, не бывши учеником. Моему смирению и моей мерности несвойственно судить о клириках и говорить что-нибудь дурное о служителях церквей. Пусть имеют они свой устав и свой чин, и если ты его получишь, то как тебе должно жить в этом чине, этому может научить тебя книга, написанная к Непоциану. Я теперь рассуждаю о первоначальных правилах и образе жизни монаха - такого монаха, который, изучив в юности свободные науки, возложил на выю свою иго Христово.
И прежде всего должно сказать о том, один или с другими ты должен жить в монастыре. Мне кажется лучше, чтобы ты имел общение со святыми[3], для того, чтобы тебе не учить [363] самому себя, не идти без руководителя по пути, по которому никогда не ходил, чтобы тебе не сбиться скоро в противную сторону, не быть открытым для греха, не ходить более или менее должного, чтобы или не устать при скором беге, или не заснуть во время отдыха. При одиночестве скоро подкрадывается гордость; и если монах немного попостился и не видал человека, то думает, что он нечто важное, и, забыв о себе - откуда и куда он идет, блуждает внутри сердцем и вне языком. Он судит, вопреки воле апостола, чужих рабов; протягивает руку к тому, чего захочет горло; спит сколько хочет; ничего не опасается; делает что хочет; считает всех низшими себя и чаще находится в городах, чем в келии, и, толкающийся среди уличной толпы, между братий представляется скромником. Итак, что же? Я не одобряю отшельнической жизни? Напротив; я ее весьма часто хвалил. Но я хочу, чтобы из школы монастырей выходили такие воины, которых не страшили бы суровые правила пустыни; которые бы в течение долгого времени были испытаны в жизни общежительной; которые были бы меньшими всех, чтобы быть первыми; которых бы никогда не побеждал ни голод, ни пресыщение; которых радует нищета; внешний вид, речь, лицо, походка которых представляют урок добродетелей; которые не умеют, подобно некоторым негодным людям, выдумывать страшилища восстающих против них демонов, чтобы у невежд и простого народа сделать из себя чудо и получать от этого выгоды.
Недавно я видел и скорбел, что Крезовы богатства похищены смертью одного человека [364] и городские доходы, собиравшиеся будто бы в пользу бедных, оставлены наследникам и потомству. Тогда-то железо, скрывавшееся в глубине, всплыло на поверхность воды, и среди пальм оказалась горечь Мерры. И неудивительно: у него (богача) был такой приятель и наставник, который голод бедных делал своим богатством и предоставляемое нищим сохранял в свое обнищание. Вопль их (нищих) наконец дошел до неба и преклонил долготерпеливый слух Божий: послан был яростный Ангел сказать Навалу кармильскому (см.: 1 Цар. гл. 25): Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12, 20).
Итак, я не хочу, чтобы ты жил с матерью, и по причинам, какие я выше изложил, и потому особенно, чтобы или не оскорблял ее отказом, когда она будет предлагать тебе изысканные яства, или чтобы не подливать масла в огонь, если будешь принимать их, и чтобы при множестве служанок не видеть днем того, о чем бы мог думать ночью. Пусть никогда не выходит из рук и глаз твоих книга; Псалтирь учи слово в слово, молись неопустительно, бодрствуй умом и не открывай его суетным помыслам. Тело так же, как и дух, пусть стремится ко Господу. Гнев побеждай терпением, возлюби знание Писаний, и ты не будешь любить плотских пороков. Ум твой пусть не будет празден и занят разными пустяками, которые, овладев сердцем, возобладают над тобой и доведут тебя до великого греха[4]. Занимайся каким-нибудь делом, чтобы диавол [365] всегда находил тебя занятым. Если апостолы, имевшие право жить от благовестия, трудились своими руками, чтобы не быть в тягость кому-либо, и даже другим оказывали вспомоществование, хотя должны были жать их плотское за свое духовное (см.: 1 Кор. 9, 11), то почему же тебе не приготовлять нужного для своих потребностей? Или плети корзинку из тростника, или из гибкого ракитника делай кошницу; поли засаженную землю; разделывай на ровном расстоянии грядки и, когда они будут засеяны овощами или рядами засажены растениями, проводи орошение, чтобы тебе видеть перед глазами то, о чем говорят эти прекрасные стихи:
Вот с высокого места |
Прививай неплодовые деревца или почками, или отпрысками, чтобы через непродолжительное время вкушать сладкие плоды своего труда. Делай ульи для пчел, к которым посылают тебя притчи Соломона, и в их маленьких обществах изучай и монастырский устав, и царскую дисциплину. Плети рыболовные сети, переплетай книги, чтобы и руки зарабатывали пищу, и дух насыщался чтением. Душа ленивого желает, но тщетно (Притч. 13, 4). Монастыри египетские соблюдают такой обычай, что не держат никого без рабочего труда, и не столько по нужде в содержании, сколько для [366] спасения души. Да не блуждает твой ум в погибельных помыслах и, подобно прелюбодействующему Иерусалиму, да не разлагает колена свои всякому мимоходящему.
В лета юности и среди пустынного уединения я не мог превозмочь греховных возбуждений и страстности природы; хотя последнюю и преодолевал частыми постами, но ум разжигался помыслами. Для укрощения его я отдал себя в обучение некоему брату, обратившемуся в христианство из евреев, чтобы после остроумия Квинтиллиана, плавности Цицерона, важности Фронтона и легкости Плиния поучиться азбуке и потрудиться над трещащими и захватывающими дух словами (то есть еврейскими). Сколько я положил там труда, сколько перенес затруднений, сколько раз отчаивался и сколько раз бросал и снова начинал учиться - знаю об этом я, страдавший, знают и жившие со мной. И благодарю Господа: от горького семени учения я собираю сладкие плоды.
Скажу и о другом обстоятельстве, виденном в Египте. Был в киновии юноша грек, который никаким воздержанием, никаким трудным занятием не мог погасить огонь плоти. При этом несчастье авва монастыря спас его такой хитростью. Он приказал одному строгому мужу, чтобы он преследовал юношу клеветами и бранью и, вызвав с его стороны оскорбление, первый принес на него жалобу. Призванные свидетели говорят в пользу оскорблявшего; юноша при такой клевете плачет, видя, что никто не верит истине; один авва искусно возражает в его защиту, чтобы не сокрушить брата чрезмерной печалью. Что же далее? Так прошел [367] год; по окончании его, когда юношу спросили о прежних его помыслах - не терпит ли он еще мучения от них, он сказал: отцы, жизнь мне не мила, можно ли думать о любодеянии? Если бы этот юноша был один, то кто помог бы ему одержать победу?
Мудрецы мира[5] обыкновенно выгоняют старую любовь новой, как клин клином. Так сделали семь персидских князей с царем Артаксерксом, чтобы страсть его к царице Астини охладить любовью к другим девицам. Они врачуют порок пороком и грех грехом, а мы должны побеждать пороки любовью к добродетелям. Уклонися, говорит, от зла, и сотвори благо, взыщи мира и пожении (Пс. 33, 15). Если мы не имеем ненависти ко злу, то не можем любить добра; тем более должно делать добро, чтобы уклониться от зла. Должно искать мира, чтобы избежать войны; и недостаточно искать его, нужно всеми силами преследовать, когда найден и убегает от нас этот мир, который превосходит всякий ум и в котором обитает Бог, по слову пророка: И бысть в мире место Его (Пс. 75, 2). Прекрасно выражается здесь искание мира преследованием, подобно тому как и апостол говорит: Ревнуйте о странноприимстве (Рим. 12, 13), - чтобы странников мы не приглашали к себе только вежливо и обычной просьбой и, как говорится, верхними губами, но удерживали их со всей горячностью сердца, как будто они уносят с собой часть нашего имущества и стяжания.
Никакая наука не изучается без учителя. Даже бессловесные животные и стада диких [368] зверей следуют своим вожакам. У пчел есть матки, журавли летят за одним в порядке буквы[6]. Император один, судья провинции один. Только что основанный Рим не мог иметь царями двоих братьев вместе и осквернился братоубийством. Во чреве Ревекки Исав и Иаков враждовали (см.: Быт. 25, 22). В церквах по одному епископу, по одному архипресвитеру, по одному архидиакону, и всякий чин церковный поддерживается своими правителями. На корабле один кормчий; в доме один господин; в войске, хотя бы и весьма большом, дожидаются сигнала одного.
Всем этим (чтобы не наскучить читателю дальнейшим распространением) речь моя склоняет тебя к тому, чтобы научить, что не должно оставлять себя на свой произвол, а что ты должен жить в монастыре под надзором одного аввы и в обществе многих, чтобы у одного научиться смирению, у другого терпению; тот научит тебя молчанию, а этот кротости - чтобы не делал ты, что хочешь, ел, что дозволят, носил, что дадут, в трудах своих выполнял урок, чтобы подчинялся, кому не хочешь, ложился в постель усталым, не спал, хотя и вставал не выспавшись. Пой псалом в свою очередь[7], причем требуется не приятность голоса, но молитвенное расположение ума, по слову апостола: Буду петь духом, буду петь и умом (1 Кор. 14, 15). И еще: Поюще в сердцах ваших Господеви, ибо они читали, что заповедано: Пойте разумно. Услуживай братии, омывай ноги [369] странникам; терпя обиду, молчи, настоятеля монастыря бойся как господина, люби как отца. Верь, что для тебя спасительно все, что он прикажет, и не суди о мнении старших - твое дело повиноваться и исполнять, что приказано, по слову Моисея: Внимай и слушай, Израиль (Втор. 27, 9). При таких занятиях ты будешь свободен от всяких помыслов и, преходя от одного к другому и одно сменяя другим, ты в уме будешь держать только то, что тебе нужно будет делать.
Я видел некоторых, которые, отрекшись от мира, то есть по одежде и обещанию на словах, а не на деле, ничего не переменили из прежней жизни. Имение у них более увеличилось, чем уменьшилось; та же прислуга из рабов, тот же затейливый стол. На стекле и расписанной посуде съедается золото, и, окруженные толпами различных служителей, эти монахи присваивают себе имя отшельников. А те, которые бедны и с небольшим состоянием, считают себя мудрецами; в публичных местах они выступают подобно триумфальным носилкам[8], чтобы упражняться в собачьем красноречии. Другие, подняв плечи кверху и не зная что бормоча про себя, уставив в землю глаза, отвешивают напыщенные фразы, так что если бы прибавить к этому прекона (общественного глашатая), то можно бы подумать, что вошел в префектуру. Есть такие, которые от сырости келий, неумеренных постов, от скуки одиночества и чрезмерного чтения, дни и ночи слыша только звуки собственного голоса, [370] впадают в меланхолию и нуждаются более в рецептах Гиппократа, чем в моих увещаниях. Многие не могут оставить прежних торговых занятий и, заменив только свои купеческие имена, упражняются в той же коммерции, заботясь не о пище и одежде, по заповеди апостола, а гоняясь даже за большими барышами, чем люди мира. Прежде, по крайней мере, ездили те, которых греки называют αγοpανóμους[9], обуздывали хищничество продавцов, и грех не оставался безнаказанным; а теперь беззаконные сделки производятся под покровом религии и честь христианского имени более производит, чем терпит обман. Хотя стыдно, но нужно сказать, чтобы, по крайней мере, мы краснели за свое безобразие: мы (монахи), публично протягивая руки (за милостыней), рубищем покрываем золото, и, вопреки общему мнению, мы, жившие как будто в нищете, умираем богачами, с набитыми кошельками. Тебе, когда будешь в монастыре, не следует делать этого - и, мало-помалу привыкнув к тому, что сначала делал по принуждению и не вполне, ты будешь находить удовольствие в своем подвиге и, забыв прежнее, постоянно будешь достигать высшего; не смотри только, что другие делают худого, думая о том, что тебе нужно делать доброго.
Но не обманывайся многочисленностью согрешающих и не смущайся множеством погибающих; не подумай про себя: что же, разве все погибнут живущие в городах? Вот они занимаются своим хозяйством, управляют церквами, ходят в бани, не презирают благовонных мазей и, однако, пользуются общим уважением. На [371] это и прежде отвечал я, и теперь коротко скажу, что в настоящем письме я рассуждаю не о клириках, а делаю наставления монаху. Клирики святы, и жизнь всех их достойна похвалы. Поэтому ты поступай и живи в монастыре так, чтобы удостоиться быть клириком, чтобы никаким пороком не запятнать своей юности, чтобы приступить к алтарю Христову так, как непорочная девица приступает к брачному ложу, и иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы женщины знали твое имя и не знали твоего лица. Достигнув, если доживешь, совершенного возраста, если тогда или народ, или епископ города изберет тебя в клирики, поступай, как прилично клирику, и между клириками подражай лучшим, ибо во всяком звании и чине очень хорошее смешано с очень дурным.
Не перескакивай скоро к писательству и не обольщайся легкостью неграмотности. Долго учись тому, чему хочешь учиться. Не верь своим панегиристам или, лучше сказать, не развешивай с удовольствием ушей перед своими насмешниками; если после их любезностей, от которых ты сделаешься как бы помешанным, ты вдруг оглянешься назад, то, застав их врасплох, увидишь, что они позади тебя или сгибают аистовы шеи, или представляют руками ослиные уши, или высовывают язык, как разгоряченная собака. Никого не осуждай и не считай себя святым, если упрекаешь других. Мы часто обличаем то, что сами делаем, и, расточая красноречие против самих себя, нападем на свои же пороки, оказываясь из красноречивых немыми судьями себя самих. Грунний черепашьим шагом шел к кафедре и через несколько пауз едва выжимал несколько [372] слов, так что можно было бы подумать, что он икает, а не говорит. И однако, когда, поставив стол, раскладывал кучу книг, то, нахмурив брови, раздув ноздри и наморщив лоб, стучал двумя пальцами, призывая этим знаком учеников ко вниманию; затем он извергал чистые бредни и кричал против всех и каждого; ты мог бы подумать, что это критик Лонгин - цензор римского красноречия, что он над кем хочет произносит приговор и кого хочет исключает из сената ученых. Будучи очень богат, он более славился обедами. И не удивительно, что этот в душе Нерон, по виду Катон, обыкновенно кормивший многих, являлся в публичных местах окруженный батальоном жужжащих около него болтунов. Он весь двоедушие, так что можно сказать, что это единичное чудовище и новое животное, составленное из противоположных и различных натур, как говорится в стихах: «Спереди лев, сзади дракон, а в середине сама химера».
Не смотря же никогда на таковых, не сообщайся с людьми подобного рода и не уклоняй сердца своего в словеса лукавства. Внемли написанному: сидя, говорил против брата своего и против сына матери своей полагал соблазн (см.: Пс. 49, 20). И еще: Сынове человечестии, зубы их оружия и стрелы (Пс. 56, 5). И в другом месте: Умякнуша словеса их паче елея, и та суть стрелы (Пс. 54, 22). И яснее у Екклезиаста: Если змей ужалит без заговаривания, то не лучше его и злоязычный (Еккл. 10, 11). Но ты скажешь: я сам не клевещу, что же могу сделать, когда говорят другие? Мы говорим так, чтобы оправдать свои собственные грехи. Христа нельзя обмануть хитростью. Не я говорю, а апостол: [373] Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает (Гал. 6, 7). Мы видим на лице, а Он видит в сердце. Соломон в притчах говорит: Северный ветер производит дождь, а тайный язык - недовольные лица (Прит. 25, 23); ибо как стрела, если пускается в твердое тело, иногда обращается в метающего и ранит того, кто хотел ранить, и исполняется написанное: Превратишися в лук развращен (Пс. 77, 57), и в другом месте: Кто бросает камень вверх, бросает его на свою голову (Сир. 27, 28), - так и клеветник, когда видит печальное лицо слушающего или, точнее, не слушающего, а затыкающего уши свои, чтобы не слышать суда крови, тотчас умолкает, у него бледнеет лицо, смыкаются уста, сохнет во рту. Поэтому тот же премудрый говорит: С мятежниками не сообщайся, потому что внезапно придет погибель от них, и беду от них обоих кто предузнает (Прит. 24, 21-22), то есть как того, кто говорит, так и того, кто слушает клеветника. Истина не любит тайны и не ищет наушников. Тимофею говорится: Обвинение на пресвитера не иначе принимай, как при двух или трех свидетелях. Согрешающих обличай перед всеми (1 Тим. 5, 19-20). Не должно быть легковерным в отношении к старцу, которого защищает и прежняя жизнь, и достоинство звания. Но так как мы все люди и иногда, вопреки зрелому возрасту, впадаем в пороки детей, то если хочешь исправить меня во грехе, обличи открыто, только не грызи втайне. Накажет мя праведник милостию и обличит мя, елей же грешнаго да не намастит главы моея (Пс. 140, 5). Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает (Евр. 12, 6). И Господь восклицает через [374] Исаию: Вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили (Ис. 3, 12). Какая мне польза, если о недостатках моих ты рассказываешь другим? А что, если, оставляя меня в неведении, моими грехами или, лучше, своими клеветами ты язвишь другого? Что, если, ревностно рассказывая всем о моих пороках, ты каждому говоришь так, как будто ты не говорил об этом никому другому? Это значит не меня исправлять, а удовлетворять своей греховности. Господь заповедует, что согрешающих должно обличать наедине или при свидетеле, а если не послушают - поведать Церкви и упорных во грехе считать за язычников и мытарей.
Говорю об этом настойчиво, чтобы юношу моего избавить от зуда языка и ушей; чтобы возрожденного во Христе представить без пятна и порока, как деву чистую, непорочную и умом, и телом, чтобы он не одним именем славился и с погаснувшим без елея добрых дел светильником не был отлучен от Жениха. Там у тебя есть святой и ученейший епископ Прокул; живым и близким словом своим пусть он восполнит мое писание, каждодневными беседами пусть направляет он путь твой, пусть не попустит он тебе, уклонившись в другую сторону, оставить царский путь, идя по которому Израиль обещает перейти в землю обетованную. О, если бы услышан был голос Церкви молящейся: «Господи, дай нам мир, ибо Ты не дал нам»; о, если б мы отрекались от мира добровольно, а не по необходимости, и нищета, нами самими приемлемая, давала славу, а не мучение, какое дает она, налагаемая насильно! Впрочем, [375] при бедствиях настоящего времени и повсеместных опустошениях войны довольно богат и тот, кто не нуждается в хлебе, и весьма могуществен тот, кто не отведен в рабство. Святой Екзуперий, епископ Тулузы, подражая вдове сарептской, пасет других, алкая сам, и с лицом, истощенным постами, мучится иным голодом и все имение раздал утробам Христовым. Нет никого богаче того, который Тело Господа носит в плетеной корзинке, Кровь - в стеклянном сосуде, который изгнал из храма сребролюбие, который без вервия и укоризн ниспроверг стойки продающих голубей, то есть дары Святого Духа, и столы мамоны и рассыпал деньги меновщиков, чтобы дом Божий назывался домом молитвы, а не вертепом разбойников. Следуй по соседству стопам его и прочих, подобных ему по добродетелям, которых священство делает и смиреннейшими бедными. Или, если желаешь совершенства, выйди с Авраамом из отечества и из рода своего и иди, куда не знаешь. Если есть у тебя богатство, продай и раздай нищим; если нет, то ты освобожден от большой тяжести. За неимущим Христом иди неимущим. Тяжелое, великое, трудное дело; но за то велики награды.
[1] Авксума - город в Абиссинии, бывший в древности столицей.
[2] Иероним имеет в виду так называемых агапитов, которые под видом благочестивой любви и благочестивых сношений вступали с женщинами в преступные связи.
[3] То есть монашествующими.
[4] Великими грехами Иероним называет злое намерение, приведенное в исполнение на деле.
[5] Разумеются Овидий и Цицерон, из которого заимствуется вся фраза.
[6] То есть буквы Y (ипсилон).
[7] В древности во многих церквах монахи или клирики пели не хором, а порознь, каждый по очереди, тогда как все прочие слушали, что преимущественно известно о пении псалмов.
[8] То есть так же медленно и с такою же важностью, как триумфальные носилки, на которых носили изображения богов, военные трофеи и т. д. Выражение заимствовано из Цицерона.
[9] То есть надзирателями за рынками.