Георгий Ипполитович Оппоков (Ломов)
(1888-1938)

Уроженец Саратова, выходец, как сказано в автобиографии, из буржуазной интеллигентской семьи, Г. И. Оппоков (А. Ломов - псевдоним) включился в революционное движение в 13 лет. В 1903 г. вступил в большевистскую партию. Во время революции 1905 г., кроме пропагандистской работы и участия в боевых дружинах, занимался организационной деятельностью среди рабочих волжского судоходства. В 1906-1910 гг., будучи студентом государственно-экономического отделения юридического факультета Петербургского университета, Оппоков оказался в самом центре революционного движения. В 1908 г. он член Московского комитетаи ответственный организатор Лефортовского района, в 1909-м - член Петербургского комитета партии, член, затем секретарь исполнительной комиссии ПК. Неоднократно подвергался преследованиями арестам. Архангельская ссылка 1911-1913 гг. явилась одной из ярких страниц его жизни, пробудив в нем глубокую любовь к Северу и увлечение полярными исследованиями. Он участвовал в экспедиции в Крестовскую губу Новой Земли (1911 г.), в Канинской экспедиции в Чешскую губу Северного Ледовитого океана (1912 г.) исполнял обязанности заместителя начальника экспедиции. «В это время, - писал Оппоков (Ломов), - я изъездил Северный Ледовитый океан и все тундры (на оленях, собаках, лошадях и т. д.). До сих пор в результате этого у меня сохранилась большая любовь к приполярным областям и океану» (Энциклопедический словарь Гранат, т. 41, ч. 1, стлб. 337-338).

После Февральской революции 1917 г. Ломов вошел в состав Московского областного бюро и МК РСДРП (б), являлся заместителем председателя Моссовета. В Октябрьские дни - член Московского ВРК, товарищ председателя Московского Совета рабочих депутатов. В состав первого СНК был включен как нарком юстиции. В период дискуссии о Брестском мире 1918 г. являлся одним из лидеров «левых коммунистов». В 1918-1921 гг. - член президиума и заместитель председателя ВСНХ, в 1921 -1923 гг. - член Сибирского бюро ЦК РКП (б), член Сибревкома, председатель Сибпромбюро ВСНХ. Исполнял обязанности заместителя председателя Госплана. На XV и XVI съездах партии избирался членом ЦК ВКП(б). Был членом ЦИК СССР. В 1937 г. арестован по ложному обвинению. Посмертно реабилитирован.

Воспоминания Г. И. Ломова «Как мы начали строить», написанныев 1932 г., впервые напечатаны в сб. «Ленин в первые месяцы Советской власти» (М., 1933, с. 114-124) и воспроизведены в настоящем томе по тексту этого издания.



Пятнадцать лет... Но каких лет! Локомотивы истории летят на всех парах. Как смешно звучит передовая когда-то влиятельного, боевого органа буржуазии «Речь», когда накануне переворота она писала: «Большевики, за исключением немногих фанатиков, храбры лишь на словах. Взять всю власть они не попытались бы по собственному побуждению. Дезорганизаторы и разрушители... они по существу трусы, в глубине души прекрасно сознающие и внутреннее свое ничтожество, и эфемерность своих теперешних успехов. Так же хорошо, как и все мы, они понимают, что первый день их окончательного торжества был бы и первым днем их стремительного падения... Лучшим способом на долгие годы освободиться от большевизма, низвергнуть его - было бы вручение его вождям судеб страны».

Но вот судьбы страны взяты с боем большевиками. Давно прошел «первый день» нашего торжества, и он не оказался «первым днем нашего стремительного падения». За пятнадцать лет в суровом огне гражданской войны испытаны большевистские пути, выкована та сталь и закалка, которая дает нам право утверждать, что ближайшие десять лет будут более легким для нас путем. Политика буржуазии и политика большевизма были испытаны историей, и большевизм победил.

Мне пришлось принимать активное участие и в бурях Октября, и в первых шагах строительства СССР. [256]

Начиная с конца 1917 г. я вошел в состав президиума ВСНХ, где и работал почти до перехода к нэпу в качестве заместителя председателя Высшего совета народного хозяйства.

В состав первого ВСНХ входили тт. Осинский-Оболенский, Молотов, Ломов, Ларин, Яковлева, Савельев, Крицман и ряд других товарищей. Молотов стоял во главе Петроградского совета народного хозяйства, который фактически являлся передовым и ведущим во всей системе советов народного хозяйства.

Сложившейся организации у нас еще не было, аппарата - никакого. То, что мы застали в прекрасном здании министерства торговли и промышленности на Тучковой набережной, - это штук 6 автомобилей с шоферами, которые были преисполнены энтузиазма и хотели оказать всяческую поддержку перевороту, да с десяток курьеров, которые все были на своих местах. Нигде нельзя было найти ни одного служащего, все они оценивали положение так же, как передовица из «Речи», думая, что мы не продержимся и одного дня, а потому - не надо ссориться со старыми хозяевами, лучше подождать.

Мы работали без сотрудников, в громадном холодном помещении, при саботаже со стороны интеллигенции. О силе этого саботажа можно судить по следующему примеру: на следующий день после национализации банков на собрании, которое было организовано Московским советом, из всех банковских служащих, желающих работать при новом строе, нашлось всего 34 человека! В их составе было больше половины жуликов, и из них мы в течение года вынуждены были расстрелять не менее полутора десятка человек, пойманных с поличным.

Припоминаю другое совещание, на котором присутствовали крупные представители московской электротехники. Это - собрание на электрической станции б. 1886 г., теперь имени Смидовича[1]. Многие из участников этого собрания теперь преданно работают для укрепления нашего советского хозяйства, многие выдвинулись в первые ряды инженеров-электриков, имеют знаки отличия от Советской власти и... вероятно, со стыдом вспоминают свою роль в этом собрании. Мне, представителю Советской власти, пришлось выслушать бесчисленное количество нелестных эпитетов. Несмотря на то, что я всячески урезонивал расходившихся инженеров, [257] что «не надо плевать в колодец, придется из него, де, напиться воды», никто из специалистов не поднял своего голоса для защиты моего предложения о том, что надо оставаться работать на тех предприятиях, на которых они находились в момент национализации, в момент переворота.

При этих условиях только время и настойчивость могли создать условия для систематической, упорной работы по проведению в жизнь принципов Октябрьской революции и по восстановлению народного хозяйства.

Наш «нормальный» порядок работы на первых порах был далеко не нормален. В «питерский период» один из нас, членов президиума ВСНХ, до поздней ночи сидел в Особом совещании по обороне, в распоряжении которого было много миллионов рублей на организацию промышленности, и вместе с генералами царского правительства, которые не ушли, а остались на работе, решал вопросы о необходимости финансирования тех или иных предприятий. Генералы, конечно, ничего не понимали в том, что происходит, дрожали за свою шкуру, все время опасались не попасть в ногу с событиями - как бы не промахнуться, и поэтому помощниками они были плохими.

Нам приходилось брать на себя решение целого ряда вопросов, которые надо было решать тут же в кабинете; в крайнем случае приходилось обращаться к телефону и в течение пяти минут решать - выдать три миллиона или десять миллионов рублей тому или иному заводу, который находился в тяжелых условиях, или же нет. Прорабатывать эти вопросы, устанавливать ту или иную сумму приходилось на «революционный глазомер». Надо было не дать закрыться заводу, надо было поддержать рабочих с заработной платой, и только в том случае, если размер выдачи превосходил «обычный», «нормальный», член президиума переносил этот вопрос на обсуждение в президиум, где мы по вечерам и разрешали ряд подобных вопросов.

Кабинет Ларина в бывшем министерстве торговлии промышленности - теперь в ВСНХ - представлял из себя комнату, битком набитую делегациями, в большинстве рабочих, пробиравшимися отовсюду. Большую часть вопросов мы решали вместе с ними, причем в решении этих вопросов на первых порах очень часто принимали участие и товарищи, которые ожидали решений по своим вопросам. [258]

Основных работников по ВСНХ было раз-два и обчелся. Быстро пришедший к нам Крицман сел в отдел организации производства, а потом стал работать по вопросам химической и пищевой промышленности.

Припоминаю, как постепенно начал вырастать т. Антипов, которому принадлежит идея создания первого главка (Главкожи) в СССР. Вскоре появился объединенец - Отто Юльевич Шмидт[2], который, будучи прекрасным математиком-ученым, неисповедимыми путями революции почему-то связал свою судьбу на первых порах... с текстильной промышленностью.

Одной из важнейших задач нашего ВСНХ было привлечение знающих, преданных делу специалистов и крупных коммунистов-хозяйственников. На первых порах это было далеко не так легко сделать.

Роль Владимира Ильича в этот период в деле строительства народного хозяйства была исключительно велика и ответственна. Многие из нас, особенно молодежь, с напором стремились сразу осуществить всю программу партии. Вопрос национализации того или иного предприятия казался необычайно важным; от того, что просрочивалась национализация завода один-два дня, казалось,что нарушается интерес чуть ли не всего народного хозяйства. Владимир Ильич всегда охлаждал нас и любил напоминать свою экономическую брошюру «Удержат ли большевики государственную власть?» или статьи по экономическим вопросам, в которых он развивал программу необходимости сначала национализировать банки, синдикаты, железные дороги и на этом напервых порах ограничиться. Он указывал, что национализацияпредприятий - это только создание новой формы,но что важна не форма, а содержание. Самое важное - это правильная организация хозяйства вновь национализированного предприятия. Вопросу о расстановке людей он придавал исключительно крупное значение. Если нам иной товарищ казался оппортунистом, к которому и подойти близко не хотелось, Владимир Ильич, узнав, что это крупный организатор промышленности в прежнее время, просиживал с ним часами, стараясь его привлечь в ВСНХ или послать для выполнения крупных хозяйственных поручений.

Если у нас встречалось какое-нибудь затруднение в работе (а таких каждый день была тысяча), мы без стеснения звонили к Владимиру Ильичу, советовались с ним, часто ездили в Смольный и всегда получали исчерпывающий [259] совет. Владимир Ильич очень много энергии положил на то, чтобы привлечь к работе в этот первый период Л. Б. Красина[3]. Однако в петербургский период Красин работал не в ВСНХ, он выполнял те или иные поручения, часто очень важные, например, переговоры о торговом договоре с Германией перед Брестскими переговорами и т. п. Первым из крупных людей, хозяйственников и ученых старой культуры, который пришел к нам, был проф. Маковецкий. После него в состав президиума вошел старый большевик инженер-химик Карпов. Однако состав специалистов, за исключением отдельных единиц, в этот период у нас был мало квалифицированный: или это были революционеры, когда-то окончившие вузы и втузы, но не практиковавшие, или это была молодежь. Крупные хозяйственники и специалисты старого времени держались настороже, не хотели связывать свою судьбу с судьбой большевиков.

Аппарат сколачивала В. Н. Яковлева[4]. С утра до ночи с упрямством и энергией она вела свою важнейшую работу, которая уже скоро стала давать плоды.

Это был, так сказать, «нормальный» порядок работы. Но мы никак не могли таким способом разрешить всю массу вопросов, стоявших перед нами. Нами был установлен еще один порядок, название которого принадлежит т. Ларину. Это - порядок «веселого анархизма». Не имея возможности проработать целую кучу вопросов важнейшего значения на службе, мы время от времени собирались где-нибудь в одном из номеров «Астории» (здесь же большинство из нас и жило), залучали сюда т. Менжинского - тогдашнего народного комиссара финансов, т. Пятакова - управляющего Государственным банком и других товарищей и здесь иногда за полтора-два часа намечали решение крупнейших вопросов (такого порядка, как аннулирование государственных долгов), обычно тут же набрасывали проект декрета, а после он шел к Ленину и в Центральный Комитет.

На этих совещаниях Ларин лез в один из своих бесчисленных карманов, и оттуда появлялась грязная бумажонка, исписанная со всех, сторон в разных направлениях, а на ней - десятка полтора проектов различных декретов, 9/10 мы тут же забраковывали, а 1/10, принятая в принципе, затем перерабатывалась и представлялась Ленину в Совет Народных Комиссаров. [260]

Постепенно наш ВСНХ наполнялся содержанием, создавался аппарат; через его стены проходили десятки и сотни делегатов с мест, выдвигались, прорабатывались крупнейшие проекты. Из делегатов я сейчас припоминаю т. Конюхова, одного из крупных работников Главцветмета, а тогда - представителя Брянского завода, с величайшей энергией добивавшегося для последнего средств. Припоминаю т. Борисова, трудами которого была в то время организована секция по золоту и который положил начало учету золотых вещей по государственному фонду. Быстро освоившийся у нас Антипов превращался все в более и более крупного хозяйственного деятеля... И много других товарищей прошло через наш Высший совет народного хозяйства.

Говорить относительно ясной линии хозяйственной политики в этот период было очень трудно. Не так давно были национализированы все банки. Одна за другой национализировались фабрики и некоторые заводы. Но эта национализация до декрета от 28 июня 1918 г. не всегда носила характер планомерной национализации[5], основанной на заранее продуманном плане. В значительной своей части до 20 июня национализация происходила вследствие бегства из России промышленников и фабрикантов или в силу желания со стороны последних саботировать производство, т. е. как определенное наказание, кара.

Владимир Ильич не раз говорил мне о национализациях этого периода: «Не в них сила, мы можем национализировать в десять раз больше, важно научиться наладить само производство и вести его». Любой декрет о национализации он подписывал в два счета. Однако он не забывал повторять каждый раз о том, что сама национализация еще ничего не значит, ничего не меняет. Это - форма, которую надо наполнить конкретным содержанием.

Надо было подойти к вопросу о том, как управляются национализированные фабрики и заводы. Мы все ухватились за идею т. Антипова - «об организации главка Главкожи». Ленин одобрил эту идею, и главки начали появляться во всех отраслях хозяйства. Каждый из главков (Главное управление) на первых порах строился по такому принципу: одна треть - от профессиональных союзов, одна треть - от хозяев и одна треть - от Высшего совета народного хозяйства. Принцип по третям был нормальным принципом организации управления [261] промышленностью в первый период существования Высшего совета народного хозяйства.

Но наряду со случайными национализациями уже в первый период Советской власти Владимиром Ильичем был выдвинут принцип необходимости национализации целых отраслей, в соответствии с нашей программой. Одной из первых таких отраслей им была выдвинута нефтяная промышленность. Владимир Ильич долго вел переговоры с т. Гуковским[6], ранее работавшим в нефтяной промышленности, с т. Н. И. Соловьевым[7], и после этого на заседании Совета Народных Комиссаров был поставлен доклад по этому поводу. Гуковский по предложению Владимира Ильича был избран комиссаром, которому было поручено проведение национализации нефтяной промышленности. Кажется, второй, вслед за нефтяной промышленностью, пришла очередь нашего волжского водного транспорта. Этот вопрос перед Владимиром Ильичем и нами поставила профсоюзная организация судоходных волжских рабочих. Припоминаю, в этом вопросе большие затруднения вызвало применение «принципа третей». Профессиональный союз волгарей требовал окончательного изгнания хозяев из этой комбинации.

Владимир Ильич настойчиво и усиленно искал формы привлечения крупных старых буржуазных специалистов и организаторов хозяйства. Он прекрасно понимал, что для этого рода людей не жаль заплатить большие деньги, поставить их в привилегированные условия жизни; но без них, по его мнению, в этот период времени нельзя было обойтись. Я вспоминаю один разговор с Владимиром Ильичем на эту тему: ко мне обратился один из крупных организаторов лесной промышленности, С. И. Либерман, с таким вопросом:

- У меня в английском банке в Лондоне имеется около одной тысячи фунтов стерлингов. Могу ли я их получить, не будут ли меня за это преследовать?

Когда я спросил Владимира Ильича, какой следует дать ответ этому Либерману, которого Владимир Ильич знал и ценил, он ответил так:

- В том, что у него имеется текущий счет в Лондоне и на нем лежит одна тысяча фунтов стерлингов, в этом я уверен, но не лежит ли у него там значительно больше - в этом я не уверен. В данном же случае надо ему предоставить возможность получить эти деньги. Мы [262] здесь ничем не рискуем, а вообще смотрите за ним повнимательней.

В московский период, весною 1918 г., когда мы утвердились после эвакуации из Петрограда в гостинице «Метрополь», много споров у нас возникло из-за организации треста не треста, главка не главка, одним словом - хозяйственного предприятия, в которое должны были входить Сормовский, Коломенский, Кулебакский, Выксунский заводы, и во главе этого дела должен был стать крупный инженер-делец Мещерский, один из представителей прежних владельцев и совладелец этих предприятий. Правда, после длительного обсуждения ВСНХ по предложению Владимира Ильича отверг эту идею.

Наряду с работой в ВСНХ, которая у нас продолжалась с утра до обеда и затем часов с шести до девяти, Осинскому и мне, а иногда Ларину и другим товарищам приходилось на ночь уезжать в Смольный на заседание Совета Народных Комиссаров. Здесь встречались почти все работники всех комиссариатов, обсуждали важнейшие итоги своей работы и наиболее важные события текущего дня. «Буфет» Смольного был своего рода клубом, в котором мы обменивались мнениями и вели ожесточенные споры. Как же мог не привлекать товарищей этот буфет! Ведь в течение заседания Совета Народных Комиссаров, которое продолжалось часто до 4-5 часов утра, выдавалось по два бутерброда с черным хлебом и неограниченное количество стаканов чая. При голодухе, которая тогда была, это было немаловажным подспорьем для каждого из народных комиссаров. Иной раз, когда наш «клуб» особенно неистовствовал и в зале заседания Совета Народных Комиссаров на каком-нибудь мало интересном вопросе оказывалось недостаточно нашего брата - коммуниста, а левые эсеры были в зале (не надо забывать, что тогда левые эсеры еще входили в состав Совета Народных Комиссаров и ВЦИК), мы получали коротенькую недовольную записку Владимира Ильича, который немедленно требовал народных комиссаров в зал заседания Совета Народных Комиссаров (чаще всего это бывало тогда, когда левые эсеры, безнадежные позеры и любители поораторствовать, совсем изводили Владимира Ильича своими высокопарламентскими сравнениями и речами. Владимир Ильич злился на нас за то, что самому ему никак нельзя было оттуда выбраться и приходилось слушать этих болтунов). [263]

Припоминаю наши возвращения из Смольного в «Асторию» на выездах царской конюшни или автомобилях по невероятным сугробам, которые зимой 1918 г. были во всем Петрограде. Если зазеваешься и не обратишь внимания на то, что сейчас будет ухаб, то приходилось очень больно убеждаться в том, что снег не чистят, что происходит революция и что надо не зевать.

А утром с 9 часов уже надо было быть на работе. <...> [264]


[1] П. Г. Смидович (1874-1935) - инженер-электрик, член Коммунистической партии с 1898 г. Был агентом «Искры». Участник трех российских революций. После Октября - председатель Моссовета. Избирался членом Президиума ВЦИК и ЦИК СССР.

[2] О. Ю. Шмидт (1891-1956) - выдающийся советский ученый, исследователь Арктики, с осени 1917 г. член «Организации объединенных социал-демократов-интернационалистов» («объедииенцев»), в партии большевиков с 1918 г. С ноября 1917 г. - начальник управления по продуктообмену Наркомпрода, с сентября 1918-го - член коллегии Наркомпрода. С 1920 г. - на ответственной советской и научно-исследовательской работе.

[3] Л. Б. Красин (1870-1926) - участвовал в социал-демократическом движении с 1890-х гг., примкнул к большевикам после II съезда РСДРП. После Октябрьской революции был одним из руководителей организации снабжения Красной Армии, членом президиума ВСНХ, наркомом внешней торговли и одновременно в 1921-1923 гг. полпредом в Англии. С 1924 г. - полномочный представитель во Франции, с 1925 г. - вновь в Англии.

[4] В. Н. Яковлева (1884-1944) - член Коммунистической партии с 1904 г. После Февральской революции - секретарь Московского областного бюро РСДРП (б). Являлась членом Московского ВРК. После Октября примкнула к «левым коммунистам». В 1918 г. работала в органах ВЧК, была председателем Петроградской ЧК. В дальнейшем на ответственной советской и партийной работе.

[5] Имеется в виду декрет СНК от 28 июня 1918 г. о национализации предприятий ряда отраслей промышленности, железнодорожного транспорта, а также предприятий по местному благоустройству и паровых мельниц. Подробнее о первых советских декретах в экономической области см.: Журавлев В. В. Декреты Советской власти как исторический источник. М., 1977.

[6] И. Э. Гуковский (1871-1921) - в революционном движении с 1898 г., большевик. После Октябрьской революции зам. наркома и нарком финансов, затем полпред РСФСР в Эстонии.

[7] Н. И. Соловьев (1870-1947) - член Российской социал-демократической партии с 1900 г. После Октября - председатель «Особого совещания по топливу» («Осотопа»), заведующий отделом топлива при ВСНХ. В 1919 г. - председатель Главного нефтяного комитета. В 1932-1936 гг. - начальник управления народнохозяйственного учета РСФСР и заместитель председателя Госплана РСФСР.


<< Назад | Содержание | Вперед >>