Маркс и Энгельс не раз заявляли, что их главной задачей было обоснование исторической ограниченности капитализма и неизбежности его преобразования в социализм. В XIX веке социализм существовал, однако, лишь как идея, он не существовал как реальность, которую можно было бы изучать подобно изучению капитализма. Поэтому основоположники марксизма не стремились предсказывать не только в деталях, но даже в общих чертах - каким именно будет грядущее социалистическое общество, проводя таким образом границу между марксизмом и утопическим социализмом. И Маркс, и Энгельс многократно повторяли, что они не стремятся «диктовать человечеству какие-то окончательные законы» или высказывать «заранее готовые мнения относительно деталей будущего общества»[1].
Конечно, и в переписке, и в пропаганде, и в научных работах Маркс и Энгельс не раз говорили и писали о своем видении социализма, о своем социальном проекте. Всем нам известны слова о социализме как обществе, «где свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», где будет осуществлен принцип - «от каждого по способностям и каждому по труду». «Социализм, - писал Энгельс, - это строй, который обеспечивает всем членам общества путем общественного производства не только вполне достаточные и с каждым днем улучающиеся материальные условия существования, но также полное свободное [38] развитие и применение их физических и духовных способностей»[2]. При социализме должно будет исчезнуть противоречие между городом и деревней и между умственным и физическим трудом. Главным противоречием капитализма является противоречие между общественным характером производства и частным характером присвоения. Социализм должен поэтому ликвидировать частную собственность на средства производства, как основу эксплуатации человека человеком. Отсюда делался вывод о несовместимости социализма и товарного производства. Единственный класс, который может осуществить переход от социализма к капитализму путем социалистической революции, - это пролетариат. Через диктатуру пролетариата «будет совершен переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов»[3].
Невозможно было, однако, ни в пропаганде социализма, ни в собственных размышлениях о социализме ограничиваться лишь некоторыми общими принципами и характеристиками. Приходилось говорить и о деталях. Очень много разного рода предсказаний содержалось, например, в «Манифесте Коммунистической партии». Мы может найти здесь утверждения не только об уничтожении частной собственности и об отмене права наследования при социализме, но и об «учреждении промышленных армий, в особенности для земледелия». «Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми» вызывают у авторов «Манифеста» отвращение, и они настаивают на «замене домашнего воспитания общественным», на «воспитании всех детей с того момента, как они могут обходиться без материнского ухода, в государственных учреждениях и на государственный счет». При социализме будет экспроприирована земельная собственность; в руках государства будут находиться все кредитные учреждения, а национальный банк с государственным капиталом получит исключительную монополию. В руках государства окажется весь транспорт, а все хозяйство будет вестись по общему плану[4].
Хотя «Манифест» не являлся научным исследованием, а был программно-пропагандистским документом, он заметно повлиял на политическую и общественную мысль, а также [39] же на общественную науку не только XIX, но и XX века. Известно, что один из черновых вариантов «Манифеста» имел заголовок «Коммунистический Символ веры», т. е. не знания, а веры. Много размышлений, догадок, требований, связанных с новым обществом, содержалось в «Экономических рукописях 1857 - 1861 годов» К. Маркса. Но если «Манифест» был переведен почти на 150 языков и издавался более 1500 раз, то «Экономические рукописи» Маркса были подготовительными набросками к «Капиталу», попыткой уяснить многие вопросы для самого себя. Эти рукописи стали известными только к середине XX века и являются предметом изучения и анализа лишь узкой группы марксоведов. Современникам и сторонникам Маркса и Энгельса были хорошо известны не только их взгляды на частную собственность и товарное производство, но и мысли об отмирании государства при социализме, а также об отмирании денег, которые будут постепенно заменяться некими «трудовыми квитанциями» - бумажными удостоверениями на получение предметов потребления в соответствии с затраченным трудом. При этом Маркс и Энгельс считали справедливым для будущего общества принцип равной оплаты за простой и сложный труд, так как и общее, и профессиональное обучение при социализме будут проводиться за счет общества. Саму мысль о возможности в будущем дополнительной оплаты за сложный труд Энгельс называл «бесстыдной подтасовкой, подобную которой можно встретить разве только у разбойников пера»[5]. Весьма спорными были и рассуждения Энгельса о разделении труда при социализме, «когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников»[6]. Эти примеры можно продолжить.
Следует, однако, сказать, что ни Маркс, ни Энгельс не настаивали на несомненной истинности многих своих предсказаний, особенно по частным проблемам. Уже после смерти Маркса в письме Э. Пизу от 27 января 1886 года Энгельс замечал: «Наши взгляды на черты, отличающие бедующее [40] некапиталистическое общество от общества современного, являются точными выводами из исторических фактов и процессов развития и вне связи с этими фактами и процессами не имеют никакой теоретической и практической ценности»[7]. К сожалению, Энгельс не мог тогда пояснить, какие из предсказаний он считает «точными выводами из исторических фактов и процессов развития», а какие просто догадками, не имеющими «теоретической и практической ценности».
Некоторые из учеников Маркса пытались расширить и уточнить весьма расплывчатые картины будущего социалистического общества. В книге Августа Бебеля «Женщина и социализм», первое издание которой вышло в свет еще в 1879 году, можно найти не только рассуждения о новой роли женщины при социализме или утверждения об упразднении торговли и частной собственности, но и рекомендации по части рационального использования лошадей в сельском хозяйстве, расширения дорожного строительства и мелиорации, даже насчет чистки ковров и уборки пыли из дома. Целый раздел этой книги был посвящен планам по упразднению частных кухонь и внедрению «коммунистической кухни»[8]. Большой интерес среди социал-демократов начала века вызвали лекции Карла Каутского перед голландскими студентами в апреле 1902 года. Вторая из этих лекций - «На другой день после социальной революции» - была посвящена тем мероприятиям, которые победивший пролетариат должен будет осуществить в первую очередь. По мнению Каутского, немедленной национализации должны быть подвергнуты после победы пролетариата транспорт, рудники, леса и шахты. На большую часть других капиталистических предприятий государство введет высокие налоги, и это постепенно приведет к банкротству капиталистических предприятий и их замене социалистическими товариществами и общинами. Не выдержит конкуренции социалистических общин и мелкое производство. Немедленной ликвидации будет подвергнут финансовый капитал, который, по мнению Каутского, не имеет никаких полезных функций в обществе. Весь этот капитал будет заменен облигациями и ценными бумагами общин. Везде будет проводиться внедрение передовой техники, интенсификация, что [41] позволит значительно повысить заработную плату трудящихся. Получит большое развитие «интеллектуальное производство». Пролетариат не будет жалеть средств на развитие науки и искусства, но он также не будет навязывать деятелям науки и художникам какие-либо обязательные требования. В будущем обществе осуществится лозунг: «Коммунизм - в материальном производстве, анархизм - в интеллектуальном». Завершая лекцию, Каутский говорил: «Социализм принесет людям обеспеченность, спокойствие и досуг, он поднимет их душу выше будничных забот, ибо им не придется изо дня в день думать о хлебе насущном. Социализм сделает каждую отдельную личность независимой от других личностей и искоренит, таким образом, и холопские чувства, и чувство презрения к людям. Он сравняет город и деревню; сделает доступным людям все сокровища богатой культуры и вернет им природу»[9].
По другому пути пошел, как известно, другой ученик Маркса Эдуард Бернштейн, который считал наиболее важным обращать внимание не на цели, а на средства социалистического движения. Его знаменитый лозунг «Конечная цель - ничто, движение - все» расколол социал-демократическое движение и положил начало ревизионизму. Бернштейн не отрицал великого значения марксизма, но отрицал его научность. «Никакой «изм», - говорил он, - не является наукой. Мы обозначаем «измами» воззрения, тенденции, системы мыслей или требований, но не науки. Фундаментом всякой истинной науки служит опыт, вырабатывающийся совокупным знанием. Социализм же есть учение о будущем общественном строе, почему ему и недоступен наиболее характерный элемент строгой научности»[10].
Дело, конечно, не в суффиксах, ибо и сегодня никто не подвергает сомнению научность дарвинизма и ненаучность астрологии или хиромантии. Дело в предмете исследования, каковым являлся в данном случае строй будущего общества. Сталкиваясь с этим обстоятельством, некоторые из приверженцев Маркса пытались утверждать, что учение о социализме и коммунизме было не особенно важной частью общей доктрины марксизма. С этим нельзя согласиться. Маркс был глубоким философом и крупным экономистом, но его влияние на общественную мысль и социально-политические [42] движения XIX и XX веков связано в первую очередь с учением об исторической миссии пролетариата, который должен стать господствующим классом и привести человечество к социализму и коммунизму. Именно это учение является главной и завершающей частью марксизма, хотя именно в этой части марксизм нуждается в самых существенных коррективах, справедливо отмечали И. Пантин и Е. Плимак. Маркс и Энгельс нередко допускали ошибки, порой принципиального свойства. Но Марксов «проект будущего» был в сущности поисковой моделью, не несущей в себе никаких критериев истинности или неистинности ее предсказаний. Критерием могла стать только реальная историческая практика социализма, которая в XIX веке практически не существовала, если не считать кратковременного эксперимента парижских коммунаров 1871 года, в бессознательной деятельности которых не было, по выражению Маркса, «помимо их тенденций» вообще «ничего социалистического»[11].
Сходный взгляд высказывал и В. И. Игнатьев в статье «Возможна ли целостная теория социализма?»: «Исторически первичным объектом (в марксизме. - Р. М.) выступает капитализм досоциалистической эпохи - времен К. Маркса и Ф. Энгельса. Создаваемое на основе отображения этого объекта теоретическое знание могло носить исключительно гипотетический характер, поскольку коммунизма еще не существовало. Это знание относится к абстрактно-теоретическому описанию социализма, получаемому путем распространения на сущностные черты данного общества выводов о путях и формах разрешения основных противоречий капитализма...»[12].
Все сказанное выше, однако, отнюдь не означает, что введенное в оборот Энгельсом понятие «научный социализм» является неприемлемым или ошибочным, как полагал Э. Бернштейн. Некорректность его рассуждений состоит в том, что он вкладывал в это понятие совсем иной смысл, чем Энгельс. Понимание Марксом и Энгельсом научности своего социализма не полностью совпадает и с нашим сегодняшним определением предмета научного социализма. [43]
В понимании Маркса и Энгельса научный социализм - это отнюдь не наука о будущем социалистическом обществе, а тем более не наука о еще более далеком коммунистическом обществе. Это - научный анализ, который приверженцы социализма или ученые, открыто выступающие как защитники интересов рабочего класса, проводят в отношении современного им общественного устройства, т. е. реальной действительности XIX века, а также всей истории человечества, включая происхождение самого человека и человеческого общества. Стоит вспомнить в этой связи слова Энгельса из его работы «Развитие социализма от утопии к науке» о том, что «современный социализм по своему содержанию является прежде всего результатом наблюдения, с одной стороны, господствующих в современном обществе классовых противоположностей между имущими и неимущими, капиталистами и наемными рабочими, с другой - царящей в производстве анархией»[13]. Или другие слова Энгельса из «Анти-Дюринга» о том, что для них с Марксом социализм был в первую очередь «социалистической критикой капиталистического способа производства»[14]. Понятно также, почему К. Маркс весьма жестко ответил одному из авторов, находившему в учении Маркса своеобразную модель социалистического общества: «... я никогда не возводил социалистической системы...»[15].
Это обстоятельство нередко ставило в тупик тех оппонентов марксизма и противников социализма, которые, начиная свой критический анализ, обнаруживали, что никакого развернутого учения о социализме как новой общественно-экономической формации у Маркса не было, что Маркс и Энгельс и не ставили своей задачей создавать какой-то детальный проект социалистического общества и механизмов его функционирования. Они говорили лишь о тенденциях, о целях и предлагали некоторое число гипотез.
Еще в 1922 году в условиях НЭПа в Советской России появилось множество небольших частных издательств и немарксистских изданий. В Петрограде начал выходить журнал «Экономист», в котором подвергалась критике экономическая политика большевиков. По требованию Ленина это издание было вскоре запрещено, а большая часть редакторов выслана из страны. На короткое время основатель [44] «Экономиста» В. Бруцкус (1879 - 1938) возобновил работу журнала в Берлине. Его критика экономической политики большевиков была в основном совершенно справедливой, но она совсем не затрагивала основ марксизма. В. Бруцкус писал с некоторым недоумением: «Приходится с полной определенностью констатировать поразительный факт: научный социализм, целиком поглощенный критикой капиталистического строя, теории социалистического строя до сих пор не разработал»[16]. Но в этом факте нет ничего поразительного. И Маркс, и Энгельс и не собирались следовать примеру социалистов-утопистов и не стремились конструировать будущее общество, хотя их критика капитализма и содержала в себе некоторые наметки и предположения на этот счет.[1] К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 18, стр. 281-282; т. 35, стр. 124; т. 36, стр. 363 - 364.
[2] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 227.
[3] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 28, стр. 427.
[4] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 4, стр. 443, 446, 447.
[5] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 205.
[6] Там же, стр. 206.
[7] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 36, стр. 363 - 364.
[8] А. Бебель. Будущее общество. М., 1959.
[9] К. Каутский. Общественные реформы. М., 1905, стр. 191 - 192.
[10] См. сборник: Эдуард Бернштейн. Возможен ли научный социализм? Ответ Плеханова. М., 1991, Философское общество СССР.
[11] «Коммунист», 1990, № 4, стр. 39.
[12] «Социально-политические исследования». 1991, № 4, стр. 24.
[13] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 189.
[14] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 154.
[15] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 172.
[16] Цит. по: «Вопросы экономики», 1990, № 8, стр. 134.