Содержание | Библиотека | Новая и Новейшая история Европы
Формирование армии. - Роль джентльменов. - Комитеты графств и ассоциации. - Кромвель. - Недостатки парламентской армии. - Кромвель и индепендентство. - Борьба с умеренными в армии и парламенте. - «Новая модель». Ее организация и настроения.
Парламенту удалось прийти к порядку не сразу, и в начале гражданской войны его силы были не лучше королевских. С самого начала борьбы парламент решил организовать несколько армий и вести войну в крупном масштабе. Его главная армия была под начальством лорда Эссекса; в сентябре 1642 г. в ней числилось 20 пехотных полков по 1200 человек каждый и 7 кавалерийских полков (ок. 5 тыс. человек). В октябре решили сформировать еще одну армию под началом Уорвика, куда должна была войти лондонская милиция (ок. 16 тыс. человек). На севере Англии была сформирована третья армия в 6 тыс. человек под началом лорда Ферфакса. Во второй год борьбы формируются еще новые отряды.
Но одно дело решить завести войско, а другое - комплектовать его. Англичане не были привычны к войне, и организовать им армию было довольно трудно. Было три способа получить солдат: ополчение графств, добровольный и принудительный набор. Парламент пользовался всеми тремя способами. Он дает своим комитетам в графствах поручения сформировать добровольческие роты и эскадроны и при этом посылает им субсидии. Есть известия, что население охотно шло на войну. Ремесленным ученикам служба засчитывалась в ученичество. Лондонский подмастерье Уортон (Wharton), потом сержант парламентской армии, писал, что хозяин уговаривал его пойти на военную службу, хозяйка подарила ему шарф, старая служанка плакала от радости. Но дело не обошлось волонтерами и ополчениями графств, и уже в августе 1643 г. парламент приказал набрать в солдаты 22 тыс. человек. Даже [347] когда стала формироваться «Новая модель», то и туда иногда брали силой. По словам Ледло, случалось, что роялист попадал по набору в парламентскую армию.
На стороне короля оказалось большинство джентльменов, и это обстоятельство облегчило ему организацию армии. На первый взгляд казалось бы, что в парламентской партии преобладание должно принадлежать другим общественным классам, например, городскому, торгово-промышленному. Но на деле это предположение оказывается ошибочным. В парламентской армии тоже преобладали дворяне, но не с таким перевесом, как в армии роялистов. Привычный руководитель жизни приходов и графств, деревенский сквайр не отказался от своей роли и во время гражданской войны. В декабре 1642 г. шериф графства Ноттингем, роялист, приглашает парламентских джентльменов и всех мировых судей на совещание о возможности сохранить мир в графстве и обеспечить личную и имущественную безопасность. Но сторонники парламента побоялись приехать в указанное место и зовут к себе, в парламентский город Ноттингем. Несмотря на любезные письма, съезд не состоялся. Так, междоусобие не сразу торжествует над сознанием единства джентльменского класса и его призвания руководить сообща местной жизнью.
Вожди парламентской армии набирались из сквайров. В армии Эссекса из числа 20 полковых командиров было 10 пэров, 4 рыцаря или баронета. После разрыва с королем в графствах образуются комитеты из сквайров для организации военных сил. Но в некоторых графствах почти все сквайры были на стороне короля, и в парламентские комитеты графств приходилось поэтому назначать людей худородных. Г-жа Гетчинсон (крайняя индепендентка) в своих мемуарах пишет, что хотя в Ноттингемшире большинство джентльменов и стало на сторону короля, но все-таки первый голос в собраниях комитетов принадлежит джентльменам. Любопытно то презрение, с которым Гетчинсон относится к худородным людям, заседавшим в Ноттингемском комитете. К одному из них, мистеру Ломаке (Lomax), г-жа Гетчинсон относится еще ничего себе, так как он все-таки «мистер» и очень честный человек. Среди членов комитета был один худородный, но видный человек, которым надо было бы дорожить. Это мэр города Ноттингема Джонс (Jobnes), единственный из семи ольдерменов не ставший на сторону короля. Но г-жа Гетчинсон отзывалась о нем так: «Это очень честный человек, но ума он [348] имеет не больше, чем обыкновенный горожанин: ему помогает жена, очень умная и храбрая женщина, которая имеет больше ума, нежели это бывает у женщин из городского сословия». Но во многих графствах, решительно ставших на сторону парламента, безусловно преобладают дворяне. Это мы видим и в графстве Кембриджшир, откуда был Кромвель. В тамошнем комитете графства, в руках которого была сосредоточена большая власть, заседали все люди породистые, баронеты, рыцари, [349] а в комитете соседнего графства Линкольншир были даже и пэры. Когда Кромвель пишет им письма, то обращается к ним: «милорды и джентльмены». Душою Кембриджского комитета был Кромвель, тогда еще незаметный деревенский сквайр. Прадед Оливера Кромвеля Ричард был племянником Томаса Кромвеля, знаменитого министра Генриха VIII, человека, который способствовал падению католицизма в Англии. Ричард Кромвель во время секуляризации монастырских владений захватил себе порядочный кусок земли. Семья Оливера Кромвеля принадлежала к младшей линии и была среднего достатка, так как два поколения успели уже порядочно спустить дедовское наследство. Оливер Кромвель учился в университете в Кембридже, но не получил степени, потом некоторое время был в Лондоне, где изучал право в Линконском подворье и где женился на дочери богатого купца, за которой получил хорошее приданое. Его отец был членом парламента при Елизавете и мировым судьей у себя на родине. Оливер Кромвель был избран членом от города Гентингдона в третий парламент Карла I, где проявил себя сторонником пуританства. Вскоре он был избран мировым судьей в графстве Гентингдоншир. Когда дядя жены оставил ему наследство, он перебрался в Или (Кембриджшир). Кромвель пользовался популярностью среди населения, так как он заступился за крестьян, когда известный осушитель болот Бедфорд хотел отобрать у них общинные земли. За это он был назван в роялистском памфлете 1643 г. «лордом болот». Кромвеля выбирали от города Кембриджа и в Короткий и в Долгий парламент. Пока это все еще незаметный, молчаливый сквайр, но неутомимый работник. В первую сессию парламента он заседал в 18 комиссиях. У Кромвеля большие связи в парламенте. Там у него 17 родственников и свойственников и в том числе такие видные люди, как Гемпден, двоюродный брат, и Сент-Джон, муж двоюродной сестры. Выдающееся положение Кромвеля в парламенте обуславливалось не только его личными качествами, но и хорошими знакомствами и хорошим положением в своем сословий.
Характерна та подвижность, с которой джентльменский класс приспособился к новым условиям - условиям войны. Англичане давно не видали войны, но, тем не менее, джентльмены быстро превратились в военных. Кромвель не имел военной подготовки, но быстро втянулся в военную жизнь. В архивах палаты общин сохранилось известие, что 15 июля 1642 г. [350] мистер Кромвель внес предложение о том, чтобы жители Кембриджа имели право сформировать две роты волонтеров. Кромвель уже истратил сам на их вооружение 100 ф., которые парламент ему и вернул. В 1642 г. он подписал на подавление ирландского мятежа 300, а по другим, более верным, сведениям 500 ф., т.е., вероятно, весь свой годовой доход. Кромвель развивает свою деятельность и в провинции. В августе 1642 г. он помешал Кембриджскому университету отдать свое серебро на сумму 20 тыс. ф. королю. В сентябре Кромвель уже капитан и командует одним из 80 эскадронов армии Эссекса. Этот эскадрон является зачатком «железнобоких». Будучи командиром эскадрона, Кромвель в то же время остается членом парламента и принимает участие в его работе; кроме [351] того, он заседает в комитетах графств Кембриджшир и Гентингдоншир. В январе 1643 г. он поднимает вопрос о том, как бы отдельным графствам соединиться в ассоциации, и пишет об этом Норфолкскому комитету. Эта идея встречает сочувствие: к 1645 г. вся Англия покрывается сетью ассоциаций. Не все они жизнеспособны, но некоторые ассоциации выдвинулись в борьбе с королем; особенно прославилась среди них Восточная ассоциация с центром в Кембридже. Кромвель был членом ее комитета и душой всей ассоциации.
В гражданской войне сказалась крепость местной организации, которая облегчила парламенту дело формирования армии. Но все же было много трудностей, которые парламенту удалось одолеть только к 1645 г. с организацией «Новой модели». В первое же время борьбы у парламентской армии выявилось много недостатков, не меньше, чем у королевской. Главный недостаток парламентской армии - это слабость кавалерии. Здесь сказался социальный состав обеих армий. Затем парламент ослаблялся и местным патриотизмом ополчений - фактор, еще больше повредивший королю. Члены Ноттингемского комитета недовольны, что из города увозят пушки. Даже лондонское ополчение, самое лучшее, не всегда слушалось распоряжений начальства. В 1643 г. лондонцы спасли парламентское дело; после форсированного марша они одержали победы при Глостере и Ньюбери. Но после битвы при Ньюбери они отказались больше воевать и спешат домой. Шотландец Бэли, наблюдавший английское войско, плохо отзывается о милиционерах, которые не могут побыть вне дома больше, чем один месяц. Сказался и недостаток средств. Правда, у парламента было гораздо больше денег, чем у короля, но содержание его больших армий стоит очень дорого. Часто не хватает денег для провинциальных комитетов. Уже в январе 1643 г. Ноттингемский комитет жалуется, что из парламентских ассигнований он не получил до сих пор ни одного пенни. И ассигнованная парламентом этому комитету в 1644 г. 1 тыс. ф. не дошла по назначению. Кромвель часто хлопотал о высылке задерживаемого жалованья солдатам и офицерам. Летом 1643 г. ему выслали деньги, но их не хватило на то, чтобы обмундировать половину солдат. К осени 1644 г. недоплаченные суммы дошли в Восточной ассоциации до 30 тыс. ф. Еще осенью 1643 г. Восточная ассоциация жалуется, что солдаты раздеты и ставить их на посты, значит убивать их. Неуплата жалованья вызывала ропот солдат и упадок дисциплины; [352] Манчестер жаловался, что его солдаты, гораздо страшнее ему самому, чем врагам. На первых порах и парламентские солдаты грабят и бесчинствуют. Когда парламентские солдаты проходили через религиозную столицу Англии Кентербери (Canterbury), го они ворвались в собор, ограбили его и надругались над изображением Спасителя; когда же они шли через Лондон, то грабили дома богатых роялистов. Г-жа Гетчинсон жалуется, что офицеры не мешают парламентским солдатам бесчинствовать, грабить как роялистов, так и «честных людей». И здесь солдаты плохо различали своих и неприятелей. Сохранилось описание грабежа взятой штурмом в 1645 г. усадьбы роялиста маркиза Уинчестера (Бэзинг-хауз). Солдаты сначала вытащили и разграбили самое дорогое: золото, серебро и драгоценные камни; потом они стали продавать хлеб из амбаров соседним жителям; затем солдаты вытащили и продали мебель, рамы, двери; когда вся движимость была разграблена и свезена, солдаты раскрыли железную крышу и стали продавать ее по листам. Разграбленную усадьбу они подожгли; таким образом, менее чем через сутки от одной из самых богатых усадеб Англии остались лишь стены и трубы. Солдаты нередко бунтуют. В мае 1643 г. Кромвель просил у жителей - г. Кольчестера денег, иначе «драгуны и пехота готовы взбунтоваться». Особенно сильно бунтовали войска Уоллера (Waller). В 1643 г. он безуспешно осаждал Бэзинг-хауз (взятый и разграбленный в 1645 г.).
Осада была неудачна, потому что не получавшие жалованья солдаты отказались повиноваться; лондонское ополчение с криками «поте, поте» (домой, домой) ушло восвояси. В 1644 г. тот же Уоллер жалуется на полное отсутствие дисциплины среди лондонского ополчения, а солдаты генерал-майора Брауна даже били своего командира. «С такими людьми, - говорит Уоллер, - воевать нельзя. На этом свете им место на виселице, а на том - в аду». Уоллер очень несчастен в своих людях: в 1645 г. его отказалась признать своим командиром кавалерия, «хотя бы ей были даны все деньги Англии». В феврале 1645 г. дезертиры сотнями слоняются под Лондоном. Недостаток дисциплины и разбросанность войск вредят и парламенту. У него тоже, как и у короля, есть отдельные крепостцы-усадьбы, хотя и в гораздо меньшем количестве; но их все-таки приходится оборонять. У парламента нет хороших стратегов, которые могли бы потягаться с королевскими; нет единства командования, и чем дальше, тем хуже. К личным [354] столкновениям генералов примешиваются религиозные и политические разногласия. В 1644 г. Эссекс и Уоллер должны были действовать совместно, но Эссекс бросил Уоллера и один пошел в Корнуолл; там его войско попало в ловушку и сдалось. Особенно сильны были разногласия после второй битвы при Ньюбери (октябрь 1644 г.). Манчестер слишком поздно пришел на помощь, а после битвы отказался преследовать короля совместно с Уоллером и Кромвелем и тем не довершил его поражения. Когда в 1644 г. парламент велел Эссексу и Манчестеру идти на запад, Манчестер дерзко отказался: «Мое войско набрано в Восточной ассоциации для охраны ассоциации. Парламент не может распоряжаться им без ее ведома». Эссекс отвечал парламенту, что он готов идти, но у него не хватает на поход ни денег, ни оружия.
К концу 1644 г. ясно обнаружилась необходимость реформы. До сих пор расходы по армии ложились большей частью на комитеты ассоциации и графств; но в ноябре 1644 г. Восточная ассоциация заявила, что она более не может содержать свою армию. Еще летом Уоллер говорил о необходимости реорганизации армии. В декабре Кромвель высказался в палате общин по этому вопросу: «Если армия не будет устроена другим образом, а война не будет поведена более решительно, то народ не сможет более переносить ее и заставит вас принять позорный мир». Вопрос о реформе войска был поставлен на обсуждение в парламенте и привел к организации «Новой модели». Реформе предшествовало сильное религиозное движение, связанное, главным образом, с армией Кромвеля. Войско Кромвеля часто называется «железнобоким». Происхождение этого названия таково: после битвы при Марстоне (Marston)[1] Руперт назвал Кромвеля «железнобоким»; вскоре это название от начальника перешло и к подчиненным.
В августе 1643 г. Манчестер назначается командующим войсками Восточной ассоциации. Кромвель - один из его четырех кавалерийских полковников, а вскоре и помощник Манчестера. Сознание того, что у Кромвеля какое-то особое войско, рано появляется у современников. Умеренный парламентский юрист Уайтлок говорит: «Полковник Кромвель имеет храбрый кавалерийский полк, составленный из его земляков, большей частью фригольдеров и их сыновей; они сознательно относятся к войне и, будучи хорошо вооружены, будут [355] крепко стоять, как один человек, и сражаться отчаянно». И сам Кромвель не отрицает того, что он набирает людей особого духа; в сентябре 1643 г. он писал Сеффокскому комитету: «Будьте особенно осторожны при назначении кавалерийских капитанов; пусть будет немного честных людей, чем многие... Я бы советовал вам назначать благочестивых, честных людей, ибо честные люди за ними последуют. Я бы предпочел простого офицера, вышедшего из нижних чинов, лишь бы он знал, за что он сражается, и сочувствовал этому, чем кого вы называете джентльменом и у которого нет больше никаких других достоинств. Я уважаю лишь истинное благородство». Это направление нельзя назвать демократическим; Кромвель не демократ. Это скорее аристократия, но в новой плоскости; аристократия честных, религиозных людей, избранных благодатью божьей.
Наряду с традиционной аристократией Кромвель выдвигает идеал христианской аристократии. В 1643 и 1644 гг. Кромвелю не один раз приходится обелять своих последователей. В сентябре 1643 г. он просил у парламента денег через Оливера Сент-Джона и писал ему: «Мои отряды увеличиваются. У меня отличное войско. Вы бы уважали его, если бы знали. Они не анабаптисты, а честные трезвые христиане, которые желают, чтобы с ними обращались как с людьми». В октябре того же года он писал в комитет соседнего графства Эссекс и просил денег для своих солдат, которые во всем нуждаются, но не грабят: «Некоторые стараются заклеймить моих солдат прозвищем анабаптистов, но они просто честные люди, боящиеся бога и полные веры в него». Кромвель деятельно вступается за своих людей. Один из его подчиненных, генерал-майор Крауфорд, отстранил от должности одного подполковника. Кромвель спрашивает Крауфорда, за что пострадал такой верующий в дело человек: «Не за то ли, что он анабаптист? Уверены ли вы в этом? Допустим, что он даже анабаптист, но разве это делает его неспособным служить обществу? Будьте осторожны, не преследуйте тех людей, с которыми вы не сходитесь в религии». Здесь перед нами уже требование религиозной свободы, правда, сначала только для солдат. В сентябре 1643 г. Кромвель писал Сеффокскому комитету: «Некоторые недовольны, что капитанами кавалерии назначаются простые люди. Было бы хорошо, если бы эти должности занимались людьми знатными от рождения. Но что же они не [356] являются, кто им мешает? Работа должна исполняться, хотя бы и простыми людьми».
Вскоре конфликт между разными течениями принял острую форму и привел к парламентскому поединку между Кромвелем и Манчестером. Последний ставил в вину первому его слова: «Я надеюсь дожить до такого дня, когда в Англии не будет больше знатных... Я предпочитаю некоторых людей другим, потому что они не любят лордов». Некоторые свидетели во время парламентского расследования показывали, что Кромвель желал дождаться того времени, когда лорда Манчестера можно будет звать просто «мистер Монтегю».
Здесь перед нами поворотный пункт в истории английской революции: кончается ее первый период, период эрастианства и преобладания джентльменов. Новое течение нельзя назвать демократическим; осторожнее будет обозначить его как бессословное или всесословное. Это новое течение встречает противовес в английских политических и социальных порядках; оно относится пренебрежительно к господству английских привилегированных слоев и требует безусловной религиозной свободы. Разногласие, вызванное образованием такой новой группы, усложнило революционный процесс и уже в сентябре 1644 г. разделило парламентских генералов. Шотландец Бэли так писал об армии Восточной ассоциации: «Армия Манчестера раскололась. Генерал Манчестер, человек мягкий, позволил генерал-лейтенанту Кромвелю руководить армией, как он хочет; это умный и энергичный человек, пользующийся большой популярностью, но, будучи индепендентом, он привлекает к себе солдат, которым нравится новое религиозное направление».
Люди, более умеренные в религиозных и политических взглядах, начинают бояться Кромвеля, и один из его противников с презрением, но со страхом, отзывается о его войске: «Посмотрите на его кавалерийский полк, что за сборище благочестивых людей; они возили навоз на телегах, прежде чем стали капитанами; некоторые из них говорят, что им были видения и откровения. Посмотрите на полк Флитвуда, что за скопище проповедующих офицеров и солдат. Если сказать правду, то вся наша кавалерия такова». Другие сочувственно отмечали наличие особого духа в кавалерии Кромвеля; один политический листок того времени говорит о строгой дисциплине в его полках и о хорошем подборе офицеров. Кромвель с негодованием отвергает обвинения в политической интриге. [357] В сентябре 1644 г. он писал в Лондон одному члену парламента: «Нас обвиняют в том, что мы мятежники, что мы желаем силой поддержать свои религиозные мнения. Сам бы я никогда не стал оправдывать эту войну, но я опираюсь на авторитет парламента и поддерживаю его права». Кромвель все еще пытается остаться на старой точке зрения и, выступая 9 декабря 1644 г. в палате общин, говорит так: «Я могу сказать о моих солдатах, что они смотрят не на меня, а на вас; и за вас они будут стараться и умирать, они не обоготворяют меня, а преследуют ту цель, из-за которой идет война. Вы можете отдать им любой приказ, и они исполнят его».
Но вместе с этим Кромвель требует для себя и для своих солдат религиозной свободы, и чем дальше, тем его требования звучат все громче и громче. По настоянию Кромвеля, его друг Сент-Джон внес в парламент «Accomodation order» (закон о приспособлении), заключавший в себе попытку примирения новых религиозных направлений с господствующей религией. 14 июня 1645 г. Кромвель так писал парламенту о победе при Нэзби: «Честные люди вам сослужили верную службу в этом деле. Я молю вас, ради бога, не доводите этих людей до отчаяния. Люди, которые рискуют своей жизнью за свободу родины, казалось бы, имеют право питать веру в бога относительно своей совести». 14 сентября 1645 г., после сдачи Бристоля, в котором сидел Руперт, Кромвель вновь пишет парламенту и требует свободы совести: «Все это, несомненно, дело руки божьей. Надо быть настоящим атеистом, чтобы отрицать это... Пресвитериане, индепенденты, все проникнуты единым духом веры и молитвы... Все верующие представляют действительное единство... Что же касается внешнего единообразия, то каждый христианин будет стараться о нем, насколько его совесть позволит ему ради общего мира. А от братьев он не ждет принуждения в делах духа...» Эти призывы к религиозной свободе совпадают с требованиями решительной военной реформы и приводят к борьбе, которая окончилась победой индепендентов.
Протагонистами этой борьбы выступали Кромвель и Манчестер.
За схваткой вождей крылось столкновение больших партий. Манчестер боялся решительной победы своих собственных солдат. После второй битвы при Ньюбери он в военном совете протестовал против предложенного Кромвелем преследования короля. «Если мы побьем короля 99 раз, - говорил он, - то и [358] тогда он все-таки останется королем, равно как и его потомки. Но стоит королю только раз победить парламентское войско, и тогда он всех нас перевешает, и наши потомки будут рабами». Кромвель горячо ответил ему: «Если это так, то зачем же нам было поднимать оружие с самого начала. Тогда лучше заключить мир, хотя бы на позорных условиях». Из военного совета Кромвель перенес этот конфликт в парламент. В ноябре 1644 г. в палате общин он требовал отчета у генералов, бившихся при Ньюбери. Он резко нападал на умеренных генералов, главным образом на Манчестера. Кромвель критиковал его не только как стратега, но и как человека, держащегося нерешительных политических взглядов, опасающегося решительной победы. Манчестер подал палате лордов письменный ответ на это обвинение, где, в свою очередь, не только защищался, но и нападал на Кромвеля, которого тоже обвинял и со стратегической и с религиозно-политической точки зрения. Он обвинял его в организации особой политической партии, которая ненавидит и шотландцев, и пресвитериан, и знатных. Умеренные люди думали, что отпор, данный Манчестером Кромвелю, заставит последнего умерить свой пыл. Бэли, представитель шотландцев, ликовал заранее, что «этот любимец сектантов (т.е. Кромвель) будет устранен из армии, и сила этой могучей партии будет сломлена». Шотландские делегаты решили ковать железо, пока горячо, и повели интригу против Кромвеля. В декабре ими было устроено совещание со своими английскими единомышленниками в доме Эссекса; был поднят вопрос, нельзя ли начать против Кромвеля обвинение в измене, в возбуждении им вражды между двумя королевствами - Англией и Шотландией. Приглашенные в качестве экспертов юристы указали на недоказуемость подобного обвинения и опасность его ввиду того влияния, каким пользовался Кромвель и в нижней и в верхней палате.
Эти интриги ускорили решимость Кромвеля; в декабре 1644 г. он потребовал у парламента принятия решительных мер в военном деле. «Время вывести нацию из полумертвого состояния, - говорил он, - и скорее покончить с войной, иначе народ возненавидит парламент и будет говорить, что его члены нарочно растягивают борьбу, чтобы дольше продержаться у власти». Свою речь Кромвель закончил приглашением оставить обвинения против личностей и призывом к патриотизму. Тогда один член парламента, пресвитерианин [359] Тэт, ответил на упреки Кромвеля предложением, получившим название «ордонанс о самоотречении» (Self denying ordinance). Оно заключалось в том, чтобы ни один из членов обеих палат во все время войны не занимал никакой должности по назначению парламента. Палата общин приняла это предложение почти единодушно. Умеренные (Бэли) недоумевали, какова истинная подкладка этого ордонанса и к чему он может повести. Палата лордов отказалась принять этот ордонанс как враждебную себе меру, которая может вызвать большую путаницу при предстоящей военной реформе. Лорды хотели иметь своих людей во главе реформированной армии. В январе и феврале 1645 г. проходит через обе палаты акт о реформе армии («Ордонанс о «Новой модели»). Командующим реформированной армией нижняя палата назначает нейтрального Ферфакса. Вскоре после этого обе палаты приняли «ордонанс о самоотречении» во второй, более мягкой редакции. Все члены обеих палат должны были отказаться от каких бы то ни было гражданских и военных должностей, которые они занимали по назначению парламента. Но акт допускал их переназначение и новые назначения. После этого умеренные генералы Эссекс, Манчестер, Денби, Уорвик вынуждены подать в отставку. Впрочем, после реформы армии и назначения Ферфакса они и так остались генералами без войска. В июне 1645 г. совет реформированной армии просил назначить в помощники Ферфаксу Оливера Кромвеля, и, несмотря на нежелание верхней палаты, палата общин назначает его генерал-лейтенантом «Новой модели».
Актом о «Новой модели» была произведена коренная реформа военного дела. Был установлен постоянный комплект войск, определен бюджет для содержания новой армии и указаны для него ресурсы, было введено единство командования. Правда, наряду с «Новой моделью» оставались и другие отряды, но [360] к 1647 г. они либо исчезают, либо попадают под командование Ферфакса. На организации «Новой модели» мы теперь и остановимся. Не следует представлять «Новую модель» как собрание сектантов-фанатиков. Старые солдаты составили половину пехоты и больше половины кавалерии; остальные попали в армию по набору. По Бакстеру, среди них много бывших королевских солдат. Не надо также думать, что «Новая модель» была сразу проникнута особым новым духом. Тысячи людей набирались в нее насильно, буйствовали. Кентские рекруты грабили, их усмиряли вооруженной силой. То же мы видим в Гертфордшире. Ферфакс жалуется на дезертирство. Но все же эта армия построена на совершенно новых началах. Прежде всего это постоянное войско с постоянным бюджетом. Численность его колебалась от 30 до 70 тысяч. На содержание «Новой модели» было введено особое обложение, ежемесячно выплачиваемое графствами. Месячный бюджет «Новой модели» был определен в 56 тыс. ф. Но парламент не имел возможности платить своей армии жалованье полностью. Сначала только офицерам, а потом и солдатам парламент стал выдавать деньгами только половину жалованья, а на остальную половину стал выдавать государственные обязательства, debentures. К концу 40-х годов в армии развилась биржевая игра, так как курс этих «государственных обязательств» колебался. Этими же обязательствами расплачивались за принудительный военный постой и за реквизиции. Солдаты роптали на недоплаты, и в 1647 г. на этой почве происходят серьезные беспорядки.
Следует обратить внимание на техническую сторону произведенной перемены. Военная реформа 1645 г. внесла перемену, главным образом, в организацию кавалерии, так как парламентская пехота и раньше была не хуже королевской. Оливер Кромвель выдвинулся как кавалерист: сначала он командовал эскадроном, а потом был помощником главнокомандующего и главнокомандующим парламентской кавалерии. «Железнобокие» составили ядро новой кавалерии. Главным преимуществом королевской кавалерии было усвоение ею тактики Густава Адольфа. Кавалерия не тратила времени на малополезную стрельбу, а сразу нападала на неприятеля развернутым строем, атаковала его с фронта и с обоих флангов. Постепенно Кромвель заимствовал их тактику, и благодаря этому его кавалерия сравнялась с королевской. У кавалеристов обычно были своими лошадь и оружие. Это - самый грамотный [361] и сознательный элемент среди солдат. Чтобы развить железную дисциплину в своем войске, Кромвель не мог полагаться на одно религиозное возбуждение, приходилось принимать крутые, порой даже жестокие меры. Офицеры имели право бить нижних чинов. Телесные наказания по суду в «Новой модели» были очень развиты: солдат били розгами и гоняли сквозь строй. По-видимому, эти дисциплинарные меры принесли плоды. В 1645 г. корнуоллцы были поражены тем, что парламентские солдаты не грабят. В судебном отношении парламентские офицеры и солдаты были подчинены только военному суду, несмотря на протесты парламента, который желал подчинить их обычному гражданскому суду.
Новая армия, несомненно, демократичнее старой. Талантливый рядовой, как это потом было и во французской революционной армии, мог дослужиться до офицера и даже до генерала. Были генералы, вышедшие из простых солдат, по большей части кавалеристов; из кавалеристов же были и солдатские депутаты-агитаторы, сыгравшие видную роль во время революционной борьбы 1647 г. Из них Сексби вышел в полковники, [362] Аллен - в генералы. Из 37 генералов и полковников «Новой модели» было 9 пэров, 21 джентльмен и 7 человек более низкого происхождения. Полковник Прайд, произведший «чистку» Долгого парламента, был подкидышем и раньше промышлял извозом. Другой полковник, Рейнсборо (Rainsborough), прежде служил шкипером на коммерческом судне, Гаррисон был простым писцом у адвоката, а Гьюсон - башмачником. Еще больше было худородных в более низших офицерских чинах. При назначениях не смотрят на возраст: сплошь и рядом попадаются молодые полковники в 25 лет, а самому главнокомандующему генералу Ферфаксу было 33 года. В новой армии поражал наблюдателей новый религиозный дух. Бэли жаловался на то, что умеренных нарочно выгоняли из армии, а ее укомплектовывали людьми крайних религиозных направлений. Мы имеем любопытные отзывы о «Новой модели» пресвитерианина Бакстера. Он ужасается распространению в этом войске радикальных религиозных настроений. Летом 1645 г. Бакстер нарочно поступил капелланом в один из полков «Новой модели», чтобы вести пропаганду против индепендентов. Его воспоминания объясняют нам, как подготовилось выступление «Новой модели» в 1646 и 1647 гг. По словам Бакстера, сектантов в армии немного, не более одной двадцатой всего состава: «Большая часть солдат, особенно пехотинцев, - невежественные люди, равнодушные к религии, идущие по указке офицеров. Много солдат и немало офицеров осталось трезвыми, честными и правоверными людьми, да и остальные готовы слушать слово истины. Но небольшая кучка гордых, тщеславных и запальчивых сектантов заняла все высшие места, пользуется особым расположением Кромвеля и своей горячей энергией подчиняет или увлекает остальных и составляет душу армии; главную их силу представляет конница Кромвеля, Уолли и Рича». Среди сектантов преобладают индепенденты и анабаптисты, есть антиномиане и арминиане. Главный предмет их диспутов - религиозная свобода. Все горячо стоят за терпимость, за полное невмешательство государства в церковную жизнь, за предоставление каждому верить и проповедовать, как он хочет.
Парламент вел свою борьбу с королем под флагом верноподданства и преданности. Но Бакстер отмечает, что сектанты «Новой модели» зовут короля тираном и хотят его убить, если тому представится случай. Они смеются над умеренными и предлагают им пойти к королю с повинной. В разговорах [363] крайних слышатся и ноты социального недовольства; они поднимают вопрос о прирожденных правах англичанина. Кто эти лорды, бароны и рыцари, говорили они, как не полковники, майоры и капитаны Вильгельма Завоевателя? Теперь пришла пора и народу завоевать все права и вольности себе. Кромвель и его совет не примыкают ни к какой особой секте, но стоят за свободу всех. Надежды Бакстера на успех умеренной пропаганды не оправдались. Меньшинство сектантов скоро превратилось в большинство; Эдуарде жалуется, что умеренных выживают из армии. Мы легко можем судить о числе умеренных офицеров и солдат, безусловно стоявших на стороне парламента. Когда в июне 1647 г. армия порвала с парламентом, то на стороне последнего оказалось около четвертой части офицеров (167 человек) и всего несколько сот солдат. В 1647 г. оставшаяся армия стала единой по организации и по настроению. Так та сила, которая дала парламенту преимущество, отошла от него.[1] Имеется в виду битва при Марстон-Муре 2 июля 1644 г.