Гревс. Американская авантюра в Сибири, перевод с английского, Военгиз, 1932.
I. Атаманщина в Сибири и на Дальнем Востоке
...Ко мне явился Семенов, оказавшийся впоследствии убийцей, грабителем и самым беспутным негодяем. Семенов финансировался [175] Японией и не имел никаких убеждений, кроме сознания необходимости поступать по указке Японии. Он всегда оставался и поле зрения японских войск. Он поступал так потому, что не мог бы продержаться в Сибири и недели, если бы не опирался на поддержку Японии. Семенов всегда вел разговор о „возрождении родины".
В Хабаровске я впервые встретил этого знаменитого убийцу, разбойника и головореза Калмыкова. Калмыков был самым отъявленным негодяем, которого я когда-либо встречал, и я серьезно думаю, что если внимательно перелистать энциклопедический словарь и посмотреть все слова, определяющие различного рода преступления, то вряд ли можно будет найти такое преступление, которого бы Калмыков не совершил. Япония в своих усилиях „помочь русскому народу" снабжала Калмыкова вооружением и финансировала его. Я намеренно рассказываю об этом, так как обладаю доказательствами, которые должны удовлетворить каждого здравомыслящего человека. Там, где Семенов приказывал другим убивать, Калмыков убивал своею собственной рукой, и в этом заключается разница между Калмыковым и Семеновым. Калмыков был - употребляя русское выражение - „ликвидирован" (убит) китайцами, когда после изгнания его из Сибири он пробовал найти убежище в Китае. Что касается Семенова, то он также позднее был изгнан из Сибири и нашел себе приют в Японии, где проживает и до настоящего времени.
В 1919 г. Семенов послал в Вашингтон капитана своего штаба. Этот капитан не только не встретил никаких затруднений при въезде в Соединенные штаты, но я читал в газетах, что некоторые из выдающихся американских деятелей устраивали для него интервью о событиях в Сибири, в то время когда он находился на дороге из Сан-Франциско в Вашингтон. Мне неизвестна цель этого визита агента Семенова, но сам он хвастливо заявлял, что одной из целей посещения им Америки было заставить снять меня с поста командующего американскими войсками. Когда этот капитан вернулся во Владивосток, он заявил, что военный департамент был к нему очень внимателен, приставил к нему в качестве провожатого полковника Кронина и помог ему встретиться с некоторыми выдающимися деятелями. Он заявил также, что когда он покидал Вашингтон, полковник Кронин заверил его, что я буду снят с должности, прежде чем он прибудет во Владивосток. Этот человек представлял в Америке Семенова, и есть все основания полагать, что он обладал теми же преступными чертами, как и его начальник. В Вашингтоне прекрасно знали, что представлял собою Семенов; поэтому следует предположить, что при решении вопроса, следует ли русским разрешать въезд в Соединенные штаты, на [176] такого рода данные внимания не обращали, а считались только с политическими соображениями.
Я получил достойные доверия донесения, в которых говорилось, что один из японских офицеров пытался побудить Семенова объявить себя диктатором Забайкальской области и захватить железные дороги и туннели, 28 ноября, т. е. десять дней спустя после того как адмирал Колчак стал диктатором в Сибири, я получил казавшееся мне правдоподобным сообщение о том, что Семенову из Токио были даны директивы итти против Колчака и японские представители в Сибири следовали этой политике. Насколько нам было известно, Япония поддерживала войсками и деньгами Семенова в Чите и Калмыкова в Хабаровске; кроме того было известно, - по крайней мере в Сибири, - что Япония вовсе не желает, чтобы положение в Сибири было урегулировано и к власти пришло сильное и стабильное правительство. В марте 1918 г. Япония обратилась к союзникам с просьбой разрешить ей одной занять Китайско-восточную и Амурскую железные дороги, так же как и Владивосток, в случае если союзники считают необходимым оккупировать Восточную Сибирь. Несмотря на то, что предложение это вследствие позиции Соединенных штатов потерпело неудачу, Япония не оставила надежд на достижение этой своей цели тогда, когда союзники послали свои войска в Сибирь.
Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства. Если в то время спрашивали, к чему были все эти жестокие убийства, то обычно получали ответ, что убитые были большевики, и такое объяснение очевидно всех удовлетворяло. События в Восточной Сибири обычно представлялись в самых мрачных красках, и жизнь человеческая там не стоила ни гроша.
В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами. В то время когда я был в Сибири, я считал - да и теперь думаю так же, - что, поощряя все эти убийства, Япония надеялась, что Соединенным штатам надоест вся эта обстановка, они отзовут свои войска и попросят Японию внести ясность в создавшееся положение вещей,
Калмыков получил власть весною 1918 г., после того как был избран атаманом уссурийских казаков. Эти последние уполномочили его получить от союзников заем, чтобы помочь казакам произвести весенние посевы. Япония, предоставила им такой заем [177] с условием, что уссурийские казаки не присоединятся к большевикам. Выплаченные Японией деньги дали Калмыкову возможность отправиться на станцию Пограничная и набрать там казачью дивизию, при которой в должности советника по организации войск состоял японский майор. Эти сведения были сообщены агентами Калмыкова во Владивостоке.
В течение уссурийской кампании, с июля и до сентября 1918 г., казаки Калмыкова участвовали в военных действиях и вошли в Хабаровск вместе с японскими войсками 5 - 6 сентября. Калмыков остался в Хабаровске и установил там режим террора, вымогательства и кровопролития; это, возможно, и послужило причиной того, что его войска восстали и обратились за помощью к американским войскам. Под предлогом искоренения большевизма Калмыков прибегал к поголовным арестам состоятельных людей, пытал их, чтобы заставить их отдать ему деньги и ценности, и казнил некоторых из них по обвинению в большевизме. Эти аресты стали настолько повседневным явлением, что терроризировали все классы населения: насчитывали много сотен человек, расстрелянных войсками Калмыкова в окрестностях Хабаровска. Мы устанавливали факты совершения убийств по рассказам крестьян и по показаниям под присягой местных властей. Наконец войска Калмыкова начали пороть и избивать своих же собственных командиров, и 6 декабря один из офицеров разведки 27 пехотного полка донес, что положение становится серьезным. Конечно нельзя назвать предательством тот факт, что 28 декабря часть войск Калмыкова явилась в главную квартиру 27 полка и просила разрешения вступить в ряды армии Соединенных штатов, а многие из них просили помочь им выбраться из Хабаровска.
Японцы вначале обратились ко мне с просьбой вернуть Калмыкову лошадей, вооружение и снаряжение, выданные его солдатами полковнику Штейеру, но я отклонил эту просьбу. Мне было заявлено, что все это имущество принадлежит Японии. На это я ответил начальнику японского штаба, что если Япония сообщит мне в письменной форме, что она вооружала этого убийцу, что за все это имущество Калмыковым никогда ничего не было заплачено, и если Япония может доказать идентичность этого имущества и выдаст расписку в получении его, то я выдам это имущество. Все это было сделано, и расписка была отправлена мною в военное министерство вместе с докладом.
...В своих донесениях и телеграммах я всегда указывал не только на эксцессы Семенова и Калмыкова, но и на поведение колчаковских русских войск, действовавших под непосредственным руководством Иванова-Ринова. Поведение этих войск, поскольку дело идет о различного рода нападениях и грабежах, почти приближается [178] по своим масштабам к бесчинствам войск Семенова и Калмыкова, хотя все же войска Иванова-Ринова и Хорвата убивали меньше народа, чем это делал Калмыков.
Японцы, держа под своим контролем Семенова в Чите, Калмыкова в Хабаровске и оказывая решающее влияние на Иванова-Ринова во Владивостоке, фактически держали под своим контролем всю Восточную Сибирь. Если бы им удалось заключить с Колчаком деловое соглашение, то они могли бы хотя бы до некоторой степени уничтожить причины трений между ними, с одной стороны, и англичанами и французами - с другой. Эти трения возникли с того момента, когда власть в Сибири перешла в руки адмирала Колчака.
II. Взаимоотношения союзников - Японии, Англии и Франции на Дальнем Востоке и в Сибири
Англия, Франция и Япония действовали заодно, поскольку дело шло 96 искоренении большевизма; однако Англия и Франция считали, что основной задачей является одинаково интенсивная борьба с угрозой большевизма во всех частях Сибири и использование Колчака для борьбы с этой опасностью. Япония израсходовала большие денежные суммы в Восточной Сибири, и ее главной целью была борьба с большевизмом здесь, на Дальнем Востоке, и использование, если к тому представится возможность, любого положения, которое может создаться; что же касается борьбы с большевизмом к западу от Байкала, то по сравнению с ее интересами в Восточной Сибири это было для Японии лишь второстепенной задачей.
12 июня я телеграфировал Военному департаменту между прочим следующее:
„Полк. Морроу известил Семенова, чтобы тот вывел свой блиндированный вагон с американского участка; в противном случае он выведет его сам. Японский генерал Иоше заявил Морроу, что „японцы воспротивятся силой выводу американскими войсками с участка семеновского блиндированного вагона". Слоутер телеграфирует, что Сукин (омский министр иностранных дел) сообщил ему, что считает этот инцидент показательным для желания японцев вызвать столкновение между американцами и русскими. Еще до получения этого сообщения от Слоутера Смит (американский представитель в Межсоюзническом железнодорожном комитете) сказал, что полк. Робертсон, теперешний британский верховный комиссар, известил его вчера весьма конфиденциально, что, по его мнению, это столкновение Семенова с американцами инспирируется японцами
Бесспорно, что все серьезные выступления Семенова вдохновились [179] японцами. Я уже сообщал Военному департаменту, что при рассмотрении дальневосточных вопросов казаки и японцы должны расцениваться как единая сила. Я не имею оснований изменить это мнение.
Некоторые японцы были бы рады видеть столкновение американских Войск с русскими, но другие были более осторожны, так как знали, что я располагаю достаточной информацией, чтобы доказать связь Японии с любым враждебным выступлением Семенова или Калмыкова против американцев.
Около 20 августа посол и я покинули Омск и отправились по Владивосток. Мы останавливались в Новониколаевске, Иркутске, Верхнеудинске и в Харбине. Ничего интересного не произошло, пока мы не достигли семеновской территории.
В то время было широко известно, что Семенов учредил нечто, называвшееся „станциями смерти", и открыто хвастался, что не может ночью уснуть, если не убьет кого-нибудь в течение дня. Мы остановились на маленькой станции, и к нам в вагон зашли два американца из отряда по обслуживанию русских железных дорог. Они рассказали нам об убийстве русских, произведенном семеновскими солдатами за два-три дня до нашего приезда в товарном вагоне, в котором находилось 350 человек, Я не помню, были ли в поезде только мужчины или же мужчины и женщины.
Наиболее существенное из рассказа этих двух американцев следующее: „Товарный поезд с арестованными прошел мимо станции к месту, где, как широко было известно, производились казни. Служащие отряда отправились к месту казни, но были остановлены семеновскими солдатами. Через 1 час 50 минут пустой поезд вернулся на станцию. На следующий день двое служащих пошли к месту убийства и увидели доказательства массового расстрела. По патронам, разбросанным на земле, было видно, что арестованные были убиты из пулеметов, так как пустые патроны были свалены в куче, как это бывает при пулеметной стрельбе. Тела были сложены в две ямы, которые были засыпаны свежей землей, В одной яме тела были засыпаны совершенно, в другой - остались незасыпанными много рук и ног".
13 сентября полк. Сарджент, выполнявший обязанности командующего на время моего отъезда в Омск, телеграфировал Военному департаменту следующее:
„Сегодня Семенов и Калмыков отправились из Владивостока в Хабаровск".
Эти два японских ставленника отправились вместе в Хабаровск с особой целью. Этой . целью было - создать план нападения на американских солдат.
Ген. Хорват, являвшийся противником моей политики невмешательства [180] во внутренние дела, посетил меня и предостерег, что Калмыков прибыл для того, чтобы уничтожить американских солдат, и что если я не сконцентрирую небольших отрядов, охраняющих железную дорогу, я потеряю некоторых из них. Он заявил, что Япония это санкционировала и предоставила Калмыкову 30 тыс. иен; далее он сообщил, что приготовлена к отправке телеграмма „всем, всем" с указанием, что таким же образом будет поступлено со всеми большевиками.
Начальник крепости полк. Бутенко имел доступ ко всем телеграммам, идущим через Владивосток. Посетив меня примерно тогда же, когда и ген. Хорват, он подтвердил сообщение последнего и скатал, что Семенов телеграфно предложил Калмыкову отправиться вперед и атаковать американские войска, а если он будет нуждаться в поддержке, то Семенов пошлет ему в помощь свои войска. Японцы телеграфировали Калмыкову, что они не окажут ему активной помощи, но предоставят моральную поддержку.
В связи с этим министр иностранных дел омского правительства Сукин сообщил майору Слоутеру в Омске следующее:
„Я могу сказать вам также, если вы не знаете об этом, что на Дальнем Востоке недостаточно американских войск, чтобы побороть затруднения, которые создадутся, если у вас будут трения с Семеновым и Калмыковым. Дело в том, что японцы всеми мерами поддерживают Семенова, вплоть до посылки войск, если это представляется необходимым".
9 июня 1919 г. я получил следующее сообщение от полк. Морроу из Верхнеудинска:
„Вследствие продолжающихся нападений блиндированных вагонов Семенова на железную дорогу, захвата вагонов, угроз железнодорожным служащим, нападений на рабочих, продолжающихся угроз по адресу моей охраны, обстрела и арестов русских войск, отправляющихся на фронт, - вчера, 8 июня, в 5 часов вечера, я имел беседу с генералом японской армии Иоше, военным губернатором ген. Меджиком и командующим русскими войсками в Березовке ген. Пешинко. Основываясь на изложенном выше, " я потребовал от них, чтобы был обеспечен отвод блиндированных вагонов с американского участка, и одновременно довел до их сведения, что если мое требование не будет исполнено в течение 24 часов, то я уничтожу эти вагоны".
Ген. Иоше в присутствии полк. Морроу согласился оставаться нейтральным, но позже послал ему следующее сообщение:
„Японцы заявляют, что они окажут сопротивление силой удалению семеновских блиндированных вагонов американскими войсками, примут блиндированные вагоны под японскую охрану в Березовке и будут защищать их там от американских войск". [181]
III. Зверства японцев на Дальнем Востоке
После моего возвращения из Омска в моей канцелярии оказался рапорт о зверском и отвратительном убийстве, совершенном японцами.
В этом рапорте указывалось, что 27 июля 1919 г. отряд японских солдат под командой японского майора арестовал девять русских в г. Свиягино, который находился на участке железной дороги, порученном американской охране. Японцы заявили американскому офицеру, что эти люди подозреваются в большевизме.
Русским было указано, что, если они дадут сведения относительно большевиков, они будут освобождены.
Четверо из девяти были отпущены. Остальные пятеро были жестоко избиты, но отказались говорить.
Опять-таки японцы не несли ответственность за Свиягино.
Японцы стали вести себя так, как будто намеревались казнить русских, которые не давали им показаний, и как только это намерение японцев стало ясным, американский офицер заявил протест, но безуспешно.
Донесение следующим образом рассказывало о казни:
„Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции; им были завязаны глаза и приказано встать на колени у края могил со связанными назад руками. Два японских офицера, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы, направляя удары сзади шеи, и, в то время как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости.
Двое были сразу обезглавлены ударами сабель; остальные были повидимому живы, так как наброшенная на них земля шевелилась".
Мне горько признавать, что свидетелями этой расправы были несколько солдат и офицеров американской армии.
Это убийство было совершено японцами не потому, что жертвы совершали какое-нибудь преступление, а только потому, что они были заподозрены в большевизме.
Я настолько был подавлен этим зверством, что вызвал начальника американской команды из Свиягина в главную американскую квартиру во Владивостоке и в присутствии японского начальника штаба заявил ему, что он должен был бы применить силу и помешать этому убийству. Я заявил также японскому начальнику штаба, что, если подобные вещи будут когда-нибудь иметь место на американских участках железной дороги, это вызовет конфликт между японскими и американскими войсками. Он ответил, что ему хотелось бы собрать справки относительно содержания рапорта. [182]
Я заметил, что не нахожу препятствий к наведению справок, и высказал надежду, что он сообщит мне о результатах. Он обещал сделать это. Примерно пять недель спустя он посетил мою канцелярию и заявил, что вынужден признать правдивость рапорта.
... В Красноярске я узнал кое-что о ген. Розанове, с которым я пытался завязать отношения во Владивостоке.
Этот человек выпустил 27 марта 1919 г. следующий приказ по своим войскам:
„1. Занимая селения, которые ранее были заняты бандитами (партизанами), требовать выдачи вожаков движения; в тех селениях, где окажется невозможным их найти, но будут достаточные основания предполагать их присутствие, - расстреливать каждого десятого из населения.
2. Если при проходе войск через город население не будет осведомлять (при возможности делать это) о присутствии противника, на всех без исключения должна быть наложена денежная контрибуция.
3. Селения, жители которых встретят наши войска с оружием в руках, должны быть сожжены дотла, и все взрослое мужское население расстреляно; имущество, дома, телеги и т. д. должны быть использованы для нужд армии".
Мы узнали, что Розанов имел заложников и за каждого убитого своего сторонника убивал десять из них. Он говорил об этих практиковавшихся им в Красноярске методах как о необходимых, для того чтобы держать население в ежовых рукавицах, но он объявил о своем намерении сбросить рукавицы, когда поедет во Владивосток, и ввести другие методы управления, чем те, которые он применял по отношению к красноярскому населению.
Текст воспроизведен по изданию: Японская интервенция 1918-1922 гг. в документах. - М., 1934. С. 175 - 183.
Комментарии |
|