ЧЕ ГЕВАРА: Напоминание студентам, интересующимся этими проблемами университетской реформы: изучайте будущую жизнь, будущую, но уже и прошедшую; жизнь с того момента, когда началась реформа восемнадцатого года, и до настоящего времени; изучите жизнь каждого из деятелей той реформы. Уверяю вас, что это интересно
Добрый вечер, уважаемые товарищи!
Я должен просить прощения у присутствующей учёной публики за задержку начала этого мероприятия: в ней виноваты я-и погода, которая была очень плохой на протяжении всего пути, так что нам пришлось остановиться в Байамо.
Мне очень интересно обсудить одну из тех проблем, которые наиболее близко затрагивают учащуюся молодёжь всего мира, и обсудить её здесь, в революционном Университете и, уж точно, в одном из самых революционных городов Кубы.
Тема, о которой идёт речь, весьма обширна. Настолько, что о различных её гранях говорили разные докладчики. Мне как участнику революции интересно проанализировать именно вопрос о революционном долге студенчества в связи с проблематикой Университета. А для этого мы должны уточнить, кто такой студент, к какому общественному классу он принадлежит. И есть ли что-либо, что определяет студенчество как некую общность или особую ячейку общества или же его мировосприятие просто отвечает мировосприятию различных классов, к которым студенты могут принадлежать. И тут мы сталкиваемся с тем, что университетский студент-это отражение именно Университета, в котором он учится. Потому что существуют ограничения различных типов, но в конечном счёте определяемые экономическим положением, которые приводят к тому, что студенты принадлежат к тому общественному классу, проблемы которого - не экономические проблемы - не являются столь острыми, как у других. Студенчество принадлежит в основном к среднему классу - не только здесь, в Орьенте, в Сантьяго-де-Куба, а по всей Кубе и, можно сказать, по всей Латинской Америке. Естественно, есть исключения - и мы все их знаем; есть люди исключительных способностей, которые с удивительным упорством борются с неблагоприятными условиями и добиваются университетской степени. Но в основной своей массе студенты университетов принадлежат к [58] среднему классу и отражают чаяния и интересы этого класса; хотя достаточно часто, особенно в такие моменты, как сейчас, животворное пламя революции может побуждать их переходить на более радикальные позиции. И сейчас мы стремимся проанализировать именно это: общие тенденции студенчества, соответствующие тому общественному слою, из которого оно происходит, и его революционный долг по отношению к обществу в целом.
Потому что Университет несёт наибольшую ответственность за победу или поражение - в техническом плане-того великого социально-экономического эксперимента, который осуществляется на Кубе. Мы приняли законы, которые глубоко меняют господствующую общественную систему: практически одним росчерком пера ликвидированы латифундии, изменена налоговая система, вскоре будет изменена система пошлин, создаются даже промышленные трудовые кооперативы; таким образом, на Кубе расцветает ряд новых явлений, вместе с которыми возникают соответствующие новые учреждения. И всю эту работу мы начали, обладая только доброй волей, убеждённостью в том, что мы идём по правильному и справедливому пути, но не располагая необходимыми техническими элементами, позволяющими всё делать правильно.
А нет их у нас именно потому, что мы создаём новое, а такое учреждение, как Университет, было ориентировано на то, чтобы давать обществу профессионалов, которые входили в набор потребностей страны в предыдущую эпоху. Существовала нужда в адвокатах, врачах, меньше нужно было гражданских инженеров, то же касалось других профессий. Но теперь мы сталкиваемся с тем, что нам нужны сельские учителя, агрономы, химики, инженеры, физики, даже математики, а их нет. Иногда нет даже такой кафедры, в других случаях на нужном факультете учится очень небольшое число студентов, которые поняли необходимость начать изучать новые специальности, или просто попали туда потому, что на другом факультете не было мест, или просто потому, что они хотели учиться, но не знали, что точно им нравится. В общем, не существует государственного руководства, чтобы заполнить все пробелы в обеспечении нашей Революции нужными специалистами.
И это приводит нас к самой сердцевине университетской проблемы, к её конфликтному узлу. И я буду говорить об этом прямо и, если угодно, агрессивно. Потому что единственная структура, которая на данный момент может хоть сколько-нибудь точно определить, [59] сколько студентов нам будет действительно нужно и как будут распределены студенты по различным факультетам Университета,— это государство. Никто, кроме него, не может этого сделать. И каким бы ни было соответствующее государственное учреждение, каким бы ни был этот государственный институт, он должен быть институтом, который был бы полностью осведомлён о положении во всех отраслях производства и был бы в курсе плановых проектов Революционного правительства.
Серьезных дисциплин, являющихся основой достижений наиболее развитых стран, - таких, как высшая математика и статистика, на Кубе практически не существует. Начав проводить необходимые статистические исследования, мы сталкиваемся с тем, что у нас нет статистиков; с тем, что нам нужно приглашать их из-за рубежа или искать на Кубе людей, которые обучались этому в других странах. Здесь - центральный узел проблемы. Если государство-это единственный орган, единственный институт, способный хоть с какой-то долей уверенности говорить о нуждах страны, то очевидно, что оно должно принимать участие в руководстве Университетом. Это положение вызывает яростные протесты; студенческие кандидаты в Гаване даже поднимают этот вопрос почти как вопрос принципа: вмешательство, «потеря автономии»-как это называют студенты- или невмешательство. Но следует точно определить, что значит автономия. Если только то, что нужно выполнять ряд предварительных условий для того, чтобы вооружённый человек мог войти на территорию университета для выполнения предписанных ему законом функций, тогда это не имеет значения; не это сердцевина проблемы, и все согласны с тем, чтобы этот вид автономии был сохранен. Но если сегодня автономия означает, что университетское руководство, освободившее себя от обязательств по отношению к генеральной линии центрального правительства, то есть как своего рода маленькое государство внутри государства, будет брать бюджет, выделяемый ему правительством, и распоряжаться этим бюджетом и распределять его так, как считает нужным, мы считаем, что это - неправильная позиция. Это неправильная позиция именно потому, что Университет освобождает себя от обязательств по отношению ко всей жизни страны, замыкаясь в своих стенах и превращаясь в некую башню из слоновой кости, отдалённую от практических свершений Революции. И ещё потому, что в этом случае Университет будет продолжать поставлять нашей Республике огромное количество [60] адвокатов, в которых сейчас нет нужды, врачей, которых тоже не нужно столько, сколько сейчас поступает студентов на медицинские факультеты, или специалистов ряда других профессий, программы обучения по которым должны быть по крайней мере пересмотрены, чтобы приспособить их к текущим нуждам.
И вот на этом перекрестке двух дорог-или веков-появляются более или менее значительные группы студентов, которые считают худшим в мире понятием «государственное вмешательство» или «потерю автономии». Сегодня эти студенческие круги -говорю это со всей ответственностью и без намерения задеть кого-либо - выполняют, может быть, долг перед тем классом, к которому они принадлежат, но забывают о революционном долге, об обязательствах, взятых на себя в ходе общей борьбы вместе с массами рабочих и крестьян, которые были рядом, проливали свою кровь и пот совместно со студентами в каждом из сражений, разворачивавшихся на всех фронтах страны, чтобы прийти к тому великому свершению, которым стало первое января.
И это-крайне опасная позиция. Не сегодня, не сегодня потому, что линии размежевания ещё до конца не определились. Потому что пока есть много людей, которые, даже если пострадали их экономические интересы, считают, что Революция была большим достижением. Людей, которые способны видеть много дальше своего кармана, думать об интересах родины. Но вся эта небольшая проблема, вращающаяся вокруг слова «автономия», соотносится и взаимосвязана с действиями сил, находящихся далеко за пределами нашего Острова. Извне предпринимаются значительные стратегические усилия, призванные объединить всех тех, кто чувствует, что потерял что-то с этой Революцией. Не агентов охранки, не казнокрадов или членов предыдущего правительства, а тех, кто, оставаясь с краю или даже в какой-то форме поддерживая это правительство, чувствуют вместе с тем, что они отстали от происходящего или что они потеряли в экономическом плане. Такие люди рассеяны в различных слоях общества и могут в любой момент абсолютно свободно проявлять своё недовольство. Но задача, на которую нацелены в данный момент национальная и международная реакция, состоит в том, чтобы сплотить всех недовольных против правительства, и в том, чтобы объединить их в прочной структуре, чтобы создать внутренний фронт, необходимый для их планов - по вторжению или организации экономического кризиса, или... кто знает, каких ещё. [61]
И университеты, начиная борьбу, иногда весьма жёсткую, яростно сражаясь за слово «автономия», а также, естественно, яростно сражаясь за вопросы меньшего значения, такие, например, как выборы студенческого руководства, создают плодородное поле для посева именно тех семян, которые настолько жаждут посеять реакционеры. И тогда Университет, который всегда был в авангарде народной борьбы, может стать орудием реакции, если не присоединится к генеральной линии Революционного правительства.
То, о чём я говорю, - это не теоретический анализ вопроса и не поспешное умозаключение; дело в том, что подобные события происходили по всей Латинской Америке, и примеры этого можно приводить в изобилии. Мне вспоминается сейчас красноречивый пример Университета Гватемалы, который, как и кубинские Университеты, был в авангарде народной борьбы против диктаторских режимов, а потом, сначала при правительстве Аревало, но особенно при правительстве Арбенса, превратился в один из решающих очагов борьбы против демократического режима. И защищал он именно то, что защищают у нас сейчас: университетскую автономию, священное право группы людей на принятие решений по фундаментальным проблемам нации, даже когда решения эти противоречили самим интересам нации. И в процессе этой слепой, бесплодной борьбы Университет превращался из авангарда народных сил в орудие борьбы гватемальской реакции. Потребовалось вторжение Ка-стильо Армаса, публичное, в духе средневекового варварства, сожжение всех книг, в которых говорилось о том, что не нравилось этому маленькому гватемальскому сатрапу, чтобы Университет отреагировал и снова занял своё место в народной борьбе. Но слишком многое было потеряно, и Гватемала сегодня, как вы знаете, пытается выйти из хаоса и, идя от неудачи к неудаче, вновь наладить работу общественных институтов в соответствии с демократическими нормами. Это-живой пример, который вы все помните, поскольку он принадлежит истории наших дней.
Мы могли бы углубиться в историю и проанализировать великие завоевания университетской реформы восемнадцатого года[1], [62] которая произошла в той стране, откуда я родом, и в той провинции, которую я считаю своей, а именно в Кордове. И мы могли бы проанализировать личную судьбу большинства студентов-активистов, боровшихся за университетскую автономию против консервативных правительств, которые в ту эпоху правили почти всеми странами Америки. Я не хочу приводить конкретные имена, чтобы не вызвать международную полемику, но мне хотелось бы, чтобы взяли, например, книгу Габриэля дель Масо, содержащую глубокий анализ университетской реформы, и поискали в указателе имена всех тогдашних крупных деятелей этой реформы. Посмотрите, какую политическую позицию они занимают сегодня, какое место они занимают в общественной жизни своих стран, и вы будете весьма удивлены, как был удивлён и я, когда, веря в университетскую автономию как основной фактор прогресса народов, я проделал этот анализ (который советую сделать и вам). Самые чёрные деятели реакции, самые лицемерные и опасные-потому что говорят на языке демократии и практикуют систематическое предательство,- были теми же, кто поддерживал университетскую реформу и часто были в своих странах её творцами. И, между нами говоря, обратите внимание также на автора книги, потому что здесь тоже будут сюрпризы.
Всё это я сказал, чтобы предостеречь вас от подобной позиции. И больше чем где бы то ни было-в Сантьяго, где столько студентов отдали свои жизни за Революцию и столько других пришли в нашу Повстанческую армию. Поскольку наша армия-народная и у нас есть чувство собственного достоинства, мы никого не спрашиваем, какова его политическая позиция по отношению к тем или иным конкретным фактам; какую религию он исповедует, как он думает. Это зависит от сознания каждого индивида. Поэтому я не могу сказать вам, какой будет позиция членов Повстанческой армии.
Я надеюсь, что вы хорошо поймете общие контуры проблемы и что вы будете следовать в том же направлении, что и Революция. Может бьггь, да, а может быть, нет...
Но эти слова обращены не к ним, не к меньшинству, а к основным массам студенчества, ко всем тем, кто составляет его ядро. Я помню, несколько месяцев назад я вкратце разговаривал с некоторыми из вас и советовал установить контакт с народом; не являться к народу, подобно аристократической даме, раздающей монетки: монетки знания или монетки какой-нибудь помощи, но прийти к нему как бойцы великого революционного легиона, который сегодня [63] управляет Кубой. Подставлять плечо в практических делах страны; в делах, которые позволят каждому специалисту увеличить багаж своих знаний и присоединять ко всем тем интересным вещам, которые они изучили в аудиториях, другие, может быть, гораздо более интересные, которые они узнают на подлинных полях сражений великой борьбы за строительство обновлённой страны.
Очевидно, что одна из самых главных обязанностей Университета состоит в том, чтобы осуществлять свою профессиональную деятельность в неразрывной связи с народом. И очевидно также, что для того чтобы организованно осуществлять эту деятельность, нужно направляющее и планирующее содействие какого-либо государственного органа, который был бы прямо связан с этим народом. Или даже нескольких государственных органов, поскольку в настоящее время для того, чтобы сделать любое дело в любом месте республики, взаимодействуют три, четыре или более учреждений. И лишь недавно в стране была начата деятельность, направленная на то, чтобы планировать работу и не распылять усилия.
Но, возвращаясь к главной теме нашего разговора - о праве изучать, выбирать профессию по своему призванию, мы всё время сталкиваемся с одной и той же проблемой. Кто имеет право ограничивать призвание студента конкретным государственным приказом? Кто имеет право говорить, что в год можно выпускать только 10 адвокатов и 100 промышленных химиков? Это уже диктатура. Ну что ж, да, это диктатура. Но разве диктатура обстоятельств-это не та же диктатура, которая существовала раньше в виде вступительных экзаменов, или в виде аттестации, или в виде экзаменационных сессий, которые отсекали наименее способных? Мы просто меняем последовательность ориентиров процесса, система же остаётся той же самой: просто в прошлом выпускались специалисты, которые затем начинали бороться за место под солнцем в различных отраслях знания. Сегодня всё меняется, речь идёт о вступительном экзамене или отборочном конкурсе... но в конце концов, метод-это не самое главное. Необходимо поставить обучение на тот путь, который необходим Революции для выполнения наших технических задач. И думаю, что это не должно вызвать негативной реакции. Мне кажется очевидным, что интеграция Университета с Революционным правительством не должна вызывать реакции отторжения.
Мы не хотим прятаться за слова и пытаться объяснить, что нет, это не потеря автономии, на самом деле это просто более прочная [64] интеграция. Но эта более прочная интеграция действительно означает потерю автономии, однако подобная потеря автономии необходима всей стране. Раз так, то раньше или позже, если Революция продолжит развиваться в том же направлении, что сейчас, она найдёт способ обеспечить себя всеми специалистами, в которых она нуждается. Если Университет замкнётся в своих стенах и продолжит выпускать адвокатов или иных специалистов, которые не настолько нужны нам сегодня (не подумайте, что я ополчился именно на адвокатов); если он продолжит эту линию, что ж, придётся сформировать какой-то другой тип технического учебного заведения. В Гаване уже подумывают о создании Высшего Института Технической Культуры, который бы выпускал именно таких специалистов; этот институт будет, возможно, организован отличным от Университета образом и со временем может превратиться, если непонимание будет сохраняться, в соперника Университета. Или Университет превратится в соперника этого нового, задуманного нами учебного заведения - в борьбе за то, чтобы монополизировать нечто, что невозможно монополизировать, потому что знания принадлежат всему народу, как принадлежит ему культура.
Кроме того, то, что сейчас создаётся на Кубе, уже делалось в других странах мира, и прежде всего в странах Латинской Америки. Точно так же и там происходит борьба между различными учебными заведениями, техническими или политехническими институтами, в целом более низкого культурного уровня,-и Университетом. Не знаю, говорили ли уже и ясно ли было сказано, что эта борьба - это отражение борьбы между социальным классом, который не хочет терять свои привилегии, и новым классом или совокупностью классов, которые пытаются обрести свои права на культуру. И мы должны говорить об этом, чтобы предостеречь всех революционно настроенных студентов, чтобы показать им, что борьба такого рода -это просто выражение сопротивления того, что мы на Кубе старались уничтожить, что это-классовая борьба, и что выступающий против того, чтобы большее количество студентов скромного происхождения обрело доступ к богатствам культуры, попросту пытается осуществить классовую монополию на культуру.
И ещё об одном. Когда здесь говорилось об университетских реформах и все согласились с тем, что университетская реформа - это нечто важное и необходимое для страны, первое, что сделали студенты, было взять в известной мере под свой контроль учебные [65] заведения с тем, чтобы навязать преподавателям ряд мер и в той или иной степени вмешиваться в принятие решений руководством Университета. Правильно? Это поведение победившей группы, победившей и потребовавшей после победы свои прав. Преподаватели -некоторые в силу возраста, а другие даже в силу своего менталитета- не участвовали в той же мере в борьбе, и те, которые боролись и победили, это право обрели. Но я задаюсь вопросом: а разве Революционное правительство не боролось и не победило? И разве оно не боролось и не побеждало с таким же или большим воодушевлением, чем любой другой обособленный слой общества, потому что это было выражением борьбы всего народа Кубы за своё освобождение? Однако правительство не вмешалось в дела Университета, не потребовало своего куска пирога, поскольку не считает, что это было бы самым логичным и достойным поведением. Оно просто призывает студентов к реализму, призывает к рациональному мышлению, которое так важно в пору революции. И призывает к дискуссии, из которой с неизбежностью должно родиться такое мышление.
Сейчас обсуждается программа университетской реформы. И немедленно взоры обращаются к университетским реформам восемнадцатого года, ко всё тем сверхмудрецам, которые впоследствии предали свою науку и свой народ, но которые в то время, когда они боролись за такое благородное и нужное дело, как университетская реформа, ещё ничего ни о чём не знали, были простыми студентами, но боролись-потому что это было необходимостью. Теоретизировали они уже потом и теоретизировали, когда у них уже сложилось недоброжелательное отношение к тому, что они сами сделали. Почему же тогда мы должны искать принципы университетской реформы в том, что было сделано в других местах? Почему не использовать опыт других лишь как дополнительную информацию для решения наших крупных проблем-того, из чего мы должны исходить прежде и превыше всего; проблем, которые существуют здесь. Проблем победившей революции, противостоящей ряду очень могущественных, враждебных правительств, которые преследуют нас, нападают на нас и в сфере экономики, а иногда и с помощью военной силы; которые наводнили весь мир пропагандой, распространяя множество небылиц о нашем правительстве, о том правительстве, которое осуществило аграрную реформу в том же духе, в каком я советую проводить реформу университетскую: глядя вперёд, а не назад, принимая то, что было сделано в других частях мира в качестве [66] подсобного ориентира, но анализируя в первую очередь положение нашего собственного крестьянства. Это правительство провело налоговую реформу, реформу таможенных тарифов и сейчас приступило к решению великой задачи индустриализации страны. Нашей страны, где сейчас нужно найти необходимые для проведения нашей реформы ресурсы; страны, где собираются рабочие, которые ещё не добились удовлетворения всех требований, к которым они стремились- и логично продолжают стремиться,- собираются и единогласно решают на массовых собраниях отдать часть своей заработной платы, чтобы помочь экономическому строительству в стране. Страны, где Революционное правительство сделало своим боевым знаменем аграрную реформу, продвигает её с одного конца острова до другого и постоянно страдает от того, что у него нет необходимых для этого специалистов, а добрая воля и труд только частично восполняют этот дефицит. И поэтому каждый из нас постоянно вынужден возвращаться назад и учиться на собственных ошибках, что означает учебу за счёт жертв нации.
А когда мы приходим к тем, на кого по логике вещей мы должны опираться, приходим в Университет, чтобы он дал нам специалистов, чтобы он влился в великий поход Революционного правительства, в великий поход народа к своему будущему, мы сталкиваемся с тем, что внутренняя борьба и пустопорожние дискуссии снижают способность этих учебных центров выполнять свой нынешний долг. Поэтому мы хотим использовать этот момент, чтобы высказать нашу правду. Может быть, горькую правду, может быть, в чем-то несправедливую, может быть, очень раздражающую многих, но выражающую мысли Революционного правительства. Правительства честного, не пытающегося захватить или сломить институт, который не является его врагом, а напротив, должен быть его союзником, его самым близким и эффективным сотрудником. И обращается с этим именно к студентам, потому что никогда революционный студент не будет ни врагом, ни даже противником того правительства, которое мы представляем. Потому что мы постоянно стремимся к тому, чтобы учащаяся молодёжь присоединила к полученным в аудиториях знаниям созидательный энтузиазм всего народа Республики и влилась в огромную армию тех, кто делает, покинув малый отряд тех, кто только говорит.
Вот поэтому я и пришёл сюда не только, чтобы произнести речь, а для того, чтобы представить некоторые полемические тезисы [67] и, естественно, призвать к дискуссии, какой бы острой и эмоциональной она ни была, но всегда идущей на пользу демократическому строю. К объяснению всех фактов, к анализу того, что происходите стране, и к анализу того, что произошло в других странах с людьми, занимавшими некогда позиции, подобные тем, которые занимают сегодня некоторые студенческие группы.
И в заключение, напоминание студентам, интересующимся этими проблемами университетской реформы: изучайте будущую жизнь, будущую, но уже и прошедшую; жизнь с того момента, когда началась реформа восемнадцатого года, и до настоящего времени; изучите жизнь каждого из деятелей той реформы. Уверяю вас, что это интересно.
Вот и всё.
[1] Речь здесь (и дальше) идет о движении за университетскую реформу, начавшемся в нюне 1918 г. в Аргентине, и о самой реформе; со бытиях, которые наряду с мексиканской революцией рассматрива ются многими как открывающие новейшую историю региона.
Текст воспроизведен по изданию: Гевара Че. Статьи, выступления, письма. - М., 2006. С. 58 - 68.
Комментарии |
|