1. Крымское правительство имело задачею упрочить связь оторванной немцами и сепаратистским правительством ген. Сулькевича части территории России[1] со всею остальною Россиею и содействовать воссоединению этой части со всею Россиею, основываясь на началах русской государственности во внутренней политике и верности союзникам во внешней политике.

2. Призванное к власти демократическим губернским земским собранием и опираясь в своей деятельности на периодически созываемые съезды представителей земств и городов, коим правительство представляло ежемесячно отчет в своей деятельности, правительство отменило все установленные немцами и прежним правительством стеснения по отношению к свободе слова, печати и собраний, все сепаратистские законы, устанавливающие привилегии для особой категории «крымских граждан» и все ограничения по отношению к органам самоуправления, проведя выборы во все органы местного самоуправления на основе всеобщего избирательного права. В течение 5 месяцев не было никаких эксцессов со стороны каких-либо органов правительственной власти в смысле стеснения свободы граждан[2]. Вспыхнувшая в марте месяце в Севастополе большевистская забастовка была ликвидирована без пролития капли крови, но и без всяких уступок со стороны правительства[3]. Возникновение в Севастополе большевистской забастовки и степень участия в ней проникающих извне элементов заставили, однако, правительство в течение последнего месяца издать ряд исключительных законов о внесудебных арестах и военной цензуре, причем применение этих законов вверено было особому совещанию, в состав коего входили министр внутренних дел, министр юстиции и начальник штаба Д. А.[4]. Применение это требовалось, впрочем, редко и выразилось главным образом в воспрещении собраний и в аресте главарей забастовки[5].

3. Приняв власть лишь на время, до образования единой русской государственной власти, Крымское правительство исключило из своей программы всякие крупные социальные реформы, могущие быть предпринятыми лишь в крупном всероссийском масштабе; тем не менее, оно приняло некоторые частичные меры в социальной области, а именно провело законы о страховании рабочих и биржах труда, а также арендный закон, в основе которого лежит начало принудительной сдачи в аренду за фиксированную плату земель, сдававшихся в аренду до начала войны. Правительство предприняло ряд финансовых мер, направленных к более равномерному распределению податного [130] бремени и, в частности, издало закон об единовременном налоге, главная тяжесть которого должна была лечь на состоятельную буржуазию и спекулянтов. Правительство приняло меры к удовлетворению разменного голода, приобретя разменные знаки у Донского правительства и само выпустив разменные знаки. В области продовольственной мероприятиями правительства достигнуто было обеспечение населения хлебом до нового урожая[6]; вместе с тем установлены были сношения с западными странами в целях снабжения населения мануфактурными и другими товарами, в обмен на предметы вывоза Крыма (табак и вино).

4. Территория Крыма, отделенная Украиною от всей остальной России, лишена была высших инстанций суда, как гражданского и уголовного, так и административного: правительство обеспечило краю полное отправление правосудия, введя в действие законченную систему судов, вплоть до высшего, и учредив для Крыма особый совет присяжных поверенных. Для внутреннего управления краем, который после большевистской анархии и временной немецкой оккупации лишен был каких бы то ни было административных органов, правительство создало сеть местных административных органов и организовало повсеместно внутреннюю стражу, а в двух крупнейших городах края (Симферополе и Севастополе) организована была городская милиция. Правительство поддерживало деятельность органов местного управления и за 5 месяцев выдало земствам и городам около 18 миллионов субсидии. В области народного просвещения восстановлена пенсионная касса для народных учителей, переданы земским самоуправлениям права попечителя округа по отношению к высшим начальным училищам, проведен закон о явочном открытии частных школ и библиотек. В заботах о высшем образовании правительство упрочило вновь учрежденный Таврический университет, ассигновав на его содержание 2.300.000 руб. и учредив агрономический факультет при нем. Забота о торговле и промышленности выразилась, между прочим, в рассмотрении и утверждении уставов ряда крупнейших торгово-промышленных банков и предприятий, имеющих целью содействие торгово-промышленной жизни как в Крыму, так и в других областях России, по мере их освобождения от советской власти. В области охраны национальных имений приняты были меры к сохранению в полном порядке единственного в России виноградо-винодельческого хозяйства, устроен заповедник из бывшей царской охоты, обеспечена охрана от расхищения ценных лесов и обеспечено функционирование ценнейших научно-вспомогательных учреждений в Крыму: Никитского сада, биологической станции. Наконец, на долю Крымского правительства выпала и поддержка общегосударственных начинаний, случайно связанных с Крымом. Таковы: расходы на флот, на охрану общегосударственного имущества, находящегося в Севастопольской крепости, организация комиссий по исчислению миллиардных убытков, причиненных немцами русской казне, выплата за счет [131] общегосударственной казны пенсий, содержание общегосударственных лазаретов, санаторий и т. д.

5. Земское собрание вручило правительству власть безответственную. Однако эта безответственность и по мысли правительства и по мысли земского собрания не должна была длиться бесконечно. Земское собрание установило власть, имевшую действовать «до воссоздания единой России». Этот момент предполагался очень близким и исчислялся приблизительно 2-3 месяцами. Далее этого срока ни земское собрание, ни правительство не мыслили безответственной власти. Вследствие этого, при самом своем вступлении во власть, правительство обязалось, буде в течение двух месяцев не будет образована единая русская власть, созвать местный сейм, перед которым правительство было бы ответственно[7]. В этом предположении впоследствии ошибочно усматривалось - в особенности со стороны командования Д. А. - какое-то сепаратистское стремление; такое подозрение исключалось, казалось бы, не только составом правительства, но и текстом постановления земского собрания, в котором ближайшею целью деятельности правительства указывалось именно стремление к образованию единой русской государственной власти. Мало того: вопрос о будущей форме устройства русского государства был резолюциею земского собрания определенно изъят из ведения местного сейма и предоставлялся Всероссийскому Учредительному Собранию[8]. При таких условиях всякое предположение о сепаратистских тенденциях, связываемое с созывом сейма, являлось либо результатом недоразумения, либо признаком совершенно непонятного недоверия к правительству. Правительство считало себя обязанным исполнить свой долг. Правительство выработало и издало закон о выборах в краевой сейм и приняло все меры к производству выборов, которые не состоялись лишь ввиду последовавшего к моменту выборов вступления большевиков в пределы Крыма.

6. Крымское правительство лишено было собственной военной силы. Приняв власть во время немецкой оккупации, перед самым уходом немецких войск, правительство, ввиду создавшегося изнутри взрыва большевизма[9], обратилось за воинской помощью к той единственной представительнице русской воинской силы, какою являлась на юге России Д. А. Генерал Деникин ответил сочувственно на обращение правительства. При этом отношения между правительством и Д. А., формулированные как в письмах и телеграммах ген. Деникина, так и в обращениях к населению, исходивших от правительства и от Д. А., должны были покоиться на следующих двух началах: полное невмешательство Д. А. во внутренние дела Крыма и полная самостоятельность [132] Д. А. в вопросах военного командования. Начало невмешательства, к сожалению, осуществлено было не соответственно первоначальным предположениям. Д. А. не могла прислать в Крым сколько-нибудь значительных сил, а по качеству своему отряды, присланные в Крым, особенно в Ялту, были таковы, что поведением своим вызывали негодование со стороны мирного населения. Отряды эти сочли себя вправе взять в свои руки расправу с теми, кого они признавали большевиками, и самовольными убийствами, арестами, разгромом типографий газет вызвали во всем населении Крыма крайне недружелюбное отношение к Д. А. Репрессий со стороны командования Д. А., невзирая на настояния правительства, не последовало. В скором времени Д. А. объявила, что она вынуждена пополнить свои ряды путем принудительной мобилизации, чего правительство ранее в виду не имело. Такая мобилизация вообще непосильна для правительства, не имеющего сильного аппарата принуждения, но она совершенно неосуществима в такой атмосфере несочувствия, которая создалась под влиянием первых шагов Д. А. Правительство боролось с этим несочувствием всеми мерами - участвуя в организации комитетов и обществ, содействующих Д. А., делая соответственые обращения к населению и принимая на себя производство ряда мобилизаций и ответственность, за них перед лицом населения. Мобилизации эти дали плачевные результаты. Ввиду массового характера уклонения от поступления в Д. А., преследование уклоняющихся представлялось и с точки зрения Д. А. бесцельным[10]. Главное командование Д. А. с своей стороны также стало скоро проявлять стремление к вмешательству во внутреннее управление края, требуя от правительства борьбы с большевиками путем введения военного положения, при котором вся власть фактически перешла бы в руки военного командования. Правительство не соглашалось с этим, исходя не только от принципа невмешательства, но и из глубокого убеждения, что Крыму, при наличии союзнических и добровольческих сил, не грозит, при усвоенной правительством системе управления, никакая опасность от большевиков внутренних, а грозит опасность лишь от внешнего врага. Действительность подтвердила это воззрение, ибо в течение 5 месяцев не было ни одного серьезного большевистского эксцесса, а севастопольская забастовка, организованная проникшими извне большевиками и протекшая совершенно мирно, окончилась, как сказано, поражением большевиков. Тем не менее, требование введения военного положения предъявлялось столь настойчиво, что в последний раз генерал Деникин даже заявил ультимативно, что, в случае отказа правительства ввести военное положение, он отзовет Д. А. из Крыма, и только указание местного командования на отсутствие у него военной силы на проведение в жизнь военного положения приостановило [133] исполнение угрозы ген. Деникина[11]. Не менее трений, чем вопрос о борьбе с большевизмом, вызывал и вопрос о сейме. Д. А. настойчиво требовала от правительства отмены выборов в сейм и в решительном отказе правительства усматривала стремление к сепаратизму. Такое именно обвинение в весьма резкой форме предъявлено было правительству в последней телеграмме ген. Деникина, адресованной правительству. Это непрерывное заподазривание правительства как со стороны местных добровольцев, так и со стороны главного командования создавало недружелюбное отношение к правительству среди армии, а делаемые правительством во имя сохранения добрых отношений уступки Д. А. стали вызывать неудовольствие в тех кругах общества и органах печати, на которые правительство опиралось. Продолжая поддерживать правительство, они требовали, однако, настойчиво эмансипации правительства от Д. А. В производимом Д. А. давлении на правительство крылся новый источник неудовольствия и отчужденности населения от Д. А.

7. Охраняя второй из принципов, положенных в основание отношений к Д. А., самостоятельность военного командования, правительство во все время своего управления не считало себя вправе ни вмешиваться в деятельность местного командования, ни делать представления о видимых всем недостатках его. Пока дело касалось внутренней охраны Крыма двумя-тремя отрядами добровольцев в несколько сот человек, вопрос не вызывал затруднений. Однако обстоятельства быстро изменились: задачи Д. А. усложнились, появился внешний фронт, и для успешной защиты его требовалось гораздо более тесное и непосредственное участие правительства в вопросах обороны, чем то допускали главное и особенно местное командование Д. А. Гетманская власть на Украине пала, и в отошедших, было, к Украине трех бывших северных уездах Таврической губернии водворилась анархия[12]. Органы самоуправления трех северных уездов приняли резолюцию о переходе под власть Крымского правительства. Однако ранее, чем это осуществилось, Д. А. высадила в Бердянске свои отряды для занятия уездов и ввела в них свое собственное гражданское управление в лице военного генерал-губернатора, управление которого, ознаменовавшееся арестами представителей местного самоуправления, из которых двое, представители весьма умеренных левых партий, Миркович и Алясов, были убиты добровольцами, - еще усугубило враждебное отношение населения к Д. А. Вместе с тем начало военных действий в ближайших к Крыму уездах - сначала против петлюровско-махновских банд, а затем и против надвигавшихся большевиков - значительно расширило военную организацию Д. А. и требовало особого внимания к качествам командного состава. Вместо Крымской дивизии учреждена была особая Крымско-азовская [134] армия, и чрезвычайно усилен был численно штаб армии в Симферополе. Во главе этой армии поставлен был молодой генерал, проявивший, по слухам, значительную храбрость в боях, но не подготовленный, как показали события, к самостоятельному командованию и к принятию мер защиты на большом фронте[13]. Крымскому правительству не сообщали сведений ни о численном составе армии, ни о действиях чрезвычайно разросшихся штабов армии, ни, наконец, что особенно важно, о предполагаемых мерах дли защиты Крыма от приближающегося внешнего врага. Обо всем этом командование не считало нужным регулярно осведомлять правительство и давало лишь, в случае настойчивых запросов, краткие успокоительные ответы. В заседании земского собрания 18 марта командующий Д. А. публично заверил, что защита северных уездов была, правда, не под силу Д. А., но защита ею Крыма совершенно обеспечена. Когда ввиду ожидавшегося прибытия новых транспортов союзных войск и неизбежных по сему поводу [?] правительства с союзным командованием правительство пожелало узнать мнение Д. А. о желательном распределении союзных войск на территории Крыма, Д. А. ответила, что этот вопрос уже разрешен главнокомандующим, но он входит в сферу «оперативных соображений, которые не могут быть сообщены».

Никакого содействия в осуществлении тех или иных задач по обороне от правительства не требовалось, и помочь чем-либо в этом отношении правительство было бессильно. Правительство приняло на себя обязанность уплачивать Д. А. 1 1/2 млн. рублей в месяц. За уплатою этих денег, а равно и других сумм сверх условленных, к нему обращались, но никаких деловых осведомлений о положении дел на фронте ему не делали. В частности, никаких требований, связанных с необходимостью укрепить подступы к Крыму, не предъявлялось; на вопрос о состоянии обороны перешейков, защищающих Крым с севера, давались самые успокоительные ответы, а когда председатель совета министров выразил желание лично ознакомиться с положением Перекопского перешейка, командование выразило несочувствие такому желанию. Только за несколько дней до окончательного прорыва фронта правительство узнало, что позиции на перешейках совершенно не подготовлены. Спешно создав для этой цели особую организацию[14] в распоряжении командующего армиею[15] и ассигновав на эту цель несколько миллионов рублей, правительство успело оборудовать защиту Чонгарского полуострова и взрыв моста на Чонгаре, но укрепить второй перешеек (Перекопский) уже не успело, и большевики прошли его, встретив лишь очень слабое сопротивление. В общем отношения Д. А. к правительству, формулированные в самом начале, были бы достаточно надежною опорою при осуществлении общей задачи правительства и Д. А., если бы не все растущая подозрительность [135] Д. А. по отношению к правительству, которая привела в конце концов к ослаблению самой Д. А.

8. Крымское правительство, так же, как и Д. А., как и все антибольшевистские силы России, рассчитывало с момента перемирия на помощь союзников. На долю Крымского правительства, ввиду особого положения Севастополя, выпало тесное и близкое общение с союзниками. Правительство старалось использовать его как для осведомления союзников о положении России и необходимости общей интервенции, так и для воздействия с целью добиться участия союзников в защите Крыма совместно с Д. А. В целях осведомления предпринято было два специальных повременных издания на французском языке («Bulletin» и «Derniéres Nouvelles»), распространявшихся в союзнической армии и флоте в Севастополе и Одессе. Воздействие в целях достижения военного участия союзников в делах Крыма происходило путем сношений с союзным командованием в Севастополе, Одессе и Константинополе. Сношения эти имели ощутительные результаты и давали правительству все основания рассчитывать на безусловную поддержку союзников. Появившись в водах Севастополя только для урегулирования с немцами вопросов, связанных с перемирием, союзники, сначала в лице высшего английского командования, а затем после распределения зон влияния в лице высшего французского командования, морского и сухопутного, стали делать представления своим правительствам о необходимости высадки десанта для охраны Крыма, в результате чего: а) был высажен (в начале декабря) еще при английском командовании союзною эскадрою английский десант в 500 человек; б) был высажен французский десант всех разрядов войск в 1.600 чел., усиленный затем до 3.000 чел.; отряд этот оставался впредь до дальнейших инструкций в Севастополе, где сыграл, между прочим, решающую роль в ликвидации большевистской забастовки бдительною охраною города и заявлением в приказе командующего, что союзные войска будут охранять существующий порядок и не допустят образования большевистской власти; в) 12 марта главнокомандующий союзными войсками на Востоке ген. Франше д'Эсперэ заявил русскому представителю в Константинополе Б. С. Серафимову, в ответ на сообщенную ему последним просьбу Крымского правительства, что через 10 дней в Крым будут присланы достаточные греческие силы. И, действительно, 23 марта высадились два греческих баталиона, численностью в 2.000 чел., и один из них на следующий же день отправлен был в Симферополь; г) командующий французской эскадрой, верховный французский комиссар на Востоке адмирал Амет, как до 23 марта, так и впоследствии, многократно указывал, что союзный десант давно был бы высажен в Крыму, что он приказал для этой цели зафрахтовать несколько русских транспортов в Одессе, но ген. Деникин наложил запрет на это соглашение; адм. Амет с большим ожесточением многократно говорил об этом факте, повторяя: «Вы бы давно имели здесь наши войска, и если имеете хоть часть их теперь, вы этим [136] обязаны тому, что я решил не подчиниться «указам» Деникина и «passer outre»; д) 23 марта приехал в Севастополь ген. Франше д'Эсперэ и в беседе с правительством указал, что на-днях прибудет еще греческий баталион и что нужно только две недели («quinze jours») удержаться с наличными силами, из чего следовало, что через две недели даны будут новые подкрепления для защиты перешейков; е) с этого времени французское командование неоднократно обращалось к правительству с заявлением о необходимости приготовить казармы для имеющих вновь прибыть французских войск. Правительство, с момента прибытия первого десанта союзников, изъявило готовность предоставить союзным войскам часть довольствия (хлеб, сахар, вино), отопление, освещение и квартиры либо в казармах, либо в реквизируемых правительством частных домах. После пребывания Франше д'Эсперэ правительство, вследствие заявления французского командования, решило в конце марта ассигновать на ремонт казарм для французских войск дополнительно еще авансом 1/2 миллиона рублей; ж) в конце марта, когда начался нажим большевиков на перешейках, двинута была из Симферополя одна греческая рота на Таганаш, а другая в Джанкой и из Джанкоя по направлению к Перекопу, где вместе с Д. А. приняла участие в бою с большевиками и понесла довольно значительные потери в людях. Однако с этого времени начинается поворот во всем отношении союзников к обороне Крыма. Вновь назначенный командующий всеми союзными силами в Крыму на правах дивизионного генерала, полк. Труссон, ясно сознавая, что Д. А. слишком слаба для того, чтобы сдержать напор большевиков, и что можно было бы остановить большевиков, сила которых представлялась ему незначительною, путем посылки небольших союзнических подкреплений, заявил, что он готов послать не только греческие, но и французские подкрепления, что он даст все технические средства и даже займется организациею армии, соединив здоровые части Д. А. с союзническими и с местными новыми образованиями (татарскими, греческими, немецкими и другими), но  т о л ь к о  п о с л е  т о г о,  к а к  д о б р о в о л ь ц ы  с а м и  у д е р ж а т  в т о р у ю  л и н и ю  п о з и ц и й  н а  П е р е к о п е.  Говоря это, полк. Труссон сообщил вместе с тем о состоявшемся уже решении относительно эвакуации Одессы. В этом странном решении поставить всю судьбу защиты Крыма в зависимость от поведения отряда Д. А., заведомо слабого и нуждающегося в поддержке, с одной стороны, и в совершенно необъяснимой внезапной перемене настроения относительно Одессы, защита которой недавно еще была объявлена неизменно предрешенною, с другой стороны, - правительство усмотрело уже неминуемую опасность для Крыма. Вместе с тем французское командование как будто не желало подать вида, что оно сразу оставляет правительство. Заявив, что большевикам остается всего 3-5 дней до взятия Симферополя, согласившись потому с решением правительства эвакуироваться в Севастополь и отказываясь помочь Д. А. в ее последней попытке перейти (7 апреля) в наступление, [137] во время которого Д. А. удалось было уже отогнать противника на 12 верст, полк. Труссон вместе с тем требовал от правительства издания успокоительной прокламации, текст которой, написанный им собственноручно в помещении министерства внешних сношений, хранится в архиве последнего[16].

Такою же двойственностью отличалось и поведение французского командования в вопросе об обороне Севастополя. Правительство переехало в Севастополь, уверенное в том, что Севастополь будет защищен и что оттуда затем, как уверяли еще в последние дни представители французского морского командования, будут предприняты действия против большевиков во всем Крыму. Но и эта надежда оказалась призрачною. Полковник Труссон заявил правительству 6 и 7 апреля, что, как он это и раньше говорил, воротами в Севастополь является Перекоп, что даже по прибытии нового греческого баталиона он сумеет удержать Севастополь не более 3-7 дней, что для защиты Севастополя ему требуется не менее 10.000 человек, которых у него нет и не будет, и что правительство, находящееся в угрожаемом положении, правильно поступит, если покинет территорию Крыма. Линия поведения союзников, повидимому, под влиянием более определенных директив, получаемых извне, становилась, таким образом, с часу на час яснее: становилось совершенно очевидным, что защита Крымского полуострова, так же, как и Одессы, не входит более в планы союзников. Через два дня полк. Труссон объявил Севастополь на осадном положении и принял звание военного губернатора Севастополя. При таких условиях правительство вынуждено было оставить и Севастополь, воспользовавшись любезным предложением греческого адмирала принять правительство на пароход, идущий под греческим флагом в Константинополь. 10 апреля совет министров составил определение, коим, ввиду оставления им территории Крыма, предлагает органам городского и земского самоуправления принять на себя исполнение обязанностей гражданской власти, о каковом постановлении правительство довело до сведения французского командования.

Таким образом бессилие Д. А., с одной стороны, и общий поворот в стане союзников к сторону, враждебную интервенции, с другой, - решили участь Крыма и пресекли усилия Крымского правительства к воссоединению этой окраины с остальной антибольшевистской Россией.

Настоящий текст был заслушан в заседании бывшего Крымского правительства 11 мая, в Афинах, в полном составе, кроме Н. Н. Богданова, и был признан в общем соответствующим действительности. Таковым признаю его и я, но, тем не менее, изложение Винавера нуждается в довольно существенных исправлениях и дополнениях. Ошибки и неточности Винавера кратко отмечены мною в подстрочных примечаниях. Точное и подробное изложение всех исправлений и дополнений дается мною в нижеследующем дополнении[17]. П. Б.

[1] Т.-е. Крыма. (П. Б.)

[2] Это правильно только для периода до конца февраля 1919 года. (П. Б.)

[3] Первоначальной причиной упоминаемой Винавером забастовки, объявленной 11 марта 1919 г. и продолжавшейся до 15 марта, была невыплата правительством С. Крыма денег рабочим Севастопольского морского завода, в сумме 55 млн. рублей (разница за время с 7/III по 1/IX-1917 г. и 6 мес. заштатное пособие по ликвидации порта в августе 1918 г.). Но еще 7 марта, когда на общем собрании союза металлистов разрешался этот вопрос, по инициативе самого собрания принята была следующая резолюция: «От получения денег от кадетского правительства отказаться, работы на заводе прекратить, требовать немедленного удаления из Севастополя вооруженных отрядов Антанты и для разработки окончательного плана созвать делегатское собрание от всех союзов и предложить им присоединиться к нашим требованиям». В 2 часа ночи 10 марта после долгих прений с меньшевиками, делегатское собрание всех союзов 83 голосами против 7 меньшевиков приняло постановление о немедленном объявлении стачки всех союзов и выбрало стачечный комитет из 7 тт. (все большевики). 11-го утром стачка была объявлена. 12-го белогвардейская контрразведка арестовала члена стачкома большевика тов. Городецкого и 6 рабочих. В ответ на это стачком объявил мертвую стачку (до этого больницы, водокачки и электростанция работали). Севастополь на двое суток замер: ни света, ни воды, ни фунта печеного хлеба. Арестованные были возвращены из Симферополя, и 15-го стачка была прекращена. Тогда же был выбран Военно-революционный комитет, связавшийся с частями Красной армии, прорвавшими Перекоп и наступавшими на Крым. Через несколько недель в Крыму была восстановлена советская власть.

[4] Д. А. - Добровольческая армия, части которой через Керчь вступили в Крым при отступлении немцев, одновременно с появлением в Севастополе антантовской эскадры. «Особое совещание» было создано постановлением совета министров Крымского правительства 7 февраля 1919 года.

[5] Исключительным законам следовало бы посвятить значительно больше места. (П. Б.)

[6] Насколько население действительно было «обеспечено» продовольствием и, в частности, хлебом, показывает следующее: введена была хлебная монополия, запрещена выпечка хлеба из сеянной муки, паек установлен в 3/4 ф. в день.

[7] Допущена небольшая фактическая ошибка, которая исправлена в моем «дополнении». (П. Б.)

[8] Неточно и неполно. Дополнено и исправлено в моем «дополнении». (П. Б.)

[9] Неверно: в тот момент никакого взрыва большевизма не было. О причинах, побудивших правительство призвать Д. А., см. в моем «дополнении». (П. Б.)

[10] Все же большая ошибка правительства в том, что оно не принимало действительных мер к привлечению виновных. (П. Б.)

[11] Телеграмма Деникина заслуживает большого внимания. О ней смотри в моем «дополнении . (П. Б.)

[12] Имеются в виду Бердянский, Мелитопольский и Днепровский уезды б. Таврич. губ., при немцах входившие в состав «Украинской державы».

[13] Автор имеет в виду ген.-майора Боровского.

[14] Автор имеет в виду учреждение в заседании совета министров от 30 марта 1918 г. «комитета обороны края». Означенный комитет был создан в составе: председатель - командующий войсками Крымско-азовской армии, члены: председатель совета мин., военный министр, министр внутр. дел, министр внешних снош., нач. штаба ком. Крымско-азовской армией, главноуполн. по обороне края.

[15] Это имеет отношение к телеграмме Деникина, о которой упоминалось выше. См. «дополнение». (П. Б.)

[16] К сожалению, архивов правительства С. Крыма не сохранилось

[17] В распоряжении редакции нет этого «дополнения». (Прим. ред.)

Текст воспроизведен по изданию: Крымское краевое правительство в 1918/19 г. // Красный Архив. - М.-Л., 1927 № 03 (22). - C. 130-138.