Отсрочка заседаний Государственной Думы до сего времени продолжает быть центром всех суждений в самых разнообразных кругах столичного [169] общества: вторая половина рождественских праздников была, повсеместно в Петрограде, временем самых резких споров на политические темы все, кому только не лень, комментировали отсрочку заседаний Государственной Думы в самых злостных для правительства смыслах, что, естественным образом, не могло не усилить оппозиционности настроений, и без того уже резко сказывающихся во всех слоях столичного общества.

Рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий по борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед рождеством резкую волну недовольства политикой правительства и привели ныне к тому, что население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, в магазинах и пр.) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия.

Успех крайне левых журналов и газет («Летопись», «Дело», «День», «Русская Воля», появление «Луча») показывает, что обыватель проснулся от десятилетнего сна (слова  А м ф и т е а т р о в а) и намерен «встать на ноги». В самых умеренных по своим политическим симпатиям кругах приходится слышать такие оппозиционные речи, какие недавно не позволяли себе даже деятели определенной окраски. В центре всех этих речей одно - Государственная Дума.

Дума в своем нынешнем составе еще недавно считалась, левой прессой и демократическими кругами, «черносотенной», «буржуазной», собранием прихвостней  Г о р е м ы к и н а  и пр. Заседание 1-го ноября 1916 года заставило широкие массы более доверчиво отнестись к Думе, в которой 1 вдруг сразу увидели «лучших избранников народа», «представителей всея Руси» и проч.

Эта перемена отношения, во многом объясняемая широким распространением запретных речей  М и л ю к о в а,  Ш у л ь г и н а,  К е р е н с к о г о,  Ч х е и д з е  и др., привела к разговорам о возможности «роспуска Думы» до окончания войны, к толкам о необходимости «беречь Думу» и пр. Таким образом, ноябрьские события, дав толчок к политическим разговорам обывателей,  т е м  с а м ы м  с о д е й с т в о в а л и  т о м у,  ч т о  в с е  п о л и т и ч е с к и е  ч а я н и я  н а с е л е н и я  о к а з а л и с ь  с в я з а н н ы м и  с  и м е н е м  Д у м ы.

Популярность оппозиционной части Думы и газетная шумиха по поводу различного рода политических резолюций, вынесенных общественными организациями и съездами, заставили обывателей забыть недавние нападки на «черносотенную» Думу и говорить лишь о «мужестве  М и л ю к о в а  и  Р о д з я н к и»,  о их решимости «бороться до конца» и пр.

Озлобленное дороговизной и продовольственной разрухой большинство обывателей стало свободно фантазировать на тему «о том, что будет, и чего не будет».  В  н а с т о я щ е е  в р е м я  з н а ч и т е л ь н а я  ч а с т ь  с л у х о в  с к о н ц е н т р и р о в а л а с ь  в о к р у г  о т с р о ч к и  з а с е д а н и й  Г о с у д а р с т в е н н о й  Д у м ы,  и это облегчает ознакомление с ними. Общество интересуется вопросом: что будет делать Дума, что она может сделать и чем будет реагировать на деятельность Думы правительство. По мнению умеренных кругов общества, не идущих дальше программы прогрессивного блока, Дума должна указать правительству на все гибельные последствия возможности дальнейших отстрочек и роспуска Думы.

Известие о том, что прогрессивным блоком составлена в почтительном твердом тоне всеподданнейшая петиция, в которой нарисована в ярких красках вся «гибельность» политики администрации, и подведен итог минимуму требований блока встретило в большей части столичного общества (особенно в умеренно-буржуазных кругах), сочувствие; по рукам ходят списки тех лиц, отставки коих якобы требует блок: в нем, конечно, фигурирует [170] весь состав совета министров (исключая морского министра), многие из лиц, стоявших недавно на посту заведующих отдельными ведомствами, и т. п.

Более радикальные круги общества считают «петицию» недостаточной, так как, по их мнению, скоро предстоят события первостепенной важности: «общество должно показать правительству, что оно пе позволит дальше водить себя на помочах; правительство должно, наконец, понять, что общество не даст себя обманывать Распутиным и другим проходимцам; если правительство не захочет и на этот раз послушаться благоразумного совета, то пусть пеняет за последствия на себя».

Крайне левая часть петроградского общества все же сомневается, чтобы обществу удалось изменить отношение правительства к Думе; по их мнению, конфликт этот будет разрастаться до тех пор, пока совершенно не изменится состав правительства; более умеренные верят, что резкие выступления Думы заставят правительство итти навстречу желаниям прогрессивного блока: в широких кругах общества распространены известия о состоявшихся якобы совещаниях членов Государственной Думы с разными либеральными сановниками, обещавшими будто бы полную перемену правительственного курса в самом непродолжительном будущем.

По рукам ходит о «беседа  Р о д з я н к и»  с разными сановниками (с  Ш у в а е в ы м,  С а з о н о в ы м  и др.), где особенно отмечается место: «назначение  Щ е г л о в и т о в а  -  последняя ставка; скоро правительство убедится, что ему не справиться с протестом всей нации, и пойдет на уступки......

Несколько иного взгляда придерживаются люди, близко стоящие к деятельности Думы: по их мнению, Дума вряд ли в силах оправдать надежды обывателя и заставить правительство уступить ее требованиям; прогрессивный блок вовсе не является «гражданской цитаделью», а скорее представляет собою «конгломерат отдельных программных требований». Дума бессильна повлиять на правительство, если ее не поддержит население, а поддержка населения означает революцию, прекращение войны и осуществление всего того, против чего как-раз и ведет борьбу прогрессивный блок.

Таким образом встает тот вопрос, который встал перед кадетской фракцией: «или победа без вас, или революция без нас»; и то, и другое одинаково смущает думских политиков и заставляет их переменять по несколько раз уже принятые решения; вслед за ними сомневаются в правильности оценки силы Думы и все те, кто имеет какие-либо дела с депутатами: нет веры в прочность блока, нет единого понимания надвигающихся событий.

Кадетские конференции, о которых говорят в последние дни очень много, также являются показателем того идейного разброда, в каком находится в настоящее время общество.

Что же может сделать Дума? Если и сейчас еще находятся депутаты, предлагающие повторить второе издание «выборгского воззвания», то большинство стоит против подобной «комедии» и выражает свою задачу в определенной форме, ясной для всех: «Государственная Дума бессильна бороться с правительством, которое может ее ежедневно распустить до конца войны и тем самым лишить страну представительства. Но в этой слабости скрыта и сила Думы: бессильная изменить политическое положение и свергнуть «министерство народного недоверия», Государственная Дума станет всесильной с момента роспуска: ее разгон вызовет революцию или заставит правительство через несколько недель вернуть Думу и согласиться на все ее требования, или же обречет страну на анархию, в которой должен неминуемо погибнуть существующий политический строй». [171]

Подобная точка зрения усвоена многими видными депутатами, предлагающими «не щадить Думу, а заботиться лишь о том, чтобы население увидело в роспуске Думы не следствие политиканства какой-нибудь одной партии, а последнюю каплю издевательства над долготерпением народным». «В ответ на молчание Таврического дворца заговорит вся Россия: если Дума будет распущена за то, что она требует уничтожения злоупотреблении, суда над изменниками и сторонниками позорного мира, то вся Россия станет на ее защиту...».

Итак, большинство депутатов ждет роспуска Думы, не считая возможным найти пункты примирения с нынешним правительством: они прекрасно понимают, что правительство не может согласиться на принятие программы прогрессивного блока, вследствие ее революционности, и заранее резко критикуют всю деятельность правительственных агентов. Но, идя навстречу намерениям части правых кругов общества уничтожить деятельность Думы, левая часть депутатов все же считает, что роспуск Думы будет временным и лишь посодействует усилению оппозиционного настроения общества и приблизит революцию.

Настроение рабочих, о котором умеренные партии сейчас больше всего  г о в о р я т  и  п и ш у т,  о п а с а я с ь  р а б о ч и х  в ы с т у п л е н и й,  вызывает у всех исключительное внимание и продолжает оставаться очень напряженным: партийные круги до сих пор не приобрели в массах такого влияния, чтобы могли, сообразно своим желаниям, вызвать или остановить рабочие выступления.

Общие условия жизни (дороговизна, отсутствие продуктов, приостановка ряда предприятий в связи с отсутствием сырья, частая безработица квалифицированных рабочих и т. п.) продолжают вызывать оппозиционное настроение во все более широких кругах рабочего населения: по прежнему часто раздаются речи против войны, а особенно против руководителей высшей политикой России, но все это носит на себе отпечаток стихийного, случайного движения и нисколько не соответствует тому настроению, которое рисуется лидерам революционных партий.

Единственный вывод из настроения столичного пролетариата, это - возможность в любую минуту забастовки, всевозможных эксцессов; слухи об этом, муссируемые преимущественно в еврейских кругах, встретили огромное сочувствие низов населения, и в дни 9 - 12 января Петроград вновь сделался ареной слухов, подобных октябрьским, о начале всеобщей забастовки протеста, об остановке движения поездов и пр.

Слухи эти распространялись с быстротой молнии: остановка, 8 января, электрического тока, продолжавшаяся не больше 1 часа, вызвала на огромной территории столицы упорные слухи о начале забастовки: публика безумно ломилась в вагоны трамвая на Садовой улице, где всякого рода проходимцы говорили, что «этот-то трамвай еще дойдет, а вот те, которые выйдут после 7 часов, - про те сказать трудно». Не лучше было и 12 января, когда толпы публики в несколько минут собиралась у всякого вывешенного листка на стене, и когда на улице и в трамваях незнакомые лица передавали друг другу о забастовке трамваев Васильевского парка и пр.

И вывод, делаемый из подобного настроения рабочими партиями, правилен: идея всеобщей забастовки со дня на день приобретает новых сторонников и становится популярной, какой была и в 1905 году. Провести всеобщую забастовку, как требование смены правительства и введения широкой политической свободы, - возможно:  и  в о ж д и  к а д е т с к и х  г р у п п  ч а с т о  з а  п о с л е д н е е  в р е м я  в ы р а ж а ю т  с в о е  о п а с е н и е,  [172] к а к  б ы  д е й с т в и т е л ь н о  н е  н а ч а л а с ь  п о д о б н а я  з а б а с т о в к а  п о м и м о  и х  и  п р о т и в  и х  п р е д п о л о ж е н и й.

Резюмируя эти колеблющиеся настроения в нескольких словах, можно сказать, что ожидаемый массами в феврале месяце роспуск Государственной Думы не обязательно вызовет, но легко может вызвать всеобщую забастовку, которая объединит в себе всевозможные политические направления и которая, начавшись под флагом популярной сейчас «борьбы за Думу», окончится требованиями окончания войны, всеобщей амнистий, всех свобод и пр.

Слух о «разгроме под Ригой», распространившийся в последние дни, определенно показывает, что пораженцы не дремлют, что их пропаганда вновь усилилась, несмотря на все статьи социал-демократов и социалистов-революционеров-оборонцев, уверяющих в полном исчезновении пораженческой пропаганды.

«Рабочим нужна не Дума, и ее буржуазные депутаты, но им нужна атмосфера Думы, дающая рабочим возможность хоть немного дышать»; - эти слова одного социал-демократического оратора определяют позицию рабочих: без Думы правительство скоро уничтожит революционные организации, существующие под флагом рабочих групп военно - промышленных комитетов, бирж труда и т. п.; без Думы невозможны съезды рабочих и публикование, через речи социал-демократических депутатов, резолюций преступного содержания, но сама по себе Дума буржуазная рабочим не нужна, и они бы не пошли на ее защиту, если бы не сплелось вокруг существования Думы такое множество других жизненных вопросов. В виду же того, что на Думу почти все население возлагает огромные надежды в связи с прекращением продовольственной разрухи, с упорядочением подвоза продуктов, с ограничением роста дороговизны и т. п. жизненными, вопросами, вполне понятно, что рабочие группы встанут на защиту Думы в случае ее роспуска.

Но кроме слухов о возможности всеобщей забастовки, в обществе усиленно циркулируют слухи о возможности проявления террора. Прибывающие с позиции солдаты и офицеры, рассказывающие бесконечные истории об «озверении» обеих воюющих сторон и находящие какое-то удовольствие в смаковании подробностей всяких жестокостей, - сплошь да рядом говорят про нынешнее политическое положение: « Да чего смотреть-то,- взять да приколоть такого-то мерзавца. Будь мы здесь, мы не стали бы долго думать», и т. п. Возможность «возобновления красного террора в ответ на белый» не подлежит никакому сомнению, тем более, что в действующей армии, согласно повторных и все усиливающихся слухов, террор широко развит в применении к нелюбимым начальникам, как солдатам, так и офицерам.

Роспуск Думы, в которой рядовое офицерство, мало воспитанное политически и набранное «с бору и сосенки», видит защитницу народных прав, «залог будущего России» и т. п., - легко может вызвать в армии огромную вспышку недовольства, поведет к образованию различных новых революционных ячеек, которые скорее и прежде всего проявят себя в участии в террористических актах и выступлениях (надо помнить, что боевые дружины социалистов-революционеров в 1905 году, в лице своих вожаков и руководителей, дали значительный процент отставных офицеров и военных врачей).

Поэтому слухи о том, что за убийством Распутина - «этой первой ласточкой террора» - начнутся другие «акты», - заслуживают самого глубокого внимания. [173]

Нет в Петрограде в настоящее время семьи так называемого «интеллигентного обывателя», где «шепотком» не говорилось бы о том, что «скоро, наверно, прикончат того или иного из представителей правящей власти» и что «теперь такому-то безусловно не сдобровать» - характерный показатель того, что озлобленное настроение пострадавшего от дороговизны обывателя требует кровавых гекатомб из трупов министров, генералов и всех тех, кого общество и пресса величает главными виновниками неудач на фронте и неурядиц в тылу. В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, открыто и свободно раздаются речи опасного характера, затрагивающие даже священную особу государя императора и заставляющие верить утверждениям, что высокий порыв монархического чувства, охвативший Россию в июле 1914 года, исчез, сменившись безумно быстрым ростом озлобления не только против «правительства», но и против государя и всей царской семьи: повсеместно и усиленно муссирующиеся слухи о «близком дворцовом перевороте» как бы подтверждают это и связываются доморощенными политиками в одно целое с вопросом о... деятельности Государственной Думы.

Много и упорно за последнее время говорят о национальной партии, образовавшейся вокруг В. М. Пуришкевича; эта партия будто бы решила путем дворцового переворота «спасти Россию» от революции и позорного мира: называют ряд лиц, будто бы состоящих членами этой партии, и пр. Является ли эта партия правдой или досужей выдумкой обывателей, - сказать трудно, но печально и то, что общество в своем большинстве (исключая маленькой кучки крайне-правых) допускает возможность существования такой партий и соглашается с легальностью дворцовых переворотов и убийств.

Характернейшим показателем сумбурности и исключительной запутанности политической обстановки данного момента и своего рода «знамением времени» может служить, между прочим, помимо всего вышеизложенного, и резко намечающийся за последние дни яркий авантюризм наших доморощенных «Юань-Шикаев» в лице А. И. Гучкова, Коновалова, князя Львова и некоторых других «загадочных представителей общественности», стремящихся, не разбирая средств и способов, использовать могущие неожиданно вспыхнуть «события» в своих личных видах и целях.

Опасаясь при неожиданности «переворота» и «бунтарских вспышек» оказаться не у дел и явно стремясь при общем крушении и крахе сделаться вождями и руководителями анархически-стихийной революции, - лица эти самым беззастенчивым и провокационным образом муссируют настроение представителей руководящих и авторитетных рабочих групп (рабочие группы военно - промышленных комитетов), высказывая перед представителями последних уверенность свою в неизбежности уже «назревшего переворота» и утверждая категорически, как неопровержимый и им достоверно известный Факт, что «армия - по их проверенным сведениям и данным - уже приготовилась и выражает намерение поддержать все выступления и требования негодующего народа».

Что подобного рода разжигание страстей не остается безрезультатным, легко видеть из все более и более революционизирующегося настроения рабочей группы центрального военно - промышленного комитета, представители коей самым наивным образом пачинают веровать в «силу» г.г. Гучковых, Коноваловых и К^о и признавать, - по их собственным словам, - что от последних именно и будет зависеть дать последний и решительный сигнал к началу «второй великой и последней всероссийской революции». [174]

Как общий вывод из всего изложенного выше, должно отметить, что если рабочие массы пришли к сознанию необходимости и осуществимости всеобщей забастовки и последующей революции, а круги интеллигенции - к вере в спасительность политических убийств и террора, то это в достаточной мере определенно показывает оппозиционность настроения общества и жажду его найти тот или иной выход из создавшегося политически-ненормального положения.

А что положение это, как указывает все вышеизложенное, с каждым днем становится все ненормальнее и напряженнее, и что ни массы населения, ни руководители политических партий не видят из него никакого естественного мирного выхода, - говорить об этом не приходится.