Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич - российский революционер, большевик, советский партийный и государственный деятель, этнограф, писатель. Ближайший помощник и фактический секретарь В. И. Ленина.

I.

После того, как советской власти с громадным напряжением удалось отбить наступление немцев на Петроград, через Псков, когда был спешно организован Высший Военный Совет, в обязанность которого было вменено устройство завесы по нашим границам против внешнего врага, в Правительстве возник вопрос, где быть столице нового советского государства. Мне было совершенно ясно, что окраинный Петроград ни в коем случае не мог быть надежной столицей того бурного времени. Разведывательные сведения, стекавшиеся в «семьдесят пятую» комнату Смольного, где по назначению Петроградского Революционного Совета я был председателем, ясно говорили, что устремления множества шпионов, интернациональных авантюристов и белогвардейцев всецело были направлены на прежнюю царскую столицу, и что здесь жить новому Правительству становилось все опасней. Заговор эсерствующих офицеров, окончившийся покушением на Владимира Ильича 1-го января 1918 года, быстро нами ликвидированный, аресты вооруженных бомбами и револьверами офицеров батальона смерти в Институте Лесгафта, аресты целого ряда групп и организаций, преследовавших террористические цели против молодого рабоче-крестьянского Правительства, совершенно ясно доказывали мне, что смольнинский период истории советского Правительства должен быть закончен, и что Правительству необходимо переезжать в центр, в Москву, [3] откуда общение с страной будет несомненно более быстрое и удобное. Еще во второй половине февраля Владимир Ильич согласился с моим докладом, что необходимо взять курс на подготовку учреждений к переезду в Москву. Условились все это не разглашать, в Москву предварительно не сообщать и переезд организовать насколько возможно внезапно.

Мой брат, Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, в то время занимал ответственный пост военного руководителя Высшего Военного Совета. Он через день лично докладывал Владимиру Ильичу о всем ходе военных операций, об устройстве завесы и о всех мерах сколачивания новых военных кадров России. На одном, из докладов Владимиру Ильичу он высказал мнение о нецелесообразности  с  в о е н н о й  т о ч к и  з р е н и я  оставлять место пребывания Правительства в Петрограде, в виду появления немецкого флота в ближайших водах Балтийского моря, агрессивных действий немцев в Финляндии и сосредоточения контр-революционных войск финляндской буржуазии на нашей границе.

- Где же, по вашему мнению, должно находиться Правительство?

- В Москве... - последовал ответ.

- Напишите это ваше мнение и представьте мне.

Михаил Дмитриевич, сейчас же после доклада, написал рапорт на имя председателя Совнаркома, где высказал и мотивировал свое мнение о пребывании Правительства в Петрограде и переезде его в Москву. Подлинник был тотчас же передан Владимиру Ильичу, а копия отправлена в дела Высшего Военного Совета. Владимир Ильич тут же написал на этом рапорте свою резолюцию о согласии его на. переезд Правительства в Москву и это было  п е р в ы м  п и с ь м е н н ы м  распоряжением Владимира .Ильича на этот счет. В этот же день в закрытом заседании, [4] Совнаркома Владимир Ильич секретно сообщил всем собравшимся народным комиссарам о своем решении. Целесообразность его была совершенно ясна для каждого и, конечно, все согласились с высказанным мнением Владимира Ильича. Всю организацию дела переезда советского Правительства из Петрограда в Москву, охрану его в пути, устройства в Москве, Владимир Ильич лично возложил на меня. После этого заседания он подробно выслушал весь намеченный мной план действия и тут я ему впервые сообщил, что имеются сведения, что с.-р.-ы решили во что бы то ни стало взорвать поезд Правительства, при чем мне было точно известно, что они совершенно не интересуются поездами, в которых будут ехать делегаты ВЦИК'а, а что бешеная злоба их всецело направлена против Совета Народных Комиссаров, а в частности и в особенности, конечно,, против Владимира Ильича.

Владимир Ильич, как всегда, отнесся совершенно спокойно ко всему мною сообщенному и лишь спросил:

- И что же, мы все-таки поедем?

- Конечно... - ответил я ему.

- Гарантируете вы нам благополучный проезд?

- Предполагаю, что проедем спокойно, так как я целой системой мер и действий думаю совершенно парализовать террористические замыслы эс-эров.

Я рассказал Владимиру Ильичу о том, что уже Предпринято и что еще будет сделано. Владимир Ильич все это одобрил и сказал мне, что все действия надо держать в полном секрете и даже в Совнаркоме переезд не делать темой разговоров, дабы не было бы случайной болтовни.

Получив эту окончательную санкцию, я тотчас же надавил все пружины моего хорошо к тому времени [5] слаженного аппарата семьдесят пятой комнаты и всю энергию направил в одном главнейшем направлении, решительно никому не говоря о цели работы, о переезде в Москву.

Началось с курьезов. В то время весьма реакционной организацией являлся Викжель - эта профессиональная организация железнодорожников, где в огромном числе засели меньшевики и эс-эры. Через несколько дней после моего разговора с Владимиром. Ильичем ко мне явилась делегация Викжеля и долго разговаривая по каким-то пустякам, вдруг неожиданно спросили меня:

- А правда, что Правительство бежит в Москву?

Эти ослы не поняли того, что задавая мне вопрос в такой форме, они сразу обнаруживали свои уши и давали мне прекрасную нить для обнаружения тех, кто в гибели рабоче-крестьянского Правительства видел единственное средство для спасения своего мещанского благополучия.

Конечно, я и глазом не моргнул на эту оскорбительную форму обращения и тотчас же предложил им:

- Правительство хочет переехать на Волгу, - сказал я им, - знаете там сытней, да и от немцев подальше. Не можете ли вы взяться разработать план переезда Правительства туда, на Волгу, при чем нам не хотелось бы заезжать в Москву, - тихонько «конспиративно» прибавил я им почти на ухо. - Поедем месяца через полтора-два, так что времени для вас достаточно...

Эти дурачки обрадовались моему предложению и столь конспиративному поручению. Я просил их заходить ко мне почаще и сообщать о ходе работ.

Те ушли окрыленные. Я отлично знал, что эти пустые люди раскричат по всему Петрограду, что Правительство бежит на Волгу, и что все это дело поручено им. [6]

И действительно через несколько дней я получил агентурные сведения, что викжелевцы гордо всюду заявляют в своих собеседованиях, что Правительство отдалось им в руки, что власть в их руках.

Представители этих наивных людей не раз приходили ко мне и, «уставясь в землю лбом», с серьезным видом рассуждали о том, что Правительству самое лучшее будет ехать на Волгу под видом воинского поезда. - «Ведь теперь много бежит солдат с фронта - вот и можно будет в их толпу замешаться»... - посоветовал мне один из них.

- «Ну, что ж, что в товарных вагонах - не беда - подтверждал другой, - зато на Волге будет сытно и тепло»...

Я вникал во все подробности плана, не соглашался, спорил, обижался. Меня успокаивали, приходили еще и еще, и таким образом одна из опаснейших в то время верхушек организации была занята по горло моим же поручением. В это время я подготовлял совершенно незаметно ликвидацию 75 комнаты Смольного, решив все дела, - а дел было очень много, - с одной стороны, передать комиссару юстиции Штейнбергу, а с другой - тов. Дзержинскому, только что начинавшему налаживать аппарат В. Ч. К. В Петрограде я произвел ряд арестов тех лиц, которые были наиболее опасны, и многие из них . были взяты не только с оружием в руках, не только с бомбами, не только с запасами взрывчатых веществ, но и с крайне важными документами и перепиской. Ясно, что контрреволюционная организация работала во всю, белогвардейцы всех рангов и степеней поднимали голову. Самое важное было организовать переезд по железной дороге, так как сведения о том, что эс-эры знают о переезде - укрепились. Если они не знают дня переезда, если они не знают места отправки, то они за этим следят, этим интересуются, к этому подготовляются. [7]

Эти мои сведения того времени вполне подтвердились на процессе эс-эров, когда боевики эс-эров так и заявили, что они пытались организовать взрыв правительственных поездов на путях следования из Петрограда, но они были совершенно сбиты с толку различными комбинациями, их план рухнул, и тем было доказано, что наша стратегия была правильна.

Для того, чтобы организовать самый от'езд я за десять дней до намеченного мною срока, т.-е. до 10-го марта 1918 г., - об этом сроке решительно никто, ни один человек не знал, даже Владимиру Ильичу заблаговременно я не сообщил, - вызвал к себе одного совершенно верного и преданного делу революции нашего товарища-коммуниста, бывшего в то время одним из коммиссаров Николаевской ж. д., и сказал ему, что предстоит от'езд из Петрограда весьма ответственных некоторых наших товарищей, которым надо ехать на юг через Москву и что надо их отправить совершенно конспиративно, при чем необходимо им дать вполне приличные мягкие вагоны.

Обсудив положение вещей, товарищ предложил мне остановиться на Цветочной Площадке соединительных путей, примыкавших к Николаевской ж. д. и находящейся за Московской заставой. Площадка эта была совершенно заброшена, находилась в пустынном месте пригородных путей. Мы решили накопить здесь постепенно вагоны, потом сразу, когда потребуется, сформировать поезд и выехать без огней, пока не достигнем главных путей. Всю бригаду, начиная с машиниста, исподволь мы подбирали так, что в конце концов, мы вполне могли на нее положиться и надеяться.

Я отправился с одним из товарищей осматривать эту площадку, чтобы детально ознакомиться с местностью. [8] Место оказалось подходящим, окраинным, пустынным. Через несколько дней я направил из 75 комнаты Смольного в этот район самых преданных и испытанных товарищей рабочих, исключительно коммунистов, изменив своему постоянному в это время правилу, на основании которого я всегда спаривал рабочих коммунистов с рабочими от организации левых с.-р.-ов. Я не был уверен, что рабочие с.-р. не сообщат в свой центр об их работе возле железной дороги, и таким образом и более правые с. р., всегда имевшие связи и общение с левыми, могли проведать об этом нашем деле.

Этим, посланным к Цветочной Площадке товарищам-рабочим, я дал задание осветить всю местность и зорко наблюдать за всем тем, что там делается, не появляются-ли в этом районе лица не проживающие здесь постоянно и т. п.

Я заявил им, что все это нужно для одной подготовляемой операции и что здесь необходима особенная тщательность и бдительность. Донесения по этому делу я стал принимать не в 75 комнате Смольного, а в другом месте, а потом постепенно перенес приемы по этому делу к себе на квартиру, назначая для этого каждой группе товарищей разные часы в разные дни. Мои товарищи быстро ориентировались в местности и под видом безработных исколесили буквально все улицы, переулки и закоулки этой окраины, сообщая мне о всех разговорах в чайных, в трактирах, в мастерских. Из всех этих наблюдений прежде всего явствовало, что решительно никто не интересовался прибытием одиноких вагонов на Цветочную Площадку. Также не было никаких разговоров об от'езде Правительства. [9]

IV.

В это время я усиленно подготовлял от'езд членов ВЦИК'а в Москву. Делал это с особой шумихой. На вопросы зачем едут члены ВЦИК'а в Москву, мы рассказывали всем, что едут они делать доклады московским рабочим и подготовляться к сессии. Для делегатов ВЦИК'а, среди которых было много крестьян всех направлений и в том числе и эс-эров, я велел подать два состава царских поездов на Николаевский вокзал, при чем эти поезда должны были отойти через двадцать минут один за другим. Я хорошо изучил партийный состав ВЦИК'а и организовал посадку так, что во всех вагонах обоих поездов сидели депутаты всех партий, при чем эс-эров обязательно в большем числе сажал в первые вагоны.

Владимир Ильич обеспокоился как бы чего не случилось с поездами. Я сообщил ему всю организацию посадки и сказал, что эс-эры сами себя, из за наших товарищей, взрывать не захотят, а против других случайностей мы, конечно, примем меры. Поездам была придана военная охрана, а в самую последнюю минуту перед отходом поезда мы подкатили на автомобиле председателя ВЦИК'а тов. Я. М. Свердлова, вошли с ним в первый поезд, прошли по всему поезду как бы знакомясь с расположением в нем всех депутатов. Вся публика, толпившаяся на вокзале хорошо видела Свердлова, а когда дошли до последнего вагона нарочито не освещенного, я предложил ему слезть в обратную сторону и заранее намеченным путем перевел его, на всякий случай, во второй поезд, так что все были уверены, что он уехал в первом, а на самом деле со вторым поездом. Я следил за проходом этих поездов с членами ВЦИК'а по телеграфу, получая донесения с каждой узловой станции. Все шло хорошо, депутаты были крайне [10] довольны таким почетом, также как и в городе все радовались, что «мужичков» отправили в царских вагонах.

Самое главное дело приближалось и мне надо было совершенно сбить с толку тех, кто мог, бы любопытствовать об от'езде Правительства.

Девятого марта я отдал распоряжение приготовить два экстренных пассажирских поезда на Николаевском вокзале с тем, чтобы они были совершенно готовы к отбытию 10-го марта. В этих поездах я хотел отправить работников комиссариатов, все имущество управления делами Совнаркома, всех служащих управления и все то необходимое, что нужно было в первые дни жизни Правительства в Москве.

Эти поезда я решил грузить открыто, не обращая ни на что внимания. Я ясно сознавал, что шила в мешке не утаишь и что такую громаду, как Управление Делами Совнаркома и Комиссариаты тайно не перевезешь, мне лишь надо было отвлечь внимание от Цветочной Площадки. По городу да и в Смольном стали говорить, что Правительство уезжает с Николаевского вокзала. В Смольный, в комнаты Управления Делами, я совершенно закрыл доступ, и там шла лихорадочная упаковка всего нашего имущества. На Николаевском вокзале шла погрузка двух поездов из некоторых Комиссариатов, а для Управления делами были оставлены вагоны.

Поздно вечером 9-го марта были вручены в запечатанных конвертах всем Народным Комиссарам и тем товарищам, которые должны были ехать в нашем правительственном поезде, секретные предписания о выезде.

Вот текст этого документа, сохранившегося в моем архиве: [11]

Управление Делами
КРЕСТЬЯНСКОГО И РАБОЧЕГО
ПРАВИТЕЛЬСТВА
Республики России.
ПЕТРОГРАД.

9 марта 1918 г.
№....

С е к р е т н о.

Товарищу ... .....

1) От'езд в Москву состоится 10-го марта с. г. в воскресенье ровно в 10 часов вечера с Цветочной Площадки.

2) Цветочная Площадка помещается за Московскими воротами (Московская застава). Через один квартал за воротами надо свернуть по Заставской улице налево и доехав до забора, ограждающего полотно, повернуть направо. Здесь близко от поворота находится платформа «Цветочная, Площадка», у которой стоит поезд.

3) Грузить багаж начнут с 10 часов утра. Для перевозки багажа, если нет своих перевозочных средств, надо звонить по телефону 1-19, чтобы вызвать грузовой автомобиль.

4) К отходу поезда стараться, по возможности, доставиться на вокзал своими средствами, в крайнем случае заблаговременно по тел. 1-19 просить выслать легковой автомобиль.

5) Вещи должны быть к приезду грузового автомобиля совершенно упакованы, завязаны, чтобы ни минуты не задерживать автомобиль; на каждой вещи должна быть сделана надпись фамилии владельца, так как квитанции на багаж выдаваться не будут.

6) Поезд отойдет ровно в 10 часов вечера, почему прошу приезжать на вокзал заблаговременно, - не опаздывать.

Управляющий Делами

Совета Народных Комиссаров: Влад. Бонч-Бруевич. [12]

VI.

Товарищи спешно стали собираться. 10-го марта, по особому списку, где был установлен порядок погрузки, наши автомобили, выезжавшие не из Смольного, с шоферами нам хорошо известными, быстро перевезли багаж и погрузили его на Цветочной Площадке. Агенты 75 комнаты, наши товарищи-рабочие коммунисты, быстро распространили сведения в районе, что это на фронт под Псков уезжают доктора, почему и грузят их имущество. Погрузка багажа началась около 2-х часов дня и окончилась к 6-ти часам вечера. Когда совершенно смерклось, мы стали подвозить товарищей Народных Комиссаров и их семьи, а также и тех, кто должен был ехать по особому списку. С нами ехал и наш пролетарский поэт Демьян Бедный. Автомобиль за автомобилем подкатывали к стоящему в темноте поезду. Здесь приехавших встречали товарищи из 75 комнаты и быстро рассаживали по уже намеченным местам.

Часам к семи мною был отправлен на поезд отборный Смольненский отряд наших товарищей латышей с пулеметами, которые быстро погрузившись, заняли посты и приняли охрану поезда. В 8 часов вечера прибыла бригада железнодорожных рабочих и самым тщательным образом осмотрела весь поезд во всех отношениях. Невидимая рука нашего комиссара товарища-коммуниста, фамилию которого я, к сожалению, запамятовал, действовала всюду, действовала верно, и четко.

В восемь с половиною часов отрядом товарищей из 75 комнаты Смольного вместе с некоторыми железнодорожными рабочими, был тщательно осмотрен путь от Цветочной Площадки до главных путей Николаевской ж. д. [13]

И вот, наконец, наступило время от'езда Владимира Ильича. В 9 часов 30 минут вечера 10 марта 1918 г. мы покинули Смольный институт. В нашем автомобиле ехал Владимир Ильич, Надежда Константиновна, Мария Ильинишна, Вера Михайловна Величкина (Бонч-Бруевич) и я. Вера Михайловна нас только провожала, так как она должна была на другой день выехать на фронт во главе ревизионной комиссии по медицинской части для проверки организации помощи раненым и больным красным бойцам на северном фронте.

- Заканчивается петроградский период деятельности нашей центральной власти. Что-то скажет нам московский? - тихо произнес Владимир Ильич, когда мы уселись в автомобиль.

Все молчали. Чувствовалось общее понимание важности момента. Столица государства, через двести лет, вновь переносилась в Москву.

- Все-ли удалось сделать? - расспрашивал меня Владимир Ильич.

Я рассказал ему о всех удачах и неудачах нашего переезда и сообщил, что на Николаевском вокзале кончают погрузку двух поездов, и что мы пойдем посреди них, что внешностью наш поезд ничем не отличается от тех двух и что так лучше, безопасней.

Мы подкатили к последнему проезду у Цветочной Площадки, где нас встретил мой постоянный сотрудник М. Д. Цыганков и другие товарищи, которые освещая путь маленькими электрическими фонариками, бережно вели Владимира Ильича и его спутниц в предназначенный ему салон-вагон.

Приняв поезд под свою команду, я осмотрел все вагоны и караулы и попросил товарища комиссара [14] снестись с железнодорожного поста о том, как обстоит дело с двумя поездами на Николаевском вокзале. Оказалось, что они совершенно готовы и что их думают отправить с минуты на минуту. Я велел один поезд задержать. Мы стояли на всех парах, готовые к отходу. Наконец, дан сигнал, комиссар сел на паровоз. Звякнуло, стукнуло, и мы плавно отошли без малейшего освещения.

- Что же, мы так и будем сидеть во тьме? - запротестовал Владимир Ильич.

- Нам только бы выйти на главные пути, а у нас везде электричество, - ответил я Владимиру Ильичу и зажег лампочку.

- Вот это хорошо! - воскликнул он. - Можно будет почитать.

Владимир Ильич так обрадовался свету, что я не решился закрутить лампочку, задернул вплотную занавески на окнах, и так со светом в салон-вагоне, правда вряд-ли проникавшем через шторы, мы двигались далее.

Как только мы вышли на главные пути и пошли, усиливая ход на Любань, тотчас же поезд осветился. Во всех вагонах шторы везде были задернуты и проверены. Всем было запрещено выходить на станциях, дабы не возбуждать излишнего любопытства. Ход нашего поезда ускорился.

У Владимира Ильича собрались товарищи, и мы принялись пить чай. Весело шла наша беседа. Владимир Ильич шутил, смеялся и видимо был доволен строгой, чисто военной, организацией, дисциплиной латышского отряда, начальник которого как из под земли выростал после каждой станции, с рапортом, что поезд прошел такую-то станцию, и что и на станции и в поезде все благополучно. Караулы сменялись, как полагается, через каждые два часа. Все делалось чинно, отчетливо, по-военному. Владимир [15] Ильич утомился и решил итти спать в отдельное купе ему приготовленное.

Уже ночью я получил сведения, что наш поезд идет значительно медленней, чем полагается по расписанию. Оказалось, что после отправки первого поезда с Николаевского вокзала, перед нашим, с товарных путей, проскочил громадный товарный поезд, весь загруженный матросами, самовольно возвращавшимися из Петрограда на родину, что матросы вооружены и что несмотря на все заявления начальников станций, они не пропускают наш поезд, идут медленно и тем нас сильно задерживают. И действительно, к раннему утру, вместо того, чтобы быть в Твери, мы оказались только в Вишере.

С первой же станции я дал телеграмму задержать этот поезд в Вишере и поставить его, по приходе не на главный путь, а пропустить на один из смежных путей.

В Вишере мы остановились у перрона. Пассажиры нашего поезда все спали. Было светло; солнце уже заливало платформу, но сильно морозило. Параллельно с нашим поездом немного впереди через трое путей стоял огромный товарный поезд, загруженный матросами. Надо сказать, что за несколько дней до нашего от'езда из Петрограда нам пришлось разоружить на Николаевском же вокзале огромное число - (около шести тысяч матросов и солдат), - решивших самовольно бросить фронт и отправиться к себе, по деревням, даже не сдав ни оружия, ни амуниции. Конечно, мы этого допустить не могли и одним взмахом разоружили эту беспорядочную толпу, доставив оружие частью в 75 комнату Смольного, частью в Петропавловскую крепость. Ехавшие [16] сейчас матросы были остатками именно тех беглецов, совершенно разложившиеся и деморализованные.

Я сделал распоряжение, на всякий случай, выкатить пулеметы, занять ими все тормоза нашего поезда и взять на прицел пулеметов поезд с матросскими беглецами. Гулко катились пулеметы по каменному полу Вишерского вокзала. Кое-кто проснулся в нашем поезде, с изумлением смотря на производимую операцию. В матросском поезде сразу заметили пулеметы и стали выскакивать из вагонов и прятаться по ту сторону поезда.

Я взял с собой отряд в десять человек, приблизился к поезду и предложил, чтобы все немедленно шли в вагоны. Матросы, узнавшие нас по операции разоружения на Николаевском вокзале, где мы не шутили, а навели порядок в течение получаса времени, сейчас же покорились и также быстро как выскакивали, влезли в вагоны. Некоторые вагоны были закрыты. Мы отворили их, желая посмотреть, что там. Цыганков, сам бывший матрос, быстро влезал туда и отрапортовывал:

- Так что там вооруженные...

Я распорядился сейчас же всех разоружить. Цыганков передал мое распоряжение матросам, и они тотчас же выдали все оружие, которое подошедшие железнодорожные рабочие стали относить в вагон к латышам. Мы так прошли все вагоны. Матросы попросили оставить им две винтовки на весь поезд, что мы и сделали, дав по три патрона на винтовку.

Поезд с беглыми матросами поставили на запасный путь в тупик. Сзади загрузили его пустыми вагонами, и мною дано было разрешение отправить его только через 24 часа, т.-е. когда все правительственные поезда пройдут. Пулеметы были сняты с площадок вагонов, также гулко отвезены в воинский [17] вагон латышей, и наш поезд тронулся полным скорым ходом к Москве.

Владимир Ильич во время этой операции спал. В нашем поезде все хотели знать в чем дело. Когда Владимир Ильич встал, я рассказал ему о всем случившемся. К матросам у Владимира Ильича в то время сильно изменилось отношение, так как они не выполнили на броненосцах некоторые боевые приказы в то трудное время, когда немецкие войска душили освобождавшийся финляндский народ, и тем самым косвенно помогли немцам и контр-революционерам Финляндии добить и растерзать восставших рабочих Финляндии. Позднее события в Кронштадте еще более охладили Владимира Ильича к матросам и он настойчиво поставил тогда вопрос о полной реформе кадров нашего военного флота, что и было сделано.

С одной из ближайших к Москве узловой станции я переговорил по прямому телеграфному проводу с Московским Советом о приезде Владимира Ильича и точно условился обо всем. Мы прибыли в Москву только 11 марта вечером, часов в восемь. Нас встретили члены Московского Совета и сейчас же развезли по намеченным местам. Владимиру Ильичу было временно отведено помещение в гостиннице «Националь», ныне «первый дом Совета», где временно поселился и я.

Двенадцатого марта мы поехали с. Владимиром Ильичем в Кремль осматривать помещения для Совнаркома.

Часа в 2 дня в'езжали мы с ним через Троицкие ворота в Кремль, который еще носил все признаки [18] недавнего жаркого восстания и боев гражданской войны.

- Так начинается Московский период истории рабоче-крестьянской власти, - подумал я.

- Мы в Кремле - сказал я Владимиру Ильичу, проехав Троицкие ворота.

- Да, мы в Кремле - кратко ответил Владимир Ильич, видимо несколько волнуясь.

- Здесь должна совершенно укрепиться. Рабоче-Крестьянская власть, - добавил он.

И мы вошли в старинное здание древнего Кремля. - Теперь здесь помещается Рабоче-крестьянское Правительство, над которым на весь свет реет красное знамя социалистической революции...