Работа В. Либкнехта «Знание - сила, сила - знание» (1872 г.) печатается с сокращениями по книге: В. Либкнехт. Социализм и культура. М. - Л., Госиздат, 1926, стр. 101 - 103.
[...] С тех пор, как из страха перед рабочими наша буржуазия отказалась от политического прогресса и преклонилась пред некогда столь ненавистной саблей аграриев, она старается успокоить свою демократическую совесть, оказывая «стойкую» оппозицию поповскому засилью. И князь Бисмарк, знающий, с кем имеет дело, выбросил «либеральным» филистерам в лице иезуитов кость, которую им разрешается грызть тупыми зубами. Мне в голову не приходит недооценивать враждебную культуре деятельность попов. В первых же словах настоящей речи я указал на их роковую роль в истории человечества. История попов всех народов и всех вероисповеданий представляет собой непрерывную борьбу против стремящегося ввысь человеческого духа, непрерывную цепь посягательств на разум и на человечность. Застенки, яд, меч, костры, религиозные войны, как с р е д с т в о - систематическое отупение, как ц е л ь - владычество над народами: таково печальное однообразие истории духовенства. Однако в настоящее время попы больше не у в л а с т и. Прошли те времена, когда политические вопросы подчинены были религиозным. Само по себе и своими средствами поповство больше не у власти. Власть свою оно получает от г о с у д а р с т в а. Между тем как в средние века государство было слугой церкви, в настоящее время церковь является прислужницей государства. То, что у нее есть, она имеет от государства; то, что она делает, она делает в угоду государству, для государства. «Борьба» между церковью и государством, о которой мы с некоторого времени так много слышим, чисто показная, на потеху взрослым детям, которых желательно удержать в хорошем настроении и предохранить от серьезных мыслей. Спору нет, внутри самой церкви от времени до времени всплывают воспоминания о былом величии, о том времени, когда государство было слугой церкви, и в душе того или иного из членов ее воспоминания эти, пожалуй, способны возбудить поползновение помечтать о возвращении былого величия, но это - фантазии, представляющие, быть может, некоторый интерес для психолога, но отнюдь не для политика. В общем и целом церковь теперь не больше как государственное учреждение, и если [60] я не упомянул о ней наряду с школой и казармой, то произошло это оттого, что ц е р к о в ь д е й с т в у е т п р е и м у щ е с т в е н н о в ш к о л е и ч е р е з ш к о л у. По-настоящему церковь представляет опасность л и ш ь в ш к о л е, которую она, в качестве покорной приспешницы государства, обрабатывает для его целей. Влияние, оказываемое церковью з а п р е д е л а м и школы, с амвона или - в католических странах - в исповедальнях, имеет лишь второстепенное значение, несмотря на весь шум, поднимаемый теми, которые хотели бы отвлечь внимание от истинных виновников зла; влияние это она оказывает с соизволения и при поддержке государства, если не от имени, то по поручению государства[1] , вред, приносимый этим внешкольным влиянием церкви, совершенно исчезает по сравнению с действием гигантской машины для одурачения народа, именуемой п е ч а т ь ю.
[1] Быть может, мне возразят, что «культуркампф» в конце концов оказался не под силу правительству князя Бисмарка. Но как это вышло? По трем причинам: 1) потому что Бисмарк взялся за дело - и продолжает его вести - с истинно «гениальной» неуклюжестью, 2) потому что значительная часть, если не значительнейшая, представителей нынешнего государства более или менее решительно стоит на стороне католического духовенства и, наконец, 3) - это главное - потому что государство, в особенности прусское государство, и сам князь Бисмарк п о м о г л и д у х о в е н с т в у в ы р а с т и в с и л у. Правительственная система князя Бисмарка потому уже не может вести серьезной борьбы с церковью, что она тем самым подорвала бы свои собственные основы; то, что князь Бисмарк, вопреки своей собственной системе, начинает принимать всерьез «культуркампф» и серьезно горячиться, зависит лишь от «нервности» гениального государственного мужа. Горячность его приносит вред только ему самому. С церковью не справиться никакому правительству, которое не порвало с р е л и г и е й и не стоит на почве науки. Для такого правительства это было бы задачей очень легкой, если бы только оно, избегая ошибок французской революции[2], в п о л н е о т д е л и л о б ы ц е р к о в ь о т г о с у д а р с т в а и рассматривало бы религию исключительно как вопрос частной совести, о котором государству заботиться решительно нечего и для которого не следует создавать исключительных законов. Если во имя религии совершаются д е й с т в и я, наказуемые согласно общим законам, то пусть к ним и прилагаются эти общие законы, остальное же надобно предоставить ш к о л е.
[2] В. Либкнехт имеет в виду Культ Верховного Существа и Культ Разума.
Во время французской буржуазной революции XVIII в. в Конвенте левое крыло якобинцев, так называемые эбертисты (по имени одного из руководителей - журналиста Ж. Эбера) выступали инициаторами крайних мер в борьбе против врагов революции. В борьбе с католической церковью они проводили политику дехристианизации, одним из мероприятий в осуществлении которой было введение Культа Разума. Однако политика крайних мер, проводимая наиболее левыми эбертистами, не получила одобрения народных масс, и Робеспьер - руководитель революционного якобинского правительства - очень скоро заменил Культ Разума Культом Верховного Существа. Подробно об этом см.: А. Олар. Культ Разума и Культ Верховного Существа во время Французской революции. Л., «Сеятель», 1925.
Текст воспроизведен по изданию: Деятели международного рабочего движения о религии и церкви (Западная Европа. Конец XIX - начало XX в.). - М., 1976. С. 60 - 62.
Комментарии |
|