1 октября. Газета Клемансо «Свободный человек» закрыта на неделю в наказание за статью, критикующую санитарные учреждения в армии; эта мера скандальна; вчера газета вышла под названием «Человек в цепях», но и в таком виде газета подверглась закрытию. Нам все время говорят, что германские армии на севере Франции будут окружены, - своего рода Седан, - но до сих пор это не удается.
2 октября. У немцев были некоторые основания рассчитывать, что их проход через Бельгию не встретит вооруженного сопротивления. Бельгийский министр иностранных дел отклонил первую просьбу германского посла о свободном проходе, но когда последний вернулся с новым заверением, что в случае отказа требование будет поддержано 1 200 000 солдат, бельгийский министр воздел руки со словами: «Что можем мы сделать в таком положении?» Из этих слов германский посол сделал вывод, что реальное сопротивление не будет оказано. Бельгийский миллионер, владелец одной из газет, узнал об этом свидании и опубликовал статью со словами: «Долой немцев!» За это он был арестован бельгийским правительством, однако это настроение и публичные демонстрации, вызванные этим арестом, заставили правительство освободить арестованного и убедили короля и правительство в необходимости оказать немцам сопротивление.
4 октября. Один француз, вернувшийся недавно из Антверпена, говорит, что народ будет требовать сдачи, когда германские снаряды начнут летать вокруг города. Какое несчастье, если этот город падет! Жестокости немцев - я хотел бы сказать: императора - продолжаются. Как бы найти для него подходящее наказание, если Германия будет завоевана? Боюсь, что в наши дни трудно будет повесить монарха, хотя и это было бы слишком хорошо для него.
11 октября. Антверпен пал! Ради смягчения этой потери можно сказать только, что обстоятельства потери могли оказаться хуже: бельгийская армия могла бы быть разбита и вынуждена к сдаче, наши суда с их командами могли попасть в руки немцев. Наш план кампании должен подвергнуться пересмотру. Я надеюсь, что смерть румынского короля [33] изменит позицию румынского правительства; но я сильно сомневаюсь в такой возможности, если Италия не выступит против Австрии. Между тем Италия ждет, кто ей предложит больше. Итальянцы воображают, что они значительно превосходят древних римлян и что они призваны стать великой средиземноморской державой и завладеть Тунисом, Мальтой, Египтом и турецкими островами.
12 октября. По вопросу о падении Антверпена здесь принята следующая версия: падение Антверпена хоть и печально, но не имеет большого значения! Мы все еще ждем победы, столь давно возвещенной.
13 октября. В Испании господствует резко выраженное антифранцузское настроение. Дарданеллы блокированы немцами; немцы фактически распоряжаются Турцией; Италия «ждет, что будет»; Румыния не с нами, и Болгария против нас. В общем положение наше не из счастливых. Нам предстоят очень трудные минуты.
14 октября. Сегодня я видел главного директора таможни; он говорит, что пшеницы и ржи немцам хватит на год, и что если нам не удастся прекратить подвоз всех прочих предметов питания, а также керосина, то война затянется надолго. Все время приводятся новые основания для жоффровских оттяжек: а теперь говорят, что он ждет дождей, так как тогда германская тяжелая артиллерия увязнет в грязи; между тем французские 75-сантиметровые орудия менее дальнобойны, но зато более подвижны и эффективны.
16 октября. Я имел очень интересную беседу с официальным военно-экономическим экспертом французского военного министерства: он говорит, что промышленная жизнь идет в Германии своим обычным порядком, что в стране достаточно продовольствия. В Австро-Венгрии продовольствия хватит на семь месяцев. Он полагает, что, поскольку мы допускаем обильный ввоз в Германию сырья и продовольствия через нейтральные государства, нет иного средства закончить войну, кроме военной оккупации; это же средство применить трудно, если не невозможно, так как, имея в своих руках Антверпен и фактически всю Бельгию, Германия сможет еще легче, чем до сих пор, использовать Голландию (захочет она или нет) для своего снабжения. Он говорит, что мы должны объявить блокаду Германии, окружить ее, подобно тому, как Наполеон пытался окружить [34] нас континентальной блокадой. Ему это не удалось, но мы, владея морем, можем иметь успех. Ввоз в Норвегию, Швецию, Данию и Голландию очень сильно возрос по всем товарам, возрос также и вывоз из них в Германию лошадей, железа, никкеля, меди, керосина, нефти, продовольствия и т. д. Мы не можем объявить блокаду германских портов в Балтийском море, мы не можем проникнуть в это море, а если бы и проникли, то не смогли бы выбраться оттуда. Нам следовало бы объявить блокаду Норвегии, Швеции, Дании и Голландии, а также германских портов в Северном море. Но это, конечно, невозможно. Достигнуть цели - взять Германию измором - можно было бы, пожалуй, заключив с названными нейтральными государствами соглашение, по которому они обязались бы запретить вывоз в Германию тех предметов, которые будут нами указаны. Возможно, что нейтральные не пойдут на такое соглашение, но даже если бы они и приняли наши условия, то правительство Соединенных Штатов смогло бы возразить, что лондонская декларация 1909 г.,[1] - которую мы в начале войны обязались соблюдать в принципе, - положила конец теории непрерывного пути следования, и что мы не в праве поэтому настаивать на указании окончательного назначения грузов, направляемых в нейтральный порт на нейтральном судне. Единственный способ обойти это затруднение, это - воздействовать на правительство Соединенных Штатов обещанием скупать все грузы, увеличивающие ввоз в нейтральные страны сверх его обычного размера; я сомневаюсь в осуществимости такой системы. «Экономист»[2] заявляет, что, поскольку Германия нарушила все свои обязательства, стоящие на пути к осуществлению ее стремлений, мы в праве поступать по отношению к ней так же. Между тем, мы обязались перед американским правительством действовать по принципу лондонской декларации. «Вот в чем загвоздка!»
20 октября. Здесь жалуются на медленность продвижения русских войск; сначала они шли слишком быстро; они все же, быть-может, побьют немцев количеством, если не военным превосходством. Что нас страшно затрудняет - это глупая лондонская декларация, мудро отвергнутая палатой лордов и немудро принятая частично правительством в отношении к нынешней войне; она лишает нас контроля над ввозом в Германию через нейтральные государства тех продуктов, которые дают ей возможность вести войну гораздо дольше, чем она смогла бы [35] при отсутствии такой декларации. Это может иметь для нас очень серьезные последствия. Настаивать на своем мы не решаемся из боязни перед Соединенными Штатами, которые пользуются блестящей возможностью вести прекрасную торговлю с Германией. Мы не постеснялись бы с другими государствами, как Италия, Испания, Норвегия, Швеция, Дания и Голландия.
26 октября. Сегодня ко мне приезжал Жюль Камбон. Он рассказал мне ряд интересных вещей, между прочим, о том, что в стране заметно широко распространившееся недовольство по поводу нелепой и недостаточной подготовки к войне: неудачи эти приписывали так называемой «политической кухне». По окончании войны, которого можно ожидать не ранее, чем через год, начнется движение за новые выборы, при чем нынешняя палата будет стремиться их избегнуть. Камбон видел Сан-Джулиано[3]. Относительно позиции Италии Сан-Джулиано сказал, что в вопросе о присоединении к Антанте играют роль три соображения: моральность, удобный случай и легкость. Должны быть налицо хорошее оправдание и удобный случай; кроме того, и армия должна быть подготовлена, чего сейчас нет. Жюль Камбон рассказал мне, что германский император отослал обратно в Италию тех мобилизованных немцев, которые имели там работу в качестве рабочих или предпринимателей; эти немцы должны явиться в Италии апостолами Германии и ее методов. В Италии ведется хорошо организованная пропаганда в пользу Германии. Я спросил Камбона, действительно ли за войну выступал сам император, или же он был втянут в нее кронпринцем и военной партией, я интересовался также ролью германской императрицы во всей этой игре. Камбон в ответ на это сказал, что в частых спорах между кронпринцем и императором императрица всегда становилась на сторону сына, и что император стал очень завидовать той популярности, которой пользовался в армии и в народе его сын, в качестве апостола антифранцузских, антирусских и особенно антианглийских настроений. Император был побежден кронпринцем и военной партией и увидел, что ему предстоит выбор между объявлением войны и потерей своего положения в Германии.
30 октября. В начале войны я говорил Севастопуло,[4] что Россия поступила бы мудро, выступив за существование независимой [36] Польши,[5] в качестве католического славянского буфера между Россией и Германией, и согласившись на возвращение Румынии, в виде приданного за союз, Бессарабии,[6] которою она владела по договору 1856 г.; он ответил, что это невозможно.
Теперь, когда Турция начала войну против России, благоразумие диктует последней отдать Бессарабию и предоставить Болгарии удержать за собой Адрианополь, если та сможет это сделать. Я думаю, что на Балканах опять вспыхнет пожар. Я не считал бы нужным рассматривать нападение турок (германцев) на Одессу, как такое военное действие, на которое мы обязаны отвечать. Пусть турки нападут на нас или объявят нам войну, чтобы наши мусульманские подданные не могли считать нас нападающей стороной.[7] Если дело дойдет до войны с турками, то мы должны будем выступить за арабский халифат.[8]
[1] Лондонская декларация 1909 г. и блокада Германии Англией. Лондонская декларация 1909 г. явилась результатом работ созванной по инициативе Англии международной конференции. Наиболее существенным пунктом этой декларации является разделение военной контрабанды на безусловную и условную. К первой относятся предметы вооружения, ко второй продовольствие и прочие предметы гражданского потребления. Таким образом, по смыслу декларации, англичане не имели права захватывать предметы продовольствия, если они направлялись в нейтральные порты. Между тем, весь смысл блокады заключался для Англии в том, чтобы взять Германию измором, а для этого необходимо было лишить Германию возможности снабжаться через нейтральные страны. Поэтому, согласившись в начало войны соблюдать «в принципе» лондонскую декларацию, английское правительство тотчас же принялось «разъяснять» ее отдельными «распоряжениями королевского совета» так, что вскоре от декларации ничего не осталось, а место ее заняла хорошо сорганизованная машина по контролю над всей морской торговлей нейтральных государств. Всякое нейтральное судно обязано было являться на английскую контрольную станцию, подвергалось тщательному обыску и осмотру документов, и, в случае доказанности предназначения груза для Германии, он задерживался. Решения английского призового суда нередко приводили к спорам и осложнениям между Англией и нейтральными странами Европы. Этим обстоятельством, впрочем, англичане смущались очень мало. С нейтральной «мелочью», как Дания, Норвегия и т. д., можно было не церемониться. Сложнее обстоял вопрос об отношениях с Соед. Штатами, по торговле которых английская блокада ударяла с немалой силой. Трения на этой почве с Соед. Штатами окончательно были ликвидированы в сущности только к моменту, когда сами Соед. Штаты выступили против Германии.
[2] «Экономист» - либеральный английский экономический еженедельник.
[3] Италия, Тройственный союз и Антанта. С 1882 г. Италия состояла в союзных отношениях с Германией и Австрией. Однако, еще задолго до войны 1914 г. постоянно существовавшие серьезные противоречия между итальянским и австрийским империализмом, главным образом, на почве стремления обоих государств к господству на Адриатическом море получили перевес над итальянско-французским антагонизмом в отношении колоний. С другой стороны, наметившееся в начале XX века англо-французское сближение настолько увеличивало и без того подавляющее господство Англии в Средиземном море, что итальянским империалистам и думать не приходилось о возможности бороться против Англии. Вместе с тем, Италия была недостаточно сильна, чтобы пойти на открытый разрыв с Германией. Соотношение сил складывалось в пользу нейтралитета Италии. Такую позицию Италия и заняла в начале войны. При этом она сумела в полной мере использовать также свою формальную принадлежность к Тройственному союзу, фактически распавшемуся в июле 1914 г., постоянно подчеркивая перед Антантой, что, выступив на ее стороне, она нарушит обязательства к своим союзникам («моральность»!), что для этого необходим серьезный повод («удобный случай»!) и серьезная гарантия помощи со стороны Антанты («легкость»!), а также солидная доля в будущей общей добыче. Такова была позиция, занятая С.-Джулиано, тогдашним итальянским министром иностранных дел. О дальнейшем торге Италии с центральными державами и с Антантой см. глава 10, примеч. 2.
[4] Поверенный в делах русского посольства в Париже.
[5] Польша. В начале мировой войны самостоятельного польского государства не существовало. Польская республика еще в XVIII веке (1772, 1792, 1795 гг.) была поделена между Россией, Пруссией и Австрией. Во время войны державы обеих коалиций поочередно пытаются привлечь симпатии поляков обещаниями той иди иной формы «автономии», а когда дела шли плохо, то и «независимости». В момент, когда лорд Берти считал уже необходимым говорить о независимости Польши (разумеется, как всегда, имея в виду также и ослабление России), русское правительство успело еще только в весьма неопределенной форме пообещать полякам Царства Польского и завоеванных областей самоуправление - воззвания вел. кн. Николая Николаевича от 15 и 16 августа 1914 г.
[6] Румыния и Бессарабия. В 1856 г. по Парижскому миру, закончившему проигранную Россией крымскую войну, Россия лишилась Бессарабии, которая вошла в состав образованного в 1859 г. княжества Румыния. В 1878 г. Бессарабия возвращается России, по Сан-Стефанскому миру, в обмен на завоеванную у Турции Добруджу. Разногласия между союзниками и Россией по вопросу о привлечении Румынии на сторону Антанты касались не только «цены»: для России польза от участия Румынии в войне вообще была сомнительна, главным образом, вследствие того, что присоединение Румынии увеличивало и без того огромное протяжение русского фронта.
[7] Выступление Турции. Начало германского влияния в Турции и ориентация Турции на Германию восходит к концу XIX века. После революции 1908 г. внешняя ориентация Турции не изменилась, а вскоре после балканской войны, в которой Англия оказала поддержку Греции и другим балканским государствам, расчленявшим Турцию, и сама еще более укрепилась на Кипре и в Египте, враждебность Турции к Англии еще усилилась. Для реорганизации турецкой армии в 1913 г. были приглашены германские инструкторы. Наконец, отпало последнее обстоятельство, которое могло бы удерживать Турцию в английском фарватере, именно резкий антагонизм между Англией и Россией на Ближнем Востоке (см. глава 5, прим. 1).
Когда началась война, Турция все же медлила выступить против Англии. Англия же, в свою очередь, не хотела дать повода считать ее нападающей стороной, опасаясь возбудить панисламистское движение в своих колониях. События были форсированы германским правительством, направившим 28 октября 1914 г. в Черное море свои крейсера «Гебен» и «Бреслау», которые еще в начале августа были впущены Турцией в Дарданеллы. 29 - 30 октября турецко- германская эскадра минирует Севастопольский порт, топит транспортное судно и бомбардирует Одессу, Феодосию и Новороссийск. 31 октября Россия объявляет Турции войну, а 3 ноября британский флот уже бомбардирует дарданелльские форты.
[8] Англия, арабский халифат и военные операции в Аравии. Еще в начале XX века Англия умела использовать натянутые отношения между арабами и турками. За исключением Геджаса и Йемена, где турки держали свои гарнизоны, Турция уже после младо-турецкого переворота (1908 г.) фактически не имела никакого влияния в Аравии, и там укрепилось английское влияние. После заключения в 1914 г. соглашения Англии с Ибн-Саудом, султаном Неджда, по которому последний обязался не нападать на страны, находящиеся под протекторатом Англии, и не входить в соглашение с другими державами, Англия старается привлечь на свою сторону шерифа Мекки, эмира Геджаса - Хуссейна. После длительных переговоров (с июня 1915 г. по май 1916 г.), Хуссейн летом 1916 г. окончательно переходит на сторону Англии и выступает против Турции. 13 июня 1916 г. войска шерифа Хуссейна берут Мекку, а к концу 1916 г. очищают от турок Геджас. Выступление против турок Ассира и Иемена и взятие Акабы и Адена наносят окончательное поражение турецким войскам, оперировавшим в Аравии.