9. Церковь в XIV-XV вв. Монастыри; монастырская колонизация и монастырское землевладение. Церковь в Древней Руси была не только господствующей силой в духовной жизни народа, но также крупной и влиятельной общественной и политической силой. Под управлением митрополита «всея Руси» находилось обширное общество церковных людей; церковным учреждениям принадлежали огромные земельные владения; авторитетный голос высшей иерархии играл большую роль в решении политических вопросов. Принеся из Византии идею богоустановленной царской власти, высшее российское духовенство всемерно содействовало возвышению монархической власти в России. Начиная с митрополита Петра (умершего в Москве в 1326 г.), русские митрополиты оказывали всяческую поддержку великому князю московскому и много способствовали возвышению его власти. Преемник Петра митрополит Феогност, утвердив митрополичью кафедру в Москве, сделал Москву церковную столицею России. Митрополит [121] Алексей (1353-1378) играл выдающуюся политическую роль при Иване II и в малолетство Дмитрия Донского, когда он фактически возглавлял великокняжеское правительство. При Василии II епископ рязанский Иона, нареченный митрополит, решительно поддерживал великого князя в его борьбе за великокняжеский престол.
В середине XV века произошла важная перемена во внешних отношениях русской митрополии. До этого времени русские митрополиты ставились патриархом константинопольским, и последним был поставлен на Русь грек Исидор, принявший Флорентийскую унию и затем низвергнутый великим князем московским с митрополичьего престола за уклонение в «латинскую ересь». В 1448 г. собором русских епископов был поставлен на митрополичью кафедру рязанский епископ Иона, а после его смерти (1461 г.) таким же порядком был поставлен митрополит Феодосий, - «и от сих мест начала ставити митрополитов на Москве, к Царюграду не ходя». Однако, сделавшись независимым от патриарха цареградского, русские митрополиты попали фактически в зависимость от великого князя, ибо сбор епископов обычно выбирал нового митрополита согласно желанию и указанию великого князя. Тесный союз высшей духовной и светской власти продолжался, однако с явным перевесом на стороне последней. Церковная иерархия сохраняла право совета и право «печалования» (т. е. ходатайства за лиц невинно пострадавших или слишком сурово наказанных светской властью) и нередко этим правом пользовалась. Мы видели, как энергично русское духовенство, в лице митрополита Геронтия и особенно архиепископа ростовского Вассиана, выступило во время нашествия Ахмата (1480 г.), требуя от колеблющегося Ивана III решительных действий против неприятелей.
Церковный мир в России был нарушен в последние десятилетия XV в. появлением ереси «жидовствующих»[1], которая одно время захватила даже часть высшего духовенства; согласно требованиям новгородского архиепископа Геннадия и игумена Иосифа Волоцкого, ересь была и начале XVI в. подавлена суровыми мерами (Нил Сорскии и «заволжские старцы» возражали против применения на силия над заблуждающимися).
Неблагоприятным для московской митрополии фактом было отделение от нее западнорусских областей, [122] находившихся под властью великого князя Литовского. Уже в 1415 г. собор восьми западнорусских епископов поставил (по требованию великого князя Витовта) митрополитом киевским Григория Цамблака. Митрополит Фотий решительно протестовал против постановления Григория, и по смерти последнего (1419) западное духовенство снова признало юрисдикцию Фотия. Но в 1458 г. в Западной Руси снова был поставлен особый митрополит, и с тех пор русская митрополия разделилась окончательно.
Большую роль не только в церковной, но и в общенациональной жизни Древней Руси играли монастыри. В XIV-XV вв. так же, как и раньше, монастыри были не только местом для подвигов духовных, не только школой для подготовки иерархов, но и центром духовной культуры вообще. Но кроме того, в Северо-Восточной Руси XIV-XV вв. монастыри приобрели еще весьма важное народнохозяйственное значение. В Киевской и Новгородской Руси почти все монастыри находились в городах или около городов. В Северо-Восточной Руси с XIV в. возникает множество так называемых пустынных монастырей, вдали от городских центров[2]. Люди, проникнутые сильным религиозным чувством и стремящиеся уйти из мира, который «во зле лежит», уходили далеко в лесные дебри русского Севера и там основывали новые обители. Первоначально монахи составляли своего рода хозяйственные артели, своими руками строили обитель, своими руками расчищали окрестный лес под огороды и пашню, заводили рыболовное и пчеловодное хозяйство. Впоследствии вокруг возникшей обители, как религиозной и хозяйственной своей опоры, селились крестьяне-«новоприходцы», ставили здесь свои деревеньки и «починки» и расчищали лес под пашню. Таким образом «монастырская колонизация встречалась с крестьянской и служила ей невольной путеводительницей» (Ключевский). Основатель монастырского «пустынно-жительства» и начинателем этого движения был знаменитый подвижник XIV века св. Сергий Радонежский, основатель Троице-Сергиева монастыря[3]. В конце концов монастырская колонизация дошла до берегов Белого моря и Северного [123] Ледовитого океана[4]. Впоследствии вокруг некоторых монастырей, разросшихся и разбогатевших, возникали не только села и деревни, но целые «посады» с ремесленным и торговым населением, превратившиеся потом в города.
Однако в XV в. в жизни северных монастырей происходит изменение, исказившее первоначальный дух и характер монастырского подвижничества. Изменение это было вызвано ростом монастырского землевладения; первоначальным его источником были княжеские пожалования монастырям окрестных диколесных пространств, которые трудами иноков и крестьян-«новоприходцев» вводились в народнохозяйственный оборот. Но затем главным и весьма обильным источником земельного обогащения монастырей явились земельные вклады «по душе» (или «на помин души»), которые землевладельцы давали монастырям (этот средневековый обычай создал огромные земельные богатства церкви на Руси так же, как и в Западной и в Средней Европе). Благодаря этому к XVI в. многие монастыри из трудовых общин превратились в крупных землевладельцев, распоряжавшихся трудом сотен и тысяч крестьянских рук. Рост монастырского землевладения приносил не только нравственный вред самим монастырям, но и экономический вред государству, которому нужны были земли для обеспечения своих служилых людей. Вопрос о допустимости монастырского землевладения был поднят на церковном соборе 1503 года: здесь строгий подвижник Нил Сорский и его сторонники «заволжские старцы» (так называемые «нестяжатели») требовали, чтобы монастыри отказались от «душевредного» владения землями и крестьянами и питались бы, как встарь, своим «рукоделием». Однако на соборе победила партия, стоявшая за сохранение монастырского землевладения, во главе которой стоял красноречивый и влиятельный игумен Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий. [124][1] В 70-х гг. XIV в. в Новгороде возникла подобная ересь «стригольников», но не получила широкого распространения.
[2] В XIV-XVI вв. было вновь основано около 100 городских и пригородных и около 150 «пустынных» монастырей.
[3] Одним из наиболее успешных продолжателей начатого Св. Сергием дела был Св. Кирилл, основатель Знаменитого Белозерского монастыря.
[4] Архангельский монастырь при устье Сев. Двины; монастырь Трифона Печенгского на побережье Кольского полуострова; знаменитый Соловецкий монастырь на островах Белого моря возник в середине XV в., еще в новгородскую эпоху, независимо от московского монастырского движения.