Николай Петрович Горбунов (1892-1937)
Величайшим счастьем, выпавшим на его долю, считал управляющий делами Совнаркома возможность трудиться под непосредственным руководством В. И. Ленина.
На другой день после смерти Владимира Ильича, прощаясь с ним, Горбунов прикрепил к его груди свой орден Красного Знамени, полученный за боевые заслуги в гражданской войне.
Уроженец Красного Села под Петербургом, Горбунов в 1917 г. заканчивал химическое отделение Петербургского технологического института. Захваченный революционными событиями, он становится в мае членом Межрайонной социал-демократической организации («Межрайонки»), а два месяца спустя, в тревожные июльские дни, вступает в ряды партии большевиков. По рекомендации В. Д. Бонч-Бруевича 30 октября (12 ноября) 1917 г. Горбунов был назначен секретарем Совнаркома. А в августе 1918 г. он возглавил только что организованный Научно-технический отдел при ВСНХ. С июля1919 г. по декабрь 1920 г. Горбунов находился на фронте. С 11 декабря 1920 г., сменив В. Д. Бонч-Бруевича, он стал исполнять обязанности управляющего делами СНК РСФСР, а позднее СНК и СТО СССР (до 1930 г.). Длительное время совмещал большую государственную и научную деятельность. С 1923 по 1928 г. являлся ректором МВТУ им. Баумана, с 1928 по 1932 г. - председателем научной комиссии Комитета по химизации. Горбунов являлся одним из инициаторов и организаторов многих научно-исследовательских учреждений, в том числе и ВАСХНИЛ. В 1929 г. был назначен заместителем ее президента Н. И. Вавилова. Большой вклад внес Горбунов в развитие международных научных связей. В 1928 г. он возглавлял советско-германскую научную экспедицию на Памир, а с 1932 по 1935 г. руководил комплексными академическими среднеазиатскими экспедициями. С 1935 г. - академик и непременный секретарь АН СССР. В 1937 г. незаконно репрессирован, реабилитирован посмертно.
Настоящие воспоминания, впервые опубликованные 6-7 ноября 1927 г. в газете «Правда», печатаются по тексту книги «Ленин в первые месяцы Советской власти». М., 1933, с. 103-112.
Когда пишешь воспоминания, связанные с Владимиром Ильичем, невольно приходится упоминать о себе. Это самое трудное, и это останавливает, так как хочется стушевать свою личность перед огромной фигурой Ленина, самое упоминание о себе кажется нескромностью и профанацией. Я это особенно сильно чувствую, так как поставлен был Владимиром Ильичем на работу не за какие-либо революционные заслуги, а просто потому, что был из тех, кто пришел в момент восстания в Смольный и хотел работать.
Владимир Ильич меня не знал, член партии я был совсем молодой, вступил в партию в июльские дни 1917 года.
В то время, когда на улицах Петрограда и Москвы происходили еще революционные бои, Владимир Ильич уже со всей энергией организовывал правительство. Был создан Совет Народных Комиссаров и назначены народные комиссары. Организовывались правительственный аппарат и народные комиссариаты. В порядок дня стал вопрос и о создании аппарата Совета Народных Комиссаров. Дело это было поручено В. Д. Бонч-Бруевичу, который был назначен управляющим делами Совета Народных Комиссаров[1].
Я в это время вместе с несколькими другими товарищами работал в Смольном, стараясь установить какой-нибудь порядок и наладить справочную службу, чтобы рабочие, тысячами приходившие в Смольный, [146] могли в первозданном революционном хаосе, в котором уже выкристаллизовывались органы Советской власти, найти то, что им было нужно. Неожиданно получаю записку от В. Д. Бонч-Бруевича с просьбой немедленно прийти к нему. Владимир Дмитриевич знал меня в связи с работой по распространению большевистской литературы в питерских рабочих районах, по организации митингов и хранению у меня небольшого запаса оружия в период между Февральской и Октябрьской революциями. Иду к нему, и он, ничего не объясняя, тащит меня наверх, на третий этаж, в ту маленькую угловую комнатку, где в первые дни работал Владимир Ильич (впоследствии там расположился Народный комиссариат иностранных дел)[2]. Я вижу Владимира Ильича, который здоровается со мною и, к моему изумлению, говорит: «Вы будете секретарем Совета Народных Комиссаров». Никаких указаний я тогда от него не получил. Понятия о своей работе, да и вообще о секретарских обязанностях, не имел никакого. Где-то конфисковал пишущую машинку, на которой мне довольно долго самому приходилось двумя пальцами выстукивать бумаги, так как машинистку найти было невозможно, где-то отвоевал комнатку и начал «формировать аппарат», который первые дни состоял из меня одного, а потом возрос до трех-четырех человек. Одной из первых пришла ко мне Анна Петровна Кизас. Я ее не знал, но раз пришла, значит - своя. Начали мы с установления наличия учреждений, возникавших стихийно внутри Смольного. Совет Народных Комиссаров тогда еще не заседал, что дало нам возможность немного подготовиться к работе. В. Д. Бонч-Бруевич прислал ко мне даже начальника канцелярии, якобы знатока американской постановки этого дела по новейшей системе. Этот начальник начал организовывать канцелярию на стульях, так как на весь аппарат Совета Народных Комиссаров приходился всего один стол, но скоро он так запутал даже то небольшое количество дел, какое у нас тогда было, что пришлось отказаться от «американской рационализации».
Первое заседание Совета Народных Комиссаров состоялось 3 ноября (старого стиля) 1917 г.[3] в той же угловой комнатке, о которой я упомянул выше. Я был вызван на это заседание Владимиром Ильичем.
Не имея представления, как нужно вести протоколы, я попытался записывать содержание доклада, но, конечно, [147] не поспевал, так как стенографией я не владею. Кто присутствовал на заседании, не зафиксировал; председательствовал Ленин. На заседании слушался доклад приехавшего из Москвы т. Ногина[4] о московских событиях. Ввиду того, что эта протокольная запись имеет в настоящее время несомненный исторический интерес, я привожу ее полностью и с орфографической точностью.
ЗАСЕДАНИЕ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
Доклад Ногина
Отсутствие определенных рабочих кварталов.
Смешанность и пестрота Москвы.
Телефон/ная/ станция в руках к/онтр/-революц/ионеров/.
Отсутствие пушек у юнкеров спасло положение.
В суб/боту/ утром взят Кремль, где был 56 полк. Озверение юнкеров.
Сражение в Кремле. Избиение солдат сдавшегося 56 полка кончилось расстрелом из пулеметов.
Центр к/онтр/революционеров/ в Гор/одской/ думе, охран/яемой/ брониров/анными/ автомоб/илями/.
(Запоздание сведений. Так, о сдаче Кремля узнали только вечером.)
(Вчера разрушен Никол/аевский/ двор/ец/.)
В воскресенье бомбардир/овка/ Москвы. Стрельба происходила беспорядочно. (Истрачено около 1500-2000 снарядов 3-дм.)
(Снарядов недостаточно.) Снарядами ничего не сделаешь.
Можно разрушить всю Москву и ничего не достигнуть.
В руках контр-революционер/ов/.
Дума? Кремль, Манеж и прилегающие улицы. В центре Александр/овское/ учил/ище/. Весь интеллигентский центр в руках кон/тр/-рев/олюционеров/.
Контр-революц/ионеры/ укрепились и окопались.
Попытки к соглашению не имели результатов. (Юнкера были против.)
Наше настроение было прекрасно. (Ночь на 1 ноября.)
Решено было поскорее окончить дело.
Был составлен определен/ный/ план. Бывший до сих пор общий грандиозн/ый/ бой разменялся на ряд мелких. [148] (Бой на Мясницкой, обстрел Кремля из Замоскворечья.)
С нашей стороны была страшная неорганизованность. Так, неприятельский блиндирован/ный/ автом/обиль/ подошел к самому штабу (нашему) и подвергнул его обстрелу.
Только после того, как наши солдаты повернули пушки, дали залп по автомобилю и прогнали его.
Противники отстаивают сношения с Брянским вокзалом.
Начались пожары. Пожар надвигался на Совет.
Вчера - обстрел из легких орудий Думы. (Дума стратегического значения не имеет.)
Нами была взята Театральная площадь, гост/иница/«Континенталь». Наши солдаты, оставлен/ные/ на площади, перепились.
Настроение населения Москвы страшно озлобленное.
Солдатские части неустойчивы и несознательны.
Второе предложение перемирия 31 Окт/ября/ было сорвано с нашей стороны.
Нам страшно важно разбить лагерь противников. Поэтому чрезвычайно важно привлечь на свою сторону Викжель. Это будет необычайно важно и даст нам и гражд/анскую/ и воен/ную/ победу. В противном случае мы будем уничтожены, после того как мы после продолжительнейшей войны истратили все свои силы. Нас раздавит грядущая действительная корниловщина и калединство.
Тов. Ногин считает необходимым компромисс с Викжелем.
Товарищ Ленин возражает против всяких соглашений с Викжелем, который завтра будет свергнут революционным путем с низов. Необходимо подкрепление Москвы творческими, организующими революционными силами из Петрограда, именно матросским элементом. Продовольствен/ный/ вопрос: с севера мы обеспечены. После взятия Москвы и свержения Викжеля снизу мы будем обеспечены продовольствием с Волги[5].
Доклад тов. Милютина[6]
Рассматривает две стороны - военную и политическую.
Предложение Ногина
Информировать Москву радиотелеграммой о положении дела в Петрограде. [149]
Адрес: Введенский Народный дом, Лефортовский сов/ет/ р/абочих/ и с/олдатских/ д/епутатов/.
Ногин сообщает, что в Лихославле, Н/иколаевской/ ж/елезной/ д/ороги/, между Тверью и Бологим, имеются юнкера, которых ждут в Москве.
Секретарь Горбунов.
3 ноября 1917 г., вечер.
Конец заседания я уже вообще не мог записывать, так как говорили вразброд. Речь шла о пессимизме некоторых работников, на которых московские события произвели впечатление разрушения всех культурных ценностей (например слухи о разрушении Василия Блаженного). Помню фразу Владимира Ильича по адресу этих товарищей: «Что же - революция пойдет мимо них».
Между первым и вторым заседаниями Совета Народных Комиссаров прошло 12 дней. Как известно, в эти дни происходила лихорадочная работа по организации вооруженной борьбы с контрреволюцией и шли ожесточенные бои Красной гвардии с контрреволюционными войсками на подступах к Петрограду. Во главе этой организации стоял Военно-революционный комитет, но фактически руководил делом Владимир Ильич. Эта работа Владимира Ильича превосходно описана в воспоминаниях т. Н. И. Подвойского[7].
Владимир Ильич, организуя Красную гвардию и организуя оборону Петрограда, использовал каждую, маленькую даже, возможность, каждого человека. Однажды глубокой ночью он вызвал меня к себе и дал такое поручение: «Пойдите сейчас же вместе с т. X (фамилию сейчас не припомню) и организуйте ломовой обоз, который мог бы немедленно начать подвозку снарядов из Петропавловской крепости на линию боя». Через союз транспортников мы достали адреса ломовых извозчиков и их хозяев и ночью, разбившись по одному, стали ломиться по всем домам и дворам, мобилизуя извозчиков, где уговором, где угрозой. К рассвету нужный обоз был уже у ворот Петропавловской крепости[8].
В эти дни наш «аппарат» выполнял самые различные задания Владимира Ильича. Например, как-то Владимир Ильич вручил мне декрет за собственноручной подписью (некоторые декреты подписывались Владимиром [150] Ильичем в тот период по соглашению с одним или двумя народными комиссарами, без заседания Совета Народных Комиссаров, так как его невозможно было в эти дни боев созывать) с приказом Госбанку вне всяких правил и формальностей и в изъятие из этих правил выдать на руки секретарю Совета Народных Комиссаров 10 миллионов рублей в распоряжение правительства[9] Правительственным комиссаром банка был назначен В. В. Оболенский-Осинский[10]. Передавая этот декрет мне в присутствии т. Осинского, Владимир Ильич сказал: «Если денег не достанете - не возвращайтесь». Дело в том, что это был период полного саботажа служилой интеллигенции, и впереди всех саботажников были чиновники Государственного банка. Несмотря на декреты правительства и требования отпуска средств, Государственный банк нагло саботировал. Народный комиссар финансов т. Менжинский никакими мероприятиями, вплоть до ареста директора Государственного банка Шипова, не мог заставить банк отпустить правительству нужные революции средства. Шипова привезли в Смольный и держали там некоторое время под арестом. Ночевал он в одной комнате с т. Менжинским и мною. Днем эта комната превращалась в канцелярию какого-то учреждения (не Наркомфина ли?). Мне пришлось, к моей досаде, в виде особой вежливости (а вежливы и наивны были большевики вначале до того, что не расстреляли даже Краснова и из «вежливости», поверив его честному офицерскому слову, отпустили его на все четыре стороны) уступить ему свою койку и спать на стульях.
Получив задание от Ленина, мы вдвоем с т. Осинским на автомобиле поехали в Государственный банк. В Государственном банке нас уже ждал Юрий Пятаков[11], который был назначен директором Государственного банка. Опираясь на низших служащих и курьеров, которые были на нашей стороне, а также угрожая Красной гвардией, которая якобы окружила уже банк, нам удалось проникнуть в помещение кассы банка, несмотря на всякие кунштюки, которые выделывали высшие чины Государственного банка, вроде ложных тревог и т. п., и заставить кассира выдать требуемую сумму. Мы производили [151] приемку денег на счетном столе под взведенными курками оружия солдат военной охраны банка. Был довольно рискованный момент, но все сошло благополучно. Затруднение вышло с мешками для денег. Мы ничего с собой не взяли. Кто-то из курьеров, наконец, одолжил пару каких-то старых больших мешков. Мы набили их деньгами доверху, взвалили на спину и потащили в автомобиль.
Ехали в Смольный, радостно улыбаясь. В Смольном также на себе дотащили их в кабинет Владимира Ильича. Владимира Ильича не было. В ожидании его я сел на мешки с револьвером в руках «для охраны». Сдал я их Владимиру Ильичу с особой торжественностью. Владимир Ильич принял их с таким видом, как будто иначе и быть не могло, но на самом деле остался очень доволен. В одной из соседних комнат отвели платяной шкаф под хранение первой советской казны, окружив этот шкаф полукругом из стульев и поставив часового. Особым декретом Совета Народных Комиссаров был установлен порядок хранения и пользования этими деньгами. Так было положено начало нашему первому советскому бюджету. Буржуазная печать по этому поводу потом всюду кричала об ограблении большевиками Государственного банка.
Второе заседание Совета Народных Комиссаров произошло только 15 ноября в маленькой комнатушке в другом конце Смольного[12], в которую Владимир Ильич перебрался уже для постоянной работы, уступив первую комнату для Народного комиссариата иностранных дел. На этом заседании, происходившем в более спокойных условиях, было рассмотрено уже до 20 вопросов. Один из народных комиссаров, кажется, т. Глебов-Авилов[13], научил меня вести протокол, так что я справлялся с этой работой в этот раз уже без особых затруднений. В числе рассмотренных вопросов были вынесены решения: «о роспуске городской думы в Петрограде», «о выпуске декрета с подробной мотивировкой о конфискации саботируемых заводов и фабрик», «о поручении т. Шляпникову, в согласии с тт. Оболенским, Бухариным[14] и др., составить к 16 ноября проект организации Совета народного хозяйства», «о предоставлении солдатам права выбора своих депутатов в Учредительное собрание», «о предложении эсерам ультиматума - взять завтра министерство земледелия или предоставить его большевикам и не тормозить работы», «о распубликовании [152] проекта положения о страховании на случай безработицы, снабдив его пояснительной запиской, с тем чтобы народные комиссары в двухдневный срок с ним ознакомились, для внесения его в Центральный исполнительный комитет». Любопытно отметить, что целый ряд довольно серьезных дел был направлен Владимиром Ильичем на разрешение соответствующих ведомств в порядке разгрузки, о которой и сейчас нам приходится еще думать. На этом же заседании Совета Народных Комиссаров было решено, что народные комиссары, которые до сего времени работали преимущественно в Смольном, должны перенести свою работу в соответствующие министерства и собираться в Смольном только к вечеру «для совещаний и для осуществления контакта с другими демократическими организациями».
Дальнейшие заседания Совета Народных Комиссаров происходили уже регулярно, почти каждый день, а то и по два раза в день. За первый месяц такой систематической работы было рассмотрено на 25 заседаниях Совета Народных Комиссаров свыше 200 вопросов. В следующем месяце на 20 заседаниях было рассмотрено столько же вопросов. На всех заседаниях, за самыми редкими исключениями, председательствовал Владимир Ильич. Разрешение многих вопросов осложнялось в связи с участием в составе Совета Народных Комиссаров левых эсеров, которые противопоставляли линии большевиков свою «принципиальную установку». Приходится поражаться совершенно исключительной работоспособности Владимира Ильича, который, кроме работы в Совете Народных Комиссаров, был неимоверно загружен сложнейшими политическими и оперативными деламии руководством партией. Однако он находил время и для задушевных бесед с отдельными партийцамии с приходившими к нему в очень большом числе беспартийными рабочими и ходоками-крестьянами.
Аппарат Совета Народных Комиссаров за это время несколько вырос. В него вошли тт. Агранов, Мария Скрыпник, Кокшарова, несколько рабочих, которые, наряду с секретарскими обязанностями, выполняли и функции охраны Владимира Ильича. В общем во всем аппарате было не более 10-12 человек[15]. Нагрузка его была неслыханная, так как, кроме ежедневных заседаний Совнаркома и Малого Совнаркома[16], который вскоре был создан, в функции аппарата входил прием всех посетителей, разговоры от имени Владимира Ильича, согласно [153] инструкциям, которые он давал, с отдельными делегациями, телеграфная переписка с местами, которые обращались в центр за директивами. Владимир Ильич оказывал большое доверие нашему аппарату, и поэтому было легко и радостно работать. Так, например, когдая спросил Владимира Ильича, как быть с телеграммами, Ильич ответил: «Посылайте от моего имени и через десятую телеграмму показывайте мне». В другом случае такое доверие Владимир Ильич оказал мне, когда правительство собиралось переезжать в Москву и начиналась эвакуация Петрограда, которому угрожала военная опасность со стороны Германии. На меня была сначала возложена специальная задача проследить заправильной эвакуацией Экспедиции государственных бумаг[17], с тем чтобы были приняты все меры к обеспечению выхода денежной эмиссии, на которой базировался весь государственный бюджет, а затем я был временно оставлен в качестве представителя Совета Народных Комиссаров в комиссии по эвакуации Петрограда[18]. Владимир Ильич, предвидя возможную необходимость отдания каких-либо экстренно-срочных распоряжений, выдал мне 10 незаполненных бланков Совета Народных Комиссаров за собственноручной подписью на каждом бланке. Эти бланки были уничтожены мною по приезде в Москву. Привожу эту деталь как пример доверия, которое Владимир Ильич оказывал в самых разных формах очень многим рядовым членам партии и многим беспартийным. Это доверие, внимание, с которым Владимир Ильич прислушивался к мнениям товарищей, та повышенная оценка, с которой он подходил к отдельным, даже рядовым работникам, возлагая на них зачастую очень ответственные задания, - все это создавало у всех соприкасавшихся с ним особый энтузиазм в работе. <...> [154]
[1] Официальное назначение В. Д. Бонч-Бруевича на пост управляющего делами Совнаркома состоялось 1 (14) ноября 1917 г., фактически же Ленин поручил ему приступить к исполнению обязанностей уже 29-30 октября (11 -12 ноября) (см.: Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. М., 1969, с. 131).
[2] Автор имеет в виду комнату № 67 в правом крыле Смольного, на 3-м этаже. Это помещение было неудобно для работы, и В. Д. Бонч-Бруевич вместе с Горбуновым подыскали в другой половине здания более подходящее просторное помещение № 81. В нем с 11 (24) ноября и до отъезда в Москву размещались кабинет Председателя СНК, приемная СНК, секретариат. (О ленинских помещениях в Смольном см. подробнее: Бондаревская Т. П., Великанова А. Я., Суслова Ф. М. Ленин в Петербурге - Петрограде. Места жизни и деятельности в городе и окрестностях 1890-1920 гг. Л., 1980, с. 393-412, 430-434.).
[3] В данном случае мемуарист ошибается. Первое заседание СНК состоялось уже 27 октября (9 ноября) 1917 г. В литературе также высказано обоснованное предположение, что еще одно заседание Советского правительства могло быть также и 29 октября (11 ноября). 3 (14) ноября состоялось первое запротоколированное заседание СНК, на котором первый раз присутствовал его секретарь Н. П. Горбунов (см.: Ирошников М. П. Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин). Очерки государственной деятельности в 1917-1918 гг. Л., 1974, с. 168-169).
[4] В. П. Ногин (1878-1924) - член Коммунистической партии с 1898 г. В сентябре 1917 г. возглавил Моссовет, член Московского ВРК, один из руководителей вооруженного восстания в Москве, делегат II съезда Советов. В первом составе Советского правительства - нарком по делам торговли и промышленности. В ноябре выступал за коалиционное правительство с участием меньшевиков и эсеров, вышел из состава ЦК и СНК 4(17) ноября 1917 г. Вновь на советской и хозяйственной работе с 1918 г.
[5] Это первое запротоколированное выступление В. И. Ленина на заседании Совнаркома (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 50).
[6] В. П. Милютин (1884-1937) - член Коммунистической партии с 1910 г. В первом Советском правительстве - нарком земледелия. Выступал за создание «однородного социалистического правительства». Вышел одновременно с Ногиным из ЦК и СНК. Впоследствии на хозяйственной и советской работе. В 1920-1922 гг. - кандидат в ЦК РКП(б), в 1924-1934 гг. - член ЦК ВКП(б), член ВЦИК и ЦИК СССР. В 1937 г. арестован по ложному обвинению. Посмертно реабилитирован.
[7] Подвойский. Ленин в военно-революционном штабе. (Сборник «Памяти Ленина». М., 1924, с. 74-75).
[8] Описываемые события имели место в ночь с 30 на 31 октября (12-13 ноября) 1917 г.
[9] Может быть, не десять, а пять миллионов рублей. За цифру сейчас не ручаюсь, так как текст этого декрета утерял. Вероятно, оригинал был предъявлен в банке в качестве аккредитива.
[10] В. В. Оболенский (Н. Осинский) (1887-1938) - член Коммунистической партии с 1907 г., экономист. После Октябрьской революции управляющий Госбанком РСФСР, председатель ВСНХ (до марта 1918 г.). Один из лидеров «левых коммунистов». В 1921 -1922 гг. - кандидат в члены ЦК. С 1925 г. - член ВЦИК и ЦИК СССР. Незаконно репрессирован. Реабилитирован посмертно.
[11] Г. Л. Пятаков (1890-1937) - член РСДРП(б) с 1910 г. После Февральской революции - председатель Киевского комитета РСДРП (б). В послеоктябрьский период входил в Советское правительство Украины, затем зам. председателя Госплана и ВСНХ, председатель правления Госбанка СССР. На XII-XIV и XVI съездах партии избирался членом ЦК. В 1918 г. - один из лидеров «левых коммунистов». В 1927 и 1936 гг. исключался из партии, расстрелян в 1937 г. В 1988 г. реабилитирован.
[12] Имеется в виду ленинский кабинет в Смольном, в комнате № 81.
[13] Н. П. Авилов (Н. Глебов) (1887-1942) - член Коммунистической партии с 1904 г. В первом Советском правительстве - нарком почт и телеграфов. В 1918 г. был главным комиссаром Черноморского флота. Впоследствии на профсоюзной, партийной и хозяйственной работе. Член ВЦИК.
[14] Н. И. Бухарин (1888-1938) - видный деятель Коммунистической партии и Советского государства. В партии состоял с 1906 по 1937 г. Участник революции 1905-1907 гг. С 1907 г. - студент юридического факультета Московского университета. За четыре «университетских» года трижды арестовывался: Сущевская и Бутырская тюрьмы, ссылка на Онегу, побег, нелегальный выезд заграницу. В годы империалистической войны допускал ошибки по проблемам марксистской теории, за что критиковался В. И. Лениным. После Февраля 1917 г. он член Исполкома Моссовета и МКРСДРП (б). Участник вооруженного восстания в Москве. С декабря 1917 г. - редактор «Правды». Выступал против Брестского мира и возглавил «левых коммунистов», впоследствии открыто признал ошибочность своей позиции. Член ЦК партии с 1917 по 1934 г. (канд. 1934-1937 гг.), член Политбюро ЦК в 1924-1929 гг. (канд.1919-1924 гг.), член ВЦИК и ЦИК СССР, член Исполкома Коминтерна. 27 февраля 1937 г. арестован. Проходил по процессу антисоветского правотроцкистского блока (2-13 марта 1938 г.). Расстрелян. В 1988 г. реабилитирован посмертно.
[15] Эта цифра не совсем точна. К середине ноября 1917 г. в число сотрудников аппарата СНК входит уже 21 человек (не считая управляющего делами СНК В. Д. Бонч-Бруевича), а к 18 ноября их число увеличивается еще на 5 человек (см.: Ирошников М. П. Создание советского центрального государственного аппарата. Л., 1967, с. 72).
[16] На заседании СНК 23 декабря было решено образовать «вермишельную» комиссию («вермишелью» в Государственной думе, с легкой руки ее председателя М. В. Родзянко, называли мелкие, второстепенные дела) из представителей комиссариатов труда, военного и продовольствия, которая бы занималась решением мелких дел, не требующих обсуждения на заседаниях СНК. 30 декабря (12 января) в постановлении Совнаркома «вермишельная» комиссия была впервые названа Малым Советом, а его секретарем назначался «секретарь Большого Совета тов. Н. Горбунов с оставлением его в должности секретаря Большого Совета» (цит. по: Ирошников М. П. Создание советского центрального государственного аппарата, с. 108).
[17] Экспедиция заготовления государственных бумаг - фабрика в Нарвском районе Петрограда (ныне Ленинградская бумажная ф-ка Гознака), основана 21 августа 1818 г. Осуществление эвакуации, даже неполной, такого крупного предприятия вызывало большие технические затруднения. В ответ на запрос Н. П. Горбунова управляющий Экспедицией М. К. Лемке писал 16 февраля 1918 г., что численность рабочих и служащих Экспедиции с семьями составляет 38 500 едоков (см.: ЦГАОР, ф. 130, оп. 2, д. 230, л. 7). Эвакуированная в Пензу Экспедиция доставила впоследствии Советскому правительству также немало беспокойств, особенно с середины июня 1918 г., когда в Сибири вспыхнул мятеж белочехов и ценное оборудование Экспедиции вновь пришлось вывозить.
[18] В связи с угрозой германского наступления на Петроград декретом СНК от 22 февраля была образована Чрезвычайная комиссия по разгрузке Петрограда. Комиссия, первое заседание которой состоялось уже накануне, 21 февраля 1918 г., начала свою работу с решения первостепенно важного вопроса об эвакуации Экспедиции заготовления государственных бумаг, которую, по мнению ее управляющего М. К. Лемке, можно было частично осуществить в течение лишь пяти недель. На заседании СНК 22 февраля был принят подготовленный Алексеевым, Горбуновым и Сахаровым проект декрета об учреждении Чрезвычайной комиссии, ее председателем был назначен левый эсер В. А. Алгасов. Н. П. Горбунов возглавил отдел по эвакуации учреждений. После организации 5 марта Центральной коллегии по эвакуации и разгрузке Петрограда под председательством А. Г. Шляпникова Чрезвычайная комиссия вошла в нее в качестве одного из отделов и получила наименование Эвакуационной комиссии Петрограда. В состав коллегии вошли В. А. Алгасов, М. К. Владимиров, Д. 3. Мануильский, П. Е. Лазимир. В ее распоряжение выделялось 8 из 20 поездов, которые ежедневно могли быть отправлены из Петрограда. Эти поезда распределялись следующим образом: 1 поезд - для вывоза ценностей, 2 - для эвакуационных перевозок военного (1) и морского (1) ведомств, 2 - для вывоза металла и машин, 2 - для вывоза готовых изделий, 1 - для вывоза учреждений. «Девятый поезд для населения при условии нормального использования упомянутых восьми поездов» (ЦГАОР, ф. 3842, оп. 1, д. 31, л. 48). С марта по апрель 1918 г. в Москву, в Поволжье, на Урал было эвакуировано из Петрограда более 30 крупных предприятий с 60 тыс. рабочих. Среди них «Арсенал», Патронный и Сестрорецкий металлический заводы и др.