Жак Садуль (1881-1956)
В сентябре 1917 г. Ж. Садуль в составе французской военной миссии был послан в Петроград всемерно добиваться участия России как союзной державы в империалистической войне, но он не оправдал надежд своего начальства. Садуль приветствовал Октябрьскую революцию, провозгласившую политику мира в своих первых же законодательных актах. Он решительно порвал с социал-шовинизмом и стал сторонником коммунистических идей. Оставшись в Советской России, Садуль вступил во французскую секцию РКП (б) и добровольцем в Красную Армию, участвовал в работе 1-го и 2-го конгрессов Коминтерна. За революционную деятельность французский военный суд приговорил его (заочно) к смертной казни, но по возвращении во Францию в 1924 г. он был оправдан. В последующие годы активно боролся за мир и дружбу между народами. В ноябре 1927 г. в ознаменование 10-й годовщины Великого Октября был награжден орденом Красного Знамени как «верный друг Октябрьской революции в ее наиболее тяжелые дни».
Особую ценность письмам Садуля придает то, что они представляют собой своеобразный дневник, где автор излагает собственные впечатления от происходящих событий. Данные фрагменты из записок Садуля печатаются по тексту, приведенному в сборнике «Об Октябрьской революции. Воспоминания зарубежных участников и очевидцев» (М., 1967, с. 222-227) и представляющему собой перевод отрывка книги, опубликованной в 1918 г. на французском языке в Швейцарии.
Петроград, 25 октября (7 ноября) 1917 г.
депутату Шампиньи-сюр-Марн[1]
Дорогой друг!
Сегодня ночью началось большевистское выступление. Из своей комнаты я мог слышать гул отдаленной перестрелки. Нынче утром на улице спокойно, но в гостинице «Астория», где помещаются несколько сот русских офицеров и большинство офицеров союзнических миссий, верная Временному правительству охрана из юнкеров заменена без столкновения большевистским отрядом. Час за часом мы узнаем, что в руки восставших перешли вокзалы, государственный банк, телеграф, телефон, большинство министерств. Что же делают правительственные войска?
Возвращаясь после завтрака в миссию, я натолкнулся на четыре баррикады, защищаемые сильными отрядами, не то большевистскими, не то правительственными. Выяснить невозможно. Да и знают ли это сами солдаты? На вопрос товарища один из них ответил, что его поставил туда комитет его полка, но он не может сказать, нападает ли он на Временное правительство или защищает его. Я пытаюсь проникнуть в Мариинский дворец, чтобы повидаться с Авксентьевым[2], который не далее как позавчера наивно говорил мне, что полностью доверяет принятым правительством мерам предосторожности. Дворец охраняется юнкерами. Ни Авксентьева, ни никого другого там нет.
Когда я пересекал Мариинскую площадь, из окон «Астории» по охране дворца было сделано несколько [71] выстрелов. Я ускорил шаг. Стрельба продолжалась с перерывами и без большого эффекта. У меня в 4 часа было назначено свидание с секретарем совета министров... Он должен был представить меня Керенскому, которому я еще не вручил Ваше письмо. Но Зимний дворец окружен большевиками, и мне сдается, что у премьер-министра сегодня найдутся более важные дела, чем принимать меня. У меня, впрочем, тоже.
Миссию лихорадит. Ходят слухи, что союзнические офицеры подверглись нападениям со стороны большевиков. Я вызываюсь пойти лично повидаться с вождями восстания, разместившимися вместе со съездом Советов в Смольном, обычной резиденции Петроградского Совета. Я их еще не знаю, но полагаю, что мне нетрудно будет проникнуть к ним...
...Все перекрестки охраняются Красной гвардией. Всюду циркулируют патрули, быстро проезжает несколько броневиков. То там, то здесь раздаются выстрелы. При первом же шуме огромная толпа зевак разбегается, ложится, прижимается к стенам, скапливается в подворотнях, но любопытство берет верх, и вскоре они вновь со смехом появляются. Перед Смольным многочисленные отряды Красной гвардии и регулярной армии охраняют Революционный комитет. В саду установлены пулеметы. Между колоннами фасада - несколько пушек. Двери на запоре. Благодаря пропуску в крестьянский Совет, записке Стеклову[3] от Лонге, а главное - незнанию русского языка мне удается преодолеть сопротивление товарищей, и я проникаю внутрь. При старом режиме в Смольном, длинном банальном здании конца XVIII в., помещался институт благородных девиц. Широкие, белые с желтым, коридоры забиты воинственной, ликующей толпой - товарищами . и солдатами. Мне не удается повидать ни Дана, ни Чернова, который покинул Петроград. Как и Церетели, он бежал от грозы. Но я немедленно устанавливаю контакт со Стекловым, Лапинским и др.- счастливыми, деятельными и говорящими по-французски. Они по-братски принимают меня и охотно отвечают на самые нескромные вопросы. Прежде всего, они возмущаются клеветническими слухами, о которых я им сообщаю. Завтра же заметка в печати заверит весь персонал посольств и миссий в уважении, которое вторая революция хочет засвидетельствовать союзникам. Затем они рассказывают мне о своих успехах. Весь петроградский гарнизон на их стороне, за исключением [72] нескольких казачьих сотен, юнкеров и женщин[4]. Все административные здания в их руках. Временное правительство осаждено в Зимнем дворце. Оно уже было бы арестовано, если бы Революционный комитет захотел применить насилие, но нужно, чтобы вторая революция не пролила ни капли крови. Прекрасные, но трудноосуществимые надежды.
Завтра на съезде Советов будет изложена программа большевистского правительства, которое будет немедленно сформировано.
Вот основные положения ближайшей программы.
Предложить воюющим народам перемирие, позволяющее открыть переговоры с целью заключения демократического и справедливого мира.
Отмена крупной земельной собственности и передача земли крестьянам в соответствии с процедурой, установленной местными земельными комитетами и Учредительным собранием, которое соберется 12 ноября (?)[5].
Рабочий контроль над производством и распределением продуктов.
Банковская монополия.
Отмена смертной казни на фронте.
Что будет представлять собой новое министерство? Несомненно, оно будет целиком большевистским. Кадеты, меньшевики обанкротились. Теперь трудящиеся сами обеспечат полную победу демократии.
Я иду доложить в миссию, затем возвращаюсь в Смольный. 22 часа. На площади Зимнего дворца сильная перестрелка. Значит ли это, что комитет уже примирился с необходимостью борьбы?
Энтузиазм большевиков растет с каждым часом. Меньшевики, по меньшей мере некоторые, охвачены унынием, они утратили уверенность и не знают, на что решиться. Действительно, среди всего этого революционного персонала только большевики кажутся людьми дела, инициативными и смелыми.
Я присутствую на части ночного заседания Исполнительного комитета Советов рабочих и солдат. Страшный шум. Подавляющее большинство - большевики. К себе вернулся в 4 часа утра и сейчас пишу Вам эти строки. Я буду вести этот небольшой дневник ежедневно. Не известно, что может произойти... [73]
Петроград, 26 октября (8 ноября) 1917 г.
Второй день восстания...
Хорошие вести для большевиков...
...Большинство членов В[ременного] П[равительства] арестовано. Керенский бежал. Армия в руках революционеров. Полки, призванные Временным правительством, один за другим переходят на сторону большевиков.
Но в Петрограде уже начинает возникать антибольшевистское движение... Образуется «Комитет общественного спасения для защиты родины и революции»[6].
Но на какие народные силы будет опираться этот комитет, почти все члены которого ранее проявили свое безволие, чтобы победить очень сильную организацию восставших, ненавидимых буржуазией, но горячо поддерживаемых рабочим населением? Сегодня утром я видел Нуланса и Пати[7]. Наши официальные круги решительно не понимают всей силы мощного и организованного выступления большевиков. Особенно же, как мне кажется, не понимают, в какой степени это выступление отвечает общей инертности. Из 100 русских 80 - открытые большевики, остальные 20 - «стыдливые» большевики. Сильно рассчитывают на казачьи войска. Но достаточно ли их и не перейдут ли они на сторону восстания? Имеется договоренность с посольством и миссией, что я буду внимательно следить за событиями в Смольном, потому что я имею исключительную возможность (я еще не осмеливаюсь писать «честь») быть принятым большевиками как товарищ. Как и вчера, я не видел в Смольном ни одного француза, даже представителя печати, в зале съезда я заметил десяток английских и американских журналистов. Торжествующие гимны продолжаются...
...Заседание съезда, которое должно было открыться в 2 часа, началось только в 9 вечера. До этого различные фракции, которые не отказались участвовать в работе съезда в знак протеста против государственного переворота, обсуждали вопрос о вхождении в новое правительство. Мне говорят, что большевики не согласились на уступки, которых требуют меньшевики, и будут вынуждены образовать министерство самостоятельно...
...Этот новый раскол революционных сил несомненно смутит уже встревоженное общественное мнение и усилит движение протеста, энергично поддерживаемое такими газетами, как «Дело народа» и «Новая жизнь»[8]. [74] Последняя, однако, продолжает призывать к соглашению, чтобы избежать краха революции.
В переполненном зале Ленин, встреченный бурными овациями, сначала зачитывает, потом комментирует воззвание к народам и правительствам всех воюющих государств и проект закона об аграрной реформе. Его слова прерываются громовыми аплодисментами. Возможно ли, чтобы людей, способных на такой энтузиазм, считали окончательно выведенными из борьбы? После призыва к миру все собрание исполняет «Интернационал» и затем похоронный марш в честь павших революционеров...
Петроград, 27 октября (9 ноября) 1917 г.
Утверждают, что Керенский во главе значительных сил идет на Петроград. Посланные ему навстречу повстанцы рассеяны и обращены в бегство. Премьер-министр будет здесь нынче вечером. Большевики трепещут...
...Я обещал Вам делиться своими личными впечатлениями без прикрас, и я тем охотнее сообщаю Вам свое мнение, что не являюсь Вашим официальным корреспондентом, а простым зрителем... Впрочем, мое мнение является «настолько подрывным и ребяческим, что оно возмущает или заставляет улыбаться всех французов, немного знающих Россию».
Что до меня, то мне не до улыбок, когда я вижу, как союзники нелепо поставили всё на битые карты: Керенского, Савинкова, Каледина[9] и т. п., не обладающих ни популярностью, ни реальной силой. Мне кажется, что нужно не иметь никакого политического чутья или просто здравого смысла, чтобы компрометировать себя, поддерживая этих людей и не замечая, что они больше никого не представляют и что за ними идут лишь буржуа и чиновники. Лучшая часть интеллигенции, рабочие, солдаты повернулись к ним спиной. Чтобы убедиться в этом, достаточно понаблюдать за стремительным полевением различных социалистических фракций, которое приводит их к непосредственным контактам с большевиками. [75]
Сколько французов скомпрометировали себя здесь своим благожелательным отношением к Корнилову![10] Урок не пошел им на пользу...
...Я не большевик.
...Сегодня большевизм стал фактом. Я это констатирую. Это сила, которую, по-моему, не в состоянии сломить никакая другая русская сила...
...Я уже писал Вам и повторяю, что рассчитывать на возобновление войны на этом фронте - значило бы питать слишком большие иллюзии. Но в той мере, в какой эту разложившуюся армию можно заставить воевать, большевистская партия скорее, чем любая другая, могла бы побудить солдат приложить максимум усилий, который может оказаться очень небольшим.
Мне показали в Смольном (не бойтесь, что меня там распропагандировали) депеши с фронта, в которых военные комитеты утверждают, что если предложенный большевиками мир будет отвергнут Германией, войну придется продолжать до победы.
Красивые слова, скажете Вы мне. Однако же это единственная партия, которая в настоящее время может собрать столь энергичные высказывания в этом смысле.
В заключение этой длинной, бессвязной речи скажу, что с военной точки зрения - единственной, какую я могу здесь излагать, - большевизм не исчез бы с уничтожением большевистских вождей и что сильная власть (состоящая из нескольких слабых личностей) не могла бы, по логике вещей, улучшить моральное состояние армии, погасив ее последний светоч.
Россия переживает этап революционной демократии. Огромное, большинство армии и, возможно, рабочие и крестьянские массы идут за большевиками. Это большинство, - естественно, должно пытаться осуществлять свои чаяния. Большевистского опыта нельзя избежать; было бы опасно слишком оттягивать его, и западные демократии покрыли бы себя позором, пытаясь раздавить это великое идеалистическое движение... [76]
[1] Альбер Тома - французский политический деятель, социалист-шовинист. До поездки Ж. Садуля в Россию А. Тома имел на него большое влияние. Во время первой мировой войны (с 1915 г.) - министр по делам вооружения Франции. В 1917 г. был направлен в Россию в качестве чрезвычайного уполномоченного с целью переговоров с правительством Керенского о продолжении войны.
[2] Н. Д. Авксентьев (1878-1943) - один из лидеров партии эсеров (член ЦК), представлял ее правое крыло. После Февральской революции 1917 г. член Исполкома Петросовета и председатель Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов; в июле - сентябре - министр внутренних дел Временного правительства, в октябре - председатель Предпарламента. В 1918 г. - один из организаторов контрреволюции в Поволжье и Сибири, с конца 1918 г. в эмиграции.
[3] Ю. М. Стеклов (Нахамкис) (1873-1941) - профессиональный революционер, публицист. В социал-демократическом движении с 1893 г. После Февральской революции занял позицию «революционного оборончества», был членом Исполкома Петросовета. На II Всероссийском съезде Советов избран членом ВЦИК, Президиума ВЦИК. С октября 1917 г. - редактор газеты «Известия», с 1925 г. - на журналистской и научной работе.
[4] Имеется в виду женский батальон. См. подробнее примеч. 7 к воспоминаниям И. X. Бодякшина.
[5] На 12(25) ноября 1917 г. Временным правительством был назначен новый срок выборов в Учредительное собрание, а его созыв - на 28 ноября (11 декабря) 1917 г.
[6] Полное название - «Комитет спасения родины и революции». Координационный центр контрреволюционных сил, объединивший правых эсеров, меньшевиков и энесов, представителей Петроградской думы и Предпарламента, свергнутого Временного правительства, утратившего свои полномочия ЦИК Советов первого созыва. Комитет был создан в ночь на 26 октября (8 ноября) 1917 г. на заседании Петроградской центральной городской думы. Его возглавил лидер правых эсеров А. Р. Гоц. Под руководством комитета был подготовлен юнкерский мятеж, в прессе развернута кампания клеветы против партии большевиков, ВРК и Совета Народных Комиссаров. После подавления юнкерского мятежа комитет распался.
[7] Жозеф Нуланс - в 1917-1918 гг. посол Франции в России, активно содействовал организации контрреволюционных антисоветских заговоров; Пати - французский дипломат.
[8] «Дело народа» - ежедневная газета ЦК партии эсеров. За контрреволюционную пропаганду закрыта Советской властью в январе 1918 г.; «Новая жизнь» - ежедневная газета, в редакцию которой входили М. Горький, Н. Н. Суханов, В. А. Строев и др., выражала интересы интеллигенции, стоявшей на платформе меньшевиков-интернационалистов. Неоднократно в тот период выступала против политики большевиков. Закрыта в июле 1918 г.
[9] А. М. Каледин (1861-1918) - руководитель казачьей контрреволюции на Дону в 1917-1918 гг., генерал от кавалерии. Во время первой мировой войны командовал корпусом, армией. 17(30) июня 1917 г. был избран атаманом Донского казачества. Активный участник корниловщины. 25 октября (7 ноября) 1917 г. возглавил контрреволюционный мятеж. После краха мятежа 29 января (11 февраля) 1918 г. сложил с себя полномочия и застрелился. О Б. В. Савинкове см. примеч. 10 к воспоминаниям П. Е. Дыбенко.
[10] Л. Г. Корнилов (1870-1918) - один из руководителей российской контрреволюции, генерал от инфантерии. Во время первой мировой войны командовал дивизией, корпусом. После Февральской революции - главнокомандующий войсками Петроградского военного округа. С 19 июля (1 августа) 1917 г. - главковерх. В конце августа 1917 г. поднял мятеж, после разгрома которого был арестован. При содействии генерала Н. Н. Духонина бежал в Новочеркасск, где вместе с генералом М. В. Алексеевым возглавил белогвардейскую Добровольческую армию. 13 апреля убит при штурме Екатеринодара.