О доме, от выражения Цицерона «Pro domo sua» (лат.) - букв. «для собственного дома», по смыслу - в защиту себя.
Памфлет этот направлен против эпигонов народничества. Плеханов высмеивает их за презрение к философии и за непомерное возвеличивание интеллигенции. Возможно, что этим памфлетом Плеханов хотел ответить на «Открытое письмо» старого народовольца, автор которого утверждал: «У нас нет ни одного политически развитого класса: партия будет рекрутироваться во всех классах общества (первое время - преимущественно среди интеллигентной молодежи)» («Материалы для истории социально-революционного движения», сб. X. Женева, октябрь 1896 г., стр. 488). Поэтому приблизительная датировка данной статьи - конец 1896 г. - 1897 г. Плеханов не окончил эту работу, в архиве сохранилось только ее начало с двумя вариантами, которые мы и публикуем.
Печаталось впервые с автографа.
(Письмо к «интеллигентному» читателю философа Амоса Курносова)
Глубокоуважаемый и высокоинтеллигентный читатель!
Пожалуйста, извините, что я в своем обращении к Вам не называю Вашего титула. Я помню хорошо правило: ему же честь-честь, и знаю, что Вы, уже просто потому, что и Вы принадлежите к интеллигенции, заслуживаете всякого величания и сугубого славословия. Но я не знаю, как именно следует величать Вас. Хотел было назвать Вас Вашим Преподобием, да и усумнился: а что как Вы обидитесь? Ведь вы, наверное, - афей (или, как теперь говорят, атеист, но я предпочитаю старое название как более правильное этимологически), и в качестве афея Вы не признаете никаких преподобий. Думал я, думал и решил, что лучше и приличнее всего будет просто величать Вас Высокоинтеллигентным читателем, или, чтобы сделать уступку обычаю, - Вашей Интеллигенцией, подобно тому, как гг. субалтерн-офицеры величаются Вашим Благородием. Итак, не сердитесь, ваша Интеллигенция, если я ошибся в выборе приличествующего Вам титула: лучшего придумать не мог. Не пугайтесь также и моего титула - философ. Ваша Интеллигенция, конечно, глубоко презирает философию. И Она поступает совершено правильно: философия есть метафизика, а метафизика не заслуживает внимания серьезного человека. Но я называю себя философом вовсе не потому, чтобы прилежал к изучению философских систем. Боже сохрани меня и избави от подобного умопомрачения! - Философом сделали меня не книги, а обстоятельства моей жизни. Я учился в семинарии и дошел в этом, во всяком случае почтенном, учебном заведении до риторики[1]. Дойдя до этой отрасли знания и изучив ее довольно обстоятельно, я решил не добиваться священнического сана и отчислиться в интеллигенцию. По окончании риторики мне предстояло погрузиться в недра семинарской философии, но я рассчитывал так: к чему послужит мне философский вздор? Будучи, если можно так выразиться, ритором от теологии, я легко могу сделаться ритором от революции, ритором от социализма, ритором от либерализма, ритором от всех возможных измов и наконец даже, если судьба поможет, ритором от передовой «литературы». [40] Значит, образование мое в главных чертах и в теоретической части своей уже закончено: мне остается лишь заняться практической риторикой в беседах с «интеллигентами». Но для этого мне вовсе не нужна философия. Рассудив таким образом, я, как говорилось когда-то, обратился вспять, хотя, как видите, и не потому, что убоялся бездны премудрости. Напротив, я жаждал премудрости, но искал ее бездны не в философии, а в назидательных разговорах с интеллигентными людьми. Удалившись поэтому из семинарии, я сказал себе, что если армейский поручик при выходе в отставку получит чин штабс-капитана, то семинарский ритор, при своем обращении вспять, необходимо должен получить звание философа. Это звание принадлежит мне по праву, и я ношу его нимало сумняхуся. Но так как я не хотел, чтобы у Вашей Интеллигенции явились какие-нибудь сомнения на этот счет, то и предпочел оговориться. Теперь перехожу к делу... впрочем, предварительно позволю себе сказать еще несколько слов, во избежание недоразумений.
Вы спросите, может быть, удалось ли мне примкнуть к интеллигенции? Скромность не позволяет мне отвечать на это утвердительно. Хотелось бы сказать - да, а впрочем не знаю, - решайте сами: я отдаю на Ваш суд первое произведение моего пера. Если оно достойно «интеллигента», значит я - интеллигент, если не достойно, то я найду себя вынужденным остаться при моем звании философа. Вы поймете, Ваша Интеллигенция, с каким нетерпением жду я Вашего отзыва.
И еще, может быть, спросите Вы: почему я, кандидат в интеллигенты, так забочусь о приличествующем интеллигенту титуле? На сие отвечу кратко: именно потому, что сам хочу быть интеллигентом. Посмотрите, как ревниво относятся к своему гг. генералы и действительные статские советники. А разве интеллигент хуже их? И если, очутившись даже на необитаемом острове, действительный статский советник, обращаясь к другому действительному статскому советнику, говорит: «хорошо бы, Ваше Превосходительство, съесть теперь быка» (или чего-то в этом роде, см. Щедрина[2]), то по какой причине интеллигент, обращаясь к другому интеллигенту, должен умалять его титул, а не выражаться приблизительно так: хорошо бы теперь, Ваша Интеллигенция, сделать революцию и притом по возможности без рабочих, а только силами одних Наших Интеллигенций. - Совершенно согласен с Вашей Интеллигенцией, - сочувственно отвечал бы интеллигентный собеседник и принялся бы агитировать Его Интеллигенцию. Самоуважение необходимо. Без самоуважения нельзя сделать ничего прочного. А если мы не станем уважать себя в малом, то не уважим и в великом. Истина сия известна есть.
Теперь мои объяснения конечны. Перехожу к делу.
Я терпеть не могу социал-демократов. Мне всегда казалось, что они не питают к интеллигенции достаточного уважения, [41] От них только и слышишь: пролетариат да пролетариат, рабочий класс, - только им в ум не приходит похвалить интеллигента. А ведь в нем все дело. Положим, рабочий класс заслуживает всякого уважения. Положим также, что именно о нем должны заботиться хорошие люди. Но ведь кто же эти хорошие люди? Никто [...][3]
«Интеллигенция» - конечно, русская, потому что нерусской интеллигенции нет: на Западе есть образованные и ученые люди, принадлежащие к различным общественными классам, но об «интеллигенции» у них совсем не слышно; очевидно, что она представляет собою такой же национальный русский продукт, как, например, лапоть представляет собою нашу национальную крестьянскую обувь. Итак, «интеллигенция» недовольна мною. По мнению многих интеллигентных людей я совершил большое литературное преступление, иные говорят даже, что я сделал донос. Подумайте только, читатель, - донос!!![4] Быть преступником в глазах русского правительства, подвергаться его преследованиям даже за границей, мнить себя революционером и социалистом, и в то же время заниматься доносами![5]
[...] Если бы вы спросили, кто же устранит вредные для общинной солидарности влияния, то получили бы категорический ответ: интеллигенция. Отличие русского социалиста-народника лот западноевропейского социалиста в том и заключается, что между тем как этот последний рассчитывает на политическую самодеятельность известного класса общества, и именно пролетариата, русский социалист-народник рассчитывает только на себя.[1] Риторика - наука об ораторском искусстве. В России, начиная с XVII в., преподавалась в духовных семинариях на первых курсах, для того чтобы научить будущих священников произносить проповеди.
[2] Неточная цитата из сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил».
[3] Рукопись обрывается. Далее мы печатаем варианты.
[4] Резкая полемика Плеханова с народниками в его книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», которая вышла в Петербурге легально в 1895 г., вызвала негодование в лагере противников марксизма. Некоторые из них даже высказывали мысль, что автор книги, скрытый под псевдонимом Н. Бельтов, является ставленником самодержавия для борьбы с революционной идеологией.
[5] Далее идет второй вариант, который Плеханов озаглавил: «Римские гуси и русская интеллигенция (Политические афоризмы и размышления)».
Текст воспроизведен по изданию: Философско-литературное наследие Г.В. Плеханова. М., 1973. Т. I. С. 40 - 42.