Пока тираны нас гнели,
Чтоб песни лестью им цвели,
Певцам была забота.
В дни братства, вольности и прав
Едва ли будет кто неправ,
Запев про санкюлота.

Ведь если в бездну унеслись
Надменный герцог и маркиз,
И патеры без счета,
И, распростившийся с ярмом,
Сравнялся бедный с богачом, -
То дело санкюлота.

Пред деспотом склоняя лбы,
Они лежали, как рабы,
Давимые заботой;
Однажды поднялись они:
Для знатных потемнели дни
При песне санкюлота.

Четырнадцатого числа
Взята Бастилия была
На радость патриота,
Но лишь тогда, как Сен-Лоран[1]
Пришел, низвергнут был тиран
Усильем санкюлота.

Тогда отброшен был Брунсвик[2],
И стыд изведал Фредерик[3],
Терзаемой заботой;
Победной грезы нет как нет;
Им надо бы спросить совет
Сперва у санкюлота.

Капет[4] простился с головой
Склоня покорно скипетр свой
Под ноги патриота;
Когда был опрокинут трон,
Стал нами царствовать закон
По воле санкюлота.

Надменный Дюмурье[5] хотел,
Чтобы отряд его поспел
Напасть на патриота;
Но Дюмурье совсем забыл,
Что каждый из солдатов был
Подобьем санкюлота.

Изменническим был Сенат[6],
Где зажигался каждый взгляд
О деспоте заботой.
Париж восставший, наконец,
Низбросил золотой венец
По воле санкюлота.

Не монтаньярами[7] ль дана
Нам драгоценная казна,
Надежда патриота?
Кому обязаны теперь,
Мы конституцией? Поверь:
Уму лишь санкюлота.

Та, первая, что для господ
Была надежнейший оплот,
Жила о них заботой;
Но эта, равенство нам дав
И нашу вольность поддержав,
Сполна для санкюлота.