Гаспар Мельчор де Ховельянос-и-Рамирес родился 5 января 1744 г. в Хихоне (Астурия). Его родители - дон Франсиско Гре­гори де Ховельянос (или Хове де Льянос, - другое написание фа­милии) и донья Франсиска Аполлинария Хове Рамирес - выход­цы из обедневших к XVIII в., но родовитых дворянских семейств, представители которых были вхожи ко двору. «Уже с конца XV в. мои предки выделялись своей знатностью в хихонской округе»[1], «они рассматривались там как защитники ее и населявших ее людей»[2], - писал просветитель. Поэтому чувство причастно­сти к аристократическим кругам испанского и прежде всего астурийского общества не покидало Ховельяноса никогда, отмеча­ли многие лично знавшие его современники[3], как не покидало его никогда также осознание неразделенности со своим народом.

В 1744 г. правление Фелипе V (1700-1746) подходило к кон­цу. Эта первая половина XVIII столетия, исключая небольшие перерывы, ознаменовалась изменениями позитивного харак­тера, в особенности в сравнении с предшествовавшим периодом застоя хозяйственной и социально-политической жизни [64] королевства. Это было время начинавшихся реформ и культур­ной активности. Фелипе V, первый король династии Бурбонов, занявший испанский трон, усилил роль светских властей в политической и культурной жизни страны, следуя в этом отношении примеру своего деда, короля Франции Людовика XIV. По инициативе или при поддержке его в Мадриде была открыта Королев­ская (позже - Национальная) библиотека (1712 г.), основаны Испанская королевская академия, первое собрание которой состоя­лось в 1713 г, Академия истории (1745 г.), другие академии (по различным отраслям знания). Были созданы большие и лучшие, чем прежде, возможности для деятельности писателей и ученых.

Фернандо VI, находившийся во главе королевства в 1746- 1759 гг., руководствуясь политической максимой «Мир со всеми, война ни с кем», закрепил и отчасти обогатил результаты госу­дарственной деятельности своего отца Фелипе V.

Поколение, к которому принадлежал Ховельянос, форми­ровалось в условиях обновлявшейся, поворачивавшейся в сторону либерализации общественной и духовной жизни.

Воспитание будущего просветителя выдерживалось, одна­ко, по-прежнему в согласии с установившимися в стране традициями, в строго католическом духе. Полностью подчиненное целям получения теолого-правового образования и соответст­вующей должности, оно в наибольшей степени отвечало поло­жению ребенка, не являвшегося в семье первенцем и лишавше­гося в силу феодального права майората.

Подготовительная коллегия в университете Овьедо, где Хо­вельянос изучал теологию и философию, а затем учеба в коллегии университета Авила (1757-1765) - образчики средне­векового обскурантизма и схоластики - начало приобщения Гаспара к избранной для него деятельности. С этой точки зре­ния «нет какого-либо знаменательного интереса в его юности»[4], она ничем не отличалась от таковой многих сверстников обще­го с ним круга, кроме, несомненно, одного: старательного изу­чения преподававшихся дисциплин, что не осталось незамечен­ным со стороны проницательных маэстро-духовников. Успешность 13-летнего школяра Гаспара де Ховельяноса в аудиторной [65] догматике была отмечена высокой религиозной честью - права иметь тонзуру, то есть быть официально причисленным к лону Католической церкви и ее учению.

Обратившись в дальнейшем к изучению канонического и гражданского права - путь, который до него прошли знамени­тые соотечественники Л. де Гонгора (1561-1627), П. Кальдерон де ла Барка (1600--1680) и др., - он продолжил учебу в 1764 г. в Алькала де Энарес, помнившем великого Лопе де Бегу (1562-1635) старом прославленном университете королевства, средо­точии кастильской образованности.

Духовное созревание Ховельяноса и его обращение к твор­честву совпали с развернувшимся в период долгого и незаурядно­го правления Карлоса III высвобождением Испании от мрачного и громоздкого наследия Средневековья. Именно на годы учебы в Алькала (1764-1767) приходится обращение его к книгам не­знакомого испанскому обществу просветительского содержания, и прежде всего - к имевшим оживленный резонанс в то время у части университетского студенчества «Ученым и любознатель­ным письмам» Б. X. Фейхоо-и-Монтенегро, а также принадле­жавшей перу И. де Лусана (1702-1754) «Поэтике» неоклассициз­ма. Здесь, в университете, Ховельянос знакомится с X. Кадальсо (1741-1782) - начинающим поэтом, блестящим впоследствии сатириком, который, заметив литературные дарования и увлече­ния друга, одобрил первые его стихотворные опыты.

В 1767 г. Ховельянос завершает университетское образова­ние. Либерализовавшаяся благодаря антиклерикальным и прочим мероприятиям Карлоса III и его «просвещенного» окруже­ния духовно-политическая атмосфера не могла не подействовать на выбор им служебного поприща. Окончив университет со сте­пенью бакалавра по обеим изучавшимся им дисциплинам - каноническому и гражданскому праву, - он отказывается от свое­го былого намерения занять вакансию каноника в крупнейшем соборе в Туе (Галисия), отдав предпочтение несению светской службы.

Большую роль сыграло в данном случае не только личное желание Ховельяноса. Как бы то ни было[5], но 21 октября 1767 г. [66] бакалавр права дон Гаспар Мельчор де Ховельянос назначается алькальдом (судейским чиновником то есть) Севильской королевской аудиенции, в которой и будет продолжать службу до 1778 г. Начинает же ее с того, что, действительно вопреки «протоколу», но зато в соответствии с пожеланием президента Кастильского совета П. де Аранды, является на первое свое заседание без парика - этого, наряду с мантией, «традиционного символа законников». Воспоследовала соответствующая реакция [67] официальных лиц: они усмотрели в этом предерзостном, с точки зрения закоренелых бюрократов, поступке, незамедлительно восстановившем их против молодого алькальда, отнюдь не юношескую заносчивость и самомнение, в чем они не ошиблись, но гораздо большее - «тревожный знак пагубных новшеств и попытку их утверждения»[6].

Сам же Ховельянос проявлял в начале своей служебной ка­рьеры пока иные, важные, однако, более скромные намерения. Его беспокоило больше грамотное отправление своих обязан­ностей. «Я, - самокритично писал он о том времени, - молодой, неопытный и плохо подготовленный, едва мог представ­лять масштабы принятых на себя обязанностей. Я не видел перед собой ничего, кроме законов, с которыми должен был ра­ботать, громадную боязнь плохо ими оперировать и абсолют­ную необходимость проникнуть в их дух, чтобы оперировать хорошо. Это было время, когда правда начала одерживать верх над предубеждением. Я тогда понял, что своды законов были написаны на загадочном языке, тайны которого не могли быть разгаданы без знания науки истории...»[7]

Десятилетие, проведенное в Севилье, стало для Ховельяно­са чрезвычайно важным периодом жизни с точки зрения накопления и совершенствования им знаний, развития многосто­ронних интересов и формирования его как просветителя.

В Севилье он «пополняет свое формальное университет­ское образование неформальным путем интенсивных контак­тов с идеями Просвещения, широко обсуждавшимися на тертульях, то есть салонах П. де Олавиде»[8], одного из наиболее [68] образованных людей Испании того времени.

На тертульях Ховельянос нашел заинтересованные и заин­тересовавшие его рассуждения о новейших, в первую очередь французских и английских, общественных идеях, изучение ко­торых способствовало раскрытию его творческих наклонностей вообще.

Их развитие в «севильский» период жизни Ховельяноса пош­ло по трем направлениям: политико-правовому, социально-экономическому и литературно-театральному. Занятия ими, в соот­ветствии с запросами и нуждами европейской общественно-политической и научной жизни XVIII в., отличались широким диапазоном рассматриваемых проблем. Поскольку, например, в Испании мораль, право не считались объектами антиэстетиче­ского свойства, то есть противопоказанными литературе - следствие характерного для просветительской идеологии в целом ин­тереса к этике, - они поэтому нашли отражение в драматургии и поэзии Ховельяноса. По этой же причине в сочинениях Хове­льяноса, как и многочисленных его современников-просветите­лей в различных странах Европы, невозможно подчас провести черту между этими творческими устремлениями - обществен­но-политическими и художественно-эстетическими, - одновременно взаимодействовавшими и обогащавшими друг друга.

Категории истины, добра, справедливости, долга, чести, полезности, нравственности, разума - высшие ценности философской и общественно-политической мысли XVIII в. - в равной мере определяли дух и деятельность просветителя, числился ли он по ведомству административному, был ли ученым, литератором или же соединял в себе одном все эти и ряд других профессиональных и интеллектуальных достоинств.

В сфере служебной прежде всего проявились проникну­тые просветительскими тенденциями правовые познания но­вого алькальда. Критическое восприятие им под влиянием ме­нявшихся общественных потребностей и идейных установок [69] практиковавшегося судопроизводства обусловило стремление его обратиться с предложениями о реформе последнего. Рассматривая в качестве идеала правосудия не столько неукоснительное следование букве и форме закона, несмотря на свое искреннее к ним почтение, сколько его смыслу, приведенному в соответст­вие с требованиями времени, Ховельянос пишет ряд работ, на­звания которых говорят сами за себя: «О реформе судопроиз­водства», «Об улучшении содержания заключенных в тюрьмах», «О методах ведения дознания» и др. В них, исполненных нова­торскими, антифеодальными и антиинквизиторскими тенден­циями, он призывал обвинение иметь предпочтительной целью не безусловное наказание преступившего закон, но его исправ­ление; ставил проблему гуманных методов ведения следствия, допроса и т.д., придя в итоге «к смелым выводам... совпадавшим в своем существе с теми, которые выдвигались в то время Беккариа, основателем... права Нового времени»[9].

В Севилье Ховельянос открыл новые, интересные для себя области знания, обратив особое внимание на политико-экономическую науку, прежде всего труды испанских меркантилис­тов. Он стал одним из первых членов Севильского экономического общества друзей Отечества. Для работы с английской по­литико-экономической литературой начинает изучать язык и становится одним из сравнительно небольшого числа испанцев, владевших английским в то время. Знание английского добавилось к превосходному знанию латыни, вынесенному Ховельяносом из занятий в университетах, а также французского, самостоятельно изученного им с целью чтения на этом языке со­временной литературы.

Выраженные просветителем нетрадиционные, проник­нутые духом новизны взгляды, честное служение Отечеству, имевшее нравственной своей основой стремление приносить ему пользу, привлекли к Г. М. де Ховельяносу заинтересован­ное внимание одного из главных советников Карлоса III, П. де Кампоманеса. [70]

Схожесть общественных и идейных интересов обусловила духовную близость этих испанских просветителей, дополнявшуюся многие годы постоянным сотрудничеством и поддерж­кой в делах службы.

В 1778 г. при благосклонном участии Кампоманеса Ховель­янос был переведен в Мадрид, где, получив «почетную должность алькальда королевского двора и столицы его»[10] и выпол­няя в этом качестве ряд ответственных обязанностей административно-правового свойства, становится одновременно инициатором и непосредственным проводником реформатор­ской политики «просвещенного абсолютизма» на протяжении целого десятилетия.

[1] Цит. по: Trelles A. El pensamiento vivo de Jovellanos. Op. cit. P. 17.

[2] Jovellanos. Representacion al ministro de Marina sobre las nuevas obras del puerto de Gijon; Carta al ministro de Marina. Op. cit. // Jovellanos. Obras. T. II (50). P. 519, 522.

[3] Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. Esc. C. c. T. I (110). P. XI, XII.

[4] Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. Esc. C. c. T. I (110). P. XII.

[5] В описании и трактовке начального жизненного пути Ховельяноса до сих пор есть ряд досадных расхождений во мнениях; не поддаю­ щихся изучению и не вполне ясных мест, за точность которых мож­но поручиться лишь с известной долей вероятности.

Некоторые из биографов просветителя передают, в частности, что к такому решению склонил молодого бакалавра его дядя граф Лосада, достаточно близкий к королевскому двору человек, знавший о новых в нем просветительских веяниях и разделявший их; другие отмечали, что, прежде чем отправиться к месту будущей службы, Ховельянос задерживается в Мадриде, где Лосада, повлияв на мнение родственников о желательности в условиях складывавшейся при дворе конъюнктуры изменения Гаспаром направленности жизненной карьеры, представил его графу П. де Аранде, президенту высшего правительственного учреждения - Кастильского совета.

П. де Аранда, прекрасно представлявший состояние дел в уни­верситетах страны, выделял тех студентов из состоятельных или ро­довитых семейств, которые обнаруживали интерес к новым идеям и проводимой в русле таковых политике, привлекая их, как буду­щую интеллектуальную опору «просвещенного абсолютизма», к ра­боте над осуществлением задуманных им и другими администра­торами-просветителями преобразований. Ховельянос был, по его мнению, из числа именно таких молодых людей.

На аудиенции президент якобы убедил его оставить духовную ка­рьеру и посвятить полученные им в области права знания службе об­ществу и государству, обещав при этом ему свое высокое покровительство. Во всяком случае, в беседе шел совершенно определенно разговор, и на этом факте останавливаются все без исключения био­графы Ховельяноса, «о белых париках как знаке принадлежности к голильясам» и необходимости «начинать сбрасывать с головы эти овчины». См., напр.: Bauer J. Prologo // Jovellanos. Obras selectas. Madrid. s.a. P. V; Gomez de la Serna G. Jovellanos, el espanol perdido. Op. cit. T. I. P. 48; Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. esc. C. c. T. I (110). P. XIV. Голилья (исп. golilla) - гофрированный воротник, де­таль официального платья юристов в Испании, по названию которой их стали в Средние века именовать «голильясы». См. также: Nocedal C. Discurso preliminary. Op. cit. // Jovellanos. Obras. T. I (46). P. VIII.

[6] Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. Esc. C. c. T. I (110). P. XIV.

[7] Jovellanos. Discurso... sobre la necesidad de unir al estudio de la legislacion el de nuestra historia y antiguedades. Op. cit. // Jovellanos. Obras. T. I (46). P. 289, 290.

[8] Здесь тоже вызы­вающая разные мнения неясность в биографии Ховельяноса. По­буждаемый творческой атмосферой салонов, он нашел возможность в обстановке многочисленных и не способствовавших проявлению эмоций служебных обязанностей написать цикл лирических стихов. Предполагается, что они посвящались сестре или одной из дочерей П. де Олавиде, к которой молодой алькальд не остался равнодуш­ным. «Неразделенность любви» стала причиной личной неустроен­ности просветителя: он никогда не сделал попытки вступить в брак. См.: Jovellanos. Carta... // Jovellanos. Obras. T. I (46); P. 2; Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. esc. C. c. T. I (110). P. XVI; Jovellanos. Al cumpleanos de Galatea // Jovellanos. Obras. T. I (46). P. 11.

[9] Rio A. del. Introduccion. Op. cit. // Jovellanos. Ob. esc. C. c. T. I (110). P. XVII. В Испании перевод работы Ч. Беккариа (1738-1794) «О пре­ступлениях и наказаниях» (1764) вышел в 1774 г., в 1777 - запрещен инквизицией.

[10] Nocedal C. Discurso preliminary. Op. cit. // Jovellanos. Obras. T. I (46). P. XIII.