И. д. штаб-офицера для поручений при начальнике кабинета военного* министра. В. И. А., д. 222-092, л.л. 168-174.

- У аппарата Данилевич.

- Я слушаю, что скажешь, дорогой?

- Здравствуй, Владимир Львович. Я хотел ориентировать тебя в действительной обстановке всего происшедшего в Петрограде. Утром [157] 25-го и еще в тот момент, когда вопроса о свержении Временного Правительства как реальной угрозы не стояло и в Петрограде было совершенно спокойно, большевиками была выпущена газета «Рабочий Путь», в которой объявлялось о свержении правительства как о факте совершившемся. Около одиннадцати А. Ф.[1] уехал по направлению к Луге с целью повидаться с самокатчиками. В его отсутствие оставшиеся члены Временного Правительства, как и полагается ему, заседали и разговаривали. Петроградский штаб бездействовал. Было решено передать власть над Петроградом Кишкину и Пальчинскому и Рутенбергу как его помощникам. Последние делали, конечно, что могли, но как люди штатские не занялись организацией даже тех многочисленных[2] войск прапорщичьих школ, которые правительству были верны. В течение дня незначительные группы большевиков без всякого сопротивления заняли Мариинский дворец, телеграф и государственный банк, в семь часов вечера и Петроградский штаб. Захват последнего был произведен группой человек в тридцать. Можешь судить, как все это просто было проделано, как беспомощны оказались те, кто в этих зданиях находился. До 11 было совершенно спокойно, лишь изредка юнкера, по своей нервности, открывали стрельбу по пустой Дворцовой площади. Примерно в полночь несколько десятков большевиков забрались во дворец через открытые и никем не охранявшиеся входы и пробрались на третий этаж, в люки которого бросили, во второй этаж, примыкающий к бывшему твоему кабинету[3], где находилось Временное Правительство, несколько бомб. Это произвело необычайный эффект на юнкеров, и они рассыпались, как пыль. Когда стихло, они начали подбираться и арестовывать забравшихся. Таких набралось человек 50, которые сдали свое оружие и бомбы. Наступило успокоение. Примерно через час большинство юнкеров забрало оружие и ушло в школы, и у нас осталась одна прапорщичья инженерная школа, наряд от которой, человек 15, находился в приемной у твоего бывшего кабинета, в непосредственной близости от Временного Правительства. В два часа утра поступило сведение, что четыреста повстанцев уже находятся в нижнем коридоре и идут наверх. Временное Правительство решило оружие не применять , и повстанцы вошли в числе до 200 человек, объявили Временное Правительство арестованным и около половины третьего отправили в Петропавловскую крепость. Как видишь, все это вышло просто до изумительного и может быть объяснено лишь невероятной халатностью и полным отсутствием сопротивления. Ныне власть не сформирована, и еще неизвестно, во что это выльется.

[Б а р а н о в с к и й] - Если бы не отменена была бы посылка войск, я уверен, что сегодня могу тебе сообщить, если ты один... [158]

- Один ли?

- Нет около тебя никого?

[Д а н и л е в и ч] - Я один лишь с телеграфным чиновником.

[Б а р а н о в с к и й] - Могу тебе сообщить, что Керенский с конным корпусом следует в Петроград. Распоряжения о продолжении движения войск сделаны около 11 сегодня. А. Ф. провел ночь у меня, дожидаясь прибытия генерала Краснова, с которым уехал в Остров[4].

- Правильно. Это единственное государственное решение, А ставка мне наговорила массу небылиц. Теперь несколько подробностей, которые нелишне знать и Керенскому. Пусть он[5] открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен, она еще вчера домогалась иметь его во что бы то ни стало. Я лично провел все время, до последней минуты, с Временным Правительством и не арестован лишь потому, что с повстанцами держал себя совершенно просто и спокойно. Правда, мне помог Цыганков, который, сняв чиновничьи погоны, сошел за большевика. Даже черновский орган и тот против случившегося. У них абсолютно нет организации. У нас и того хуже, и лишь по этому последнему все это случилось; если бы правительство и лица, им назначенные, использовали и организовали хотя бы то маленькое, что у них было, хотя бы закрыли двери на ключи в Зимнем дворце, и мы не имели бы того, что имеем ныне. Не признаешь ли нужным ориентировать ставку в распоряжениях, так как Дитерихс[6], с которым я говорил, плетет, невероятное передает, и они не знают, какой позиции держаться. Быть может, уполномочишь меня. Ольга Львовна[7], судя по газетам, арестована и находится в комендатуре.

- Духонину все уже сообщено, и я думаю, что линия поведения для них теперь вполне ясна. Не понимаю, как можно было колебаться. Впрочем, конечно, они мало осведомлены, и к тому же, как всегда, в ставке настроение паническое. Многое сообщу когда-нибудь при свидании, так как сейчас нет времени. Думаю, что А. Ф. будет сегодня здесь. Сейчас отправил к нему на автомобиле несколько духонинских телеграмм и свою записку. Должен сказать, что меня не покидает уверенность, что вся большевистская затея рухнет в ближайшее время, и я лишь скорблю, что А. Ф. слишком добр и не сумеет надлежаще расправиться с этой преступной бандой шпионов и предателей, убийц и мошенников. Барановский.

- Большевики одиноки, и их никто, кроме единомышленников, не поддерживает, а сами по себе они на три четверти воры. Вчера Кишкин не успел оглянуться, как у него украли пальто и котелок, и он, бедняга, потащился в какой-то дырявой шинели и такой же [159] шапке. Ну, не задерживаю. Масса подробностей, которые сообщу при встрече. Там был и смех, и горе, и убожество, обидное до боли. Желаю всего хорошего, поддержи дух А. Ф., - этого требует и сложившаяся обстановка и даже интересы его личной безопасности. Данилевич.

- Значит, я могу с тобой всегда говорить. У вас агентов нет, у нас были, но их попросили удалиться, все же часов 5 просидели; все «товарищи» из Революционного Комитета. Не откажи позвонить по телефону 174-62 и 113-89 и выяснить судьбу сестры, а равно узнать, как мать и семья тещи и моя дочь. При случае сообщи запиской. Барановский.

- Не падайте духом, верю, что все повернется к лучшему. Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас. До свидания.

[Д а н и л е в и ч] - Мы-то не падаем духом, но беда, что власть имущие падают и более сильных духом не слушают и накликивают беды и на страну и на свои головы. Агентов у нас нет. Будем говорить, когда нужно, если революционная демократия не откроет мой стол в Зимнем дворце, который в их распоряжении, и не достанет оттуда, помимо невыданных мною револьверов, ряда меня компрометирующих документов и не присоединит меня к той компании, которая послушно, с печальным видом на челе, отправилась пешком в Петропавловку, в сопровождении пятидесяти бандитов в черных шляпах и рваных пальто. Вот и все. Сейчас иду звонить по телефону.

- Не считаешь ли ты лучшим приехать сюда навстречу А. Ф.?

- Я выехал бы с удовольствием. Разъясни, как сделать, а на словах я передал бы массу интересного материала.

- Сегодня в 11. 15 вечера из Петрограда должен выйти вагон штабной, в котором должна приехать семья Черемисова, и в нем же едет Карпов и мой денщик Чиж. Обратись к последнему, он на Бассейной, 60, укажет путь, как можно забраться в этот вагон, не подвергаясь досмотру «товарищей»; впрочем, обеспечь себя документом, каким можно.

- Наши, дорогой, документы не действуют. К революционной демократии обращаться не хочу. Постараюсь фуксом. В Пскове, надеюсь, встречу А. Ф. завтра утром. Больше ничего.

- Ну, попытайся, переговори с Чижом.

- Великолепно. Будь здоров.

[1] А. Ф. - Александр Федорович Керенский.

[2] Так в подлиннике.

[3] Ген. Барановский, ген.-квартирмейстер северного фронта, был ранее начальником кабинета военного министра.

[4] Уездный город Псковской губ.

[5] Видимо, пропущено: «идет на».

[6] Ген.-квартирмейстер штаба верховного главнокомандующего.

[7] Жена Керенского.

Текст воспроизведен по изданию: Октябрь на фронте  // Красный Архив. - М.-Л., 1927 № 04 (23). - C. 157-160.