- У аппарата ген. Рузский.

- Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. Чрезвычайно важно, чтобы манифест об отречении и передаче власти великому князю Михаилу Александровичу не был бы опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом. Дело в том, что с великим трудом удалось удержать в более или менее приличных рамках революционное движение, но положение еще не пришло в себя, и весьма возможна гражданская война. С регентством великого князя и воцарением наследника цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его [27] как императора абсолютно неприемлемо. Прошу вас принять все зависящие от вас меры, чтобы достигнуть отсрочки.

- Родзянко отошел. У аппарата стоит князь Львов.

- Р у з с к и й.  Хорошо, распоряжение будет сделано, но насколько удастся приостановить распространение, сказать не берусь в виду того, что прошло слишком много времени. Очень сожалею, что депутаты, присланные вчера, не были в достаточной степени освоены с той ролью и вообще с тем, для чего они приехали; во всяком случае, будет сделано все, что в человеческих силах. В данную минуту прошу вполне ясно осветить мне теперь же все дело, которое вчера произошло, и последствия, могущие от этого быть в Петрограде.

- У аппарата Родзянко. Опять дело в том, что депутатов винить нельзя. Вспыхнул неожиданно для всех нас такой солдатский бунт, которому еще подобных я не видел и которые[1], конечно, не солдаты, а просто взятые от сохи мужики, которые все свои мужицкие требования нашли полезным теперь же заявить. Только и слышно было в толпе: «Земли и воли», «Долой династию», «Долой Романовых» «Долой офицеров!» И началось во многих частях избиение офицеров; к этому присоединились рабочие, и анархия дошла до своего апогея. В результате долгих переговоров с депутатами от рабочих удалось притти только к ночи сегодня к некоторому соглашению, которое заключалось в том, чтобы было созвано через некоторое время Учредительное Собрание для того, чтобы народ мог высказать свой взгляд на форму правления, и только тогда Петроград вздохнул свободно, и ночь прошла сравнительно спокойно. Войска мало-по-малу в течение ночи приводятся в порядок, но провозглашение императором великого князя Михаила Александровича подольет масла в огонь, и начнется беспощадное истребление всего, что можно истребить. Мы потеряем и упустим из рук всякую власть, и усмирить народное волнение будет некому; при предложенной форме возвращение династии не исключено, и желательно, чтобы, примерно до окончания войны, продолжал действовать Верховный Совет и ныне действующее с нами Временное Правительство. Я вполне уверен, что при этих условиях возможно быстрое успокоение, и решительная победа будет обеспечена, так как, несомненно, произойдет подъем патриотического чувства, все заработает в усиленном темпе, и победа, повторяю, может быть обеспечена. Родзянко.

- Распоряжения все сделал, но крайне трудно ручаться, что удастся не допустить распространение, так как имелось в виду этой мерой поскорее дать возможность армии перейти к спокойному состоянию в отношении тыла. Вчера императорский поезд или, вернее, уже сегодня, так как события протекали ночью, ушел через Двинск в ставку, и, таким образом, центр дальнейших переговоров по этому важному делу должен быть перенесен туда, так как по закону начальник [28] штаба, в случае отсутствия верховного главнокомандующего, замещает его должность и действует его именем. Кроме того, необходимо установить аппараты Юза в том месте, где заседает новое правительство в Петрограде, дабы обеспечить вам удобство скорейших сношений со ставкой и мною. Прошу также два раза в день в определенное время сообщать мне о ходе дел лично или через доверенных лиц, имена которых желал бы знать. Рузский.

- Я в точности выполню ваше желание, и аппарат Юза будет поставлен, но прошу вас, в случае прорыва сведений о манифесте в публику и армию, по крайней мере, не торопиться с приведением войск к присяге. К вечеру сегодня дам вам и всем главнокомандующим дополнительные сведения и буду два раза давать сведения о ходе дела. Скажите мне, пожалуйста, когда выехал Гучков? Родзянко.

- Гучков выехал сегодня ночью из Пскова около трех часов. О воздержании от приведения к присяге в Пскове я сделал распоряжение еще вчера. Немедленно сообщу о том же в армии моего фронта и в ставку. У аппарата был, кажется, князь Львов? Желает ли он со мной говорить?

- Николай Владимирович, все сказано, князь Львов ничего добавить не может. Оба мы твердо надеемся на божью помощь, на величие и мощь России, на доблесть и стойкость армии и, не взирая ни на какие препятствия, на победоносный конец войны. До свидания.

- Михаил Владимирович. Скажите, для верности, так ли я вас понял? Значит, пока все остается по-старому, как бы манифеста не было, а равно и о поручении князю Львову сформировать министерство. Что касается назначения великого князя Николая Николаевича главнокомандующим повелением его величества, отданным вчера отдельными указами государем императором, то об этом желал бы знать также ваше мнение; об этих указах сообщено было вчера очень широко, по просьбе депутатов, даже в Москву, и, конечно, на Кавказ. Рузский.

- Сегодня нами сформировано правительство с князем. Львовым во главе, о чем всем командующим фронтами посланы телеграммы. Все остается в таком виде: Верховный Совет, ответственное министерство и действия законодательных палат до разрешения вопроса о конституции Учредительным Собранием. Против распространения указов о назначении великого князя Николая Николаевича верховным главнокомандующим ничего не возражаем. До свидания.

- Скажите, кто во главе Верховного Совета.

- Я ошибся: не Верховный Совет, а Временный Комитет Государственной Думы под моим председательством.

- Хорошо. До свидания. Не забудьте сообщить в ставку, ибо дальнейшие переговоры должны вестись в ставке, а мне надо сообщать только о ходе и положении дел. Рузский.

[1] Так в подлиннике.

Текст воспроизведен по изданию: Февральская революция 1917 года // Красный Архив. - М.-Л., 1927 № 03 (22). - C. 27-29.