- Доложите генералу Рузскому, что подходит к аппарату председатель Госуд. Думы Родзянко.

- У аппарата генерал-адъютант Рузский.

- Могу ли я начать разговор?

- Можно. Здравствуйте, Михаил Владимирович. Сегодня, около 7 часов вечера, прибыл в Псков государь император. Его величество при встрече мне высказал, что ожидает вашего приезда. К сожалению, затем выяснилось, что ваш приезд не состоится, чем я был глубоко опечален. Прошу разрешения говорить с вами с полною откровенностью этого требует серьезность переживаемого времени. Прежде всего я просил бы вас меня осведомить, для личного моего сведения, истинную причину отмены вашего прибытия в Псков. Знание этой причины необходимо для дальнейшей нашей беседы. Рузский.

- Здравствуйте, Николай Владимирович. Очень сожалею, что не могу приехать. С откровенностью скажу, причин моего неприезда две: во-первых, эшелоны, высланные вами в Петроград, взбунтовались, вылезли в Луге из вагонов, объявили себя присоединившимися к Государственной Думе и решили отнимать оружие и никого не пропускать, даже литерные поезда. Мною немедленно приняты были меры, чтобы путь для проезда его величества был свободен; не знаю, удастся ли это; [55] вторая причина - полученные мною сведения, что мой приезд может повлечь за собой нежелательные последствия, и невозможность остановить разбушевавшиеся народные страсти без личного присутствия, так как до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания. Родзянко.

- Из бесед, которые его величество вел со мной сегодня, выяснилось, что государь император предполагал предложить вам составить министерство, ответственное перед его величеством, но затем, идя навстречу общему желанию законодательных учреждений и народа, отпуская меня, его величество выразил окончательное решение и уполномочил меня довести до вашего сведения об этом - дать ответственное перед законодательными палатами министерство с поручением вам образовать кабинет. Если желание его величества найдет в вас отклик, то спроектирован манифест, который я мог бы сейчас же передать вам. Манифест этот мог бы быть объявлен сегодня, второго марта, с пометкой «Псков». Не откажите в ваших соображениях по всему вышеизложенному. Рузский.

- Я прошу вас проект манифеста, если возможно, передать теперь же. Очевидно, что его величество и вы не отдаете отчета в том, что здесь происходит. Настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так-то легко, - в течение двух с половиной лет я неуклонно при каждом моем всеподданнейшем докладе предупреждал государя императора о надвигающейся грозе, - если не будут немедленно сделаны уступки, которые могли бы удовлетворить страну. Я должен вам сообщить, что в самом начале движения власти в лице министров стушевались и не принимали решительно никаких мер предупредительного характера. Немедленно же началось братание войск с народными толпами, войска не стреляли, а ходили по улицам, и им толпа кричала «ура!» Перерыв занятий законодательных учреждений подлил масла в огонь, и мало-по-малу наступила такая анархия, что Госуд. Думе вообще, а мне в частности, оставалось только попытаться взять движение в свои руки и стать во главе для того, чтобы избежать такой анархии при таком расслоении, которое грозило гибелью государства. К сожалению, это мне далеко не удалось, народные страсти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возможно, войска окончательно деморализованы; не только не слушаются, но убивают своих офицеров; ненависть к государыне императрице дошла до крайних пределов; вынужден был, во избежание кровопролития, всех министров, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую крепость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и меня, так как агитация направлена на все, что более умеренно и ограничено в своих требованиях. Считаю нужным вас осведомить, что то, что предлагается вами, уже недостаточно, и династический вопрос поставлен ребром. Сомневаюсь, чтобы возможно было с этим справиться. Родзянко.

- Ваши сообщения, Михаил Владимирович, действительно рисуют обстановку в другом виде, чем она рисовалась здесь на фронте; [56] если страсти не будут умиротворены, то ведь нашей родине грозит анархия надолго, и это прежде всего отразится на исходе войны; между тем, затратив столько жизней на борьбу с неприятелем, нельзя теперь останавливаться на полдороге, и необходимо довести ее до конца, соответствующего нашей великой родине; надо найти средство для умиротворения страны. Прежде передачи вам текста манифеста, не можете ли вы мне сказать, в каком виде намечается разрешение династического вопроса? Рузский.

- С болью в сердце буду теперь отвечать, Николай Владимирович. Еще раз повторяю, ненависть к династии дошла до крайних пределов, но весь народ, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам, войскам, решил твердо войну довести до победного конца и в руки немцам не даваться. К Государственной Думе примкнул весь петроградский и царскосельский гарнизон, то же самое повторяется во всех городах, нигде нет разногласия, везде войска становятся на сторону Думы и народу, и грозное требование отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становится определенным требованием. Повторяю, с страшною болью передаю я вам об этом, но что же делать? В то время, когда народ в лице доблестной своей армии проливал свою кровь и нес неисчислимые жертвы, правительство положительно издевалось над нами, - вспомните освобождение Сухомлинова, Распутина и всю его клику, вспомните - Маклаков, Штюрмер, Протопопов, все стеснения горячего порыва народа помогать по мере сил войне, назначение князя Голицына, расстройство транспорта, денежного обращения и непринятие никаких мер к смягчению условий жизни; постоянные аресты, погоня и розыски несуществующей тогда еще революции; изменения состава законодательной палаты в нежелательном смысле. Вот те причины, которые привели к этому печальному концу; тяжкий ответ перед богом взяла на себя государыня императрица, отвращая его величество от народа. Его присылка генерала Иванова с георгиевским баталионом только подлила масла в огонь и приведет только к междуусобному сражению, так как сдержать войска, неслушающиеся своих офицеров и начальников, решительно никакой возможности нет. Кровью обливается сердце при виде того, что происходит. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут. Остановите ненужные жертвы. Родзянко.

- Все то, что вы, Михаил Владимирович, сказали, тем печальнее, что предполагавшийся приезд ваш как бы предвещал возможность соглашения и быстрого умиротворения родины. Ваши указания на ошибки, конечно, верны, но ведь это ошибки прошлого, которые в будущем повториться не могут; при предлагаемом способе разрешения переживаемого тяжелого кризиса, подумайте, Михаил Владимирович, о будущем. Необходимо найти такой выход, который дал бы немедленно умиротворение. Войска на фронте с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение; [57] переживаемый кризис надо ликвидировать возможно скорее, чтобы вернуть армии возможность смотреть только вперед в сторону неприятеля; войска в направлении к Петрограду с фронтов были направлены по общей директиве из ставки, но теперь этот вопрос ликвидируется. Иванову несколько часов тому назад государь император дал указания не предпринимать ничего до личного свидания. Эта телеграмма послана через Петроград, и остается только пожелать, чтоб она скорее дошла до генерала Иванова. Равным образом, государь император изволил выразить согласие, и уже послана телеграмма два часа тому назад вернуть на фронт все то, что было в пути. Вы видите, что со стороны его величества принимаются, какие только возможно, меры, и было бы в интересах родины и той ответственной войны, которую мы ведем, желательным, чтобы почин государя нашел бы отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар. Рузский.

Сообщаю проект манифеста: «Объявляем всем верным нашим подданным. Грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с нашей родиной. Близок решительный час. Судьба России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все будущее дорогого нашего отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимым призвать ответственное перед представителями народа министерство, возложив образование его на председателя Государственной Думы Родзянко из лиц, пользующихся доверием всей России. Уповаю, что все верные сыны России, тесно объединившись вокруг престола и народного представительства, дружно помогут доблестной нашей армии завершить ее великий подвиг. Во имя нашей возлюбленной родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед ней, дабы вновь явить, что Россия столь же несокрушима, как и всегда, и что никакие козни врагов не одолеют ее. Да поможет нам господь бог». Конец проекта манифеста. Если будет признано необходимым внести какие-либо частичные поправки, благоволите меня уведомить, равно и об общей схеме такового. В заключение скажу вам, Михаил Владимирович, я сегодня сделал все, что подсказывало мне сердце и что мог, для того,чтобы найти выход в деле обеспечения спокойствия теперь и в будущем, а также для того, чтобы армиям в кратчайший срок обеспечить возможность спокойной работы. Этого необходимо достигнуть в кратчайший срок: приближается весна, и нам нужно сосредоточить все наши усилия на подготовке к активным действиям и на согласовании их с действиями наших союзников; мы обязаны думать также о них; каждый день, скажу больше, каждый час в деле водворения спокойствия крайне дорог. Рузский.

- Вы, Николай Владимирович, истерзали в конец мое и так растерзанное сердце. По тому позднему часу, в который мы ведем разговор, вы можете себе представить, какая на мне лежит огромная работа, но, повторяю вам, я сам вишу на волоске, и власть ускользает [58] у меня из рук; анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить Временное Правительство. К сожалению, манифест запоздал, его надо было издать после моей первой телеграммы немедленно, о чем я горячо просил государя императора; время упущено, и возврата нет. Повторяю вам еще раз, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования. Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий, и железнодорожное сообщение не будет затруднено. Надеемся также, что после воззвания Временного Правительства крестьяне и все жители повезут и другие станции[1] снаряды и других предметов снаряжения. Запасы весьма многочисленны, так как об этом всегда заботились общественные организации и особое совещание. Молю бога, чтобы он дал сил удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было еще хуже. Больше ничего не смогу вам сказать. Помогай вам бог, нашему славному вождю, в битве уничтожать проклятого немца, о чем в обращении, посланном армии от Комитета Госуд. Думы, говорится определенно в виде пожелания успехов и побед. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спать спокойно. Глубоко уважающий вас и душевно преданный Родзянко.

- Михаил Владимирович, еще несколько слов. Дай, конечно, бог, чтобы ваши мысли в отношении армии оправдались, но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно. Что - если анархия, о которой говорите вы, перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти, - подумайте, что будет тогда с родиной нашей? В сущности, конечная цель одна: ответственное министерство перед народом и есть для сего нормальный путь для достижения цели перемены порядка управления государством. Дай бог вам здоровья и сил для вашей ответственной работы. Глубоко уважающий вас Рузский.

- Николай Владимирович, не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех, и тогда все кончится в несколько дней, - одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу. Желаю вам всего лучшего. Родзянко.

- Дай бог, чтобы все было так, как вы говорите. Последнее слово, скажите ваше мнение, нужно ли выпускать манифест? Рузский.

- Я право, не знаю, как вам ответить. Все зависит от событий, которые летят с головокружительной быстротой. Родзянко.

- Я получил указания передать в ставку об его напечатании, а посему это и сделаю, а затем пусть что будет. Разговор наш доложу, если вы против этого ничего не имеете. Рузский.

- Ничего против этого не имею и даже прошу об этом. Родзянко.

- До свидания, да поможет вам бог!

[1] Так в подлиннике.

Текст воспроизведен по изданию: Красный Архив. - М.-Л., 1927 № 02 (21). - C. 55-59.