| История России - Новейшая история России и стран бывшего СССР |
Записка была составлена в июне 1917 г. Землевладелец Л. В. Дашкевич, препровождая эту записку в главы, зем. комитет 12 июня 1917 г., сообщает, что «теперь положение вещей еще более сдвинулось в сторону ликвидации частного землевладения». Архив б. мин-ва земледелия. Дело главн. зем. комитета по эконом. отделу 1917 г., № 25.
Оставшиеся в деревне старики, больные и женщины встретили переворот спокойно и объяснили его, как последствие неразумного управления царем страны. Можно было ожидать, что требование социального переворота не скоро проникнет в деревню и останется на первое время лишь требованием армии и рабочих. [191]
Но смена всего местного управления, уничтожение полиции, всякой обычной власти в деревне, амнистирование уголовных преступников ускорило процесс революции. Надвигавшаяся извне революция в деревне не нашла здесь никаких государственных учреждений.
Этот процесс еще более ускорил (sіс!) в Тамбовской губернии, и в частности в Кирсановском уезде, благодаря самоуничтожения власти губернского и уездного комиссаров.
В Кирсанове образовался самочинный комитет общественной безопасности, выбранный не на основании всеобщего избирательного права, что технически было невозможно, а из случайных людей. По его инициативе образовались в волостях комитеты. Часть населения запротестовала на неправильные выборы этих комитетов, на уничтожение и смену волостных и сельских властей, но нигде управы на свой протест не нашла. Этим водворилось сознание в народе, что при новом праве, как выражались крестьяне, воля народа, высказываемая в комитетах, есть высший закон страны и над постановлениями народоправства никакого контроля нет. Крестьяне выводили такое свое мнение в виду того, что ни одно из постановлений комитетов, как бы беззаконно оно ни было, не было отменено властью. Власть ни разу не выехала из Кирсанова для прекращения возникавших в деревне недоразумений. Деревня была предоставлена совершенно сама себе. Вот примеры некоторых эксцессов крестьян и комитетов.
В имении графа Перовского крестьяне удалили управляющего В. Я. Ховелко, губернского и уездного гласного, при посредстве которого владелец и его отец продали из имения в 24.000 десятин 16.000 десят. крестьянам по цене значительно ниже рыночной; удалены также управляющие имениями сенатора Мартынова, г-жи Горяиновой; управляющий г. Носова арестован.
Курдюковский волостной комитет отобрал у помещиков в волости семена овса и продал их крестьянам значительно ниже твердых цен. Во многих волостях делались комитетами у землевладельцев обыски и выемки, отбиралось оружие, запрещалось продавать произведения имений и вывозить их из имений, все сделки по продаже пересматривались волостными комитетами, и цена и условия таких сделок подвергались изменениям, все действия в имениях были опутаны требованиями и разрешениями; хозяйничать становилось невозможно, и много землевладельцев бросили имения и выехали в города.
В разгаре сева яровых уездный комитет предоставил волостным комитетам снимать пленных по своему усмотрению; сев затруднился, и производство разных отраслей хозяйства остановилось за невозможностью найти заместителей, тем более, что одновременно сводились и русские рабочие, запрещалось нанимать рабочих из посторонних волостей, поденные рабочие таксировались комитетами крайне высоко.
Уездный комитет сделал постановление о ревизии казенных учреждений и производства в них выдачи денег. Уездный комитет постановил возложить расход на содержание комитетов на одни землевладельческие [192] и церковные земли, вмешивался в ассигнование земством сумм явочным порядком, уменьшил объявленные правительством твердые цены на хлеба на одну треть, чем остановил на время вывоз хлеба в город и произвел замешательство в деле казенных покупок.
Комитеты присвоили себе право взыскания всех повинностей, платежей и недоимок; присвоили себе право производства торгов, при чем ставили, например, такие условия: не допускать до торгов жителей других волостей.
А г р а р н ы е п о с т а н о в л е н и я у е з д н о г о к о м и т е т а .
В этой области комитет уничтожал право собственности, право распоряжения и пользования имуществом, права по обязательствам; все это - не выслушивая предварительно землевладельцев.
Так уездный комитет постановил понизить арендную цену на землю на 25% сравнительно с ценой прошлого года. Волостные комитеты пошли еще дальше и понизили эти цены на 60%, местами крестьяне землю захватили даром. Сполиативный характер таких аренд явствует из следующего расчета.
При твердых ценах на рожь в 2 р. 40 к. и среднем урожае в Кирсановском уезде в 80 пудов десятина ржи должна дать валового дохода 184 рубля зерном и 25 рублей соломой, - считая расходы по обработке и уборке 70 рублей, остается чистый доход 140 рублей, - при такой доходности арендная цена 9-20 рублей, по которой оказались сданными земли, была совсем минимальна, тем более, что арендаторы платили лишь самый незначительный задаток, оставляя остальную уплату до снопа, т.-е. через год. Еще более оказывалась незначительной эта аренда при сдаче лугов. Заливные и засеянные луга оказались сданными по 10-25 рублей. Считая в этом году урожай сена на таких лугах 200 пудов десятина и цена сена в 1 рубль 50 коп., оказывается доход с них 300 рублей десятина, расход же по уборке травы не более 25 рублей десятина.
Крестьяне бросились на такую дешевую аренду и с помощью комитетов заставили помещиков сдать почти все свои земли. Местами крестьяне так много захватили земель, что принуждены были пахать поспешно и небрежно; пар во многих местах не вспахан, а время для такой пахоты уже прошло. У землевладельцев посевная площадь уменьшилась в среднем на 80%.
В комитетах было стремление распределить доставшиеся земли среди малоземельных крестьян, руководствуясь трудовой нормой. Это стремление встречало противодействие в слишком выгодной аренде, которую каждый старался захватить, кроме того, встречалось течение поделить дешевку по душам, поровну. Местами много земли захватили богатые крестьяне, которые ищут теперь амбары для засыпки хлебов с доставшейся им земли. Дешевая аренда местами произвела земельный ажиотаж и спекуляцию землей. [193]
Надо заметить, что в последние 30 лет, и особенно до революции 1905 года, землевладельцы продали крестьянам половину своих земель - 150.000 десятин.
Эти земли достались исключительно помещичьим крестьянам, жившим вблизи ликвидируемых имений. Таким образом эти крестьяне стали многоземельными, в противоположность государственным крестьянам, жившим вдали, которым ничего не досталось от продажи землевладельцев.
В этом году, когда крестьяне скрутили землевладельцев, вся помещичья посеянная площадь оказалась опять уступленной вблизи жившим крестьянам, так как эти крестьяне чужих крестьян на эти земли не допускали.
Новые социалисты, мечтающие о социализации земли, все еще продолжали жить под знаком крепостного права и твердо были убеждены, что право собственности на землю, отымаемое ими у помещиков, может достаться только тем крестьянам, которые некогда были крепостными у этих помещиков. Таким образом помещичьи крестьяне оказались второй раз перегруженными землей, более же малоземельным крестьянам - государственным - ничего не досталось. И первый опыт социальной задачи, преследуемый земельной реформой - правильное распределение земли соответственно трудовой норме, - среди анархии русской жизни не удался.
Другим постановлением уездного комитета была предоставлена общая пастьба на всех лугах после снятия сенокоса. Эта мера, благодаря которой огромные стада крестьян выбьют и уничтожат в несколько дней все приготовленные землевладельцами выпасы для дойных коров, племенного скота, конных заводов, совершенно уничтожит землевладельческое скотоводство, - кроме того, такая мера была опять расширена крестьянами, затоптавшими с весны сырые луга землевладельцев, травившими сеянные луга, костры и клевера.
Третье земельное решение уездного комитета было еще более решительное: оно передавало все земли, посеянные испольно, крестьянам. В одной части уезда испольный посев очень распространен, - есть помещики, не имеющие инвентаря и денег, которые раздают всю свою землю испольно, - таким образом таким постановлением они лишаются всего своего посева, но эта мера бьет и крестьян, так как, напр., солдатки раздают также свою землю испольно, - это делают и многоземельные крестьяне.
(По своеобразной логике такая передача земли применялась лишь во владельческих имениях - Л. В. Дашкевич.)
Такое постановление есть чистый захват посевной площади землевладельцев. Оно находится в резком противоречии с постановлением правительства, гарантировавшего эту посевную площадь. Тем не менее этот переход совершился, к недоумению самих крестьян.
Другими постановлениями комитетов была запрещена рубка лесов; чтобы добиться разрешения срубить одно-два дерева для хозяйственных [194] нужд, землевладельцам приходится ходатайствовать перед комитетами, и они не всегда удовлетворяют эти ходатайства.
Напрасно землевладельцы обивали пороги уездного и губернского комиссаров с просьбой отменить эти постановления, разрушающие их достояние. Комиссары признавали полную незаконность таких постановлений, но говорили, что не имеют права их отменять. Они постоянно только говорили: ликвидируйте имения.
Такое отношение укрепляло крестьян в их самочинных действиях, когда им говорили, что все их постановления незаконны, они отвечали, что, вероятно, законны, так как правительство ничего не имеет против их приведения в исполнение. Особенно вначале так легко было направить вышедший из берега поток в свое прежнее русло. Теперь, конечно, это труднее сделать, так как в части крестьян укоренилось мнение, что земли народом уже переданы в собственность народа, подразумевая под именем народа свою ближайшую деревню.
Во всяком случае, намерение правительства не допускать до захватов до Учредительного Собрания не удалось. Захваты совершились, и виной этих захватов было само правительство, стоявшее на-вытяжку перед комитетами. Вывод из всего сказанного может быть следующий: самочинные организации и организации, установленные правительством, например, продовольственные и земельные комитеты, требуют над ними контроля, просмотра всех постановлений и отмены незаконных.
Такие функции могли бы быть переданы временным судьям, оставшимся теперь совсем без дела.
Кроме того, нужно, чтобы комиссары вышли из бездеятельности и чтобы они стали действительными органами правительства, проводящими правительственную политику, а не приспешниками покуда неудачно действующих общественных организаций, над которыми, - именно потому, что демократия не привыкла еще к власти, - надо надзор.
Текст воспроизведен по изданию: Красный Архив. - М.-Л., 1926 № 01 (14). - C. 191-195.
| Комментарии |
|