Содержание допроса: Вызов Штюрмера в Ставку перед назначением его премьер-министром. Его политическая программа. Штюрмер - министр внутренних дел, министр иностранных дел. Вопрос о диктатуре. Штюрмер председатель Совета Министров, министр иностранных дел и диктатор. Программа Штюрмера как министра внутренних дел. Программа его, как министра иностранных дел. Уход Штюрмера в отставку.

Председатель. - Борис Владимирович Штюрмер?

Штюрмер. - Да.

Председатель. - Пожалуйста, садитесь. Вы находитесь перед лицом Чрезвычайной, по первоначальному наименованию - Верховной Следственной Комиссии. Комиссия эта пользуется правами первого департамента Государственного Совета, т.-е. правом требовать объяснения у высших должностных лиц, потому что задачей этой Комиссии является расследование противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих должностных лиц. Таким образом, отвечать на вопросы Комиссии является не только вашим правом, но и вашей обязанностью. Комиссия имеет вам задать целый ряд вопросов, так что вам, вероятно, предстоит довольно продолжительный допрос. Но сегодня, за недостатком времени, мы остановимся только на двух-трех вопросах. Мы сегодня поставим вам следующие частные вопросы: при каких обстоятельствах вы были назначены председателем Совета Министров? При каких обстоятельствах вы заняли пост министра внутренних дел? И каким образом произошло то, что вы заместили, приняв портфель министра иностранных дел, уволенного в отставку министра Сазонова? Благоволите остановиться на обстоятельствах назначения вас на эти три высоких должности.

Штюрмер. - Первый вопрос: как я был назначен на должность председателя Совета Министров... - 17-го января... виноват: кажется, это было 17-го января 1916 г... - я получил от императора записку, в которой он вызывал меня в Царское Село. [251] На другой день (как я помню, это было 18-го января) - государь мне сказал: то, что случилось в последнее время, он не считает возможным... Или, по крайней мере, он спрашивал мое мнение: как я отношусь к тому вопросу, который был поставлен в последнее время? Речь шла о том, что первый министр, бывший тогда, полагает, что Государственная Дума должна быть ограничена в своих работах исключительно только рассмотрением бюджетов, и что должен быть назначен ее занятиям срок. Извините, пожалуйста: я всех подробностей не помню... В общих чертах, это было так, что в две - три недели Дума должна рассмотреть бюджет и затем ее закроют. Вот как стоял вопрос.

Председатель. - Т.-е., у вашего предшественника?

Штюрмер. - Я понял так... Я ведь не был знаком со взглядами моего предшественника.

Председатель. - Вашим предшественником был?..

Штюрмер. - И. Л. Горемыкин. Я понял так, что речь идет о назначении определенного срока для рассмотрения бюджета. Если бюджет не будет рассмотрен за это время, тогда вопрос решался так, что Государственная Дума не должна больше работать; что специальная ее задача: рассмотреть бюджет и больше ничего...

Председатель. - Я не понимаю: вам сказал отрекшийся император, что таково было мнение вашего предшественника?

Штюрмер. - Я так понял...

Председатель. - Что же дальше? Продолжайте вашу мысль...

Штюрмер. - Продолжение было такое. Он спросил меня прямо: как я к этому отношусь? Я сказал, что я отношусь к этой постановке вопроса отрицательно: я думаю, что, если бы Государственная Дума вышла из тех пределов, в которых ее работа должна протекать, закрыть всегда можно поспеть... А пока этого не будет, - для недоверия к Государственной Думе я не вижу причин. Я бы лично не считал это возможным, т.-е. я говорил не в этом смысле: «лично»; я, конечно, мог догадываться о чем идет речь, ко это не было формально сказано... Я считал, что этого не следовало делать, что я не могу согласиться с той постановкой вопросов, которая выдвинута... Государь выразил сочувствие этому моему взгляду. Затем разговор был очень длинен, - на многие темы... Кончилось тем, что он сказал мне, что он имел в виду меня назначить на эту должность, т.-е., когда Горемыкин оставит службу.

Председатель. - Это случилось скоро?

Штюрмер. - Это случилось 20 января...

Председатель. - Вы говорите, что произошел длинный разговор. Что же? Ведь вы должны были занять руководящий пост в Российском государстве, - вероятно, разговор был о вашей программе?

Штюрмер. - Да. [252]

Председатель. - Какая же была программа? Как вы изложили ее бывшему императору?

Штюрмер. - Эта программа была такая, что я считаю, что Государственная Дума работать может и нужна... Я никогда не был и не буду тем человеком, который будет говорить, что Государственная Дума напрасна, что ее не нужно и т. д. Вот в этом смысле... Я не помню подробностей, - потому что я так мало ожидал этого, так удивился, что в голову не могла притти мысль о программе... Но целого ряда вопросов касались мы... Речь была тогда о Твери...

Председатель. - Какой вопрос о Твери?

Штюрмер. - Государь вспомнил, что я был когда-то председателем тверской управы. Потом я еще раз ездил в Тверь по школьным делам, потом еще... Вообще я этим был так взволнован, откровенно говоря, что не могу вспомнить всех подробностей... Но в конце разговора он сказал, что считает возможным Государственной Думе работать, считает нежелательным сокращение и высказывание недоверия. Он сказал, что рассчитывает на меня.

Председатель. - Вы изложили вкратце внешнюю, фактическую историю вашего назначения. Какова же была внутренняя история вашего приглашения к власти, т.-е. благодаря чему и каким, влиянием вы получили это назначение?

Штюрмер. - Я не могу на это ответить... Никакого влияния у меня не было, никаких обращений к государю не было... Последний раз, когда я видел государя (это было весной 1913 г.) - это когда я выехал вместе с государем по случаю трехсотлетия дома Романовых: я выехал вместе с ним в Тверь. Он ездил по случаю трехсотлетия...

Председатель. - Но все-таки чем вы объяснили, что государь обратился к вам?

Штюрмер. - Очень трудно сказать... Всякий раз, когда я имел случай видеться с ним, а это было очень редко: по случаю получения знаков отличия, государь со мной беседовал вообще о делах...

Председатель. - При каких обстоятельствах вы были назначены министром внутренних дел?

Штюрмер. - Министром внутренних дел? Это было в начале или середине марта. Государь император высказал мне неудовольствие по поводу управления министерством внутренних дел моим предшественником и остановился на мне.

Председатель. - Кто был тогда?

Штюрмер. - Хвостов, А. Н... И его величество сказал мне, что просмотрел списки и спросил, кого я укажу... Я ему указал графа А. А. Бобринского. Затем государь мне высказал, в следующий раз, когда был мой доклад, он говорил так, что он [253] считает более правильным, как было при Столыпине, когда Столыпин был премьером... Он полагал, что министр финансов и министр внутренних дел - это едва ли, не более всего ответственное... и что для первого министра важнее быть министром внутренних дел... Я помню, я объяснил, насколько это было бы трудно...

Председатель. - Каким образом добились вы портфеля министра внутренних дел и кто посодействовал этому?..

Штюрмер. - Как же можно добиваться?! Мне так было тяжело с одной должностью!.. Так что добиваться я не мог: никогда, до последней минуты этого не было и никаких посредников между мной и государем не было...

Председатель. - Скажите, а при каких условиях вы заняли пост министра иностранных дел?

Штюрмер. - Министра иностранных дел... Это было так. Когда я был в Ставке и там был Совет Министров, начальник штаба генерал Алексеев...

Председатель. - Когда это было?

Штюрмер. - Это могу сказать: 27 и 28 июня 1916 года... Тогда мне пришлось возбудить вопрос о том, что нужно назначить особое лицо, уполномоченное для разрешения дел, касающихся войны, или - как вам сказать? - для участия гражданского лица в войне... Вообще это формулировано было так... Пожалуйста, извините, если я не буду точен: я не могу... Все это случилось с такой головокружительной быстротой, что я не мог запомнить. Я помню общую схему: что необходим диктатор... Это слово было произнесено, я его запомнил, - может быть, не Алексеевым, а кем-нибудь другим - диктатор, который бы взял все: как дело гражданское, так и военное, в свои руки... Потому что есть особое совещание, Совет Министров - все это должно быть объединено в одних руках... Я помню, что слово «диктатор» было произнесено. Последовал целый ряд возражений... При чем было указано, что надо особое лицо назначить, которому мы можем дать в иных случаях особые полномочия, - вот в какую схему вылилось... Тогда государь спросил меня: мог ли бы я принять? Я ответил: «Конечно, нет!.. Я затруднен и без того: я не в состоянии...» Тогда, в тот же день вечером, по телефону я доложил государю, что я успел обдумать и совершенно не могу совместить эти три должности...

Председатель. - Т.-е. должности председателя Совета Министров, министра внутренних дел, да еще диктатора?

Штюрмер. - Потому что слишком много... Очевидно, это даст целый ряд других вопросов и таких вопросов, которые еще не разрешены и требуют особых специальных лиц, которые этим специально занимались бы... Помню, например, был поднят вопрос о сахаре... Может быть, вспомню и несколько других [254] вопросов... И вот эти вопросы не под силу тому, кто да занимался ими отдельно. Помимо общественных и правительственных сфер, нужно было, чтобы этим занимался кто-нибудь специально и под руководством...

Председатель. - Но какая связь между необходимостью иметь диктатора по этого рода делам и постом министрах иностранных дел?

Штюрмер. - Когда была речь об этом, я в тот же вечер доложил государю, что решительно не могу занять эту должность и всеми тремя должностями править, - тем более, что Министерство Внутренних Дел более всего дает мне работ: мне слишком трудно. Я не могу заниматься, нужно отказаться...

Председатель. - Отказаться от председательства в Совете или от Министерства Внутренних Дел?

Штюрмер. - Результат был тот, что государь сказал, что он обдумает... И было решено, что я от поста министра внутренних дел увольняюсь и займу другой пост...

Председатель. - Почему?

Штюрмер. - Так как убедился, что государь не имеет в виду оставить Сазонова.

Председатель. - Так что вы сами, убедившись в том, что государь не предполагает оставить Сазонова, указали на эту должность?

Штюрмер. - Как я мог указывать!..

Председатель. - Ну все-таки... Я поставлю вам вопрос: какая связь между необходимостью иметь диктатора и тем, что вы, не будучи диктатором, заняли пост министра иностранных дел?

Штюрмер. - Связь та, что слишком много!.. Я не мог оставаться министром внутренних дел... Я полагал остаться в Государственном Совете и исполнять обязанности диктатора, которые были не достаточно ясны, которые меня пугали, в особенности имея такое важное министерство, как министерство внутренних дел... Таким образом я отказался от министерства внутренних дел...

Председатель. - Для того, чтобы занять пост диктатора, вы перешли в министерство иностранных дел?

Штюрмер. - Нет, я не думал о переходе куда-нибудь... Я должен был отказаться от одного из трех: я не мог быть и председателем Совета, и министром внутренних дел и еще диктатором... Я должен был отказаться... Самое трудное до трех было министерство внутренних дел, от которого я и просил государя меня уволить.

Председатель. - Но вы могли быть председателем Совета Министров, диктатором и министром иностранных дел?

Штюрмер. - Это не сразу случилось... Когда я разобрался, какого рода диктатура, какие обязанности диктатора, я следующий [255] раз доложил краткий мой обзор того, что мне предстоит... Я все-таки настаивал на том, что министром внутренних дел я остаться не могу. Тогда последовало назначение.

Председатель. - Значит вам показалось, что министерство внутренних дел труднее, чем министерство иностранных дел?

Штюрмер. - Несомненно, оно так и есть!.. Министерство иностранных дел не так кропотливо. Ведь там, в министерстве внутренних дел, с утра до вечера, во всякое время дня и ночи - справки, телеграммы, телефоны, распоряжения!.. Вот это мне казалось весьма трудным.

Председатель. - Какова была ваша программа, как министра внутренних дел?

Штюрмер. - Как вам сказать?.. Программа... Могу сказать программу, которую я составил, набросал... Я был четыре месяца министром внутренних дел: пока, - шли текущие дела...

Председатель. - Простите: я спрашиваю не о том, какая программа была составлена вами впоследствии, а что ставили вы во главу вашей программы, которую изложили государю, когда были назначены министром внутренних дел?

Штюрмер. - Мне очень трудно указать, что именно... Одно вытекло из другого...

Председатель. - Ну хотя бы что-нибудь одно, из чего вытекло другое...

Штюрмер. - Прошу верить, что говорю откровенно!.. Я полагал, что нужно сохранить то положение, которое было, - стараться без столкновений, без ссор, поддержать то, что есть... А завтра будет видно, что будет дальше...

Председатель. - Т.-е., с кем не иметь столкновений и ссор?

Штюрмер. - Чтобы министерство внутренних дел не возбуждало с Думою никаких столкновений и ссор. Это было указано...

Председатель. - Значит, не иметь столкновений и ссор с Государственной Думою? Этим, так сказать, исчерпывалась ваша программа?

Штюрмер. - Да. Вы меня спросите: что и как? Может быть, я и смогу ответить...

Председатель. - Нет: не по отдельным вопросам... Но представляли ли вы себе, занимая такой важный пост в таком громадном государстве и в такой трудный момент жизни этого государства, что надлежит сделать министру по внутренним делам русского государства?

Штюрмер. - Целый ряд реформ... Например: городовая реформа, земская, волостная и т. д. - Целый ряд вопросов, которые были поставлены, и этими вопросами надлежало заняться...

Председатель. - Т.-е., они вами были поставлены? [256]

Штюрмер. - Нет, они были поставлены жизнью. Вопрос волостной реформы, который был давно поставлен...

Председатель. - У вас было представление о способе его разрешения?

Штюрмер. - По отдельным вопросам, конечно... Я имел взгляд на волостную реформу... Относительно земства - то же самое, что нужно итти дальше! Потом о мелкой земской единице...

Председатель. - Вы говорите, что давно эти вопросы поставлены на очередь? Но чем ваша программа и ваше отношение к этим вопросам отличались от предыдущего или предыдущих министров?

Штюрмер. - Я этим не занимался... Я занимался - постольку, поскольку вопросы проходили в отдельных случаях в Государственном Совете, - на обсуждение отдельных комиссий... Я не изучал их специально. Мне было поручено ими заняться и поставить их во главу угла. Я занимался этим четыре месяца.

Председатель. - А какова была ваша программа, в качестве министра иностранных дел?

Штюрмер. - В качестве министра иностранных дел моя программа была достаточно точно высказана... Во-первых, я ни о чем более не заботился, как о поддержании союзников: с ними бороться... против немцев... Первое, что было основой, - было полное сочувствие и содействие Франции, Англии и частью Италии, которая потом присоединилась... А затем, - внутренняя задача была направлена к тому, чтобы заливы получить и Константинополь!.. Я был очень рад, что уже велся разговор между моим предшественником и послами... И все время хлопотал об этом... Это было очень трудно! Сначала Англия оказывала противодействие. Я добивался того, чтобы было опубликовано безотлагательно... В особенности, когда начался польский вопрос, - когда поляки просили, чтобы им были даны известные права: я настаивал, чтобы сначала русский народ получил и знал, что его ожидает!.. Но это - воля государя. - (Русский скажет: - а нам-то что?..) Опубликовать, что есть соглашение с Англией и Францией и что этот союз даст нам в будущем Дарданеллы, Босфор и проливы... Тут я встречал некоторые затруднения. Не могу в подробностях говорить, - но в общем, могу сказать, что сначала Англия согласилась - согласие было дано... Но для меня важно было это обнародовать. И против этого сначала Англия, а потом Франция протестовали до конца октября... И только, когда была составлена моя речь, в которую я старался внести это - в последних числах октября, наконец, было получено согласие тех и других на то, чтобы это было обнародовано...

Председатель. - Ответьте нам, пожалуйста, на последним вопрос, естественно вытекающий отсюда: вопрос о том, при каких [257] условиях вы оставили пост министра иностранных дел и председателя Совета Министров?

Штюрмер. - Извините... Я совершено откровению говорю, - считая, что вы понимаете, что я говорю открыто, - что здесь две стороны, между которыми идет борьба... Разумеется, когда идет борьба, участники этой борьбы должны употребить все силы, чтобы победить. Я исхожу из того, что было так и прежде... Во-первых, я скажу следующее: со времени, как я был назначен и выступил 9-то февраля в Думе в первый раз, я ни разу не помню, чтобы было, до конца сессии, какое-нибудь недоразумение или затруднение!.. Дело было так, что Дума была на меня в претензии. Я нe хлопотал о закрытии ее. Многие мне говорили: «Отчего вы Думу не закрываете?» - «Потому что она не кончила своего дела». - «Когда же она закончит свои дела?» - «Так, в 20-х числах июня...» Тогда Дума и была закрыта. Затем, когда она открылась 1-го ноября, то картина совершенно изменилась. Я должен сказать, что в конце ноября Родзянко был у меня (у меня болела нога) и нашел необходимым сообщить, что со мной Дума работать не будет...

Председатель. - Это когда было?

Штюрмер. - Это было в октябре, за несколько дней до открытия Думы. Он сказал: «Имейте в виду: Дума не будет с вами работать!..» Я «сказал, что и увольнение зависит не от меня лично... И решил, что, очевидно, не могу остаться, раз будет препятствие к совместной работе Думы и правительства... К сожалению, в день открытия Государственной Думы, я уехал в Государственный Совет после речи Родзянко и не слышал речи Милюкова, который совершенно напрасно меня обвинял... Если бы я был там, я бы сказал, что никаких взяток не брал, никаких взяток ни с кем не делил!.. Я, к сожалению, этого не мог сделать. Озлобление, повидимому, было настолько сильное, что я не мог и думать выходить на кафедру, не подвергая правительство, в лице своего председателя, каким-нибудь нежелательным выходкам...

Председатель. - Вы не могли выходить?

Штюрмер. - Я знал, что если я выйду на кафедру, тогда будет такой скандал, который будет не ко мне относиться лично, а как к председателю Совета Министров и к Совету Министров...

Председатель. - Но вы только что сказали, что когда- приехал Родзянко и когда он сказал: вам, что Дума не может с вами работать, то вы сказали, что уход зависит не от вас. Но, тут, когда правительство, в вашем лице, не могло появляться перед Думою, каково было ваше отношение?

Штюрмер. - Я не мог ехать сейчас же в Ставку, потому что я был болен; но я следил и каждый день записывал, что происходит в Думе... И вот мое резюме: если бы Дума имела, что-нибудь против меня, то, в лице Милюкова, она бы сказала. Но я думал, занятия [258] пойдут сами по себе, замятия все-таки пойдут... Но затем я увивал, что о занятиях не было и речи! Несколько заседаний сряду шел штурм власти... Обыкновенно, когда нападали на министерства, - я помню, что это всегда было по вопросам отдельным: по отдельным новым законам» или при рассмотрении отдельных смет министерств, - происходили нападки на отдельные министерства... Тут я не видел нападок на отдельные ведомства, на отдельные проекты или отдельные вопросы, - а тут была прямая только критика власти, начиная с председателя и дальше!.. Тут, очевидно, шла речь не об неудовольствии данным министерством, данным вопросом, или данным, законодательством, а просто - нападение принципиальное! Тогда я, при первой возможности, как только мог вставать, поехал в Ставку и доложил; разумеется, при таких условиях, я не мог оставаться председателем Совета Министров и просил, чтобы меня уволили...

Председатель. - Вы говорили, что было нападение на власть принципиальное, т.-е. со стороны анархистов, нe признающих власти?

Штюрмер. - Нет, были другие слова, которые я считал опасными... Неудобно было говорить в Ставке о том, что Милюков на меня нападает, но я другое орудие имел...

Председатель. - Вы различали нападение на власть принципиальное, как вы выразились, от нападения на отдельные лиц, представляющих собой данное министерство?

Штюрмер. - Очевидно. На меня было нападение, - об этом говорить нечего, потому что я был первым, на которого напали!..

Председатель. - Мы сейчас кончим наши занятия. В следующем заседании вы ваши объяснения, быть может, начнете с поставленных сегодня вопросов.

Штюрмер. - Я совершенно не предвидел, в какой области будут вопросы... Если бы я знал, о чем будет разговор, то я - не то, чтобы подготовился к какому-нибудь оправданию... Но я такую массу пережил впечатлений, такую массу занятий... что об отдельных эпизодах...

Председатель. - Дело идет не об отдельных эпизодах, а о неправильных действий ваших вообще: согласно указу Временного Правительства, опубликованному Правительствующим Сенатом, дело идет о том, о чем может только итти в Следственной Комиссии для расследования противозаконных действий. Так что в этих пределах и будут задаваться вопросы.

Штюрмер. - Я не спрашиваю!.. Я не хочу забегать, чтобы подготовиться... Я хочу сказать: так было много событий, фактов, что я положительно подавлен, просто я вспомнить не могу!..

Председатель. - Вы будете давать ответы в следующий раз.

Штюрмер. - Я был председателем Совета Министров - были отдельные эпизоды... По особой диктатуре - опять отдельные... [260] Потом был министром внутренних дел четыре месяца, был министром иностранных дел... И это так много!.. И, так сказать,- так захватывающе жизнь шла, что я могу не все подробности сразу вспомнить...

Председатель. - Вы можете быть уверены, что Комиссия войдет в ваше положение и даст вам возможность вспомнить, если вы что-нибудь позабыли, и в следующем заседании вы Комиссии сообщите...

Штюрмер. - Конечно, подделывать или придумывать я не стану; это не в моем характере... И думаю, что и вы уже в этом убедились... Если что-нибудь будет не так, я потом вспомню, в следующий раз...