Секретными телеграммами моими от 10 и 14 сего месяца, за №№ 241 и 260, я имел честь донести о тех предложениях замирения, которые делаются нам с германской стороны.

Предложения эти носят довольно серьезный отпечаток, ибо такое лицо, как директор «Deutsche Bank» Монкевиц, не стало бы действовать, по собственному почину.

Доказывая, несомненно, известное переутомление Германии и боязнь ее за конечный исход войны, - несмотря на недавние удачи, - они в этом отношении представляют признак для нас благоприятный.

Но, на ряду с этим, в них заключается и значительная доля не только политической, но и военной хитрости.

Пытаясь завязать какие бы то ни было переговоры с любым из воюющих против нее государств, Германия, несомненно, прежде всего желает посеять подозрения и рознь между этими государствами и побудить каждое из них к начатию подобных же, хотя бы и не гласных, переговоров, - что всегда является первым, хотя бы даже и бессознательным, шагом к ослаблению энергии и непреклонной воли сопротивления.

Я не скрываю нисколько от себя, что с начала летней кампании текущего года мы и наши союзники терпим последовательный ряд неудач. Проливы не взяты и не могут быть взяты, пока с русской стороны не явится возможным высадить значительные десанты и на севере от Чаталджи, и с азиатской стороны Босфора и, таким образом, отрезать Константинополь и Дарданеллы от сообщений с внешним миром. Между тем, непреоборимое наступление превосходного силами неприятеля вытеснило нас из Галиции, из Самогитии и Курляндии, вытесняет ныне и из Царства Польского. Дальнейшее и возможное движение вражеских сил на севере - на Вильну и на Лифляндию - может послужить вящшим и опасным искушением для шведского шовинизма, а успехи австрийцев в Бессарабии могут иметь последствием даже выступление против нас Румынии. Попытки французов прорвать немецкие линии у Арраса или инде, - попытки в высшей степени серьезные, - кончились неудачей, а английская армия, при всей ее храбрости и стойкости, и даже когда оборудование ее достигнет желаемых пределов, может все-таки оказаться неспособною к активным действиям и к искусному маневрированию. [378]

Таким образом немцы, повидимому, недурно выбрали минуту для заманивающих предложений.

Но допустим, что мы пойдем, или принуждены будем пойти, на эту приманку, и даже что нам удалось бы заключить при таких условиях мир не только почетный, но даже и до известной степени выгодный; каковы были бы дальнейшие последствия подобного образа действия?

Эти последствия были бы - потеря нами навсегда наших нынешних союзников, а вслед затем, - либо вынужденное и окончательное порабощение нашей политики внешней, внутренней и экономической германскому главенству, германскому ревнивому надзору к германскому безграничному использованию, либо новое нападение на нас Германии, но тогда уже безусловно непреодолимое и для нас гибельное...

Я никогда не скрывал моих опасений перед слишком активною политикою нашею на Ближнем Востоке, пока наши военные силы и снаряжение не были доведены еще до должной высоты и мощи; я не увлекался теми «бескровными победами», о которых так часто говорили в наших редакциях и канцеляриях и одним из образчиков коих считался букарестский мирный договор 1913 года; я не увлекался ими, ибо предвидел, что для удержания этих «бескровных» успехов потребуются потоки русской крови; я даже склонен был, - если бы от меня зависело, - к известным уступкам, дабы, через посредство Берлина, установить временный modus vivendi между нами и Австрией (подобный тому, который установлен был в Мюрцштеге[1] и несколько раньше). Но раз дело к тому не подошло, и грозные события, которых свыше тридцати лет с трепетом ждала вся Европа, разразились раньше удобного для нас времени и разразились по предумышленному почину Германии, мы назад итти уже не можем и должны не только «постоять за правду до последнего», но и оградить последующие поколения наши от самого низкого вида рабства и Россию - от безмерного ослабления и неминуемого развала.

Иного исхода, как продолжение борьбы, перед нами нет и быть не может.

Мы надеемся и рассчитываем на неминуемое истощение «людского материала» у германцев. Эти расчеты кажутся мне основательными; но более всего должны мы рассчитывать на подъем и усиление нашей собственной организации, во всех видах и направлениях; и я уверен, что твердо выраженная [379] в этом смысле воля царя и народа и твердо предпринятая в этом направлении работа обеспечат нам конечное торжество и, прежде всего, усугубят уважение к нам и союзников, и колеблющихся нейтральных.

[1] 20 сентября/3 октября 1903 г. в Мюрцштегском охотничьем замке состоялось свидание между Николаем II и Франц-Иосифом, во время которого была выработана программа реформ, необходимых для Македонии, являвшаяся продолжением и развитием австро-русского соглашения 1897 г. Программа эта была предложена турецкому правительству, которое было вынуждено ее принять. Она предусматривала создание особой жандармерии под начальством назначенных державами офицеров, допущение христиан в администрацию и некоторые другие реформы. Мюрцштегское соглашение было последней фазой сотрудничества русского и австро-венгерского правительств в Македонии. Впоследствии, как известно, в области македонских реформ (начиная с 1909 г.) Россия искала сотрудничества Англии.