Доношу, что высланный по Вашему предписанию 30 сентября с. г. за № 73/с в распоряжение Новоузенской уездкомдезертир отряд в числе[1] под начальством командира 1 роты вверенного мне батальона т. Сутягина, по све­дениям, полученным от старшины отряда т. Чеботуркина, налетом казацких и партизанских банд разбит. При опросе т. Чеботуркин показал следующее: 3 октября с. г. отряд прибыл в г. Новоузенск в распоряжение уездкомдезер­тир, откуда был получен маршрут в с. Николаевка Новоузенского уезда для поимки дезертиров. 5 октября в 4 часа утра отряд прибыл в с. Николаевку, в котором расположился. Кругом было спокойно, посты были усилены. Первой задачей было предложение совету о даче сведений о партизанах, в ответ на что совет представил список на таковых численностью в 32 человека. Вскоре после этого отрядом было поймано 3 дезертира. Затем, приблизительно в 8 часов утра, постами отряда был замечен партизанский разъезд, следовавший прямо в Николаевку, причем въехать в село разъезд, по-видимому, опасался и выслал от себя 4 человека передовых, которые, не доехав до села, остано­вились и приблизительно с полчаса производили разведку, после чего уехали обратно к своим, вероятно, с донесением. Наша конница, увидев, что они уез­жают, бросилась за ними в погоню с флангов и открыла по партизанам ору­жейный огонь, причем цепь наша двинулась вперед. При преследовании нашей конницей партизаны, увидев таковую, бросились бежать, но их пресле­довали приблизительно 6 верст, а потом мы вернулись обратно в Николаевку, где по-прежнему было спокойно. Начальник отряда т. Сутягин вместе со мной пошел к председателю Николаевского исполкома, только что вернувшегося из побега от банд; от него потребовали списки на дезертиров, которые он дал. Затем начальником отряда была [пред]принята дальнейшая работа; дезертиры в числе трех человек явились все добровольно; была произведена совместно с председателем волисполкома мобилизация, и мобилизованных оказалось 70 человек, которых препроводили в г. Новоузенск по распоряжению началь­ника отряда. За период мобилизации боевых операций не было. Население приветствовало начальника отряда т. Сутягина, за исключением семей партизанов. [307]

В ночь с 10 на 11 октября с.г., согласно назначенного маршрута, отряд, по распоряжению своего начальника, выбыл в с. Куровку, в которую прибыли в 4 часа утра. По прибытии туда вся деревня была оцеплена постами, а отряд расположился по квартирам. Вскоре после этого было поймано 2 дезертира, которые умышленно держали путь в сторону казачьих банд, но постами отря­да при помощи выстрелов были задержаны. Затем 11 октября в 8 часов утра был созван совет этой деревни, от которого начальник отряда потребовал спи­сок дезертиров и в случае невыдачи таковых угрожал реквизицией скота и хлеба и наложением контрибуции, дав известный срок, по истечении которого дезертиры не явились. День 12 октября прошел спокойно, в ночь были усиле­ны посты. Прошла ночь. Дезертиры не являлись. Начальником отряда были приняты меры об аресте семей и наложении контрибуций на дезертиров и семей партизан в размере 100 000 руб., 46 голов рогатого скота, 60 голов овец и хлеба 12 000 пудов. Все означенное было поручено совету. Денег было со­брано свыше 30 000 рублей, скот взят в совет, а хлебный вопрос остался открытым. После этого жены дезертиров по своему желанию начальником отря­да были отпущены отыскивать своих скрывшихся мужей. Пропуска дал совет за подписью начальника отряда. По истечении известного срока женщины возвращались без всяких, по их словам, результатов, но с непонятными весе­лыми улыбками, что дало повод начальнику отряда думать, что они видели своих мужей, причем на все вопросы отвечали смехом. Было заподозрено что-то неладное, тотчас же были приняты меры к усилению постов, и в это время приехал в деревню крестьянин-старик лет 70 из с. Николаевки, который дал знать, что в с. Николаевку прибыли партизаны и отряд казаков.

По получении этого сведения начальником отряда немедленно был созван командный состав отряда на предмет обсуждения создавшегося положения и принятия соответствующих мер; результатом какового совещания было реше­но пойти в наступление в 12 часов ночи для захвата банд врасплох, и после этого разошлись. Спустя часа полтора постами была открыта стрельба (это было наше условие), все поспешили на свои места, но в это время появившим­ся противником был открыт оружейный огонь из трех пулеметов и винтовок. Красноармейцы защищались стойко: стояли часто в упор, но не сдавались, умирая с оружием в руках. Во время середины боя начальник отряда, бегая по фронту, руководил операциями боя, приказывая не сдаваться, а бить до последнего патрона. Таким образом, бой длился часа полтора; нам было при­казано делать выдержку, патрон зря не расстреливать, но напор противника был настолько силен, что сдержать его не было никакой возможности; при­шлось частично отступить на задний план построек. Когда же конница про­тивника врезалась в селение, в силу необходимости пришлось отступить на чистое поле, где противник окружил нас в кольцо и стал бить со всех сторон. Численность его была не менее 300 человек, из коих кавалерии не менее 200 человек, остальное пехота. Тогда начальник, видя безвыходное положе­ние, скомандовал: «В ерши! (каре)». Мне пришлось формировать 3 ерша, но держаться на поле битвы более полчаса за отсутствием патрон я не мог, поче­му и бросился за двуколкою, которая, не выдерживая натиска, постепенно от­ступала в тыл. С трудом мне удалось остановить ее, на которой, по моему приказанию, были разобраны патроны. Но было уже поздно. Ряды отряда сильно поредели; кавалерия уже била и рубила со всех сторон. В этот ужас­ный момент, видя, что от отряда никого не останется в живых, т.к. на моих глазах начальник отряда и часть командного состава зарублены, я решил бе­жать в тыл, взяв винтовку у раненого тов[арища] красноармейца. Пробежав­ши несколько шагов и заметив, что противник с шашками в руках меня насти­гает, я не растерялся и с колена уложил своего врага, сидевшего верхом на [308] лошади. Вскочил и побежал дальше. Видя, что настигает другой, я опять дал выстрел и сшиб другого всадника, из-под которого поймал лошадь, вскочил и погнал, догнав одного своего кавалериста новоузенского взвода, с которым поскакал дальше. Бандиты гнались около 18 верст. Видим, что справа идет один всадник, решили произвести выстрел, но это, оказалось, наш. Присоединился, поскакали втроем. Противник начал отставать, ограничиваясь перестрелкой. Отстрелявшись, поехали спокойно, торопясь сообщить в г. Новоузенск. Напа­ли на с. Куриловку, в которой был телеграф, оказавшийся неисправным: при­шлось известить письменным сообщением на имя председателя комиссии по борьбе с дезертирством, а также на имя начальника гарнизона.

Из всего отряда в бой вступило 197 красноармейцев, а остальные остались в г. Новоузенске в лазарете. Казаки шли цепями, очевидно, зная расположе­ние отряда, по-видимому, вследствие сильного шпионажа, сосредоточенного среди калмыков и жен партизан. Население преобладает русское, затем идут калмыки и малороссы. Казаки были вооружены винтовками и шашками, с тремя пулеметами; бой длился около двух часов; связь всякая за внезапными нападениями была порвана. Были случаи, когда крестьяне просили винтовки для стрельбы по казакам. Из числа нашего отряда имевшиеся там человек 35 магометан не могли вести полевую тактику, очевидно, боясь, что за интенсивную работу в бою и за контрибуцию и реквизицию скота будут убиты. Казаки употребляли разрывные пули. По словам женщины из с. Николаевки, по при­казанию казаков, отвозивших пленных противников, в плен взято человек 60, из коих человек 18 магометан шли раздетыми, а красноармейцы-русские взяты одетыми. Всех пленных повели 13 октября по направлению к Шальной Балке. В Куровке остались ранен[ые]: политрук отряда т. Розанов и один красноармеец-магометанин.

Командир батальона

Адъютант

[1] Так в тексте.

[2] Заверенная копия с рапорта с заверительной надписью К. Чеботуркина была сделана в штабе 12-й бригады войск ВОХР и направлена в Штаб войск ВОХР.

Текст воспроизведен: Крестьянское движение в Поволжье. 1919 - 1922 гг.: Документы и материалы. - М., 2002. С. 307 - 309.