Стачка на Ярославской Большой мануфактуре тов-ва Корзинкиных в г. Ярославле (1-2 августа 1890 г.)

Секретно.

В дополнение телеграммы моей на имя господина командира корпуса[1] считаю обязанностью донести вашему превосходительству нижеследующее:

В 8 часов вечера вчерашнего числа ко мне прибыл с Корзинкинской мануфактуры, находящейся в 4 верстах от Ярославля, жандармский унтер-офицер Бобров и доложил, что на фабрике бунт рабочих, что рабочие, собравшись во дворе фабрики в числе до 1 т[ысячи] человек, требуют выдачи им для расправы помощника директора г. Бун за несправедливо налагаемые им штрафы на рабочих, что большинство собравшихся женщины-прядильщицы и что, несмотря на убеждения рабочих, неоднократно повторенные им и eгo сотоварищем унтер-офицером Кудрявцевым, разойтись и жаловаться на действия фабричной администрации установленным порядком, толпа не разошлась, хотя и не выказывала враждебного отношения к жандармам и полиции. Признав необходимым лично убедиться в положении дела, я вместе с адъютантом управления тотчас же направился на фабрику, приказав туда же следовать и всем наличным жандармам. Прибыв на место к 8 1/2 часам вечера, я застал на фабричном дворе перед квартирою директора толпу народа, примерно до 600 человек, по большинству женщин, стоявших без шума. Повидавшись с директором г. Джонсоном, я узнал от него, что причиною беспорядков он считает неудовольствие рабочих на выданное им объявление о штрафах за пропуски в пряже, которое при этом и предъявил мне. Так как в объявлении, говоря о штрафах, [33] директор не объявил размера штрафа, а рабочие напуганы уже и ранее этой громадностью штрафов, то, очевидно, это новое распоряжение и притом несправедливое не могло пройти спокойно. В этих видах я просил директора отменить это распоряжение письменным обязательством, которое и предъявил толпе, приказав прибить оное на видном месте у фонаря, обойдя всю толпу. Это заявление мое было встречено радостно, но когда я потребовал, чтобы толпа разошлась, то, при полном молчании, народ требование мое не исполнил, продолжая благодарить за участие. Между тем замечено было, что из одного корпуса фабрики кричали, чтобы толпа не расходилась и ждала смены, и так как наступившая темнота не дала возможности рассмотреть подстрекателей, то имена их остались неизвестными. Опасаясь, однако, времени смены, когда 4 т[ысячи] рабочих могут присоединиться к толпе и беспорядки [могут] принять очень опасные размеры, тем более что войска все вышли на маневры и, таким образом, нельзя прекратить их военною силою, я обратился к директору фабрики с предложением лично повлиять на рабочих и заставить их разойтись, на что г. Джонсон выразил полное согласие, уверяя, что толпа эта не опасна и стоит из праздного любопытства, видя, что собрались жандармы и полиция. Если же мы уедем, то он ручается, что к 10 часам вечера, т. е. к сроку смены рабочих, вся толпа разойдется. Зная, что г. Джонсон служит 40 лет на этой фабрике и пользуется громадною популярностью, я счел лучшим склониться на его просьбу и ручательства и уехал в город за 1/4 часа до смены, оставив в толпе двух жандармов, всегда живущих на фабрике; всем же остальным приказал уйти. Полиция же, оставив фабрику, поместилась в ближайших зданиях пригорода. По отъезде моем, как показывает унтер-офицер Кудрявцев, толпа стала прибывать, затем подошла смена из 4 т[ысяч] человек, но беспорядков не производила. Когда же вышла из мастерских отработавшая смена рабочих, то мальчики-рабочие с палками и камнями в руках бросились с криком «ура» на здание, в котором помещается склад продовольственных продуктов, а за ними последовала и вся толпа. Здание тотчас же было разграблено и разбито, и начался грабеж и битье стекол в соседних корпусах. Вмешательство жандармов и полиции оказалось уже неуместным, и на уговоры толпа отвечала камнями и палками, причем слегка были ушиблены унтер-офицер Кудрявцев, все время не оставлявший своего поста в толпе народа, и некоторые полицейские нижние чины; директору же фабрики какой-то рабочий нанес удар в грудь кирпичом. Извещенный немедленно о положении дел на фабрике, я тотчас же обо всем доложил губернатору, который распорядился о присылке на фабрику сводного батальона от 2 полков, [34] вышедших из лагерей на маневры, а до тех пор приказал воинскому начальнику взять роту местного резервного батальона и немедля итти на фабрику. Между тем на фабрике продолжался грабеж до тех пор, пока унтер-офицер Кудрявцев уговорил рабочих, живущих в фабричных казармах и не принимавших участие в беспорядках, пойти в магазин, где производился грабеж, и силою заставить прекратить его. На предложение Кудрявцева вышло до 600 человек рабочих, напали на грабителей, выгнали их из магазина и фабрики и заперли ворота. Толпа еще бушевала, когда подошла передовая рота, но увидя войска, разбежалась. В 2 часа утра на фабрику прибыли: г. губернатор, прокурор окружного суда, судебный следователь по особо важным делам и я. Тотчас же полициею с помощью воинских чинов начались обыски и было арестовано двадцать три человека, уличенных в грабеже, а теперь уже цифра таковых увеличилась до 65 человек[2]. Следовавшая смена рабочих в 4 часа утра спокойно пошла на работы. Спокойствие восстановлено, но не вполне, и на случай проявления поползновений к возобновлению беспорядков оставлено две роты пехоты. Подстрекатели намечены, но еще не взяты. Следствие ведется энергично.

Принимая во внимание, что беспорядки ограничились разграблением магазина продовольственных продуктов и не было выказано стремления повредить самому заводу или произвести безобразия противу властей, я не нахожу оснований заподозрить в этих беспорядках политической подкладки, хотя агентурным путем производятся розыски. О всем, что окажется впоследствии, я буду иметь честь донести вашему превосходительству особо.

[1] То же дело, л. 1.

[2] В подлиннике цифра 43 исправлена на 65, печатается по исправленному тексту.

Текст воспроизведен по изданию: Рабочее движение в России в XIX веке: сборник документов и материалов. - Т. III. Ч. 2. - [Москва], 1952. С. 33 - 35.