В декабре прошлого года в Москве вспыхнуло восстание. Народ поднялся на борьбу с правительством. По улицам древнего города закипела работа: строили баррикады, укрепляли дома; на место свергнутых властей ставили особые комитеты для поддержания порядка и дисциплины. Воровство прекратилось совершенно; хулиганы притихли. Дружинники охраняли захваченные улицы. Без царских властей народ вздохнул свободно. Войска московского гарнизона почти не пускались в действие, так как и их коснулось движение свободы. Многие из частей гарнизона поняли, что дело народа - правое дело, и что они, солдаты, не продажные души, а такие же сыны народа. Власти боялись, что солдаты перейдут на сторону народа, и дали знать об этом в Петербург.

Петербургские власти стали искать промеж войск верных царю палачей родной земли. Генерал Мин - ныне убитый народным мстителем, и полковник Риман - удравший недавно сперепугу в штатском платье за границу, - заявили, что в Петербурге есть такие палачи, это - семеновцы. Солдаты этого полка настолько одурели от казарменной дисциплины, настолько развратились, что забыли, кто они, и за лишнюю чарку водки готовы продать свою душу начальству. Петербургские министры во главе с царем поверили Мину и Риману. Стали грузить семеновцев в поезда и отправлять в Москву. Как лютые звери, ворвались семеновцы в Москву и под командой негодяев-офицеров стали избивать мирных жителей. Боясь вступить в открытый бой с дружинниками, они беспощадно расстреливали всех, кого только заподозривали в участии в восстании. Зверски накидывались на безоружных, всячески издевались над ними, истязали и, не зная удержа, купались в человеческой крови.

Московское восстание было подавлено. Семеновцы с музыкой вернулись в Петербург. Получили «спасибо» от полоумного царя и чарку водки от командира-зверя. Но дела семеновцев были у всех на глазах. В то время, как они праздновали победу, по всей России шел над ними неумолимый народный суд. Народ осудил семеновцев за их злодеяния. Семеновцы забыли, что в полку им жить два или три года, а всю остальную жизнь придется жить с народом. И вот прошел год. Наступило время [418] увольнения в запас. С разных сторон приходят теперь известия, что в деревнях и селах совершенно отказываются от солдат-семеновцев, и крестьяне прямо выгоняют их из деревень. Жены отказываются от своих мужей; матери проклинают сыновей. В самые последние дни в деревне Гостилицы, Петергофского уезда, крестьяне отказались принять в общество двух семеновцев. Так исполняется непреклонная воля народного суда над палачами народа.

Но, может быть, семеновцы совершали свои злодеяния не в полном разуме, а боясь наказания за нарушение дисциплины? Если это так, пусть семеновцы открыто заявят об этом. Пусть они делами своими покажут народу, что поняли свою ошибку. Борьба русского народа с царским правительством не кончилась. Семеновскому полку еще есть время одуматься и искупить свою тяжелую вину. Пусть встанут семеновцы грудью против врагов народа - правительства, дворян и чиновников.

Опомнитесь, семеновцы, пока еще не поздно! Ибо грозный приговор народного суда горящими буквами стоит над вашими головами. Неповинная кровь братьев и сестер, пролитая вами, вопиет об отомщелии, и руки народа-мстителя отыщут вас всех и всегда. Жизнь ваша, как жизнь Иуды и Каина, проклята двойным проклятием, и вы обречены на жалкое, презренное существование изменника и брата, убившего брата.

---

Текст воспроизведен по изданию: Листовки петербургских большевиков. 1902 - 1917. - Т. I: 1902 - 1907. - [М.], 1939. С. 418-419.