Товарищи!

Тяжело живется рабочему человеку везде, всякий хозяин, всякий старшой угнетает рабочего, высасывает из него кровь, тянет жилы. Но как ни трудно жилось рабочим, все же они дружно и смело отвоевывают у своих эксплуататоров, хоть понемногу, лучшую долю и жизнь.

Плохо живется рабочему везде, но, кажется, никому так плохо не живется в Питере, как нам, рабочим фабрики механического производства обуви.

В самом деле, как мы работаем, сколько мы получаем и как с нами обращаются мастера и старшие?

В нижней швейной мастерской, например, одна девушка потеряла номер. По правилам, которые подписывает каждый рабочий при поступлении на фабрику и которые висят на стенах, за потерю такого номера берется с рабочего 10 коп. штрафу. Но вышло не так: девушку уволили, лишили ее куска хлеба, да еще и издеваться стали над ней. Мастер выворотного отделения говорил другим работницам: «Вы должны для номера золотую или серебряную цепочку покупать и носить его, как медальон». Как с собаками, обращаются с нами. Мастер той же нижней швейной мастерской за то, что работница начинает строчить сразу три пары, с такими словами обращается к ней: «Зачем начинаешь строчить сразу, гадюка?»

А штрафуют нас как? Все мы знаем, как недавно оштрафовали работниц в нижней швейной мастерской по 50 коп. каждую за то, что они стали одеваться за 10 м. до гудка, хотя работы уже не было и можно было итти домой. А работа наша какая, сами знаете, - помещения тесные, [359] душные, вентиляции нет. Работа прямо каторжная: два, три года работы - и заработал чахотку. Опять же и врач наш - друг хозяев да старших; он от всех болезней касторкой да порошками лечит. Если же сходишь к вольному врачу и тот настоящее лекарство даст, то фабричный доктор Борчит: «Ага, у тебя денег много, больше не приходи ко мне, ходи к вольному».

Мало того, что у нас отнимают заработанные нами же деньги то штрафами, то понижением расценков, у нас еще притесняют иными способами. Старшой Сойкин из туфельного отделения обирает рабочих и штрафами и просто взятками, которые он берет с рабочих под видом денег, взятых заимообразно. Возьмет взаймы, держит, держит года три, да и не отдаст совсем. Самой паршивой собаке лучше живется, чем нам; хороший хозяин и собаку жалеет, а наша администрация поит нас вонючей водой из кадки, в которой давно уже завелись черви. А унижают нас как! Всех обыскивают при входе и выходе из фабрики. Заведывающий по двору велел обыскивать всех, чтобы не носилн прокламаций, в которых правда пишется про наших эксплуататоров, хозяев, мастеров и старших. Не любят наши угнетатели, когда про них пишут правду. Как только прочитали господа Гример, Эверт да Гартвиг в «Русской Газете» частичку правды про нашу каторжную жизнь, то сейчас же прислали своих прислужников и силой заставляли подписываться под опровержением: «Не было, мол, этого, и хозяева наши - благодетели нам».

Всем также известно, товарищи, как нам трудно получать пропуска; ходишь, ходишь, кланяешься, кланяешься, а пропуск получишь разве тогда, когда умрет отец, мать или ребенок. Да и то, прежде чем выпросишь, всю душу выворотят у тебя. Если же заболеешь и не придешь работать, то берут штрафу 50 коп. за первый день, за второй день 1 р., а на третий и с фабрики долой.

Не довольно ли, товарищи, рассказывать о наших порядках, мы все их знаем, у нас на глазах произвол, все мы видим, как у нас выгоняют старых рабочих, а новых набирали, а теперь стали увольнять новых и старых. В рантовом, например, недавно рассчитали 10 человек, да и каждый день теперь будут давать расчет. Плохо живется нам, гнут нас в бараний рог, а мы все молчим, все терпим, все дрожим. Безработные наши же товарищи, уволенные в прошлую забастовку, грудью постоявшие за нас, голодают, а мы долго боялись даже собрать на них. Все наши товарищи на других фабриках и заводах борются, улучшают свою жизнь, не боятся начальства, не позволяют увольнять своих товарищей, не позволяют выбрасывать за ворота, как собак.

А мы, товарищи?

Мы не стоим друг за друга, мы не помним нашего братского завета: все за одного, и один за всех!

Нужно, товарищи, стоять грудью за наше рабочее дело, надо бороться, только борьбой мы улучшим свою жизнь. Но плодотворно бороться можно только объединившись, только сплотившись все, как однн. Товарищи, будем помнить, что никто нам не поможет, ни наши враги-хозяева, ни хозяйские защитники-жандармы, ни полиция, ни проклятое самодержавное правительство, которое помогает капиталистам угнетать нас и выжимать из нас соки.

Товарищи, будем организовываться, будем узнавать наших друзей и врагов. Не будем верить ни хозяевам, ни правительству, которые [360] говорят, что рабочим живется хорошо, что правительство заботится о нас. У нас только одни друзья, это мы сами, рабочие, социал-демократы, передовые, сознательные товарищи, которые вместе с нами борются за нас, рабочих.

Знаем, наверное, мы все, как под давлением восставших за правду и свободу всего русского народа рабочих царь и его правительство пообещали нам разные посулы: и свободу собраний, и свободу печати, и свободу союзов, и даже Государственную Думу. Знаем мы также все, что эта Дума не народная Дума, а фальшивая полицейская расписка, которую царь хочет дать заграничным капиталистам. Царю и его правительству необходимо подавить недовольство рабочих и крестьян, а для этого нужны солдаты и деньги.

Подпишется народ и расписке поверят (смотри особый листок о Думе), и тогда дело свободы может опять остановиться. Знаем мы, что эта Дума полицейская и фальшивая мышеловка, и не хотим ее, этой Думы, и выборов в нее.

Уже проснулся рабочий класс в России, уже доказал он правительству, и хозяевам, что не надуть нас никакими обещаниями. Мы хотим лучшей жизни, мы хотим настоящей свободы, мы сорганизуемся, добьемся счастья и лучшей жизни.

Присоединимся же и мы к единой Р. С. Д. Р. П., которая борется за лучшую жизнь рабочих, за новую, свободную Россию, за коренное переустройство всего общества.

Долой Государственную Думу!

Да здравствует Демократическая Республика!

Март 1906 г.

Текст воспроизведен по изданию: Листовки петербургских большевиков. 1902 - 1917. - Т. I: 1902 - 1907. - [М.], 1939. С. 359-361.