Товарищи! Вам памятны крестьянские волнения[1], происходившие весной в Полтавской, Харьковской губерниях. Доведенные до полного разорения непосильным бременем податей, испытав подряд несколько лет самых тяжелых неурожаев, крестьяне были предоставлены всем ужасам смерти. Помощи ждать было неоткуда. Скудная продовольственная помощь или вовсе не выдавалась, или выдавалась не во-время. Продовольственное дело из рук земства было передано администрации. Частная благотворительность была запрещена особыми циркулярами. Крестьяне голодали, а бок о бок с ними находились экономии, в которых закромы ломились от избытка хлеба. Терпение крестьян истощилось, и они решились силою взять помещичий хлеб. Вам памятна также та жестокая расправа, которую правительство учинило над нарушителями священной собственности кулаков-мироедов. Правительство горячо приняло к сердцу их интересы. Посланы были войска против «бунтарей-грабителей». Ради восстановления поруганных прав собственности не остановились перед расстрелянием десятков людей, не остановились перед поголовной поркой ВСЕГО взрослого населения. В довершение всего царское правительство для большей острастки «бунтовщиков» отдало все женское население в распоряжение дикарей-казаков, которые дали полный простор своим грубым страстям. В деревнях разыгралась отвратительная картина невиданного насилия и разврата. Масса женщин, в том числе беременные и подростки, были изнасилованы. Некоторые не переживали позора - кончали с собой. Точно орда дикарей-завоевателей ворвалась в покоренную страну и творит свою расправу над беззащитным населением. И как бы в довершение полного сходства с образом действий завоевателей, царское правительство, в наказание за бунт, наложило на население дань, в десятки раз превосходившую тот урон, который понесли помещики. Мы уже не говорим о том, что весь хлеб, взятый крестьянами [12] у помещиков, полностью был возвращен. Мало того, во многих случаях отнимали те немногие запасы, которые составляли заведомую крестьянскую собственность[2]. Однако все эти меры устрашения показались самодержавному правительству недостаточными. Крестьяне, правда, были усмирены. Но как знать, на долго ли? Как бы крамола не перекинулась на новые места?[3] И вот во всех губерниях, где крестьянское и селение было не совсем спокойно, целый ряд губернаторов объезжает уезды, всюду сзывая сельские сходы и призывая население к покорности и послушанию предержащим властям. С бесстыдной откровенностью гг. губернаторы указывают, в назидание крестьянам, на расправу, учиненную над их харьковскими и полтавскими собратьями, не двусмысленно и многократно давая понимать, что в случае чего правительство не прочь повторить полтавские избиения и зверства. Некоторые из них стараются лживо уверить крестьян, что государь-батюшка родной им отец, что для него нет ни бедных, ни богатых, что он одинаково обо всех заботится и болеет своим любвеобильным сердцем. Но речи губернаторов недостаточно действуют, и население кой-где продолжает волноваться. Тогда правительство решается потревожить покой самого его величества. Во время курских маневров сзываются сельские старосты и волостные старшины Харьковской, Полтавской, Черниговской, Орловской к Воронежской губернии, и государь-батюшка обращается к ним со следующей милостивой речью: «Весною крестьяне разгромили соседние экономии - виновные понесут заслуженное наказание - начальство сумеет, я уверен, на будущее время не допустить подобных беспорядков. Напомню Вам слова моего покойного батюшки: Слушайтесь ваших предводителей дворянства и не верьте вздорным слухам. Богатеют не захватом чужого добра, а от честного труда, бережливости и жизни по заповедям божьим. Передайте вашим односельчанам все, что я вам сказал, а также и то, что действительные их нужды я не оставлю своим попечением»[4]. Итак, крестьяне в глазах царя - грабители. Они не хотят заниматься честным трудом, а захотели разжиться на чужой счет. Им напоминают заповеди божьи, советуют не увлекаться вздорными слухами, обещают попечение о действительных нуждах. Ни слова об убийственном, дошедшем до полного отчаяния положении крестьян, ни слова о жестокостях и насилиях начальства. Крестьян упрекают в грабеже и желании разжиться чужим богатством, как будто они искали богатств, а не желали спасти себя от голодной смерти. Голодные крестьяне объявлены грабителями, живущими «нечестным трудом», а кулаки-мироеды и помещики-тунеядцы выставляются честными труженниками. Царь напоминает крестьянам заповеди божьи. А унизительная порка тысяч людей, расстреливание, изнасилование женщин - все это по заповедям божьим? По заповедям божьим, как видно, и непомерная дань с голодных неимущих крестьян. По заповедям божьим, царь бросает крестьянам вместо хлеба камень, а на просьбу о прирезке земли дает бессмысленный приказ слушаться предводителей дворянства. Каждое слово, каждая строчка этой речи навсегда должна запечатлеться в памяти наших крестьян. В ней резко и ярко обрисовывались все бессердечие царя, вся ложь и лицемерие, с которым царское правительство старается одурачить и опутать легковерное население. Царь, доведший народ до края гибели, до голода, до нищеты и разорения, является в роли судьи, читает назидательное поучение о честной трудовой жизни, о заповедях божьих, дает заманчивые обещания [13] не оставить без попечения истинные нужды народа. Кому не ясна прямая цель речи: отвести глаза, опутать лживыми уверениями, разыграть роль народного печальника? Царь будет пещись о нас. Быть может, крестьянство еще долго будет верить в царские попечения, - но пролетариат уже потерял эту веру. Русский рабочий прочными нитями связан со своим деревенским собратом, и ему предстоит не легкая задача - вытравить эту тупую веру в царя. Русский рабочий может к должен выяснить крестьянину, что у нас может итти речь не о помощи от царя, а о борьбе с царем. Рабочей должен это делать потому, что рабская вера деревни в царя служит сильнейшим оплотом для царской власти. Если крестьянин поймет эту простую мысль и перестанет питать надежду на царя и его правительство, тогда он своею поддержкою удвоит, утроит силы пролетариата, а перед напором этих соединенных сил не устоит и всесильная царская власть.

Мим., 2 стр., 24 1/2, X 19 1/2 см., библиотека ИМЭЛ,
листовка № 86.

[1] Речь идет о крестьянских волнениях, происходивших в марте 1902 г. в Полтавском и Константиноградском уездах Полтавской губернии и в Валкском и Богодуховском уездах Харьковской губернии. По этому вопросу см. сборник «Крестьянское движение 1902 г.», изданный Центроархивом (Гиз. 1923 г.).

[2] Расправа над крестьянами была самой жестокой. Целые деревни были преданы суду. Около тысячи человек было приговорено судом к разным срокам тюремного заключения (до 4 и 5 лет) Дела о крестьянских беспорядках разбирались в Валках, Константинограде и Полтаве в первой половине сентября 1902 г. в особом присутствии Полтавской и Харьковской судебных палат, с участием сословных представителей, при закрытых дверях.

По поводу начавшегося суда над крестьянами Полтавский комитет РСДРП, обращаясь ко всем полтавским жителям, писал в своей листовке от 14 сентября 1902 г.:

«По закону: обвиняемый несет одно наказание даже при совокупности преступления (Осн. уг. зак.). В действительности: судом крестьян хотят наказать в третий раз.

По закону: наказание несет тот, кто совершил преступление (ст. 15 суд. уст.). В действительности: 800-тысячное взыскание распределено на всех крестьян, не разбирая ни правого, ни виноватого.

По закону: телесное наказание налагается только волостным судом, от него избавлены женщины и дети (Пол. о волост. суд.). В действительности: харьковский и полтавский губернаторы самовольно перепороли поголовно все население нескольких деревень.

По закону: за свои незаконные действия при подавлении беспорядков харьковский и полтавский губернаторы подлежат суду за превышение власти (ст. 345 Ул. о нак.). В действительности: харьковский губернатор Оболенский награжден орденом и царской благодарностью, а полтавский губернатор уволен от должности за недостаточную порку».

[3] Известно, что летом 1902 г. крестьянские волнения происходили в Саратовской, Тамбовской, Рязанской, Воронежской, Новороссийской, Ставропольской губерниях и на Кавказе (в Гурии).

[4] Речь Николая II волостным старшинам и сельским старостам (губерний Курской, Черниговской, Орловской и Воронежской), произнесенная 1 сентября 1902 г., см. «Красный архив», т. 2 (39), стр. 106, и «Правительственный вестник» № 192 от 3 сентября 1902 г., стр. 1.

Текст воспроизведен по изданию: Листовки петербургских большевиков. 1902 - 1917. - Т. I: 1902 - 1907. - [М.], 1939. С. 12-14.