Петербургский пролетариат встретил 1913 год под свежим впечатлением забастовок и демонстраций в связи с первыми запросами социал-демократической фракции в государственной думе. Как раз накануне нового года закончилась стойкая борьба максвельцев, оборонявшихся против локаута больше двух недель при помощи и поддержке всей массы рабочих Петербурга. В годовщину «кровавого воскресенья» в Петербурге бастовало около 80 тысяч человек. Еще накануне вся полиция в ожидании демонстрации была поставлена на ноги. В рабочих районах были произведены аресты.

В такой обстановке, 21 января 1913 года, IV Государственная дума возобновила свою работу после каникул. Депутаты-помещики и чиновники не торопились начать «законодательную работу». К первому заседанию съехалось лишь незначительное большинство думцев. Первые заседания прошли вяло и были посвящены затянувшемуся вопросу об утверждении выборов. Думский зал оживился лишь тогда, когда социал-демократическая фракция выступила с запросами о взрыве на Охтенскрм пороховом заводе, об истязании политических заключенных и о локаутах в текстильной промышленности.

Первым был внесен запрос о происшедшем в конце декабря 1912 г. взрыве на Охтенском пороховом заводе, изготовлявшем взрывчатые вещества для военного ведомства. Взрыв произошел после обеда, около трех часов дня, но уже к вечеру по городу распространились известия о большом количестве жертв на заводе. Пять человек погибло под обломками, из-под которых трупы были затем откопаны в совершенно изуродованном виде. Обезображенный и обгорелый труп одного рабочего был опознан лишь по сохранившемуся клочку материи костюма. Свыше 50 человек получили тяжелые ранения. Среди пострадавших преобладали женщины, так как в трубочной мастерской, где произошел взрыв, преимущественно применялся женский труд.

Военное ведомство начало расследование причин взрыва для составления «высочайшего рапорта». Заведомо было известно, какие результаты могло дать подобное расследование: ловкие чиновники составляли его с таким расчетом, чтобы действительных виновников не было найдено, а вся вина была переложена на «волю божию». Взрыв, по объяснениям начальника завода Сомова, был простой случайностью! «Такие случайности бывают и могут быть всегда, - говорил он, - я сам, входя на завод, осеняю себя каждый раз крестным знаменем».

Чрезвычайно опасное для жизни и здоровья рабочих производство взрывчатых веществ требовало особо квалифицированного труда, который мог дать лишь высоко оплачиваемый рабочий. Между тем администрация завода, в погоне за дешевой рабочей силой, принимала на работу главным образом чернорабочих и среди них в первую очередь приехавших из деревни и совершенно неподготовленных для производства женщин-работниц. За десятичасовой рабочий день без перерыва платили гроши: 65-75 коп. Рабочие были в полной кабале: на заводе даже не существовало расчетных книжек. Грубая брань, штрафы, произвольные увольнения - все это широко практиковалось заводским начальством. Вся эта обстановка дополнялась отвратительным техническим оборудованием завода. Помещения мастерских были тесные, тогда как завод был перегружен заказами; целый ряд правительственных комиссий признавал необходимость коренного переоборудования завода и даже переноса его в новое помещение. О том, что в этих условиях взрывы должны были быть частыми, свидетельствовал тот факт, что 3 января 1913 г., т. е. всего через две недели после катастрофы, произошел новый взрыв, повлекший за собой новые жертвы.

Чрезвычайная обстановка, в которой произошел взрыв, многочисленность жертв и, наконец, опасность новых взрывов - заставили на этот раз даже думское большинство признать спешность запроса. 134 голосами октябристов и центра против 127 голосов правых спешность запроса была признана. Судьба запроса о взрыве на Охте однако показала, что признание думским большинством спешности запроса отнюдь не делает его действительно спешным. Запрос был принят государственной думой 25 января 1913 года, ответ же в письменном виде был прислан военным министром только летом 1913 г., т. е. через полгода. Думцы, распущенные на летние каникулы, не успели обсудить объяснения военного министра, и понадобилось еще почти полгода, пока ответ правительства на заданный в январе 1913 г. вопрос был поставлен на обсуждение думы.

С критикой правительственных объяснений от социал-демократической фракции выступил А.Е. Бадаев.

- Господа! В заседании 25 января государственная дума приняла запрос социал-демократической фракции по поводу взрывов на Охтенском заводе взрывчатых веществ 17 декабря 1912 г. и 3 января 1913 г. и потребовала от председателя совета министров и военного министра объяснения: 1) известно ли министрам, что эти катастрофы произошли благодаря преступной небрежности заводской администрации и повлекли за собой более 60 человеческих жертв, 2) что предпринято ими в наказание и предупреждение на будущее время таких катастроф? Эти взрывы, как я уже сказал, были в конце прошлого года и в начале этого года. После этих взрывов на этом же самом заводе произошло несколько так называемых по обычаю, установленному администрацией того завода, вспышек. Если оторвало руку или две и несколько человек рабочих ранено, то это называется «вспышками». Так уже установлено [119] обычаем, это «вспышка». Таких вспышек уже после этих двух больших взрывов было несколько... После этих, я говорю, взрывов произошли взрывы и на бывшем заводе Парвиайнен, на гвоздильном заводе и на многих других. И что же? Военный министр в конце прошлой сессии дал свое письменное объяснение; но объяснением этим мы, социал-демократы, не можем удовлетвориться. Не может удовлетвориться и весь рабочий класс, пославший нас в государственную думу, внесший этот запрос через нас и нетерпеливо следящий за ответом правительства и большинства государственной думы. Мы знали раньше, что министр ответит. Министр виновных не нашел и судить никого не собирается. Стало быть, все делалось по закону, и 60 человеческих жертв были взорваны также по закону. Предлагается государственной думе удовлетвориться этим холодным заявлением военного министра. Государственная дума и не может и не должна этого сделать. Она не может не признать виновными в гибели десятков людей, когда из формальной холодной отписки военного министра сквозит истина, кричит правда о действительных виновниках нарушения закона.

В культурных странах, на Западе, даже при нынешнем буржуазном строе предприятия, принадлежащие государству, не заинтересованные непосредственно в извлечении максимальных прибылей и находящиеся в меньшей зависимости от рынка, идут впереди всех частновладельческих предприятий и служат как бы образцом для них как по своему техническому оборудованию, так и по отношению к рабочим. Там, на Западе, рабочие в казенных предприятиях пользуются более коротким рабочим днем и получают большую заработную плату и несомненно отличается наибольшей культурностью и сознательностью.

Но не то у нас, господа. Вот посмотрим на Охтенском заводе взрывчатых веществ. При нынешних условиях петербургской жизни и оплате труда рабочие должны были бы получать по меньшей мере три рубля в день, а между тем ни па одном заводе, ни на одной фабрике в Петербурге нет худших условий, как там. Взрослые и семейные люди получают 70-80 копеек за длинный рабочий день. Чтобы дойти до [120] рубля, - это высший предел, - нужно проработать несколько лет. Женщины, девушки получают еще меньше. Полный произвол администрации, грубое обращение с рабочими, увольнение без предупреждения создают такую атмосферу на заводе, что наиболее культурные, сознательные рабочие должны были бежать с такого завода. Остающиеся рабочие утрачивают свое здоровье, убивают энергию и покорно ждут своей очереди умереть от подобного взрыва или систематического отравления вредными веществами и газом.

Господа, я вам докажу примером, что там произвол царит, как нигде. Прошлой весной ко мне пришли рабочие, которые расчитаны начальником того завода за то, что они после взрыва подали прошение о том, что так как ихнюю одежду также, конечно, разорвало на части, а они мало зарабатывают, то, чтобы администрация выдала, сколько стоит их одежда. И что же администрация сделала? Она сделала то, что уволила этих рабочих. Затем военный министр указывает, что там рабочие работают 9 часов. На самом же деле, - я сам рабочий и сам испытал весь этот гнет на своей спине и знаю, как обстоит дело, - на заводе работают по 12, 18 часов, не выходя из завода... Эта беспощадная эксплоатация рабочих сил не оставляет времени для того, чтобы позаботиться о нормальных и безопасных условиях труда. Я указал прошлой весной в своей рабочей газете «Правда», каково положение рабочих в казенных мастерских Николаевской железной дороги, где рабочие работают 50 с лишком дней в месяц и они почти не видят своей квартиры. И что же получилось после этого? Покорный слуга капитала, петербургский градоначальник оштрафовал без всякого повода...

П р е д с е д а т е л ь.  За ваше выражение я призываю вас к порядку, член государственной думы Бадаев.

Б а д а е в.  ...на 500 рублей нашу газету за то, что она описала положение рабочих в этих мастерских. Вот как трудно, как невыносимо рабочим жить в такой тяжелой атмосфере. То, что вчерашний день обсуждали вопрос об этом самом несчастном положении на железных дорогах, где рабочие по восемнадцати часов работают, ворочают шпалы, - ни одно животное постольку не ворочает, как рабочий класс, - за какие-нибудь [121] 40-50 копеек, вот, господа, когда мы как рабочие представители заявляем об этих невыносимых условиях рабочих, вы, правые, смеетесь, когда рабочий класс в 1905 г. потребовал от вас того, чего ему нужно, вы его накормили пулями. Рабочий класс хорошо знает, что он больше не может...

П р е д с е д а т е л ь.  Член государственной думы Бадаев, прошу вас держаться в пределах вопроса.

Б а д а е в.  ...не может дальше продолжать такие условия жизни. Наступит скоро время, что он потребует тех же прав, и может быть сильнее и могущественнее, и даже осуществит это.

Я уже вам указал и вы видели, что администрация Охтенских заводов выжимает все соки их рабочих. Нельзя после этого тут не признать виновных. Но не в этом дело, не в этом рабочие видели вину главного артиллерийского ведомства по поводу этого взрыва. Ведь в нашем запросе прямо было указано, что вспышки при взрывчатых веществах неизбежны, но взрывы лишь тогда возможны, когда готовый материал взрывчатых веществ накопляется в мастерских. Это запрещено правилами Охтенских заводов взрывчатых веществ. А между тем в комнате мастера, по заявлению военного министра, найдено 17 декабря 35000 готовых капсюлей. Это в три с половиной раза больше, чем было указано в нашем запросе. Вот в чем мы обвиняем главное артиллерийское ведомство и администрацию того завода. Мы не предполагали и не утверждали, что это - сознательное игнорирование жизнью тысяч рабочих, а имели в виду, что это - обычное чиновничье «авось», которое повлекло за собою трагические последствия. Военный министр дает в этом отношении совершенно новый изумительный материал. Он говорит, что этот завод стоит в техническом отношении ниже всякой критики и поэтому приговорен к закрытию на 1915 г., что ему не под силу справляться с теми заказами, которые он выполнял в 1912 г.; что администрация этого завода доносила по начальству в главное артиллерийское ведомство, а быть может и самому министру, о необходимости разгрузить этот завод. На это, очевидно, последовало указание не останавливаться ни перед [122] какими затруднениями, лишь бы своевременно выполнить наряд. Явилась настоятельная необходимость снабдить нашу полевую артиллерию взрывателями, а поэтому пришлось занять все сколько-нибудь подходящие помещения для работ. И вот мы должны констатировать, после объяснений военного министра, не одну небрежность заводской администрации и недосмотр ее за мастерами и рабочими, а сознательное покушение главного артиллерийского ведомства на жизнь рабочих Охтенского завода.

Военное министерство знало, что предъявляются чрезмерные требования к рабочим и что эти требования нельзя выполнить иначе, как подвергнув огромной опасности жизнь рабочих. Поэтому военное министерство взяло на свою совесть жизнь тех людей, которые могли и которые должны были погибнуть. Стало быть, военное министерство не может отвергнуть своей вины перед законом и всей страной.

Военный министр, ссылаясь на политические осложнения на Ближнем Востоке, рассчитывает уменьшить вину свою и своего ведомства в глазах большинства государственной думы, думая, что его заявлением удовлетворятся и те, которые находятся в оппозиции к одержимым славянским шовинистическим угаром. Быть может, расчеты военного министерства и его ведомства и оправдаются, и дума дарует ему и его ведомству отпущение грехов, но и тогда, господа, им не удастся обмануть рабочий класс, ибо народ хорошо знает, кто его враги. Он хорошо знает, что вы скажете; он знает, что большинство государственной думы не есть представители народа, а враги народа, прошедшие в думу благодаря уродливому избирательному закону...

П р е д с е д а т е л ь.  Член государственной думы Бадаев, прошу вас не употреблять таких выражений по адресу государственной думы.

Б а д а е в.  ...прошедшие благодаря уродливому избирательному закону. Народ хорошо знает, что только тот парламент будет истинно защищать народ, который будет создан после полной победы народа и при полной демократизации всего политического строя. А сейчас, каков бы ни был ответ по поводу объяснений министра, народ, особенно идущий во [123] главе народного движения [пролетариат], этими объяснениями не удовлетворится. (Рукоплескания слева.)

Текст воспроизведен по изданию: Бадаев А.Е. Большевики в Государственной Думе. - М.-Л., 1930. С. 119 - 124.