Продолжая мои объяснения по поводу найденных при мне писем, записок и карточек, я говорю: письмо, помеченное № 4, писано мною вскоре по возвращении моем из-за границы в Москву в начале настоящего года. Письмо это я писал своей невесте, предполагая отправить оное по почте в Париж, где тогда она жила; но затем я написал ей другое письмо, а это осталось у меня не оконченным. По поводу фразы в этом письме «до Кр. проехал очень благополучно», я могу только сказать, что буквы «Кр» - есть начальные буквы города Кракова, но у кого я останавливался там, что за личности, которых я разумел под словами в этом письме «кой-кого из тамошних людей», а также кто такие упомянутые в том же письме «Анна Михайловна» и «Васильев» - я сказать не желаю. Письмо, помеченное № 5, начинающееся словами «дорогой друг», я получил в Париже пред своим отъездом в Россию в конце прошлого 1878 г., как показывает пометка на этом письме «6 января н. c.», т.-е. нового стиля 1879 г. По подписи на этом письме «Ваш Л. Цикерм.» видно, что автор его носит фамилию «Цикерман», а имя его я не знаю. [37] С этим господином я познакомился в Париже пред своим отъездом оттуда в прошлом году, случайно в библиотеке, где получаются русские газеты и журналы, но кем она устроена, я не знаю. Кто такой этот Цикерман по своему общественному положению, чем он занимался в Париже, на какие средства жил, а также русский ли он подданный - я не знаю, но при разговоре с ним видно было, что он жил в России и собирался ехать сюда, но не имел на дорогу денег. Письмо это Цикерман просил меня передать по написанному им на клочке бумаги адресу, теперь предъявленному мне и помеченному «к № 5», именно «Анне Лазаревне Цетлин, Петербургская сторона, Большая Посадская улица, дом № 20, кв. 6, в С.-Петербурге». Кто такая Анна Цетлин - не знаю и не видел ее, так как по приезде в Петербург, в январе сего года, я хотя и искал названную личность потому адресу, но не нашел. В письме этом, переданном мне без конверта, говорится, что в случае, если Анне Лазаревне удастся достать денег для Цикермана, то он просит передать оные мне; я же имел отправить эти деньги Цикерману в Париж, по адресу, который он дал мне пред моим отъездом, но который я потерял. Письмо в конверте, помеченное № б, и писанное, как видно, 8 января 1879 г. - 27 декабря 1878 г., я получил тогда же и также от вышеназванного Цикермана в запечатанном конверте, на обороте которого, вместо всякого адреса, написано только «Для Н.». Кто этот «Н» - я не знаю, так как, передавая это письмо мне, Цикерман вручил мне подробный адрес этого «Н» в Петербурге, но адрес этот я утерял. Кем писано это письмо, а также кем сделана приписка на оном «к просьбе, выраженной в этом письме, я отношусь вполне сочувственно, известный вам», - я не знаю и Цикерман мне не говорил. В письме этот пишущий выражает желание «добыть 200 - 250 рублей для одного хорошего дела» и продолжает, «что о деле этом подробно расскажет податель этой записки», с которым лицо, имевшее получить это письмо, «может говорить свободно, не стесняясь». Не зная автора этого письма, я не могу сказать, о каком «хорошем» деле говорится в нем, а также не думаю, чтобы ко мне непременно относились выражения в этом письме, как к подателю оного, с которым можно говорить, не стесняясь. Как я сказал уже, Цикерман сам собирался ехать в Россию и так как это письмо я получил от него, то по всей вероятности он и называется подателем этого письма; мне же по крайней мере Цикерман ничего не говорил о содержании этого письма. Письмо, помеченное № 7 и адресованное к Петру Николаевичу, писал вышеупомянутый Николай Васильевич Рейнштейн и передал оное мне без конверта, при отъезде моем из Москвы в Петербург для доставления по адресу. Кто этот Петр Николаевич - я не знаю и Рейнштейн мне не говорил о нем, адрес же Гего хотя и обозначен в конце того же письма именно[1] «П. Н.» и хотя этот адрес мне объяснял Рейнштейн, но по приезде в Петербург я забыл это разъяснение и потому не мог доставить означенное письмо. В этом письме Рейнштейн, подписавшийся только под оным «Н. Ва.....ев», просит Петра Николаевича передать мне деньги, которые, по словам Рейнштейна мне, нужны ему были для устройства мастерской, о которой я говорил выше. При этом Рейнштейн рекомендует меня «человеком очень хорошим, который сообщит подробно» о той же мастерской. Кроме того, в этом же письме упоминается о выкупе часов Рейнштейна, которые где-то были заложены, о чем должен был знать Петр Николаевич. Адрес на клочке бумаги, помеченный № 8, именно: «станция Михайловка Вор.-Ростовской ж. д. через Россошанское Почтовое Отделение, в слободу Морозовку» - не помню кем, когда и для какой цели передан мне; у меня же нет знакомых в названной слободе. По почерку не могу узнать, кем писаны как этот адрес, так и на обороте оного разные фамилии. Письмо, помеченное № 9, в конверте, написано карандашом на клочке серой бумаги, передано мне Рейнштейном для доставления в Петербург. На конверте этого письма я, со слов Рейнштейна, написал адрес того лица, коему оно должно было быть передано мной, именно «К. Оп. 162 Иляшенко, брат Илья». Разъяснение этого сокращенного адреса я забыл по приезде в Петербург и потому не мог передать этого письма, или скорее не успел вспомнить разъяснение этого адреса Рейнштейном, так как вскоре по приезде сюда из Москвы был арестован. Кто этот Иляшенко - я не знаю и по желанию Рейнштейна должен был только передать это письмо Иляшенко или брату его. Письмо это было передано мне запечатанным, и потому содержания оного я не знал. О каких именно доносах говорится в этом письме, [38] а также кто называется Андреем, упоминаемым в письме, и кто писал оное, подписавшись «Сено» - я не знаю. Письмо на польском языке с адресом на конверте на том же языке, помеченное № 10, я получил в Варшаве в последний приезд свой из-за границы. Проезжая от Ченстохова к Варшаве по железной дороге, я познакомился в вагоне с каким-то поляком, фамилии коего я не знаю. По приезде в Варшаву этот поляк пригласил меня на какую-то квартиру, где я и познакомился с автором письма, Ксаверием Вонсовичем. Этот последний, узнав, что я буду в Москве, дал мне означенное письмо к своему брату, служившему, по словам Вонсовича, в каком-то магазине в Москве. По прочтении мне теперь перевода этого письма, оказывается, что в нем говорится «о слиянии между поляками и русскими, которых правительство разъединяет». И Ксаверий Вонсович знакомит меня со своим братом, в видах этого соединения, прибавляя, что от меня брат его «все узнает». Содержание письма этого для меня необъяснимо: я не знал, кто такой сам Ксаверий Вонсович, хотя он говорил, что занимается слесарным мастерством на каком-то заводе в Варшаве. Никакого разговора с ним о том, что будто-бы правительство разъединяет поляков с русскими, у меня не было, хотя и говорили мы о том, что полякам и русским нет причин враждовать между собою. Что разумеется под словами «все узнает», т.-е. что именно брат этого Вонсовича мог узнать от меня, - я не могу понять. По приезде в Москву я искал этот магазин, где служил брат Вонсовича, но не нашел, а потом и забыл, как называется этот магазин, и я не могу точно припомнить, относится ли к этому письму написанный на клочке бумаги карандашом адрес, помеченный № 11, именно: «магазин Норблин, Никольская улица», или же тот адрес, который я имел для передачи письма Вонсовичу, я утерял. Послание к братьям-евангеликам, помеченное № 12 и писанное по-русски на листе бумаги, получено мною от Рейниггейна пред отъездом моим в Петербург. Рейнштейн дал оное мне для прочтения, но я даже не читал и забыл возвратить Рейнштейну. Почерк, которым написано это послание, мне не известен. Лиц, изображенных на отобранных у меня и теперь предъявленных мне фотографических карточках, в числе шести, я не желаю назвать, кроме одного, именно моей матери, изображенной на карточке под № 1. Относительно имеющихся в моей записной книжке адресов, именно «Калашникова, Александры Федоровны Лавровой и г-на Паскаль», я могу только сказать, что о Калашникове я говорил выше, г-жа Лаврова, по словам Рейниггейна, жена хозяина того дома, где жил Рейнштейн, а кто такой г-н Паскаль, я не знаю. Фамилии «Бонди», «Сербковского», «Рикарда», «Петра Николаевича Соколова», а также кого-либо, называвшегося «Англичанин» и «Итальянец», я не слышал и не видел ни у Рейнштейна и нигде в другом месте.

Верно. Виктор Павлов Обнорский.


То же дело у лл. 66 - 68.

---

[1] Следует шифрованная фраза.

---

Текст воспроизведен по изданию: Историко-революционный сборник. - Т. 3. - 1924. С. 37 - 39.