В Государственную Думу IV созыва внесен, за подписями 36 членов Думы, обращенный к министрам - внутренних дел и юстиции - запрос о незакономерных действиях членов с.-петербургского охранного отделения в деле привлечения к судебной ответственности членов социал-демократической фракции II Государственной Думы.

По поводу настоящего дела надлежит прежде всего отметить то обстоятельство, что подобный запрос вносился уже на рассмотрение Государственной Думы II созыва, при чем, будучи передан тогда [97] в комиссию по запросам, был признан (большинством всех голосов против четырех воздержавшихся членов оппозиции) неосновательным и подлежащим поэтому отклонению.

Такое решение комиссии нельзя не учесть при обсуждении возникшего ныне однородного дела, тем более что в основу прежнего запроса были положены те же разоблачения Бродского, на коих отчасти обосновывается и настоящий запрос.

Предварительно, однако, рассмотрения этих разоблачений по существу не лишним представляется, для выяснения степени их достоверности, коснуться вопроса о том, насколько вообще заявления Бродского заслуживают доверия.

Из имеющихся в департаменте полиции сведений о названном лице усматривается, что Бродский,-в бытность секретным сотрудником первоначально при отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Варшаве, а затем при таком же отделении в С.-Петербурге, - содействовал раскрытию нескольких серьезных противоправительственных организаций. Таковой своей деятельностью, ставшей известной революционерам, Бродский вызвал против себя настолько сильное озлобление в революционном лагере, что в 1908 году он, из опасения подвергнуться кровавой расправе, поспешил оставить службу и выехал за границу. Но так как воздвигнутые против него гонения и там не прекратились, то Бродский, в видах примирения с революционной средой, вошел в сношения с Бурцевым и, под давлением последнего, опубликовал свои признания в угодном для революционеров духе. Этому выступлению Бродского предшествовал ряд поданных им в департамент полиции прошений, в коих он, возбуждая разного рода ходатайства, указывал на то, что революционеры настойчиво домогаются от него сенсационных разоблачений. В виду того, что подобные заявления Бродского до некоторой степени носили шантажный характер, все прошения его были оставлены без последствий и без ответа.

Не подлежит сомнению, что, при наличии приведенных условий, к направленным в подрыв престижа правительственных органов заявлениям Бродского, сделанным притом по настояниям революционеров, следует относиться с крайней осторожностью.

Между тем, авторы настоящего запроса, принимая на веру опубликованные заграничной революционной прессой разоблачения Бродского, утверждают, что названный бывший сотрудник в прошениях, поданных 18 августа 1911 года на высочайшее имя и на имя министра внутренних дел, ходатайствовал о предании его суду за инсценирование сношений социал-демократической фракции II Государственной Думы с военно-революционной организацией, выразившееся в том, что он, Бродский, с ведома бывшего начальника спб. охранного отделения генерала Герасимова:

1) был инициатором посылки в социал-демократическую фракцию депутации солдат петербургского гарнизона; [98]

2) на своей квартире производил переодевание солдат перед отправлением депутации;

3) участвовал в передаче социал-демократическим депутатам наказа революционного содержания, черновик которого был выработан в охранном отделении и одобрен генералом Герасимовым.

Из сопоставления этих сведений с содержанием всеподданнейшего прошения Бродского от 18 августа 1911 года усматривается, что в прошении этом приведенных интерпеллянтами заявлений Бродского в действительности не имеется. В означенном всеподданнейшем прошении, присланном из Парижа, Бродский ходатайствовал о разрешении ему, как лицу, не явившемуся своевременно к отбытию воинской повинности, права безнаказанно возвратиться в Россию. При этом Бродский, в подкрепление своего ходатайства, пояснил, что он не мог прибыть из-за границы для освидетельствования в годности к военной службе по причине угрожавшей ему опасности со стороны революционеров, вынесших ему смертный приговор и дважды уже покушавшихся на его жизнь; что, израненный революционерами, он совершенно непригоден к несению военной службы; что во время проживания своего в России он никаких преступных деяний не совершил и что это, в случае надобности, может быть установлено производством специального о его прежней деятельности следствия. Изложенное всеподданнейшее прошение Бродского канцелярией его императорского величества по принятию прошений было передано в министерство внутренних дел и, в виду имевшихся уже в то время неопровержимых данных, свидетельствовавших о переходе просителя на сторону революционеров, было оставлено без последствий на основании примечания к ст. 196, т. I, ч. 2 св. зак.

Точно также и непосредственно в министерство внутренних дел не поступало решительно никаких заявлений Бродского о допущенных им в бытность агентом охранного отделения злоупотреблениях. Хотя интерпеллянты и указывают в настоящем запросе, что подобные заявления были сделаны Бродским в прошении, поданном на имя министра внутренних дел 18 августа 1911 года, но в действительности такового прошения вовсе не имеется.

Единственным прошением Бродского, которое по своему содержанию имеет более или менее близкое отношение к данному делу, является прошение его, направленное министру юстиции из Парижа 15 сентября 1911 года. В этом прошении Бродский объяснил, что он в 1906 году, проживая в С.-Петербурге, вступил в число сотрудников местного отделения по охранению общественной безопасности и порядка и, по поручению жандармских ротмистров Лукьянова и Еленского, проник в состав боевой организации «российской социал-демократической рабочей партии», при чем устроил в своей квартире склад оружия и литературы; что он, по приказанию бывшего в то время начальником отделения по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге генерал-майора Герасимова, стал секретарем временного [99] бюро названной боевой организации и посещал как революционные собрания, так и динамитную школу в Куоккала; что перед роспуском II Государственной Думы генерал-майором Герасимовым было поручено Бродскому искусственно, путем подброса документов, создать несуществовавшую в действительности связь думской социал-демократической фракции с военной и боевой организациями; что, наконец, отделению было заранее подробно известно о предстоящем вручении солдатской депутацией членам фракции наказа, подлинник коего был на руках у генерал-майора Герасимова, поручившего Бродскому выяснить автора наказа.

Заявляя об изложенном, Бродский ходатайствовал о пересмотре всех тех политических дел, в том числе и дела о думской социал-демократической фракции, которые были искусственно созданы при его, Бродского, непосредственном участии.

Означенное прошение Бродского, в части, касающейся возобновления разрешенных уже дел о государственных преступлениях, было оставлено министром юстиции без последствий, так как соответственные заявления Бродского не заключали в себе указаний на какие-либо определенные обстоятельства, но то же прошение, в части, касающейся неправильных будто бы действий отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге, подало министерству внутренних дел повод произвести особое расследование.

В результате извлеченных из дел департамента полиции сведений, а равно и истребованных от оговоренных Бродским чинов отделения но охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге объяснений выяснилось следующее:

В начале 1907 года Бродский, явившись в отделение по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге, предложил свои услуги по разоблачению тайной деятельности преступных организаций. Принявший его подполковник Еленский, в виду отсутствия у Бродского связей в революционной среде, рекомендовал ему предварительно войти в какую-либо организацию. Спустя 2 месяца, приблизительно в середине марта 1907 года, Бродский явился вновь в отделение и заявил, что он познакомился с двумя членами боевой организации местной социал-демократической организации - студентами Альфредом Нейманом и Александром Чесским. С этого времени он стал работать в качестве постоянного сотрудника отделения очень продуктивно, и, между прочим, по его указаниям, в С.-Петербурге были обнаружены и арестованы боевая организация при петербургском комитете российской социал-демократической рабочей партии, временное бюро военных и боевых организаций при упомянутой партии, склады подпольной литературы и многие члены местной организации той же партии.

Заявление Бродского о том, что он добивался должности секретаря временного бюро боевой организации российской социал-демократической рабочей партии именно по поручению генерал-майора Герасимова, категорически отвергнуто генералом Герасимовым, заявившим, [100] что он вовсе Бродского не видел. Все деловые сношения отделения по охранению общественной безопасности и порядка с Бродским велись при посредстве подполковника Еленского, по отзыву коего Бродский, вскоре после знакомства своего с боевиками Нейманом и Чесским, был избран секретарем военно-боевой организации местной социал-демократической организации, и тогда в его распоряжение поступили явки местных военных организаций партии, различная партийная переписка и другие документы, которые он, действительно, показывал подполковнику Еленскому и с которых были сняты копии. О том, что на его квартире хранилось оружие и литература, Бродский никогда не говорил, но сообщал, что в квартире Неймана имелись несколько пироксилиновых шашек и подрывных патронов, которые однажды он и принес, для подтверждения даваемых сведений, на конспиративную квартиру отделения.

В апреле 1907 гоца Бродский сообщил, что в Финляндии, в дер. Хаапала, предполагается устройство лаборатории, но, за неуказанием им тогда организаторов ее, наружное наблюдение за ними установлено не было. Затем 3 мая того же года, после убийства в Финляндии вблизи имперской границы членами боевой организации часового пограничной стражи, лаборатория и находившиеся в ней члены боевой организации были арестованы финляндскими властями, и только впоследствии отделение, благодаря сведениям Бродского и сообщению другого сотрудника, установило арестованных по фотографическим карточкам, присланным финляндскими властями. Таким образом отделение знало о существовании лаборатории всего около двух недель. В Хаапальской лаборатории Бродский был только один раз, именно в день ее ареста 3 мая, но уехал до прихода финляндских властей.

Равным образом не подтвердилось и заявление Бродского о том, что он, по поручению генерала Герасимова, искусственно создавал, путем подброса документов, несуществовавшую в действительности связь думской социал-демократической фракции с военной и боевыми организациями. Генерал-майор Герасимов, по его отзыву, никаких сношений с Бродским не имел. Руководивший же деятельностью Бродского как сотрудника подполковник Еленский категорически заявил, что он никогда Бродскому никаких поручений провокационного характера не давал и, в частности, не уполномочивал его подбрасывать какие-то документы, которые должны были установить преступность членов II Думы и связь их с лабораторией боевиков в Хаапале и с военно-боевой организацией.

По поводу заявления Бродского о том, что отделение по охранению общественной безопасности и порядка заранее знало о предстоявшем вручении солдатами членам думской социал-демократической фракции наказа и что еще до этой передачи подлинник наказа был уже в руках у генерала Герасимова, бывший начальник отделения но охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге генерал-майор Герасимов дал отзыв, что вообще в деле раскрытия [101] преступной деятельности членов социал-демократической фракции II Государственной Думы Бродский не принимал никакого участия. Копию петиции, которую нижние чины петербургского гарнизона должны были вручить вышеупомянутой фракции, генерал-майор Герасимов получил от подполковника Еленского, но, от кого именно тот получил, генерал Герасимов теперь не помнит. Эта копия была получена после ареста членов Думы, и так как подлинная петиция во время ареста и обыска была уничтожена одним из застигнутых членов Думы, то являлось необходимым приложить копию петиции к производившемуся следствию. Тождество копии вполне установлено следствием. Подполковник же Еленский по данному вопросу, с своей стороны, засвидетельствовал, что Бродский в указанной ликвидации никакого участия не принимал. В действительности, от него были получены лишь сведения о том, что 29 апреля в Политехническом институте предполагалось собрание руководителей военной организации и депутатов от войск для обсуждения наказа от петербургского гарнизона, но в виду того, что на сходке должен был быть и Бродский, она допущена не была; наружным наблюдением развести участников собрания не удалось. Относительно социал-демократической фракции II Государственной Думы Бродский лишь сообщил, что депутация от военной организации должна вручить наказ думской фракции, но в то время произвести ликвидацию не было возможности, так как время вручения наказа думской фракции и состав депутации Бродским сообщены не были, а в отделении сведений по этому предмету тоже не имелось. Подробные сведения, спустя некоторое время, были получены не от Бродского, а от другого сотрудника, заявившего, что депутация от военной организации пойдет в думскую фракцию 5 мая. Обыск фракции был произведен того же 5 мая, но нижние чины успели уйти из помещения фракции и были арестованы по местам их службы частью по агентурным сведениям и частью благодаря откровенному показанию арестованного матроса Архипова. Наказ при обыске фракции обнаружен не был, хотя и находился там, но после 5 мая Бродский принес копию его, которая находится в делах отделения. Во время обыска в думской фракции пристав взял со стола несколько листов исписанной бумаги, между которыми, по полученным впоследствии сведениям, находился и наказ, но один из членов Государственной Думы вырвал эти бумаги из рук понятого. Автор наказа Бродским выяснялся, но безуспешно, и таковой был установлен лишь впоследствии показанием одного из арестованных нижних чинов.

В виду того, что направленные против отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге обвинения Бродского по проверке не подтвердились, упомянутое прошение его и министерством внутренних дел также было оставлено без последствий[1]. [102]

Попутно нельзя не отметить того обстоятельства, что Бродский, возбудив ходатайство о предании его по настоящему делу суду, продолжает тем не менее поныне оставаться за границей, вне района действий русских судебных установлений. Не подлежит, однако, сомнению, что если бы он имел действительное намерение предать себя в руки властей, то, вслед за подачей означенного прошения, не преминул бы тотчас явиться в пределы России. Все это приводит к заключению, что прошение на имя министра юстиции было подано Бродским вовсе не с целью выяснения обстоятельств данного дела, а исключительно лишь в видах предоставления революционерам лишнего повода к нападкам на правительство и подкрепления тем крайне шаткой их позиции.

Из сопоставления текста упомянутого прошения с имеющимися в настоящем запросе утверждениями интерпеллянтов о том: 1) что Бродский был инициатором посылки в социал-демократическую фракцию депутации солдат от петербургского гарнизона, 2) что на его квартире происходило переодевание солдат перед отправлением депутации и 3) что он участвовал в передаче членам социал-демократической фракции наказа революционного содержания, черновик коего был выработан в охранном отделении и одобрен генералом Герасимовым, явствует, что все эти три положения, выставленные интерпеллянтами, не находят себе подтверждения в содержании указанного прошения.

Будучи всецело позаимствованы из сообщений русской заграничной революционной прессы, не упускающей, как известно, случаев взводить на правительственные органы и отдельных должностных лиц заведомые инсинуации, означенные положения, по детальном обсуждении их в комиссии по запросам III Государственной Думы, были признаны безусловно неосновательными. По этому поводу в докладе комиссии выражено, что 1) инициатива посылки в думскую социал-демократическую фракцию солдатской депутации исходила вовсе не от Бродского, а от временного бюро боевых и военных организаций при российской социал-демократической рабочей партии, 2) что переодевание солдат происходило не в квартире Бродского, а в конспиративной квартире сосланного впоследствии на поселение мещанина Фишера и 3) что черновик наказа был составлен не в охранном отделении, а организаторами военно-революционных собраний (Сапотницким, Субботиной и др.), при соучастии бывшего члена II Государственной Думы Геруса. В конечном же своем выводе комиссия, основываясь на всей совокупности находившегося в ее распоряжении материала, в самой категорической форме засвидетельствовала, что «в настоящем деле не имеется никаких даже косвенных данных для того, чтобы усмотреть провокационную деятельность агента охранного отделения Бродского». [103]

Таким образом, суммируя все вышеизложенное, надлежит признать, что заявления бывшего агента охранного отделения Бродского как сделанные под давлением революционеров никакого доверия вообще не заслуживают; что разоблачения его, приведенные в поданном министру юстиции прошении, послужили поводом к производству особого расследования, установившего полную неосновательность взведенных Бродским на отделение по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге обвинений в незакономерности действий; что на почве тех же разоблачений Бродского, подхваченных и раздутых революционной прессой, создался ряд опорочивающих деятельность означенного охранного отделения инсинуаций; что в настоящем запросе, внесенном в Государственную Думу, разоблачения Бродского изложены именно в версии, измышленной революционной печатью; что имеющаяся в запросе, в подкрепление этих сенсационных и якобы исходящих лично от Бродского разоблачений, ссылка на его прошения, поданные на высочайшее имя и на имя министра внутренних дел, сделана неправильно; что на ряду с этим в запросе осталось неотмеченным состоявшееся уже по этому делу решение комиссии III Государственной Думы, категорически отвергшей все инкриминируемые ныне интерпеллянтами охранному отделению деяния; что, наконец, в нынешнем запросе равным образом не приведено и заключение той же комиссии, признавшей полное отсутствие в настоящем деле каких-либо признаков провокационной деятельности.

В основу внесенного ныне в Государственную Думу запроса положены, помимо разоблачений Бродского, добытые предварительным следствием по делу о думской социал-демократической фракции данные, в силу коих на бывшую сотрудницу отделения по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге Екатерину Шорникову упадало обвинение в том, что она, исполняя обязанности секретаря в военной организации петербургского комитета российской социал-демократической рабочей партии, приглашала нижних чинов на конспиративные собрания, читала им на этих собраниях наказ революционного содержания и водила солдат в помещение социал-демократической фракции в доме № 92 по Невскому проспекту, где ими и был вручен членам Государственной Думы вышеуказанный наказ.

Ближайшим поводом к предъявлению Шорниковой означенных обвинений послужил оговор привлеченных к делу о военнореволюционной организации нижних чинов: Архипова, Колясникова, Кутырева, Кременского и др., заявивших, между прочим, что Шорникова была известна в организации под кличкой «Ирины».

Будучи на основании этого оговора привлечена к судебной ответственности, Шорникова, еще до допроса ее в качестве обвиняемой, выбыла неизвестно куда из С.-Петербурга, в виду чего возникшее о ней дело было приостановлено производством впредь до ее явки или [104] задержания, и она была помещена в розыскной циркуляр департамента полиции. В июне 1913 года Шорникова, вступившая к тому времени во второй брак, возвратилась в С.-Петербург, где и проживала легально под новой своей фамилией Юдкевич до 3 июля, когда она, тотчас же по установлении ее самоличности, была по распоряжению департамента полиции арестована и передана в распоряжение судебных властей.

На допросе Шорникова-Юдкевич не признала себя виновной в приписываемом ей преступлении и объяснила, что в конце 1906 года она поступила на службу секретным агентом в отделение по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге за определенное ежемесячное вознаграждение. Сначала никакой работы у нее не было, и означенное отделение рекомендовало ей проникнуть в военную организацию российской социал-демократической рабочей партии, при чем высказано было пожелание, чтобы она устроилась секретарем этого сообщества, так как обыкновенно у секретаря сосредоточиваются все сведения и документы. В начале 1907 года ей случайно удалось занять это положение, и с марта месяца того же года она о всем происходившем в организации почти ежедневно докладывала отделению. По поручению членов комитета названного сообщества, ей действительно приходилось бывать на конспиративных собраниях и приглашать туда нижних воинских чинов. В апреле 1907 года в Лесном, при участии членов Государственной Думы социал-демократической фракции, нижних чинов и членов организации, состоялось собрание («массовка»), на котором выработан был «наказ» от нижних чинов с.-петербургского гарнизона в думскую социал-демократическую фракцию. Текст этого наказа составил «литератор» военной организации, фамилии которого она не помнит. Сама она, Шорникова, на собрании в Лесном не была, но, получив от членов комитета подробные сведения, тотчас же о всем происходившем сообщила отделению, которое потребовало от нее добыть копию выработанного наказа. Во исполнение этого, она предложила членам комитета не гектографировать этот документ, а отпечатать его на машинке. Предложение это было принято, и она с рукописи отпечатала два экземпляра; к одному из них она приложила печать сообщества и передала его в комитет, а второй тайно вручила отделению. 5 мая 1907 года она, Шорникова, по поручению комитета читала этот наказ нижним чинам на конспиративном собрании в доме № 129 по Фонтанке, а в тот же день вечером, по настоянию члена комитета «Алибея» (Сапотницкого), она с депутацией от солдат пошла в квартиру социал-демократической фракции членов Государственной Думы в доме № 92 по Невскому проспекту, и там кто-то из солдат передал этот наказ члену Государственной Думы Озолю. Требование «Алибея» итти во фракцию она, Шорникова, не сочла возможным отклонить, так как отделение настойчиво требовало от нее, чтобы она по возможности присутствовала на всех важных собраниях военной организации, в особенности на таких, в которых [105] принимали участие члены Государственной Думы. Вскоре после этого начались аресты, у нее произведен был обыск, и она, считая себя «проваленной», решила уехать из С.-Петербурга. Отделение по охранению общественной безопасности и порядка предоставило ей полную свободу и дало 35 рублей на дорогу. В виду всего этого, она, Шорникова-Юдкевич, ни в чем себя виновной не признала, так как участие в военной организации она приняла не с преступной целью, а исключительно в целях оказания услуг правительству в борьбе с революционными организациями. Тяготевший над нею сыск, с одной стороны, и вечное опасение мести революционеров - с другой, создали настолько тягостное для нее, Юдкевич, положение, что она решила отдаться в руки властей с тем, чтобы ее судили, если она в чем-либо виновата.

Объяснения Юдкевич-Шорниковой, по существу во всем согласные с обстоятельствами дела, нашли себе и дальнейшее подтверждение при следствии, так как, по сведениям департамента полиции, Шорникова в указываемое ею время действительно состояла секретным агентом отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. С.-Петербурге и работала в военной организации, а допрошенный в качестве свидетеля помощник начальника этого отделения подполковник Еленский подтвердил, что Шорникова была «сотрудницей» отделения в 1906 году, удостоверив при этом, что уже в начале 1907 г. ей удалось проникнуть в военную организацию, где она известна была под конспиративной кличкой «Ирины»; что действительно почти ежедневно Шорникова-Юдкевич сообщала ему все сведения, которые ей удалось собрать об этой преступной организации, и только благодаря этим сведениям возможно было ликвидировать это дело и «разгромить» всю организацию, подготовлявшую вооруженное восстание.

Исп. об. прокурора особого присутствия правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях, рассмотрев данные следственного производства по настоящему делу, нашел, что,, как это установлено по делу, - тайное сообщество военной организации при петербургском комитете российской социал-демократической рабочей партии существовало задолго до появления в нем Шорниковой и широко поставило свою преступную деятельность, войдя в связь со многими полками и даже с социал-демократической фракцией Государственной Думы; Шорникова вошла в эту организацию с ведома и согласия подлежащих властей, ведающих политическим розыском, и не с целью насильственного ниспровержения государственного строя в России, а - наоборот - с целью раскрытия замыслов и деятельности этого преступного сообщества, дабы обеспечить правительству борьбу с ним. На ряду с этим ничем по делу не установлено, чтобы Шорникова-Юдкевич в чем-либо проявила преступную инициативу, сама замышляя преступные деяния и втягивая в них лиц, непричастных к сообществу. Наоборот, вся небольшая деятельность ее как секретаря организации сводилась к исполнению отдельных поручений членов преступного комитета; так, она должна [106] была разносить приглашения указанным лицам на собрания сообщества и присутствовать на этих собраниях; ей поручено было перепечатать «наказ» от нижних чинов с.-петербургского гарнизона, один экземпляр коего она тайно передала в отделение по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге, она же, по поручению члена комитета Сапотницкого, должна была отвести депутацию солдат в социал-демократическую фракцию, где этот наказ был передан члену Государственной Думы Озолю. Эта незначительная активная деятельность Шорниковой-Юдкевич, от которой она не могла отказаться, не возбудив против себя подозрений, - и к тому же предпринятая с ведома и согласия подлежащей правительственной власти, ведающей политическим розыском, - не может быть, по мнению исп. об. прокурора особого присутствия, вменена Шорниковой в вину, так-как деятельность эта направлена была не к достижению преступных целей сообщества, а к разрушению таковых, ибо обо всем, что Шорниковой удавалось узнать про организацию, она почти ежедневно сообщала правительственным розыскным органам и тем дала им возможность ликвидировать опасную группу революционеров, подготовлявших вооруженное восстание. Таким образом ни по положению своему, ни по характеру своей деятельности Шорникова-Юдкевич не может быть признана членом преступного сообщества, поставившего целью своей деятельности насильственное ниспровержение в России существующего государственного строя.

На основании изложенного, не усматривая в деятельности Шорниковой признаков уголовно-наказуемого деяния, исп. об. прокурора особого присутствия правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях в своем заключении от 9 июля 1913 года полагал: уголовное преследование, возбужденное против варшавской мещанки Екатерины Николаевой Юдкевич, по первому браку Шорниковой, 30 лет, по обвинению ее в преступлении, предусмотренном 1 ч. 102 ст. угол, улож., за отсутствием состава преступления дальнейшим производством прекратить и принятую против нее меру пресечения - содержание под стражей -отменить.

Изложенное заключение на основание 1042 ст. уст. угол. суд. было предложено на благоусмотрение правительствующего сената. Выслушав заключение исп. об. прокурора при особом присутствии и соглашаясь с мнением его об отсутствии в действиях мещанки Юдкевич, по первому браку Шорниковой, признаков преступления, предусмотренного 1 ч. 102 ст. угол, улож., правительствующий сенат определил: возбужденное против варшавской мещанки Екатерины Николаевой Юдкевич (но первому браку Шорниковой) уголовное преследование прекратить, отменив принятую против нее меру пресечения - содержание под стражей.

По сопоставлении вышеприведенных данных с выставленными против Шорниковой-Юдкевич в настоящем запросе обвинениями надлежит заключить, что хотя инкриминируемые ей интерпеллянтами [107] деяния действительно имели место, но на ряду с сим в запросе оказались упущенными все те дающие этому делу истинное освещение детали, на основании коих правительствующий сенат признал Шорникову-Юдкевич по суду оправданной. Не подлежит сомнению, что если бы интерпеллянты с должным беспристрастием отнеслись к деятельности Шорниковой-Юдкевич, проявленной ею в качестве секретной сотрудницы отделения по охранению общественной безопасности и порядка в гор. С.-Петербурге, то безусловно не усмотрели бы в данном деле признаков провокации.

К изложенному не лишним представляется добавить, что в декабре минувшего года, т.-е. уже после того, как Шорниковой-Юдкевич был вынесен оправдательный приговор, выяснилось новое обстоятельство, свидетельствующее о том, что в деле изобличения осужденных членов думской социал-демократической фракции в сношениях с военно-революционной организацией чины охраны к провокаторским приемам не прибегали. Именно в газете «День», в выпуске от 14 декабря минувшего года, помещена, за подписью бывшего члена Государственной Думы II созыва Григория Белоусова, статья, трактующая о том, что хотя в руках у Шорниковой и находился подлинник наказа задолго до того, как он был передан солдатами членам Государственной Думы в помещении социал-демократической фракции, но автором наказа явилось другое лицо, содержащееся ныне в одной из сибирских тюрем. При этом Белоусов, подтверждая данные по этому предмету объяснения Шорниковой, сообщил, со слов вышеуказанного автора наказа, следующее: «в первых числах апреля месяца военная организация решила составить наказ от войск петербургского гарнизона в социал-демократическую фракцию. Но так как среди членов военной организации не оказалось литераторов, то организация поручила секретарю обратиться к кому-нибудь из литераторов с просьбой написать проект наказа. Секретарь обратился к одному социал-демократу, который в это время работал в одной крупной легальной организации. Он написал проект наказа, и этим его дело ограничилось, ибо никакого касательства к военной организации он не имел».

Приведенное сообщение Белоусова получает особое значение в виду того, что он сам входил в состав социал-демократической фракции Государственной Думы II созыва. Исходящее из столь компетентного источника заявление о том, что проект наказа, переданного впоследствии в думскую социал-демократическую фракцию, был изготовлен, по специальному поручению военной организации, некиим «литератором» - членом российской социал-демократической рабочей партии, находится в прямом противоречии с выставленным интерпеллянтами в настоящем запросе утверждением, что «черновик наказа был выработан в охранном отделении и одобрен генералом Герасимовым». Этот навет, надо думать, окончательно ныне снят с охранного отделения последним заявлением Белоусова. [108]

Совокупность выяснившихся по делу Шорниковой-Юдкевич обстоятельств приводит к заключению: 1) что выработанный по инициативе военной организации наказ революционного содержания был перепечатан названной сотрудницей в двух экземплярах, из коих один был передан ею в охранное отделение, а другой был сдан в революционный комитет и спустя некоторое время был вручен солдатской депутацией членам социал-демократической фракции Государственной Думы II созыва; факт перепечатки означенного наказа объясняется исключительно желанием Шорниковой-Юдкевич предоставить розыскному органу, при котором она состояла секретной сотрудницей, точную копию этого документа; никаких признаков провокации в данном ее поступке не усматривается, так как наказ, в случае если бы он не был отпечатан ею на пишущей машине, был бы передан в думскую социал-демократическую фракцию, согласно первоначальным предположениям главарей революционного комитета, в гектографированном виде; 2) что инкриминируемое интерпеллянтами Шорниковой-Юдкевич деяние, выразившееся в прочтении ею солдатам указанного наказа, также не носит провокационного характера, ибо все эти нижние чины уже ранее принадлежали к составу военной организации, по решению коей был выработан наказ, и, следовательно, ознакомление их с содержанием этого документа предварительно передачи такового теми же солдатами в думскую социал-демократическую фракцию являлось выполнением лишь простой формальности; при этом нельзя не отметить и того обстоятельства, что Шорникова-Юдкевич не присутствовала лично на бывшем в апреле 1907 года в Лесном собрании членов военной организации, на котором было принято решение послать в социал-демократическую фракцию наказ, а равно и не участвовала в выработке текста наказа; 3) что Шорникова-Юдкевич, разнося солдатам приглашения на тайные собрания, отнюдь не завлекала на таковые непричастных к военно-революционной организации нижних чинов, в каковом только случае и можно было бы усмотреть в этом ее деянии признаки провокации, а осведомляла, по своей должности секретаря организации, о месте и времени имевших состояться собраний тех солдат, которые уже состояли членами указанной преступной организации; 4) что хотя Шорникова-Юдкевич и проводила солдат в помещение думской социал-демократической фракции, но никого из них итти туда не побуждала; таким образом роль ее в данном отношении исключительно ограничивалась тем, что она служила простым лишь провожатым для вошедших в состав солдатской депутации нижних чинов, указывая им место нахождения социал-демократической фракции; 5) что все вышеуказанные деяния Шорниковой-Юдкевич были предприняты ею не по личной инициативе, а по настояниям членов революционного комитета, ослушаться коих она не могла, не возбудив против себя подозрений; что содеянное ею нисколько не усугубило виновности прочих привлеченных к делу лиц, так как она никого из обвиняемых на преступный путь не направляла, а исключительно [109] лишь выполняла обычные, присвоенные должности секретаря организации, второстепенные функции, которые, в случае отказа Шорниковой-Юдкевич, могли быть выполнены вместо нее кем-либо другим из членов преступного сообщества; 6) что таковая незначительная деятельность Шорниковой-Юдкевич была проявлена ею с ведома подлежащей правительственной власти, ведающей политическим розыском, и в конечном результате клонилась к раскрытию преступных замыслов и предприятий тайного противоправительственного сообщества.


В настоящем запросе интерпеллянты ссылаются на то обстоятельство, что осужденным членам социал-демократической фракции Государственной Думы II созыва инкриминировались главным образом сношения их с военно-революционной организацией, между тем как связь фракции с означенной организацией была искусственно создана чинами охраны Бродским и Шорниковой.

Не касаясь роли в этом деле Бродского и Шорниковой, деятельность коих, как это указано выше, вовсе не носила того характера, который приписывается ей авторами запроса, - надлежит отметить, что виновность членов думской социал-демократической фракции в сношениях с военной организацией была установлена, судя по обвинительному акту, следующими данными.

В апреле 1907 года отделение по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге, наблюдая за преступною деятельностью тайного сообщества, именовавшего себя «военною организациею при петербургском комитете российской социал-демократи-ческой партии», получило сведения о том, что ответственный организатор одного из городских районов военной организации студент С.-Петербургского университета Альберт Сапотницкий и организаторша того же тайного сообщества в районе расположения военно-электротехнической школы и Гвардейского экипажа дочь надворного советника Нина Морозова устраивают собрания нижних чинов войск петербургского гарнизона, вошедших в состав военной организации, на которых вырабатывают текст наказа от войск членам социал-демократической фракции Государственной Думы II созыва.

Собрания названных и других сочувствующих им лиц происходили в доме под № 129 по Фонтанке, в квартире новгородского мещанина Соломона Фишера, а 29 апреля собрание состоялось в одном из помещений студенческого общежития Политехнического института, при чем на собрании этом, при участии члена Государственной Думы Лонгина Геруса, выработан был и текст наказа.

Вслед затем организована была депутация от нижних чинов, входивших в состав военной организации, которая 5 мая вручила этот наказ членам социал-демократической фракции Государственной Думы в помещении фракции, в доме под № 92 по Невскому проспекту, в квартире, нанятой на имя члена Государственной Думы Ивана Озоля. [110]

С целью задержания солдат, из коих некоторые были переодеты, чины местной участковой полиции вошли 5 мая вечером в квартиру Озоля, но, как впоследствии оказалось, депутация военной организации оставила квартиру Озоля незадолго до входа в нее чинов полиции. По приведении в известность всех лиц, как застигнутых в квартире, так и пришедших в нее после входа полиции, оказалось, что в квартире этой были 35 членов Государственной Думы и, кроме того, свыше 30 посторонних, к составу членов Государственной Думы не принадлежащих лиц, из коих шестеро не в состоянии были указать места своего постоянного жительства. При задержании посторонних лиц на полу комнаты, в которой они находились, найдены были выброшенными неизвестно кем из задержанных шесть писем и одна резолюция, по содержанию своему относящаяся к деятельности тайных преступных сообществ и, в частности, и к военной организации.

Из осмотра обнаруженной у члена Государственной Думы Викентия Ломтатидзе книги, озаглавленной «Протоколы первой конференции военных и боевых организаций российской социал-демократической рабочей партии, состоявшейся в ноябре 1906 года», видно: 1) что военные организации социал-демократической рабочей партии имеют своею задачею вести среди войск социал-демократическую пропаганду и организовать их для всенародного вооруженного восстания; 2) что членом военной организации состоит каждый революционно-настроенный и сознательный солдат, а также пропагандисты и организаторы, работающие в организации; 3) что в конференции приняли участие представители 11 военных организаций (воронежской, казанской, кронштадтской, калужской, либавской, московской, нижегородской, петербургской, рижской, севастопольской и финляндской) и 8 боевых организаций (московской, петербургской, саратовской, технического бюро при Центральном Комитете, двух уральских, южно-технического бюро и финляндской); 4) что в конференции с правом совещательного голоса участвовал представитель петербургского комитета российской социал-демократической рабочей партии и 5) что к 1 сентября 1906 г. Петербург и некоторые части Петербургской губернии, находящиеся в сфере деятельности военной организации, разделены были на 5 районов (1-й городской, 2-й городской, выборгский, петербургский и окружный) с отнесением к каждому из этих районов определенных и поименованных в протоколах частей войск петербургского гарнизона.

Факт существования военно-революционных организаций не только в Петербурге, но и в других местах России удостоверили допрошенные в качестве свидетелей Константин Докукин и Иван Фельдман, близко сошедшиеся с членами этих преступных сообществ, один в Брянске, а другой в Бобруйске; Фельдман, кроме того, показал, что его знакомый, солдат петербургской электротехнической школы Иван Кутырев, принимал участие в депутации нижних чинов, вручивших наказ члену Государственной Думы Озолю, и дал Фельдману для прочтения копию этого наказа, в котором нижние чины обращались [111] к членам Государственной Думы с просьбою поставить на очередь вопрос об улучшении солдатского быта и за это обещали в случае роспуска Государственной Думы поддержать членов ее с оружием в руках.

Независимо от сего в числе вещественных доказательств, отобранных у обвиняемых по настоящему делу, между прочим оказались: 1) 35 экземпляров издаваемой в тайной типографии Центральным Комитетом российской социал-демократической рабочей партии газеты «Солдатская Беседа» № 9, от 28 марта 1907 года. Помещенные в этой газете, предназначенной для распространения среди войск, статьи внушают солдатам мысли о том, что присяга, принятая ими при поступлении на службу, для них не обязательна, что они не должны стрелять в народ по приказанию начальства, что без поддержки силою Государственная Дума не в состоянии освободить народ, что сила эта в руках солдат и что они как сыны народа могут ускорить наступление часа освобождения и должны готовиться к тому, чтобы вместе с народом поднять голос в защиту своих представителей, 2) 61 экземпляр № 1, от 1 марта 1907 года, такой же газеты под названием «Солдатская Жизнь», издаваемой московскою военною организациею российской социал-демократической рабочей партии и 3) отобранные у члена Государственной Думы Григория Алексинского печатные экземпляры изданного петербургскою военною организациею российской социал-демократической рабочей партии наказа нижних чинов армии и флота депутатам социал-демократической рабочей партии в Государственной Думе. В наказах этих, по содержанию своему совершенно аналогичных, после перечня политических требований, заключается обращение, в котором авторы наказа приглашают Государственную Думу добиваться того, чтобы вся власть перешла в руки народа, в руки всенародного Учредительного собрания, и обещают, что «армия и флот будут с вами, будут за вас на стороне борющегося народа»; на двух экземплярах этого наказа имеются собственноручные приписки нижних чинов Колясникова и Воробьева, привлеченных к делу в качестве обвиняемых. Приписки эти революционного содержания.

На ряду с этим, а равно и с целым рядом других документов, - обнаруженных у членов социал-демократической фракции и свидетельствующих о тесной связи думской фракции с Центральным Комитетом и с различными местными организациями Российской социал-демократической рабочей партии, к настоящему делу была приобщена препровожденная начальником с.-петербургского охранного отделения копия наказа, переданного 5 мая 1907 года в квартире Озоля членам думской социал-демократической фракции депутациею нижних чинов. Наказ этот начинается словами: «Мы, представители тех войсковых частей, которые стоят в Петербурге и на которых первых будет опираться правительство при столкновении с Государственною Думою. Эти части двинет правительство, чтобы раздавить рабочее движение, если рабочие но вашему призыву подымутся на защиту рабочих представителей. [112] Эти части должны перейти на сторону народа, чтобы здесь победило народное дело. И когда столкнутся народные представители с царским правительством, на нас, представителях этих частей, будет лежать трудная задача - сказать всем солдатам, что нужно им делать. И мы сделаем это, хотя бы нам пришлось первыми пасть в этом деле и не видеть его торжества. Но, чтобы наше дело было посильно нам, вы, представители рабочих в Думе, которые все время держали свой путь прямее всех других партий, должны теперь прислушаться к нашему заявлению».

Тесная связь думской фракции с военно-революционными организациями устанавливается не только этим наказом, но и нижеследующими документами: 1) в помещении фракции в бумагах ее найден был препровожденный во фракцию чрез виленский комитет российской социал-демократической рабочей партии и снабженный печатью названного тайного сообщества «проект наказа солдат в Государственную Думу чрез социал-демократическую думскую фракцию».

В проекте этом указано, что он составлен от нижних чинов 2-го и 3-го саперных батальонов. Документ этот снабжен резолюциею, положенною во фракции, о передаче его в комитет военной организации.

2) При задержании 5 мая 1907 года чинами полиции в помещении фракции посторонних лиц на полу найдены были: а) помеченная 13 апреля 1907 года записка за печатью военной организации и с подписью секретаря финансовой комиссии этой организации, в коей говорится о необходимости устройства концерта для увеличения средств организации и заключается просьба, обращенная к Центральному Комитету, о ссуде ста рублей для указанного назначения и б) написанное химическими чернилами и проявленное письмо из Владивостока от 14 апреля 1907 года, в коем сообщается отчет о деятельности владивостокского революционного комитета и заключается уведомление о том, что «наказ нижних чинов получен», издан в количестве 3.500 экземпляров и распространен. У обвиняемого Алексинского было обнаружено несколько экземпляров такого же наказа, на одном из коих была положена резолюция: «К сведению социал-демократической фракции».

3) В бумагах Алексинского оказались два экземпляра печатного воззвания под заглавием «Ко всем солдатам», изданного витебскою военною организациею российской социал-демократической рабочей партии в марте 1907 года и отпечатанного в типографии названной организации. Рукописный черновик этого воззвания найден был в Витебске у молодого солдата 164 пехотного Закатальского полка Эльи Прокубовского.

4) В квартире того же Алексинского найдены были - аналогичное по смыслу обращение к социал-демократической фракции собрания 70 солдат разных частей войск, расположенных в Гельсингфорсе, и подписанный «военно-революционною организациею мариампольского [113] гарнизона» Сувалкской губернии, с печатью этого сообщества, «ответ» солдат 111 пехотного Донского полка «на воззвание рабочих депутатов Государственной Думы».

В ответе этом, «прочитанном и утвержденном в десяти ротах полка», авторы его сообщают, что, прочитав воззвание членов Думы, они теперь понимают, что «только силою можно заставить правительство повиноваться воле народной», «что сила эта находится в солдатских руках» и что они «клянутся впредь не только не итти против восставшего народа, но с оружием в руках поддерживать его справедливые требования».

5) В бумагах обвиняемых Виноградова и Ломтатидзе найдены - у первого петиция писарей омского военного госпиталя, а у второго - один экземпляр такого же наказа нижних чинов армии и флота, какой обнаружен был у Алексинского, и книжка, озаглавленная «Протокол первой конференции военных и боевых организаций российской социал-демократической рабочей партии, состоявшейся в ноябре 1906 года».

6) Такой же экземпляр печатных протоколов конференции военных и боевых организаций найден был у обвиняемого Махардзе, и

7) В квартирах обвиняемых Нестерова и Салтыкова были обнаружены - у первого один печатный экземпляр такого же наказа нижних чинов армии и флота, какой оказался у Алексинского, а у второго - один печатный экземпляр требований матросов, солдат и хоровых музыкантов севастопольского гарнизона.

При наличии приведенных условий было признано соответственным, при производстве предварительного следствия, дело «о социал-демократической фракции Государственной Думы второго созыва» связать с делом «о военной организации петербургского комитета российской социал-демократической рабочей партии».

Основываясь на данных предварительного следствия, особое присутствие правительствующего сената для суждения дел о государственных преступлениях, приговором от 1 декабря 1907 г., признало:

27 обвиняемых - виновными в том, что они участвовали в образовавшемся в 1907 году в С.-Петербурге преступном сообществе, которое, подчинив свою деятельность руководству и контролю Центрального Комитета российской социал-демократической рабочей партии, поставило целью своей деятельности насильственное, посредством вооруженного народного восстания, ниспровержение установленного основными законами империи образа правления и учреждение в России демократической республики, при чем названные обвиняемые, зная о преследуемых сообществом целях и в видах осуществления этих целей, как в совокупности, так и в отдельности в качестве членов сообщества входили в непосредственные сношения с существовавшими в разных местностях империи тайными организациями, составляли и рассылали им циркулярные письма с поручением: возбуждать население против правительства и имущих классов, сплачивать возбуждаемых [114] ими крестьян, рабочих и солдат в тайные союзы, кружки и группы и объединять эти группы между собою, с тем, чтобы, воспользовавшись недовольством и возбуждением беднейших классов населения, организовать и вызвать восстание войск, крестьян и рабочих; обращались к крестьянам с призывом соединяться в тайные союзы, вступать в тайные сношения и соглашения с рабочими и готовить себя к борьбе с существующим в России законным правительством, для захвата государственной власти и передачи ее всенародному Учредительному собранию, избранному на началах всеобщего, прямого, тайного и равного голосования; руководили деятельностью тайных местных в империи сообществ и отдельных их членов по составлению и присылке на свое имя наказов и обращений разных групп населения, с предъявлением в этих документах требований революционного характера, с обещанием поддержать эти революционные требования силою; распространяли произведения нелегальной литературы; вступали в непосредственные сношения с тайными преступными сообществами, присвоившими себе наименование «военных организаций» российской социал-демократической рабочей партии; принимали наказы, содержавшие революционные требования от разных частей войск; служили центром, в котором сосредоточивались революционные требования о созыве всенародного Учредительного собрания и насильственном учреждении в России демократической республики;

10 обвиняемых - виновными в том, что они участвовали в образовавшемся в 1907 году в г. С.-Петербурге преступном сообществе, примкнувшем под названием «военной организации» к петербургскому комитету российской социал-демократической рабочей партии и поста вившем конечною целью своей деятельности насильственное, посредством вооруженного восстания и бунта в войсках, ниспровержение установленного основными законами империи образа правления, при чем для достижения этой цели сообщество устраивало тайные собрания нижних чинов петербургского гарнизона, в которых членами сообщества пропагандировались способы объединения революционных элементов в войсках и изготовлялся наказ от с.-петербургского гарнизона, врученный 5 мая 1907 года социал-демократической фракции Государственной Думы депутацией от нижних чинов, в помещении фракции на Невском проспекте, в доме № 92, в каковом наказе члены военной организации обещали фракции поднять по ее призыву восстание в войсках и силою оружия поддержать ее требования; такие собрания происходили в С.-Петербурге в доме № 4 по Романской улице, в доме № 129 по Фонтанке и в студенческом общежитии Политехнического института, при участии названных обвиняемых;

1-го обвиняемого (Фишера) - виновным в том, что он предоставил свою квартиру в С.-Петербурге в доме № 129 по Фонтанке для неоднократных собраний членов образовавшегося в 1907 году преступного сообщества, примкнувшего, под названием «военной организации», к петербургскому комитету российской социал-демократической [115] рабочей партии, причем, зная как о том, что в его квартире собираются члены составившегося уже преступного сообщества, так и о том, что цель этого сообщества состоит в насильственном посягательстве на изменение установленного основными законами империи образа правления, без уважительной причины не довел о собраниях этих до сведения подлежащих властей;

и 11 обвиняемых - по суду оправданными по недоказанности обвинения.

Ознакомившись с данными следственного производства по настоящему делу, комиссия по запросам III Государственной Думы признала безусловно несостоятельным заявление Бродского о том, что связь социал-демократической фракции II Государственной Думы с военной организацией при с.-петербургском комитете российской социал-демократической рабочей партии была инсценирована чинами отделения по охранению общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге.

При этом, в подкрепление такового своего заключения, комиссия привела следующие соображения:

1) Военные организации российской социал-демократической рабочей партии несомненно существовали во многих городах империи, в том числе и в С.-Петербурге, еще до ноября 1906 года, когда в г. Таммерфорсе состоялась конференция военных и боевых организаций, 2) что этими преступными сообществами вырабатывались и затем направлялись в Государственную Думу так называемые наказы, заключавшие в себе ряд революционных требований, 3) что подобные революционного содержания документы, озаглавленные «наказ нижних чинов армии и флота депутатам социал-демократической рабочей партии в Государственной Думе», были обнаружены при обысках как в помещении думской социал-демократической фракции, так и у отдельных ее членов, Алексинского, Ломтатидзе, Нестерова, 4) что последнее обстоятельство служит бесспорным доказательством существовавшей тесной связи между военными организациями и социал-демократической фракцией Государственной Думы II созыва, 5) что действительность такого положения подтверждается также исходящими из революционной среды заявлениями (в опубликованных газетой «Будущее» письмах бывшего члена военной организации при петербургском комитете российской социал-демократической рабочей партии Андреича и бывшего секретаря ковенской военной организации той же партии Павла Салина), удостоверяющими наличие прочной связи между социал-демократической фракцией II Государственной Думы и военными организациями, 6) что в силу уже своей сплоченности с Центральным Комитетом российской социал-демократической рабочей партии, директивами коего направлялась деятельность всех местных организаций, в том числе и военных, думская социал-демократическая фракция неизбежно должна была входить в сношения с военными организациями, 7) что факт вручения солдатской депутацией [116] членам Государственной Думы наказа от войск петербургского гарнизона в самом помещении социал-демократической фракции был бы немыслим при условии отсутствия тесной связи между фракцией и петербургской военной организацией.