Листовка эта представляет собою перепечатку из № 48 «Вперед» корреспонденции о Казанской демонстрации 6 декабря 1876 г., снабженную небольшим предисловием издателей, в котором они полемизируют с правительственным сообщением о той же демонстрации[1]. Листовка была отпечатана в тип. «Вперед» и разослана по почте в разные местности России - на адреса общественных и правительственных учреждений и частных лиц. В деле 3-го отделения с. е. и. в. канцелярии о Казанской демонстрации[2] находится десятка полтора конвертов с настоящей листовкой, назначенных в разные места и доставленных адресатами властям; на конвертах штемпеля почтовых учреждений Лейпцига, Нюрнберга и т. д. Трудно допустить, впрочем, чтобы инициаторы издания ограничились рассылкой по почте и не принимали для его распространения и других мер.

Подлинник отпечатан двумя шрифтами: текст корреспонденции - более крупным, предисловие - более мелким.

Наше правительство, не упускающее ни одного удобнаго случая, чтобы показать свое фальшивое отношенiе къ обществу и къ народу, воспользовалось и даннымъ событiемъ въ томъ же направленiи. Правительственное сообщенiе полно всякаго рода умышленными неясностями и недомолвками. По словамъ его, участники «безпорядковъ» были «молодые люди, по внешности которыхъ можно было предполагать, что они принадлежать къ числу учащейся молодежи». Что это за предположенiя и намеки? Какъ будто бы дознанiе «на основанiи закона 19-го мая 1871 года», т.е. повсѣмъ усовершенствованнымъ правиламъ инквизицiи, не добралось впродолженiи 2 - 3 дней не только до внѣшности, но и до внутренности участниковъ подобной дерзкой манифестацiи, попавшихся въ руки «правосудiя». Очевидно, - недомолвка умышленна; очевидно, - въ толпѣ «этихъ необычныхъ посѣтителей храма» находились люди, откровенное указанiе на участiе коихъ въ уличномъ движенiи правительство сочло для себя до времени неудобнымъ. Оставленiе въ тѣни «нѣсколькихъ фамилiй и невнятныхъ словъ», произнесенныхъ ораторомъ группы заарестованныхъ людей, сдѣлано также съ цѣлью [318] одурачить общество, къ которому обращается правительство, и мнѣнiемъ котораго оно, должно полагать, желаетъ воспользоваться. Остальныя обстоятельства манифестацiи одинаково остаются невыясненными. Какь велика была «толпа» людей, принимавшихъ участiе въ манифестацiи? каково было поведенiе полицiи, встрѣченной будто бы «сначала бранью, а затѣмъ побоями»? какъ велика и изъ кого состояла «публика», пришедшая на помощь полицiи и «смявшая» нарушителей порядка?

Все это вопросы, безъ уясненiя которыхъ невозможно произнести правильнаго сужденiя о событiи. Все это - сознательныя недомолвки и умышленныя двусмысленности, указывающiя на намѣренiе правительства и въ данномъ случаѣ прибѣгнуть къ обычному своему оружiю въ борьбѣ съ врагами - къ  п р е д н а м ѣ р е н н о й  л ж и,  указывающiя на его желанiе опереться въ дальнѣйшихъ своихъ мѣропрiятiяхъ на «общественное» мнѣнiе, образовавшееся у публики на основанiи  з а в ѣ д о м о  ф а л ь с и ф и ц и р о в а н н ы х ъ  сообщенiй.

Оно, какъ видно, не ошиблось въ своихъ ожиданiяхъ. Большая часть русской публицистики не погнушалась ролью шавокъ и мосекъ, сидящихъ поджавши хвостъ въ своихъ конурахъ, когда хозяинъ въ нихъ не нуждается, готовыхъ броситься съ лаемъ и скрежетомъ зубовнымъ на всякiй предметъ, на который науськаетъ ихъ хозяинъ. Можно ли было, впрочемъ, ждать чего либо отъ Катковыхъ, Краевскихъ, князей Мещерскихъ и такъ далѣее, которые и теперь въ своемъ собачьемъ усердiи не упустили случая перегрызться и между собою, обвиняя другъ друга въ неискренности собачьяго послушанiя, или въ неусердiи лая.

Чтобы возстановить истинный смыслъ событiя б-го декабря у Казанскаго собора, дѣлаемъ перепечатку петербургской корреспонденцiи, помѣщенной въ № 48 «Впередъ».



б-го декабря, въ Николинъ день, въ Казанскомъ соборѣ собралась толпа изъ интеллигенцiи и рабочихъ почтить память погибшихъ и заявить свою солидарность съ людьми, томящимися теперь въ каторгѣ, ссылкѣ и тюрьмахъ изъ за своей любви къ народу. Дѣло было такъ: послѣ окончанiя литургiи отслуженъ былъ молебенъ за здравiе Николая (Чернышевскаго) и нѣсколькихъ другихъ, еще не добитыхъ русскимъ правительствомъ. Послѣ молебна всѣ присутствующiе, в числѣ  д о  т ы с я ч и  ч е л о в ѣ к ъ,  вышли изъ храма и размѣстились въ кругъ частью на площади, частью на портикахъ и ступеняхъ храма. Среди толпы стоявшей на площади одинъ изъ присутствовавшихъ произнесъ слѣдующую речь:

«Друзья! Мы только что отслужили молебенъ за здравie Николая Гавриловича (Чернышевскаго) и другихъ мучениковъ за народное дѣло. Вамъ, собравшимся здѣсь работникамъ, давно пора знать, кто былъ Чернышевскiй. Это былъ писатель, сосланный въ 1864 году на каторгу за то, что волю, данную царемъ-освободителемъ, онъ называлъ обманомъ. Не свободенъ тотъ народъ, говорилъ онъ, которому за дорогую цѣну дали пески и болота, негодные помѣщику; не свободенъ тотъ народъ, который за эти болота отдаетъ и царю и барину больше, чѣмъ самъ зарабатываеть; у котораго высѣкаютъ розгами эти страшно тяжелыя подати, у котораго продаютъ [319] послѣднюю корову, лошадь, избу, у котораго забираютъ лучшихъ работниковъ въ солдатскую службу. Нельзя назвать вольнымъ и работника, который какъ волъ работаетъ на хозяина, отдаетъ ему всѣ свои силы, здоровье, свой умъ, свою плоть и кровь, а отъ него получаетъ сырой и холодный уголъ да нѣсколько грошей. - За эту святую истину нашъ даровитѣйшiй писатель сосланъ въ каторгу и мучится въ ней и до сихъ поръ. Такихъ людей - не одинъ Чернышевскiй; ихъ было и есть много: Декабристы, Петрашевцы, Каракозовцы, Нечаевцы, Долгушинцы и всѣ наши мученики послѣднихъ лѣтъ. Они стояли и стоятъ за то же народное дѣло; я говорю  -  н а р о д н о е,  потому что оно начато было самимъ народомъ... Припомните Разина, Пугачева, Антона Петрова! - Всѣмъ одна участь: казнь, каторга, тюрьма. Но чѣмъ больше они выстрадали, тѣмъ больше имъ славы. Да здравствуютъ мученики за народное дѣло!

«Друзья! мы собрались, чтобы заявить здѣсь предъ всѣмъ Петербургомъ, предъ всей Poccieй нашу полную солидарность съ этими людьми; наше знамя - ихъ знамя! На немъ написано - земля и воля крестьянину и работнику! Вот оно - да здравствуетъ земля и воля!»

По окончанiи рѣчи съ портиковъ и на площади раздались рукоплесканiя и громкое, дружное ура. Въ это время надъ толпой выкинуто было красное знамя съ надписью «ЗЕМЛЯ И ВОЛЯ». Ура повторилось. Знамя переходило изъ рукъ въ руки, развѣваясь надъ головами. После этого толпа двинулась по Невскому и начала расходиться при повторяющихся возгласахъ: «да здравствуетъ земля и воля! да здравствуетъ народъ! смерть царямъ!»

Уже подъ конецъ рѣчи раздались свистки городовыхъ, и когда толпа начала расходиться, околоточные во главѣ городовыхъ начали набрасываться на ту группу лицъ, среди которой находился ораторъ. Но эта группа отвѣтила полицiи самымъ энергическимъ отпоромъ и обратила нападающихъ въ бѣгство. Полицейскiе собрались въ болѣе значительномъ числѣ; къ нимъ присоединились переодѣтые жандармы; три раза повторялся натискъ на ту же группу лицъ и каждый разъ встрѣчалъ отчаянное сопротивленiе. Въ это время прiѣхалъ Треповъ и, возмутившись тѣмъ, что было арестовано лишь самое незначительное число лицъ, отдалъ приказъ: «хватайте, хватайте, какъ можно больше!» Тогда-то полицiей и былъ пущенъ въ присутствующую публику слухъ: «Поляки бунтуютъ; хватай кого попало; лови въ очкахъ и пледахъ».

Главная толпа уже разошлась; остались только небольшiя кучки и отдѣльныя лица, отчасти вовсе не принадлежавшiя къ демонстрировавшимъ; на нихъ то и набросилась полицiя; она била, хватала женщинъ за волоса, бросалась даже съ обнаженными тесаками. Арестуемые защищались отчаянно; женщины не уступали мужчинамъ. Дѣло кончилось тѣмъ, что полицiя вкупѣ съ дворниками и съ сыщиками нахватала въ разныхъ частяхъ города 32 человѣка, въ числе коихъ было 11 женщинъ. Въ участкѣ обращались съ арестованными самымъ звѣрскимъ и варварскимъ образомъ; имъ была отведена комната аршина 3 ширины и 7 - 8 аршинъ длины; въ комнатѣ было поставлено человѣкъ 10 городовыхъ, дворниковъ и сыщиковъ. Арестованнаго ударомъ въ голову сзади вталкивали въ эту комнату; на него набрасывались полицейскiе и дворники, валили на полъ и били руками [320] и ногами сколько находили нужнымъ; избитыхъ нельзя было узнать, такъ они были изуродованы. Той же участи подвергались и женщины, и между ними одна при послѣднихъ дняхъ беременности; она упала замертво и потребовалось присутствiе доктора. Один изъ арестованныхъ, крестьянскiй парень, проѣздомъ мимо Аничкова дворца, кричалъ: «да здравствуетъ свобода! да здравствуетъ земля и воля»! За это ему проломили эфесомъ сабли голову, и, какъ ходятъ слухи, онъ теперь умираетъ.