18 (6) декабря 1876 года в Петербурге на площади у Казанского собора состоялась первая политическая демонстрация рабочих. С краткой речью перед собравшимися выступил студент Горного института и будущий пропагандист марксизма Г. В. Плеханов. Во время его выступления молодой рабочий Яков Потапов развернул красный флаг.

До властей, вероятно, дошли слухи о наших приготовлениях. Однако на Казанской площади полицейских и жандармов было немного. Они смотрели на нас и «ждали поступков». Когда раздались первые слова революционной речи, они попытались было протискаться к говорившему, но их сейчас же оттеснили назад. Все участники де­монстрации пришли в страшное возбуждение. Рабочие плотным коль­цом сомкнулись вокруг говорившего. «Ребята, держись тесней, не вы­давай, не подпускай полиции», - командовал Митрофанов, между тем как полицейские свистки оглашали площадь. Когда речь была окон­чена, развернули красное знамя, раздались крики: «Да здравствует со­циальная революция, да здравствует Земля и Воля!». Митрофанов быстро сдернул шапку с говорившего и, надевши на него какую-то фу­ражку, закутал башлыком его голову. «Теперь пойдем все вместе, иначе будут арестовывать», - закричали какие-то голоса, и мы толпой двину­лись по направлению к Невскому. Но едва мы сделали несколько ша­гов, как полиция, подкрепленная сбежавшимися на свистки городовыми и околоточными, стала хватать шедших в задних рядах. Тут общее возбуждение дошло до последней степени. Кто-то скомандовал: «стой, наших берут», и толпа бросилась отбивать арестованных. Полицейские были смяты и побежали за собор, в Казанскую улицу. Если бы, отра­зив этот первый неприятельский натиск, революционеры выказали больше самообладания, то они, вероятно, смогли бы отступить без по­терь и в полном порядке. Землевольцы понимали это, и как только арестованные были отбиты, они закричали, чтобы публика снова сомкнулись [152] в тесные ряды. Но кому из принимавших когда-нибудь участие в подобных столкновениях неизвестно, как трудно ввести в надлежа­щие границы раз прорвавшиеся наружу страсти? Публика продолжала преследовать обращенную в бегство полицию. Произошел страшный беспорядок, наши ряды совсем расстроились; между тем к полицейским явилось новое и сильное подкрепление. Целый отряд городовых, в со­провождении множества дворников, быстро приближался к площади по той самой Казанской улице, к которой направились бежавшие по­лицейские. Увлекшись преследованием, революционеры столкнулись с этим отрядом лицом к лицу. Началась жесточайшая свалка. Силы по­лиции ежеминутно возрастали. Революционеров окружали со всех сто­рон. Стройное отступление сделалось для них совершенно невозможным. Хорошо было уже и то, что они могли отступать более или менее зна­чительными кучками. Такие кучки по большей части успешно, хотя и не без значительных телесных повреждений, отбивались от нападав­ших. Но зато тех, которые действовали в одиночку, тотчас хватали и, после зверских побоев, тащили в участки.

У меня нет охоты воспевать подвиги чьих бы то ни было кула­ков. Но ввиду зверства, проявленного тогда полицией, я не без удовольствия замечу, что и ей досталось очень порядочно. Революционеры, из которых некоторые были вооружены кастетами, отчаянно защи­щались. С их стороны в особенности отличился тогда студент NN. Вы­сокий и сильный, он поражал неприятелей, как могучий Аякс, сын Телатона, и там, где появлялась его плечистая фигура, защитникам по­рядка приходилось жутко. Как ни старалась схватить его полиция, он счастливо отбил все нападения и возвратился домой таким же «ле­гальным» человеком, каким пришел на площадь. Пострадавшие от него защитники «порядка» знали только, что их тузил какой-то высокий сильный брюнет, но лица его они совсем не запомнили. Когда потом, уже по окончании столкновения на площади, им встретился на Мор­ской Боголюбов, они вообразили, что он-то и есть их победоносный неприятель. Боголюбова схватили, жестоко избили в участке, а потом, как известно, осудили на каторгу. Но Боголюбов не принимал в де­монстрации ни малейшего участия.

Когда, по произнесении речи, развернули красное знамя, его схватил молодой крестьянин Потапов и, поднятый на руки рабочими, некоторое время держал его высоко над головами присутствующих. Полиция заметила его физиономию, однако арестовать его ей долго удавалось. Защищавшая его группа решительных и - смелых людей [153] медленно отступала по Невскому. Она дошла до угла Большой Садо­вой. Преследование постоянно ослабевало и, наконец, по-видимому, со­вершенно прекратилось. Тогда Потапов сел в конку, считая себя уже в безопасности. Но за ним следили шпионы. Пока он был не один, они держались на почтительном расстоянии, а когда спутники его удали­лись, шпионы бросились за конкой и, остановив ее, арестовали Пота­пова. На нем нашли знамя, которое само по себе составляло неопро­вержимую улику...

Казанская демонстрация была первой попыткой практического применения наших понятий об агитации. Понятия эти были в то время еще слишком отвлеченны, и уже по одному этому не могло быть удач­ным их практическое применение. Казанская демонстрация наглядно показала, что мы будем всегда оставаться одни, если в своей револю­ционной деятельности будем руководствоваться лишь своим отвлеченным пристрастием к «агитации», а не существующим настроением и данными насущными нуждами той среды, в которой собираемся агитировать.