Здесь воспроизводится статья неизвестного корреспондента «Колокола» (см. лист 134 от 22 мая 1862 г.).

В селе Кудымкар, графа Строгонова (Пермской губернии, Соликамского уезда), объявление Манифеста 19 февраля сопровождалось довольно серьезными обстоятельствами, о которых не было никаких печатных известий. Расскажем в общих чертах, как было дело.

Исправник Пейкер прочитал Манифест. Крестьяне не поняли его и просили растолковать. Пейкер за такое тупоумие принялся их сечь. Те молча почесывались и крепились, наконец, видя, что сечению конца нет, связали казаков, исполнявших волю пославшего, и приглашали исправника продолжать. «Ну, теперь, ваше благородие, секи», - говорили они ему. Его благородие струхнул, вскочил в кибитку и удрал в Соликамск. Отсюда он послал губернатору Лашкареву[1] донесение, что, дескать, крестьяне графа [331] Строгонова бунтуют, и просил выслать команду. Команду отправили; Лашкарев, по обыкновению своему, не мог воздержаться от спича и напутствовал солдат громкими ловами: «Ребята! Помните, что солдату дается ружье затем, чтобы из него стрелять. Если мужики будут шуметь, валяйте их хорошенько, мерзавцев!» Выслушав такое наставление, солдаты отправились, предводительствуемые батальонным командиром Тальбергом. Прибывшая рота солдат застала в Кудымкаре толпу человек в 500. Инородцы-пермяки и русские толковали о свойстве прочитанной им исправником «гумаги». По их мнению настоящий «энифест от царя о воле с золотою строчкой[2] исправник скрыл, заместо ево прочитал им графскую гумагу, напечатанную в Перми, за что взял с графа деньги». При первых слухах о нашествии команды толпа возросла до 2000 человек, собравшихся и соседних селений. Тальберг велел мужикам разойтись. Его не послушали, говоря, что собрались толковать о деле, рассказали Тальбергу, как им прочитана была «подложная гумага», как они расспрашивали о ней исправника, как тот вместо объяснения «учал их драть», винились, что «пошалили, связали казаков, лупивших их ни за што ни про што», и просили самого Тальберга растолковать им, «што за гумага, которую нам читал исправник, пошто в ней нет золотой строчки и што то за воля, когда они остаются по-прежнему под графом». Тальберг великодушно предостерег их, что послан не для того, чтобы с ними толковать, а чтобы разогнать, приказал им снова разойтись, угрожая дурными последствиями в случае неповиновения, и назвал их бунтовщиками. «Ну, пошто ваше благородие, бунтовщики? Какие мы бунтовщики? Мы тебя ладом просим вразумить нас, темных людей, а ты говоришь, мы бунтуем». Тальберг тогда сказал им, что имеет приказание стрелять, ежели они не разойдутся добровольно. «Ну что же, ваше благородие, ежели ты послан для озорства, так стреляй! А мы не пойдем, покуда ты не растолкуешь нам, что за гумагу читал исправник». Тальберг скомандовал, раздался залп, и несколько человек из толпы повалилось. Мужики, не ожидавшие исполнения дикой угрозы, смутились было, но передовые, скоро придя в себя, направили дело. «Ребята, подбери их (т. е. поваливших [ся]), - обратились они к товарищам, - ну, а ты, ваше благородие, стреляй!» Такой неожиданный оборот поставил Тальберга в тупик: он не знал, что делать. «Ну, что же ты стал? - продолжали мужики, - стреляй! Ты ведь баешь, мы бунтовщики, так и стреляй! Ну, стреляй же!» Столбняк Тальберга продолжался. «Ну, вот видишь, ты сам не знаешь, чего доспел (сделал). Пошто ты созорничал, убил мужиков-то? Чем таким они перед твоим благородием провинились? Ты баешь, мы бунтовщики... Да ежели бы мы захотели бунтовать, так тебя бы с твоей г...ной командой комьями снегу забросали. Ты разве не видишь, сколько нас? А мы и пальцем никого не тронули... Стреляй же, коли тебя царь за тем послал!.. Стреляй!» Тальберг [332] последовал примеру исправника и ускакал в Пермь, оставив команду на произвол судьбы. К счастию, мужики до конца выдержали себя, представив новый пример того, насколько они разумнее диких правителей и воителей своих.

В Перми заговорили о Кудымкарской истории, пророчили ссылку исправнику, увольнение или, по крайней мере, перевод Лашкареву и чуть ли не петлю Тальбергу. (Явление, совершенно противоуположное имевшему место в Казани после безднинской истории и легко объяснимое тем, что в Перми нет помещиков.) Но случилось не так: потолковали в кружках, погорячился втихомолку прокурор, и тем дело кончилось. В газетах не было официальных известий о рассказанном происшествии. Немудрено, что тупоумный Лашкарев, которому растолковали значение его деятельности по отношению к этому случаю, нашел возможным скрыть его.

Убитых в Кудымкаре оказалось 2 и 8 более или менее тяжело раненных, из которых не знаю сколько осталось в живых[3].

[1] Имеется в виду губернатор Пермской губернии Александр Григорьевич Лашкарев, ранее управляющий Лесным департаментом Министерства государственных имуществ. Редакция «Колокола» сделала примечание о А. Г. Лашкареве: «Этот Лашкарев - ханжа, известный «Колоколу», один из самых вреднейших губернаторов: безумное самоуправство его переходит далеко общий губернаторский уровень».

[2] ...с золотою строчкой... - Крестьяне полагали, что царь пишет не иначе как золотыми чернилами.

[3] Свитский генерал-майор кн. П. Р. Багратион, командированный в Пермскую губернию, в своем донесении от 10 апреля 1861 г. Александру II сообщал о двух смертельно и одном легко раненых.

В имении Наталии Павловны Строгановой, которое было охвачено волнениями в связи с обнародованием «воли», насчитывалось 17 460 душ муж. пола крепостных заводских крестьян. За участие в волнениях было предано военному суду 243 человека, как «неповинующиеся военной команде». Из них 95 были приговорены к наказанию шпицрутенами и розгами. 16 из наказанных были сосланы в каторжные работы и в арестантские роты.

Текст воспроизведен по изданию: Конец крепостничества в России (документы, письма, мемуары, статьи). М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 331 - 333.