ЛАССАЛЬ ФЕРДИНАНД: Вот знамя, которое вам следует поднять. Вот знамя, под которым вы победите, и другого для вас нет!

После поражения революции 1848-1849 гг., в период реакции, рабочее движение в Германии практически отсутствовало. В 1856 г. решением Союзного Сейма в стране были запрещены все политические рабочие союзы. Пробуждение рабочего движения началось в период так называемой «Новой эры», когда произошло общее потепление общественно-политической обстановки. С появлением в 1859 г. Национального Союза, партии крупной буржуазии, стали возникать и первые рабочие объединения, находившиеся под опекой этой партии. Национальный Союз, а затем и Прогрессистская партия, проводившие оппозиционную политику по отношению к правительству, пользовались определенной поддержкой среди рабочих. Буржуазные партии стремились привлечь их на свою сторону в целях создания массовой поддержки своей политики. На собраниях различных образовательных союзов и обществ рабочие в основном занимались учебой, чтением, слушали лекции. Политические вопросы здесь не обсуждались. В феврале 1861 г. на заседании Политехнического общества в Лейпциге был учрежден Рабочий образовательный союз. Уже на первом собрании Союза часть рабочих высказалась за отделение от Политехнического общества и образование самостоятельной группы, где они могли бы рассматривать политические проблемы. Требования этой группы были поддержаны молодым ученым-химиком О. Даммером и профессором экономики Лейпцигского университета Россмеслером. Названная группа в течение 1861 г. окрепла, в следующем 1862 г. выделилась из Рабочего образовательного союза и образовала новый рабочий союз - «Вперед». На заседаниях союза «Вперед» обсуждались вопросы отношения рабочих к буржуазным партиям, свободы передвижения, свободы ремесла, о всеобщем избирательном праве, о страховании на случай инвалидности и другие. Все чаще на собраниях раздавались голоса о созыве всеобщего рабочего конгресса. На одном из таких собраний был создан комитет по созыву конгресса. Члены Лейпцигского ко-митета заявили о стремлении к образованию самостоятельной общегерманской рабочей партии. К этому требованию присоединились рабочие Берлина, Гамбурга, Нюрнберга и других городов. На одном из собраний весной 1862 г. было заявлено о желании созвать в январе 1863 г. в Лейпциге съезд, на котором бы конституировалась самостоятельная германская рабочая партия. Летом 1862 г. был образован Комитет по подготовке созыва всегерманского рабочего конгресса в Берлине. который решил передать подготовительную работу по организации конгресса Лейпцигскому комитету. В середине ноября Лейпцигский комитет обнародовал воззвание, где призывал рабочих образовывать местные комитеты для обсуждения текущих политических проблем и выдвигать делегатов на предстоящий конгресс. В начале 1863 г. члены Лейпцигского комитета обратились к Фердинанду Лассалю, известному публицисту и общественному деятелю, с просьбой подготовить программу будущей рабочей организации. После получения официального обращения из Лейпцига Ф. Лассаль приступил к написанию брошюры. 1 марта 1863 г. «Гласный ответ Центральному Комитету, учрежденному для созвания Общегерманского рабочего конгресса в Лейпциге» был готов, а в середине месяца он вышел в свет.

В конце марта 1863 г. «Гласный ответ» на общем собрании рабочих Лейпцига был принят в качестве программы развития рабочего движения большинством голосов. После чего Лейпцигский комитет занялся подготовкой съезда. Он распространял «Гласный ответ», проводил среди рабочих собрания, где агитировал за вступление в создаваемый Союз. В апреле-мае 1863 г. были образованы рабочие комитеты, поддерживающие лассалевскую программу, в Гамбурге, Дюссельдорфе, Золингене, Эльберфельде, Кельне.

23 мая 1863 г. открылся Учредительный конгресс в Лейпциге, на котором произошло образование Всеобщего Германского Рабочего Союза (ВГРС). Президентом первой социал-демократической организации Германии был избран Ф. Лассаль. Здесь же был принят Устав партии, а «Гласный ответ» объявлялся программным документом молодой партии, хотя формального статуса программы он не имел.

Печатается по: Лассаль Ф. Гласный ответ Центральному комитету, учрежденному для созвания Общегерманского рабочего конгресса в Лейпциге // Лассаль Ф. Сочинения: В 3 т. М., б.г. Т. 2. С. 57-85.

---

Господа!

В письме вашем вы приглашаете меня изложить, в какой мне угодно форме, мои взгляды на рабочее движение, на средства, к которым надо прибегнуть для улучшения положения рабочего сословия в политическом, материальном и умственном отношениях, и особенно на значение ассоциаций для совершенно недостаточного класса народа. [37]

Я не затрудняюсь исполнить ваше желание и избираю для этого простейшую форму гласного ответа на ваше письмо, что как нельзя более соответствует самому характеру вопроса.

Замечу только, что необходимые занятия, отнимающие у меня все мое время, принуждают меня сделать это письмо как можно короче, что, впрочем, также согласуется с вашей целью.

Когда в октябре прошлого года, как раз во время моего отсутствия отсюда, у вас происходило в Берлине первое совещание о конгрессе германских рабочих. совещание, за которым я следил по газетам с величайшим интересом, на собрании вашем проявились два совершенно противоположных воззрения.

Одни утверждали, что вам вообще не следует заниматься  п о л и т и ч е с к и м  движением, что для вас оно лишено всякого интереса.

Другие, напротив, полагали, что вы должны считать себя  п р и х в о с т н я м и  прусской партии прогрессистов, служить ей хором и эхом, лишенными всякой самостоятельности.

Будь я тогда в вашем собрании, я восстал  б ы  о д и н а к о в о  п р о т и в  о б о и х  м н е н и й.

Действительно, надо быть очень ограниченным, чтобы находить, что рабочего не должно интересовать политическое движение и развитие!

Наоборот, только  о т  п о л и т и ч е с к о й  с в о б о д ы  может он ожидать удовлетворения своих законных интересов.

Уже самый вопрос о вашем праве собираться, обсуждать ваши интересы, составлять для осуществления их общества и пр. - есть вопрос, зависящий от политического положения и политического законодательства страны, и потому не стоит больше тратить слов на опровержение столь ограниченного воззрения.

Но не менее ложно, не менее способно было ввести в заблуждение и противоположное воззрение, внушавшее вам считать себя в политическом отношении лишь прихвостнями партии прогрессистов.

Правда, было бы несправедливо отрицать, что в то время прусская партия прогрессистов при столкновении своем с прусским правительством приобрела некоторые, впрочем, умеренные, заслуги в отношении политической свободы твердым отстаиванием своего права контролировать бюджет и сопротивлением военным преобразованиям в Пруссии.

Но и тогда уже подобное воззрение было совершенно немыслимо, и вот по каким причинам.

В о - п е р в ы х,  такой могущественной и самостоятельной партии, как германские рабочие, - партии, имеющей в виду цели, заключающие в себе столь великие принципы, совершенно неприлично ставить себя в подобное отношение к прусской партии прогрессистов, [38] которая написала на своем знамени лишь приверженность прусской конституции и ставит целью своей борьбы сопротивление односторонней военной реформе или отстаивание права контролировать бюджет; как ограничены эти цели, можно судить по тому, что в прочих германских государствах никто и не думает предпринимать подобных реформ и никто не помышляет отвергать право контроля палат.

В о - в т о р ы х,  не было поруки, что прусская партия прогрессистов выдержит свое столкновение с прусским правительством с тем достоинством и тою энергиею, которые приличны рабочему сословию; не было поруки, что она будет достойна теплых симпатий его.

В - т р е т ь и х,  ничто не удостоверяло также, что прусская партия прогрессистов, если одержит победу над прусским правительством, воспользуется этой победой в интересах  в с е г о  н а р о д а,  а не привилегий буржуазии, т. е. было сомнительно, послужит ли эта победа к установлению  в с е о б щ е г о  р а в н о г о  и  п р я м о г о  и з б и р а т е л ь н о г о  п р а в а,  чего требуют демократические принципы и законные интересы рабочего сословия.

В отрицательном случае партия прогрессистов, очевидно, не могла иметь притязаний ни на малейшее сочувствие германского рабочего сословия.

Вот что сказал бы я вам  т о г д а  по поводу этого мнения.

Но  т е п е р ь  я имею факты, которые, впрочем, и тогда было нетрудно предвидеть, и на их основании я могу прибавить, что прусская партия прогрессистов совершенно лишена той энергии, которая была необходима ей, чтобы с достоинством и победой выйти даже из незначительного столкновения, случившегося у нее с прусским правительством.

Хотя правительство продолжает фактически отрицать право контроля над бюджетом, партия эта продолжает заседать в палате и вести парламентские дела с министерством, которое сама признала подлежащим уголовной ответственности. Зрелищем такой слабости и отсутствия чувства чести она унижает и себя, и народ!

Продолжая заседать, участвовать в прениях и вести с правительством парламентские дела после того, как сама объявила конституцию нарушенною, она помогает правительству, способствует ему сохранять призрак конституционного положения.

Ей следовало объявить заседания палаты закрытыми до тех пор, пока правительство не прекратит расходов, отвергнутых палатой. Этим она поставила бы правительство в неизбежность выбрать одно из двух: или уважать конституционное право палаты, или, отбросив все внешности конституционного положения, явиться открыто и без обиняков самодержавным, принимая всю громадную ответственность, сопряженную с абсолютизмом, и само вызывая кризис, который рано или поздно должен наступить вследствие явного деспотизма. Вместо того она дает правительству возможность сочетать все выгоды самодержавия со всеми выгодами мнимоконституционного положения. [39]

Вместо того, чтобы вынудить правительство к открытому абсолютизму без прикрас и, таким образом, доказать народу фактами, что конституции не существует, она, стало быть, соглашается играть свою роль в этой комедии фальшивого конституционализма. Таким образом она помогает поддерживать обман, который, как всякий другой, помрачает народный разум и развращает его нравственность.

Итак, эта партия доказала, что против решительного правительства она есть  и  б у д е т  б е с с и л ь н а.

Она доказала свою совершенную неспособность содействовать малейшему действительному осуществлению интересов свободы.

Она доказала, что не имеет ни малейшего притязания на симпатии демократических слоев населения и совершенно чужда чувства и понимания политической чести, которою рабочее сословие должно быть проникнуто.

Словом, эта партия фактически доказала, что она не что иное, как воскресшая под новым красивым именем обесславленная  Г о т с к а я  п а р т и я.

Вот что я могу прибавить  т е п е р ь.

Наконец, теперь, как и тогда, я должен еще сказать вам, что эта партия вынуждена своим догматом «прусского прогресса» видеть в прусском правительстве признанного Мессию германского возрождения, тогда как нет ни одного немецкого правительства, не исключая гессенского, которое в политическом отношении стояло бы позади прусского, и, наоборот, нет почти ни одного немецкого правительства, не исключая австрийского, которое не шло бы еще значительно впереди прусского. Уже одно это лишает партию прогрессистов всякого права служить представительницей германского рабочего сословия, потому что это доказывает в ней такое заблуждение и самообольщение, такую бездарность, довольствующуюся трезвоном слов, что не остается никакой возможности ожидать от нее чего-нибудь для действительного развития свободы германского народа.

Из всего сказанного само собой явствует, как держать себя рабочему сословию в политике и как относиться ему к партии прогрессистов.

Рабочее сословие должно организоваться в самостоятельную политическую партию и принять лозунгом этой партии всеобщее равное и прямое избирательное право.  П р е д с т а в и т е л ь с т в о  р а б о ч е г о  с о с л о в и я  в  г е р м а н с к и х  з а к о н о д а т е л ь н ы х  с о б р а н и я х - вот одно, что может удовлетворить его законные политические интересы. Согласно этому,  п о л и т и ч е с к о й  п р о г р а м м о й  р а б о ч е й  п а р т и и  должна быть мирная и законная агитация в этих видах при помощи всех законных средств.

Само собою понятно, как должна относиться рабочая партия к немецкой партии прогрессистов.

Всегда сознавать себя и являться партией самостоятельной и совершенно отдельной от партии прогрессистов, поддерживать ее в вопросах и пунктах [40] общего интереса, но решительно отворачиваться от нее, идти против нее, как скоро она удаляется от интересов рабочего сословия; таким образом, заставить ее или идти вперед и превзойти свой нынешний уровень, или все глубже погружаться в болото ничтожества и бессилия, в котором она теперь погрязла уже по колено, - такова должна быть простая тактика германской рабочей партии против партии прогрессистов.

Вот все, что вам предстоит делать  в  п о л и т и ч е с к о м  отношении.

Теперь перейдем к социальному вопросу, который справедливо занимает вас еще гораздо больше.

Не без горького смеха прочел я в газетах, что прения  о  с в о б о д е  п е р е д в и ж е н и я  и  п р о м ы ш л е н н о й  с в о б о д е  входили в программу занятий, проектированных вами для конгресса.

Как, господа, - вы намерены были препираться еще о свободе передвижения?

На это я могу вам ответить только шиллеровским двустишием:

«Многие годы я пользуюсь носом для обоняния,
Но доказано ль мне право мое на мой нос?»


И не то же ли самое с промышленной свободой?

В этих прениях, по крайней мере, один недостаток: они опоздали слишком на 50 лет.

Свобода передвижения и промышленности - предметы, которые законодательное собрание должно без разговоров постановлять, а не препираться о них.

Неужели и немецкому рабочему сословию суждено повторить зрелище тех собраний, которые самоуслаждаются и тешатся длинными бесцельными речами?

Нет, серьезный дух и энергия немецкого рабочего сословия предохранят его от такого жалкого зрелища!

Но вы хотите учредить  с б е р е г а т е л ь н ы е,  и н в а л и д н ы е,  в с п о м о г а т е л ь н ы е  и  б о л ь н и ч н ы е  к а с с ы?

Я признаю в этих учреждениях известную относительную пользу, хотя в высшей степени ничтожную и почти не стоющую траты слов.

Но прежде всего отличим один от другого два вопроса, не имеющих между собой ничего общего.

В том ли ваша цель, чтобы сделать бедствия отдельных рабочих более сносными? В том ли, чтобы противодействовать нерасчетливости, болезням, старости, несчастным случаям всякого рода, которые случайно или необходимо низводят положение отдельных личностей рабочего класса на степень, еще гораздо худшую общего положения всего сословия.

В таком случае, больничные, инвалидные, сберегательные и вспомогательные кассы, конечно, вполне подходящие средства. Но для подобной цели вовсе [41] не стоило поднимать такое волнение во всей Германии, возбуждать общую агитацию во всем рабочем сословии. К чему раздувать дело так, чтобы гора родила мышь!

Гораздо лучше было бы спокойно предоставить эту в высшей степени ограниченную и маловажную задачу местным обществам, которые и разрешили бы ее гораздо успешнее.

Или в том  в а ш а  ц е л ь,  ч т о б ы  у л у ч ш и т ь  и  в о з в ы с и т ь  н а д  н ы н е ш н и м  у р о в н е м  о б щ е е  п о л о ж е н и е  в с е г о  р а б о ч е г о  к л а с с а?  Да, такова ваша цель и таковой она должна быть. Но необходимо было провести строгую черту разграничения между этими двумя столь различными целями, чтобы показать вам гораздо яснее, чем показало бы длинное рассуждение, до какой степени все эти учреждения бессильны для достижения второй цели и как чужды они, следовательно, нынешнему рабочему движению.

Позвольте мне привести свидетельство лишь одного специалиста, признание строго консервативного монархиста, профессора Губера, который посвятил свои занятия, между прочим, и социальному вопросу и развитию рабочего движения.

Я люблю ссылаться на этого человека и потому сошлюсь на него в этом письме неоднократно, я дорожу его свидетельствами, потому что в политическом отношении мы стоим с ним на совершенно противоположных точках зрения, а в экономическом - на совершенно различных, стало быть, ссылкой на него мне всего удобнее устранить подозрение, будто мое пренебрежение к этим учреждениям зависит от предвзятых тенденций; с другой стороны, профессор Губер так же далек от либерализма, как и от моих политических воззрений, вследствие чего обладает необходимым беспристрастием для правдивого свидетельствования в вопросах народной экономии, между тем все последователи либеральной школы принуждены в этих вопросах обманывать рабочих и даже, для лучшего обмана их, предварительно обманывать самих себя, чтобы согласовать факты со своими тенденциями.

«Не отрицая, - говорит профессор Губер в своей "Concordia", - относительной пользы сберегательных, вспомогательных и больничных касс и пр.. насколько они действительно полезны, нельзя, однако, не сказать, что эти хорошие вещи влекут за собой важные отрицательные качества, потому что стоят на пути к лучшему».

Эти важные отрицательные качества обнаружились бы в особенно сильной степени, препятствуя достижению лучшего, если бы эти учреждения заняли собою силы великого общенемецкого рабочего движения или даже если бы отвлекли на себя хотя часть его сил.

Но вот разные газеты и советы, получаемые вами отовсюду, как вы сами говорите в вашем письме, рекомендуют вам воспользоваться для улучшения [42] рабочего положения учреждениями Шульце-Делича - его ссудными и кредитными союзами, его обществами заготовительными и потребительными.

Здесь я осмелюсь попросить вашего полного внимания.

Шульце-Делича можно рассматривать в трояком отношении.

В политике он принадлежит к партии прогрессистов, которую мы уже рассмотрели.

Во-вторых, он заявляет притязание на звание национального экономиста. В этом отношении, как национальный теоретик-экономист, он вполне принадлежит к либеральной школе, разделяет все ее заблуждения, обманы и самоослепление. Лекции, которые он до сих пор читал берлинским рабочим, служат этому разительным доказательством: извращенные понятия, заключения, не имеющие никакого отношения к посылкам - таково их содержание. Но здесь не место и я не намерен пускаться в критику  т е о р е т и ч е с к и х  национально-экономических воззрений и лекций Шульце-Делича, обличать все софизмы и самонадувательства, общие у него со всей либеральной школой, к которой он принадлежит в теоретическом, национально-экономическом отношении. При том и я без того буду принужден возвратиться ниже к сущности этого учения.

Но, сверх своего положения как национального теоретика-экономиста, Шульце-Делич имеет еще, в-третьих,  п р а к т и ч е с к о е  з н а ч е н и е.

Он единственный член своей партии, партии прогрессистов, сделавший кое-что для народа - и тем более ему чести!

Своею неутомимою деятельностью он в самое тяжелое время, единственно личными силами, сделался отцом и основателем немецких ассоциаций и дал этому делу толчок, представляющий в высшей степени важные и обширные последствия. Я пишу это с самым теплым чувством признательности и мысленно искренно жму ему руку за эту заслугу, хотя в теории мы противники. Честно и справедливо судить даже противника есть первый долг человека, и рабочее сословие прежде всего должно глубоко проникнуться этим убеждением.

Если теперь движение немецких рабочих решает вопрос, как понимать ассоциации - в смысле ли Шульце-Делича, или в моем, - то мы обязаны этим, главным образом, ему; это истинная заслуга, заслуга неоцененная.

Но теплое чувство, с которым я признаю эту заслугу, не должно мешать нам с критической строгостью взглянуть на вопрос:

М о г у т  л и  ш у л ь ц е - д е л и ч е в с к и е  а с с о ц и а ц и и,  к р е д и т н ы е  и  с с у д н ы е  т о в а р и щ е с т в а,  с ы р ь е в ы е  и  п о т р е б и т е л ь н ы е  о б щ е с т в а  у л у ч ш и т ь  п о л о ж е н и е  р а б о ч е г о  с о с л о в и я?

На этот вопрос приходится решительнейшим образом ответить - нет!

Это легко доказать в немногих словах. [43]

Что касается, во-первых,  к р е д и т н ы х  и л и  с с у д н ы х  и  с ы р ь е в ы х  о б щ е с т в,  то и те и другие существуют лишь для того, кто ведет дело  н а  с в о й  с ч е т,  стало быть, для мелкопромышленного ремесленника. Для рабочего в тесном смысле, для рабочих, занятых в фабричной крупной промышленности, не имеющих собственного промысла, для которого им были бы нужны кредит и сырые материалы, - эти общества не существуют.

Помощь их может, следовательно, пригодиться лишь для ремесленной мелкой промышленности.

Но и в этом отношении заметьте и запомните два существенных обстоятельства.

Во-первых, наша промышленность необходимо стремится к замене крупным фабричным производством мелкого ремесленного, или, как его прозвали, карликового, вследствие этого она ежедневно превращает множество ремесленников в настоящих рабочих, занятых в крупном фабричном производстве. Англия и Франция, опередившие нас в экономическом развитии, доказывают это еще убедительнее Германии, которая, впрочем, тоже делает ежедневно большие успехи на этом пути. Ваш собственный опыт, вероятно, достаточно подтверждает вам это.

Итак, из этого следует, что шульце-деличевские кредитные и ссудные общества и его сырьевые товарищества, если бы и могли помочь рабочим, то очень немногим, число которых ежедневно уменьшается, постепенно исчезает в силу неизбежного развития нашей промышленности, переводящего их в класс собственно рабочих, которому подобная помощь не нужна. Но это только первый вывод. Второй, тесно связанный с первым, но еще важнейший, состоит в следующем. Кредитные и сырьевые общества никоим образом не могут защитить рабочих, остающихся еще в ремесленной промышленности, против конкуренции фабричной крупной промышленности. Опять ссылаюсь на признание профессора Губера. Отозвавшись, подобно мне, с похвалой о кредитных и сырьевых обществах Шульце-Делича, он продолжает: «К сожалению, предположение, будто через них карликовая промышленность получит возможность конкурировать с крупной, оказывается далеко неосновательным».

Но лучше всякого свидетельства могут убедить вас внутренние причины того, что я доказываю; их не трудно объяснить.

Как далеко может простираться действие кредитных обществ и обществ для приобретения дешевых и доброкачественных сырых материалов? Они могут сравнять положение неимущего ремесленника с положением имущего ремесленника, имеющего маленький капитал, достаточный для его мелкой ремесленной промышленности. Стало быть, самое большее, что они могут сделать, это дать неимущему ремесленнику возможность конкурировать с хозяином, [44] обладающим собственным капиталом, достаточным для его ремесленной мастерской. Но дело в том, что и хозяин, обладающий собственным достаточным для ремесленного производства капиталом, не может выдерживать конкуренции с крупным капиталом и фабричным производством, потому что широкий размах промышленности удешевляет все расходы на производство, дает возможность довольствоваться меньшей прибылью с каждого отдельного продукта, и по многим другим причинам. Но кредитные и сырьевые общества по большей мере только уравнивают неимущего рабочего с мелким капиталистом, хозяином мелкопромышленного ремесленного заведения; а так как капиталист этот не может выдержать конкуренции с фабричной крупной промышленностью, то и ремесленник, ведущий дело с помощью этих обществ, не может выдержать ее.

Итак, эти общества могут только продлить смертельную борьбу, в которой мелкое ремесло погибает под гнетом крупной промышленности и вскоре должно окончательно уступить ей: этим они усилят муки этой смертельной борьбы и бесполезно задержат развитие нашей культуры. Но и это значение они имеют только для малочисленного ремесленного класса, а рабочего сословия, занятого в крупной промышленности и ежедневно умножающегося, вовсе не касаются.

Остается еще рассмотреть  п о т р е б и т е л ь н ы е  о б щ е с т в а.

Влияние потребительных обществ могло бы распространиться на все рабочее сословие.

Тем не менее они совершенно неспособны улучшить положение рабочего сословия. На это есть три причины, которые в сущности составляют одну.

1) Как покажет экономический закон, который я развиваю ниже в пункте 2, рабочее сословие терпит постигающий его ущерб в качестве  н е  п о т р е б и т е л я,  а  п р о и з в о д и т е л я. Стало быть, уже по одному этому ошибочно хотеть помочь рабочему как потребителю, вместо того, чтобы помогать ему с той стороны, где его действительно давят, т. е. как производителю.

К а к  п о т р е б и т е л и,  мы теперь пользуемся общим равенством. Перед продавцом все люди равны, как перед жандармом, если только  п л а т я т.

Правда, по ограниченной платежеспособности рабочего сословия, для него возник в этом особый побочный вред, который, однако, не имеет ничего общего с съедающим его главным недугом, с его страшным роком, - этот побочный вред заключается в невыгодной необходимости покупать нужные ему припасы самыми ничтожными количествами и, таким образом, подвергаться лихоимству мелочной лавки - shopkeepers. Против этого зла потребительные общества действительно помогают, но, не говоря уже о том, что вы увидите в пункте 3, насчет  п р о д о л ж и т е л ь н о с т и  этой помощи и  с р о к а  е е  о к о н ч а н и я,  это ограниченное пособие способно сделать печальное положение [45] работника лишь немного сноснее, стало быть, его никак нельзя причислять к средствам того улучшения положения работающего класса, к которому стремится рабочее сословие.

2) При теперешних отношениях, под господством спроса и предложения труда, рабочую плату определяет следующий железный закон:  с р е д н и й  р а з м е р  з а р а б о т н о й  п л а т ы  в с е г д а  с в о д и т с я  н а  б е з у с л о в н о  н е о б х о д и м о е  с о д е р ж а н и е,  т р е б у е м о е  п р и в ы ч к а м и  н а р о д а  д л я  п о д д е р ж а н и я  ж и з н и  и  д л я  р а з м н о ж е н и я.  Вот точка, вокруг которой вращается действительная поденная плата, как маятник, никогда не поднимаясь надолго выше и никогда надолго не опускаясь ниже. Она не может надолго подняться выше этого среднего размера, потому что тогда, вследствие улучшения положения рабочих, браки между ними стали бы чаще, усилилось бы размножение, рабочее население умножилось бы и, таким образом, увеличилось бы предложение рук, что низвело бы рабочую плату к прежнему размеру или ниже.

Но заработная плата не может долго продержаться и ниже размера, безусловно необходимого для существования, потому что тогда наступают выселения, безбрачие, воздержание от деторождения и, наконец,  у м е н ь ш е н и е  числа рабочих  п о с р е д с т в о м  н и щ е т ы,  что ослабляет предложение рабочих рук и потому возводит заработную плату до прежнего размера.

Следовательно, действительный средний размер заработной платы состоит в беспрестанном колебании вокруг этого центра тяжести ее, причем она то возвышается (период благоденствия во всех или некоторых отраслях труда), то падает (период более или менее общей нужды и кризисов).

Ограничение среднего размера заработной платы пределами, по привычкам народа безусловно необходимыми для существования и размножения, - таков, повторяю, железный и жестокий закон, управляющий при нынешних обстоятельствах заработною платою.

Никто  н е  м о ж е т  о с п а р и в а т ь  э т о т  з а к о н.  Я  м о г у  п р и в е с т и  з а  н е г о  с т о л ь к о  а в т о р и т е т о в,  с к о л ь к о  е с т ь  в  э к о н о м и ч е с к о й  н а у к е  в ел и к и х и  з н а м е н и т ы х  и м е н,  п р и т о м  и з  л и б е р а л ь н о й  ж е  ш к о л ы,  п о т о м у  ч т о  з а к о н  э т о т  о т к р ы т  и  д о к а з а н  и м е н н о  л и б е р а л ь н о й  э к о н о м и ч е с к о й  ш к о л о й.

Вы должны, господа, прежде всего глубоко, глубоко запечатлеть в душе этот железный, жестокий закон и исходить от него во всех ваших суждениях.

По этому случаю я могу сообщить вам и всему рабочему сословию вернейшее средство раз навсегда предохранить себя от всех обманов и сбиваний с толку.

Как скоро кто-нибудь заговорит вам об улучшении положения рабочего класса, вы прежде всего задайте ему вопрос:  п р и з н а е т  л и  о н  э т о т  з а к о н  и л и  н е т? [46]

Если он не признает его, то знайте, что он или хочет обмануть вас, или же он самый жалкий невежа в области экономической науки. Ибо, как я уже заметил, даже в либеральной школе нет ни одного известного экономиста, который отрицал бы его. Адам Смит и Сэй, Рикардо и Мальтус, Бастиа и Джон Стюарт Милль - все сходятся в признании его. В этом отношении между людьми науки нет разногласия.

Если же толкующий о положении работников на ваш вопрос признает этот закон, то спросите его дальше:  к а к  о н  д у м а е т  у с т р а н и т ь  е г о?  И если он не найдется, что ответить вам, - повернитесь к нему спокойно спиной. Это пустой болтун, который хочет надуть и оглушить громкими фразами вас и самого себя.

Взглянем поближе на сущность и значение этого закона. Его можно другими словами выразить так:

И з  п р о д у к т а  т р у д а  берется и раздается рабочим столько, сколько безусловно необходимо для поддержания их существования (заработная плата).

В е с ь  о с т а л ь н о й  п р о д у к т  т р у д а  д о с т а е т с я  п р е д п р и н и м а т е л я м.

Вот почему, вследствие этого железного и жестокого закона, вы не можете воспользоваться выгодами, какие представляет усиление производительности прогрессом цивилизации, т. е. усиление продуктивности вашего собственного труда, умножение его продуктов. И вот почему я назвал вас в моей брошюре для рабочих [«Программа работников»], о которой вы упоминаете в вашем письме, классом обездоленных. Вам всегда достается лишь безусловно необходимое для существования, а предпринимателям всегда  в с е,  ч т о  т р у д  п р о и з в о д и т  с в е р х  э т о г о.

Но при очень большом росте продуктивности (производительности труда) многие продукты промышленности доходят до крайней дешевизны; таким образом может случиться, что усиление производительности труда доставит вам, вследствие этого удешевления, известную косвенную выгоду, не как производителям, а как потребителям. В вашей производительной деятельности эта выгода вас не касается, она не касается достающейся вам доли продукта труда, она нисколько не изменяет величины этой доли; она касается вас только как потребителей, точно так же как поправляет и положение предпринимателей в  к а ч е с т в е  п о т р е б и т е л е й  и даже положение лиц,  в о в с е  н е  у ч а с т в о в а в ш и х  в труде, но которые тоже потребляют, притом для них эта выгода гораздо больше, чем для вас.
Однако даже и эта выгода, достающаяся вам уже не как рабочим, а просто как людям вообще, уничтожается тем железным и жестоким законом, который вскоре опять низводит заработную плату к размеру потребления, безусловно необходимому для существования. [47]

Может, наконец, еще случиться, что производительность труда усиливается вдруг и с нею также внезапно наступает удешевление продуктов; затем это может случиться как раз в довольно продолжительный период усиленного спроса на рабочие руки; при таком благоприятном стечении обстоятельств эти несоразмерно подешевевшие продукты могут войти в круг предметов, безусловно необходимых в силу народных привычек для существования.

Итак, следовательно, эта пляска рабочего и заработной платы на крайнем пределе содержания, необходимого по данным потребностям для поддержания жизни, пляска, то немного отступающая от этого предела, то перескакивающая за него, не прекращается  н и к о г д а!

Э т о т  к р а й н и й  п р е д е л  в разные времена может сам удаляться и отступать вследствие указанного стечения обстоятельств; поэтому может случиться, что, сравнивая разные эпохи, мы найдем, что положение рабочего сословия позднейшего столетия или позднейшего поколения несколько улучшилось против положения его в прошлом столетии или поколении, потому что минимум необходимых жизненных потребностей несколько повысился.

Я был вынужден сделать это небольшое отступление, господа, хотя оно вовсе не идет к моей цели, потому что с легкой руки Бастиа все желающие пускать вам пыль в глаза постоянно избирают это ничтожное улучшение, совершающееся целыми веками и поколениями, темой грошовых пустых декламаций.

Прошу вас, господа, обратить внимание на точный смысл моих слов. Я говорю: по указанным причинам может статься, что необходимый минимум средств, а с ним и общее положение рабочего сословия окажутся при сравнении разных поколений возвысившимися в позднейших. Действительно ли так есть, действительно ли общее положение рабочего сословия  п о с т о я н н о  улучшается с течением веков - это, господа, вопрос  о ч е н ь  трудный,  о ч е н ь  запутанный, требующий  с л и ш к о м  ученого исследования, чтобы за разрешение его, хоть сколько-нибудь, хоть приблизительно, могли браться те лица, которые беспрестанно забавляют вас рассуждениями о цене миткаля в прошлом столетии, о количестве потребляемого вами миткалевого платья теперь и тому подобными пошлостями, списываемыми из любого учебника.

Я не имею намерения пускаться здесь в подобное исследование, потому что здесь я должен ограничиться сообщением вам лишь того, что не только бесспорно, но кроме того удобопонятно. Допустим, стало быть, что минимум жизненных потребностей повышается и что, следовательно, положение рабочего сословия постоянно улучшается с течением веков и поколений.

Но все-таки мне надо показать вам, что этими общими местами передергивают предмет, о котором собственно идет речь, и подставляют совершенно другой.

Вас надувают, вас обходят, господа! [48]

Говоря о положении рабочих и его улучшении, вы разумеете ваше положение в  с р а в н е н и и  с  п о л о ж е н и е м  в а ш и х  с о в р е м е н н ы х  с о г р а ж д а н,  в  с р а в н е н и и,  с т а л о  б ы ть,  с размером  с о в р е м е н н ы х  жизненных потребностей.

А вас утешают мнимым сравнением вашего положения с положением рабочих в  п р е ж н и е  века!

Допустив, что минимум жизненных потребностей, определяемый привычками, повысился и что, поэтому, положение ваше лучше положения рабочих, живших 80, 200, 300 лет тому назад, - спрашивается, какое значение может это иметь для вас и какое удовлетворение может оно дать вам? Точно такое же, как тот уже совершенно бесспорный факт, что нынешнее положение ваше лучше положения ботокудов и диких людоедов!

Ведь удовлетворенность человека всегда зависит только от отношения имеющихся у него средств удовлетворения к его потребностям, определяемым привычкой, или - что то же - от излишка средств удовлетворения над определяемым привычкою низшим пределом его жизненных потребностей в данное время. Повышение минимума жизненных потребностей также влечет за собой и новые страдания и лишения, прежде неизвестные. Какое лишение ботокуду, что он не может купить мыла? Какое лишение дикому людоеду, что у него нет приличного платья? Какое лишение было рабочим до открытия Америки, если у них не было табаку? Какое лишение было для рабочего, до открытия книгопечатания, в невозможности приобрести полезную книгу?

Итак, все человеческие страдания и лишения зависят от отношения средств удовлетворения к существующим в то же время потребностям и привычкам. Стало быть, все человеческие страдания и лишения и все человеческие удовлетворения, - следовательно, все вообще положение человека измеряется лишь сравнением с положением других  с о в р е м е н н ы х  людей относительно жизненных потребностей, определяемых привычкой. Стало быть, положение одного класса всегда измеряется только сравнением с положением другого в то же время.

Следовательно, если бы и было доказано, что уровень абсолютно необходимых условий жизни в разные времена повысился, что неизвестные прежде удовлетворения сделались в силу привычки необходимыми потребностями и именно чрез это наступили новые, прежде неизвестные лишения и страдания, - то все-таки все это не имеет никакого отношения к вашему  ч е л о в е ч е с к о м у  положению, которое всегда остается одинаково, всегда состоите пляске на крайнем пределе безусловно необходимого по привычкам данного времени содержания, то немного не доходя до него, то немного перескакивая за него. Ваше человеческое положение осталось, следовательно, одинаково, потому что оно измеряется не с положением зверя в первобытном лесу, или негра в Африке, или крепостного средних веков, или рабочего 200 или 80 лет тому назад, а с положением современников-сограждан, с положением прочих классов в ту же эпоху. [49]

Но вместо того, чтобы поразмыслить об этом и обдумать, как поправить это отношение, как изменить его жестокий закон, который постоянно удерживает вас на минимуме жизненных потребностей каждой эпохи, - забавляются искусным передергиванием вопроса у вас под носом и развлекают вас крайне сомнительными культурно-историческими соображениями о положении рабочих в древние времена. До чего сомнительны эти соображения видно из того, что крайне подешевели только  п р о д у к т ы  п р о м ы ш л е н н о с т и,  которые входят в потребление рабочего в несравненно ограниченнейшем размере, тогда как  с ъ е с т н ы е  п р и п а с ы,  составляющие главный предмет его потребления, вовсе не обладают стремлением к постоянному удешевлению! Вообще подобные соображения тогда только могли бы иметь значение, если бы подвергли исследованию общее положение рабочего в разные времена  с о  в с е х  с т о р о н.  Но такое исследование крайне трудно и требует величайшей добросовестности, а между тем толкующие вам об этом не имеют в руках даже материалов для подобного исследования и потому должны бы были предоставить его настоящим ученым.

3) От этого, впрочем, необходимого отступления, вернемся к вопросу: какое влияние могут иметь потребительные общества на положение рабочего сословия при господстве определяющего заработную плату закона, развитого нами в пункте 2. Теперь ответ прост.

Пока в потребительные общества будут вступать только  о т д е л ь н ы е  кружки рабочих, до тех пор общая заработная плата не потерпит от них изменения и, следовательно, до тех пор вступившие в них рабочие, благодаря удешевлению предметов потребления, получают от них то слабое облегчение своего стесненного положения, которое мы рассмотрели в пункте 1. Но как скоро потребительные общества начнут все более и более обнимать все рабочее сословие, - закон заработной платы вступит в действие и необходимо понизит ее настолько же, насколько потребительные общества удешевят средства существования.

Итак, потребительные общества никогда не могут помочь всему рабочему сословию, а составляющих их отдельным кружкам рабочих могут приносить рассмотренную выше слабую помощь лишь до тех пор, пока пример этих кружков еще не найдет себе достаточно подражания. Чем больше будут распространяться потребительные общества, чем большие массы рабочих будут они обнимать, тем более будет ослабевать та ничтожная выгода, которую они могут приносить своим членам, пока, наконец, она не обратится в нуль в тот самый день, когда потребительные общества обнимут собою большую часть всего рабочего сословия.

Но можно ли серьезно толковать, чтобы рабочее сословие обратило внимание на средство, которое совершенно не может помочь ему как сословию, а [50] отдельным членам его может доставлять слабое облегчение, лишь пока за него не примется все сословие или даже хотя большинство его?

Если немецкое рабочее сословие вздумает заняться подобным толчением воды, то придется еще долго ждать действительного улучшения его положения!

Я разобрал перед вами все шульце-деличевские учреждения и показал, что они не помогают вам и не могут помочь.

Как же однако?  Н е у ж е л и  п р и н ц и п  с в о б о д н о й  и н д и в и д у а л ь н о й  а с с о ц и а ц и и  р а б о ч и х  н е  м о ж е т  у л у ч ш и т ь  п о л о ж е н и я  р а б о ч е г о  с о с л о в и я?

Может - но лишь при обращении и распространении его на фабричную крупную промышленность.

Сделать рабочее сословие своим собственным предпринимателем - вот единственное, как вы сейчас сами увидите, средство устранить железный и жестокий закон, определяющий заработную плату!

Если бы рабочее сословие сделалось своим собственным предпринимателем, тогда уничтожилось бы различие между заработной платой и барышом предпринимателя, и вознаграждением труда стал бы продукт труда!

Самое мирное, законнейшее, простейшее уничтожение предпринимательского барыша организацией рабочего сословия посредством добровольных ассоциаций в положение своего собственного предпринимателя, устранение этим единственным способом того закона, который при нынешнем производстве дает рабочим лишь необходимое для жизни как  н а е м н у ю  плату, а все остальное предоставляет предпринимателю - вот единственно истинное, единственно жизненное, единственно соответствующее справедливым притязаниям рабочего сословия средство улучшить его положение.

Но как? Взгляните на железные дороги, на машинные заводы, на корабельные верфи, на хлопчатобумажные фабрики и пр. и пр., подумайте о миллионах, которых все это требует, вспомните о пустоте своих карманов и спросите себя, где возьмете вы когда-либо гигантские капиталы, нужные на эти предприятия, и, следовательно, возможно ли вам будет когда-либо приняться за крупную промышленность на свой счет.

Разумеется, нет ничего несомненнее, достовернее, как то, что вам это  в с е г д а  будет невозможно, пока вы предоставлены  и с к л ю ч и т е л ь н о  с в о и м  и з о л и р о в а н н ы м  и н д и в и д у а л ь н ы м  у с и л и я м.

Но вот потому-то и обязано  г о с у д а р с т в о  доставить вам эту возможность, взять в свои руки для поощрения и развития великое дело свободных индивидуальных ассоциаций рабочего сословия и положить себе в священнейшую обязанность дать вам средства и способы для вашей самоорганизации и самообъединения.

Не давайте сбивать себя с толку криками, будто такое вмешательство государства уничтожает общественную самопомощь. [51]

Не правда, будто, давая человеку лестницу или веревку, я этим мешаю ему  с о б с т в е н н ы м и  силами взобраться на башню. Не правда, будто, содержа для молодежи учителей, школы и библиотеки, государство мешает ей этим образовывать себя  с о б с т в е н н ы м и  силами. Не правда, будто я мешаю человеку  с о б с т в е н н ы м и  силами обрабатывать поле, если даю ему плуг. Не правда, будто, давая человеку оружие, я этим мешаю ему  с о б с т в е н н ы м и  силами разбить неприятельское войско.

Правда, бывало, что люди влезали на башни без лестниц и веревок; правда, случается, что человек образовывает себя без помощи учителей, школ и публичных библиотек; правда, в революционные войны вандейские крестьяне иногда без оружия поражали неприятеля, - но эти исключения не опровергают, а подтверждают правило. И то правда, что в Англии при известных исключительных обстоятельствах несколько рабочих кружков несколько улучшили свое положение в некоторых мелких отраслях крупной промышленности посредством ассоциации, созданной их собственными усилиями, однако, тем не менее, остается неопровержимым закон, что только помощь государства может произвести действительное улучшение в положении рабочих, - улучшение, которого рабочие могут совершенно законно требовать для всего своего сословия.

Не давайте также сбивать себя с пути криками толкующих по этому поводу о социализме и коммунизме и заглушающих подобными толками ваши справедливые требования. Будьте твердо уверены, что эти люди или хотят вас надуть, или сами не знают, что говорят. Требование это как нельзя дальше от всякого социализма и коммунизма, потому что оставляет рабочим классам его нынешнюю индивидуальную свободу, индивидуальный образ жизни и индивидуальное вознаграждение за труд; единственное отношение, в которое оно ставит их к государству, состоит в том, чтобы государство помогло их объединению нужным капиталом, т. е. нужным кредитом. Но в том-то и состоит задача и назначение государства, чтобы облегчать великие культурные успехи человечества и помогать им. В этом его призвание. Для этого оно и существует; на это оно всегда служило и должно служить. Я мог бы привести сотни примеров подобного вмешательства государства в устройство каналов, шоссе, почт, транспортных сообщений, телеграфов, земледельческих банков, в сельскохозяйственные улучшения, в учреждение новых отраслей промышленности и пр.

Но я укажу только один пример, зато стоящий один целых сотен и при том особенно близкий; когда у нас строились железные дороги, то во всех немецких странах и почти во всех иностранных, за исключением самых коротких и отрывочных линий, всюду потребовалось вмешательство государства, по меньшей мере в форме гарантии акционерных процентов, а во многих странах еще в больших размерах. [52]

Гарантия процентов представляла еще следующий львиный договор предпринимателей - богатых акционеров - с государством: если новые предприятия окажутся невыгодными, то убытки должны пасть на государство, следовательно, на всех платящих налоги, следовательно, специально на вас, господа, на великий класс неимущих! Если же новые предприятия, напротив того, окажутся выгодными, то барыши - крупные дивиденды - достанутся им, богатым акционерам. Этому вовсе не помогало то, что в некоторых странах, как, например, в Пруссии, государству были выговорены в то время еще недостоверные выгоды в далеком, очень далеком будущем; такие выгоды могло бы доставить ему и объединение рабочего сословия, при том гораздо большие и ближайшие.

Без этого государственного вмешательства, слабейшей формой которого, как я сказал, была гарантия процентов, у нас, на всем континенте, быть может, и теперь не было бы еще железных дорог!

Как бы то ни было, вот факты: государство было принуждено вмешаться; гарантия процента была с его стороны очень важным вмешательством; притом его вмешательство касалось имущего, богатого класса, который и без того располагает всем капиталом и всем кредитом и потому мог бы легче обойтись без государственного вмешательства, чем вы; наконец, вся буржуазия требовала этого вмешательства.

Отчего же не кричали тогда против гарантии процента, не называли ее «нестерпимым вмешательством государства»? Отчего не говорили тогда, что она угрожает «общественной самопомощи» богатых предпринимателей этих акционерных дел? Отчего не старались обозвать ее «социализмом и коммунизмом»?

Да, в том-то и дело, что тогдашнее вмешательство государства происходило в интересах богатых классов общества, а с этим условием оно всегда допускалось и допускается! Но как скоро речь заходит о вмешательстве в пользу нуждающихся классов, в пользу бесконечного большинства - оно оказывается социализмом и коммунизмом!

Ответьте все это тем, кто болтает вам про неудобства государственного вмешательства, про нарушение этим вмешательством общественной самопомощи и про заключающийся в нем социализм и коммунизм, тогда как требование его ни к чему подобному не может подать повода. И прибавьте им, что если мы уже так долго живем в социализме и коммунизме, как доказывает гарантия процентов при железных дорогах и другие мимоходом упомянутые примеры, то желаем и остаться при них!

Заметим еще, что, как ни был велик прогресс, вызванный железными дорогами, он ничто в сравнении с тем великим прогрессом, который совершится объединениями рабочего класса. Ибо какая польза от всех богатств и плодов [53] цивилизации, если ими всегда пользуются лишь немногие, а все бесконечное большинство вечно пребывает в положении Тантала, тщетно хватающего плоды. Нет, хуже Тантала, потому что Тантал, по крайней мере, не сам создал плоды, по которым был осужден томиться!

Следовательно, если вмешательство государства было когда-либо допускаемо, то тем более следует оправдать его здесь, где дело идет о таком громадном прогрессе, больше всех известных в истории.

Государство может доставить вам эту возможность легче всего посредством своих больших кредитных и оборотных учреждений (банков), не принимая притом большей ответственности, чем брало на себя при гарантии процента железных дорог; подробно объяснять это дело я здесь, впрочем, не могу.

Наконец, господа, ведь  ч т о  т а к о е  г о с у д а р с т в о?

Загляните в статистику, в статистику официальную, публикуемую правительственными властями, потому что с собственными моими вычислениями и описаниями я и не приступаю к вам.

Королевско-прусское статистическое бюро, управляемое тогда прусским королевским тайным советником, профессором Дитерици, обнародовало в 1851 г. перепись с разделением населения по величине дохода, на основании правительственных податных списков.

Я сообщаю вам результаты этой переписи с буквальной и цифровой точностью. По ней из населения прусского государства имеют:

дохода свыше 1 000 талеров - 1/2 % населения

«от 400 до 1000» -3 1/4 %

«от 200 до 400» - 7 1/4 %

«от 100 до 200»- 16 3/4 %

«менее 100» - 72 3/4 %

И заметим, что этот доход принадлежит лицам, обязанным платить налоги, а по расчету Дитерици каждое такое лицо представляет средним числом семейство из пяти лиц;  с т а л о  б ы т ь,  э т о т  д о х о д  п р и н а д л е ж и т  с р е д н и м  ч и с л о м  с е м е й с т в а м  и з  п я т и  и л и,  п о  м е н ь ш е й  м е р е,  и з  т р е х  л и ц.  И в прочих немецких государствах должно быть такое же отношение.

Убедительнее толстых томов говорят эти немые официальные цифры, не имеющие, как статистические средние числа, никакого притязания на математическую точность, потому что, ввиду налога, каждый готов скрывать свой доход. Впрочем, это обстоятельство не может составить важной разницы, на которую стоило бы тут обращать внимание. У 72 3/4 процентов населения дохода меньше 100 талеров! Стало быть, 72 3/4 процента населения находится в величайшей бедности! Еще у 16 3/4 процентов населения 100-200 талеров; следовательно, положение их немногим лучше и все еще крайне бедственно! [54] Еще 7 1/4 процента населения имеют лишь 200-400 талеров дохода, т. е. тоже находятся в очень стесненных обстоятельствах, 3 1/4 процента населения имеют 400-1000 талеров дохода, следовательно, находятся частью в едва сносном положении, частью пользуются достатком, и затем остается 1/2 процента населения, распределяющиеся по всевозможным степеням богатства. Два последних класса, находящиеся в самом бедственном положении, составляют вместе 89 процентов населения, а если к ним причислить еще 7 1/4 процентов третьего класса, все еще неимущего и стесненного, то окажется, что 96 1/4 процентов населения обретается в стеснении, в нужде. Стало быть, государство принадлежит вам, господа, нуждающимся классам, а не нам, высшим сословиям, потому что из вас оно и состоит! Что такое государство? - спросил я, и теперь вы видите из нескольких цифр яснее, чем из толстых томов, что  г о с у д а р с т в о - э т о  в ы,  в е л и к о е  о б ъ е д и н е н и е  б е д н е й ш и х  к л а с с о в!

Почему же вашему великому объединению не оказывать поощрения и плодотворного влияния на ваши меньшие кружки?

Отвечайте этим вопросом тем, кто болтает вам о неудобствах государственного вмешательства, о социализме и коммунизме, заключающихся в требовании его.

Наконец, не угодно ли вам получить специальное доказательство невозможности поправить положение рабочего сословия свободными обществами иначе, как при покровительственном вмешательстве государства? Такое доказательство мы найдем в той самой Англии, на которую больше всего ссылаются для подтверждения возможности улучшить положение всего сословия обществами отдельных работников, устраиваемыми исключительно частными усилиями их. Между тем, действительно, по причинам, коренящимся в  о с о б е н н о с т я х  английского быта, в этой стране такой опыт мог бы всего скорее удасться, так что успех его в Англии еще не доказывал бы возможности того же в других странах.

Притом я заимствую это специальное доказательство именно из того английского рабочего общества, которое до сих пор обыкновенно приводилось как торжественный пример противного. Я говорю о рочдельских пионерах. Это потребительное общество, существующее с 1844 г., учредило в 1858 г. ткацкую фабрику с капиталом в 5500 фунтов стерлингов. По уставам этой фабричной организации рабочим, занятым на фабрике, - все равно, акционеры ли они или нет - полагалось, сверх обычной заработной платы, по равной доле дивиденда из барышей фабрики. Рабочие и акционеры получали равный дивиденд, потому что полагалось делить барыши в равных пропорциях, отчисляя одинаковый процент на заработную плату и на капитал акций. Но вот оказывается, что акционеров фабрики 1600 человек, тогда как занято на фабрике только 500 рабочих. Следовательно, из акционеров очень многие не работают на фабрике, а с другой стороны, не все рабочие - акционеры. Вследствие этого акционеры [55] из рабочих, не имевшие занятий на фабрике, а также те, кто были и акционерами, и вместе с тем фабричными рабочими, подняли агитацию (1861 г.), направленную против участия в пользовании барышами - продуктами труда - рабочих, которые не состоят акционерами.

Рабочие-акционеры указывали совершенно просто и откровенно на тот принцип, по которому во всем промышленном мире расчет с трудом считается поконченным с выдачей ему заработной платы, а заработная плата, в свою очередь, определяется спросом и предложением (мы видели выше,  к а к о й  закон установляет это!). «Этот факт, - говорит профессор Губер, рассказывая об этом деле, - выставлялся без дальнейших рассуждений как естественный закон, не требующий никаких объяснений и оправданий, в противоположность исключительному произвольному нововведению устава». Первоначальные учредители и старшины общества храбро оспаривали это предложение изменить устав, но без ясного понимания своих оснований. Между рабочими-ак-ционерами большинство 5/8 голосов было за изменение устава, совершенно в духе буржуазных предпринимателей, и переделка только потому и не прошла, что, в силу устава, для его изменения, требовалось большинство 3/4 голосов. «Но никто не обманывается, - говорит профессор Губер, - что на этом дело не остановится. Обществу предстоят жаркие внутренние раздоры, результатом которых, может быть, уже в будущем году будет победоносное повторение этого предложения. Оппозиция решилась пустить в ход свое влияние и при выборах в общественные должности; на этих выборах дело решается абсолютным большинством, так что она может вскоре взять в свои руки все правление обществом». Далее Губер говорит: «Большая часть фабрично-промышленных артелей заранее приняла господствующий обычай, очевидно, без всяких размышлений и без доктринерского сознания; весьма немногие приняли принцип сотрудничества в пользу труда». И далее Губер принужден сделать неприятные и тяжелые для него признания, потому что он принадлежит к приверженцам устройства артелей исключительно частными средствами рабочих. Он говорит, что «вопросы эти будут без сомнения вскоре возбуждены и решены во всех прочих производительных артелях, где существует антагонизм капитала и труда, и воспроизведется из промышленного макрокозма (т. е. общего мирового порядка) конкуренция в кооперативном микрокозме (т. е. в уменьшенном изображении мира рабочими кооперативами»).

Таким образом, размышляя об этих фактах, вы видите, господа, что  в е л и к и е  вопросы могут решаться только  в  в е л и к и х  размерах, никогда в малых. Пока вся вообще заработная плата определяется вышерассмотренным законом, до тех пор и мелкие объединения не избегут его господствующего влияния. Но какая же польза всему рабочему сословию вообще, рабочему как таковому в частности, из того, что ему придется работать не на предпринимателя-буржуа, [56] а на предпринимателя-рабочего? Никакой! Вся разница будет в том, что предприниматели, которым достается продукт вашего труда, раздробятся. Но ни труд, ни рабочее сословие не освободятся! Что же получает рабочее сословие от подобных обществ? Лишь одно - развращение, оподление, которые начинают одолевать его, обращая рабочего против рабочего, в хищного предпринимателя! Личности предпринимателей переменились, но сущность осталась та же; как прежде, так и тут единственный источник всякого продукта - труд - остается на так называемой плате, т. е. на куске хлеба, без которого уже жить нельзя. И до того доходит извращение понятий под господством этого закона, что вот даже незанятые на фабрике рабочие-акционеры не понимают, что обязаны своими дивидендами труду занятых рабочих, что извлекают выгоду из труда их, и не хотят уступить им даже скромной доли продукта их собственного труда, даже частицы того, что целиком принадлежит труду!

Рабочие со средствами рабочих и с алчностью предпринимателей - вот в какую омерзительную карикатуру обращены эти рабочие!

Наконец, в заключение, еще одно резкое и решительное доказательство, тесно связанное с предыдущим.

Вы видели, что на фабрике пионеров занято 500 рабочих, а акционерами у нее 1600 рабочих. Но вам и без того совершенно ясно, что занятые на фабрике рабочие не могут достать из собственных карманов весь капитал, необходимый для основания этой фабрики, если только мы не вообразим себе рабочих богатыми людьми, после чего весь вопрос перейдет в область фантазии. Чтобы основать такую фабрику, им необходимо принимать акционерами множество посторонних рабочих, которые не будут заниматься на фабрике. На фабрике пионеров количественное отношение между работающими и посторонними рабочими (1600 рабочих-акционеров на 500 занятых рабочих, что составляет отношение более 3:1) удивительно благоприятно и редко, удивительно мало, что объясняется особенно счастливым положением пионеров, представляющим в рабочем сословии высокое исключение: кроме того, эта отрасль промышленности принадлежит к числу не требующих самой крупной затраты капитала, да и сама фабрика пионеров далеко не принадлежит к числу очень обширных заведений, а если бы была обширнее, то и в этой отрасли промышленности вышло бы не то отношение. Вдобавок надо заметить, что это отношение должно с каждым днем сильно возрастать вследствие успехов цивилизации и развития самой промышленности. Успехи цивилизации именно в том и состоят, что человечески труд с каждым днем все больше заменяется мертвой силой природы, т. е. машинами, стало быть, с каждым днем возрастает  о т н о ш е н и е  в е л и ч и н ы  з а т р а ч и в а е м о г о  к а п и т а л а  к  к о л и ч е с т в у  ч е л о в е ч е с к о г о  т р у д а.  Следовательно, если для фабрики пионеров потребовалось 1600 рабочих-акционеров, чтобы собрать капитал [57] для 500 занятых рабочих, если, стало быть, тут оказывается отношение 3:1, то у других рабочих, в других отраслях, в более обширных заведениях и для соблюдения условий ежедневных успехов цивилизации, потребуются отношения 1:4, 1:5, 1:6, 1:8, 1:10, 1:20 и т. д. Но положим даже, что достаточно отношение 1:3. Следовательно, чтобы получить капитал, нужный для основания фабрики, дающей занятие 500 рабочим, надо собрать 1600 рабочих-акционеров. Пока речь идет об одной, о двух, о трех и т. д. фабриках, это не представляет затруднений в воображении - ведь все это происходит в воображении, в мечтах, а на деле вышло бы совсем иное. Но если вздумать распространить ассоциацию на все рабочее сословие, - а ведь речь идет о нем, а не о частных лицах, желающих вылезть в люди, - если с течением времени хотят основать столько фабрик, чтобы все рабочее сословие нашло в них занятие, откуда же возьмется тройной, четвертной, 5, 10, 20 комплект всего рабочего сословия, необходимый, сверх занятых рабочих, в качестве рабочих-акционеров, чтобы основать эти фабрики?

Итак, вы видите, господа, что освободить рабочее сословие этим путем, изолированными индивидуальными усилиями его членов, -  е с т ь  п р о с т о  м а т е м а т и ч е с к а я  н е в о з м о ж н о с т ь;  что предаваться подобным мечтам могут только самые неясные головы, лишенные всякой критической способности, и что единственный путь к этому освобождению, единственное средство уничтожить жестокий закон, определяющий заработную плату, закон, в котором рабочее сословие заковано, как в кандалы, состоит в поощрении и развитии свободных, добровольных рабочих объединений государством. Кооперативное движение, основанное исключительно на изолированных силах отдельных рабочих личностей, имело только одну заслугу, но заслугу громадную:  о н о  о с я з а т е л ь н о  у к а з а л о  п р а к т и ч е с к и й  п у т ь  к  о с в о б о ж д е н и ю,  п р е д с т а в и л о  б л е с т я щ и е  п р а к т и ч е с к и е  д о к а з а т е л ь с т в а  в  о п р о в е р ж е н и е  в с е х  и с к р е н н и х  и  н а п у с к н ы х  с о м н е н и й  в  е г о  п р а к т и ч е с к о й  в ы п о л н и м о с т и  и,  т а к и м  о б р а з о м,  п о с т а в и л о  г о с у д а р с т в у  в  н е п р е м е н н ы й  д о л г  п р о т я н у т ь  р у к у  п о м о щ и  э т о м у  в е л и ч а й ш е м у  и н т е р е с у  к у л ь т у р ы  ч е л о в е ч е с т в а.

Кроме того, я доказал вам, что государство есть ничто иное, как великая организация рабочих классов. Следовательно, помощь и поощрение, которыми государство дало бы меньшим объединениям возможность существовать, были бы ничто иное, как  с о в е р ш е н н о  з а к о н н а я  и  е с т е с т в е н н а я  о б щ е с т в е н н а я  с а м о п о м о щ ь  р а б о ч и х  к л а с с о в,  к а к  в е л и к о й  а с с о ц и а ц и и,  с а м и м  с е б е  и  с в о и м  ч л е н а м,  к а к  о т д е л ь н ы м  л и ч н о с т я м.

Повторим: с в о б о д н о е  и н д и в и д у а л ь н о е  о б ъ е д и н е н и е  р а б о ч и х,  н о  о с у щ е с т в л е н н о е  п р и  п о м о щ и  и  п о к р о в и т е л ь с т в е  [58] г о с у д а р с т в а,  е с т ь  е д и н с т в е н н ы й  в ы х о д  и з  б е д с т в е н н о г о  п о л о ж е н и я  р а б о ч е г о  с о с л о в и я.

Но как с к л о н и т ь государство к этому вмешательству?

И на этот вопрос представляется ясный, как солнце, ответ -  э т о  в о з м о ж н о  т о л ь к о  п р и  в с е о б щ е м  и  п р я м о м  и з б и р а т е л ь н о м  п р а в е.  Тогда только склоните вы государство выполнить свой долг, когда все законодательные собрания Германии будут основаны на всеобщем и прямом избирательном праве.

Тогда в законодательных собраниях будет поднято это требование; тогда можно будет рассуждать на основаниях разума и науки о пределах, формах и средствах этого вмешательства; тогда - будьте уверены! - люди, понимающие ваше положение и преданные вашему делу, поднимут за вас светлый меч науки и сумеют отстоять ваши интересы! И тогда, если защитники вашего дела долго останутся в меньшинстве, вам, неимущим классам общества, придется пенять уже только на себя и на свой дурной выбор.

Всеобщее и прямое избирательное право есть, стало быть, как теперь обнаружилось, не только  п о л и т и ч е с к и й  принцип ваш, но и ваш основной  с о ц и а л ь н ы й  п р и н ц и п,  коренное условие всякого социального улучшения. Это -  е д и н с т в е н н о е  средство улучшить материальное положение рабочего сословия.

Но как добиться этого всеобщего и прямого избирательного права?

Вот тут взгляните на Англию!

Более пяти лет продолжалось великое движение английского народа против хлебных законов. Кончилось тем, что им пришлось пасть, что само торий-ское правительство было вынуждено отменить их!

Организуйтесь в общий германский рабочий союз, с целью законной и мирной, но неутомимой, непристанной агитации для введения во всех германских землях всеобщего и прямого избирательного права. Как скоро в этом союзе будет хотя 100 000 немецких рабочих, он станет силой, которую каждому придется уважать. Призовите к нему всех; пусть дойдет ваш призыв в каждую мастерскую, в каждую деревню, в каждую хижину! Пусть городские рабочие сообщат сельским свое высшее понимание и образование. Говорите, рассуждайте всюду, ежедневно, неустанно, беспрерывно, в мирных общественных собраниях и в частных сходках, везде настаивайте на необходимости всеобщего и прямого избирательного права, подобно великой английской агитации против хлебных законов. Чем больше миллионов голосов повторят ваше требование, тем громче раздастся оно в ушах тех, к кому обращено.

Заводите кассы, куда каждый член германского рабочего союза должен будет делать взнос; составляйте проекты их организации. [59]

Эти кассы, при самом ничтожном взносе, доставят громадную финансовую силу для агитационных целей, так что если каждый член союза будет вносить по зильбергрошу в неделю, то, при 100 000 членов, союз будет иметь возможность тратить 160 000 талеров в год. При кассах издавайте газеты, которые ежедневно повторяли бы то же требование и доказывали бы основательность его разбором общественного положения. Теми же средствами и с той же целью распространяйте брошюры. Содержите на средства союза агитаторов, которые разносили бы эти убеждения во все закоулки страны, пробуждали бы одно и то же стремление в сердце каждого рабочего, каждого наемника и батрака. Вознаграждайте из средств союза всех рабочих, потерпевших убытки и гонение за свою деятельность в нем.

Ежедневно неутомимо повторяйте одно и то же, всегда, постоянно все одно и то же! Чем больше повторять это, тем больше оно распространится, и тем могучее вырастет его сила.

Вся тайна практических успехов состоит в искусстве всегда сосредоточивать все свои силы на одном пункте, на  в а ж н е й ш е м  п у н к т е,  не отвлекаясь по сторонам. Не заглядывайтесь ни вправо, ни влево; будьте глухи ко всему, что не всеобщее и прямое избирательное право или что не связано с ним и не может вести к нему!

Когда этот призыв распространится по всем 89-96 процентам населения, которые, как я показал вам, составляют бедные и неимущие классы общества, - а распространится он в несколько лет, - тогда - будьте покойны! - недолго устоят против нашего требования! Правительства могут скряжничать политическими правами и препираться о них с буржуазией. Даже вам можно отказывать в политических правах, в том числе и в всеобщем избирательном праве, при невнимании вашем к этим правам. Но если 89-96 процентов населения поймут, что всеобщее избирательное право есть  в о п р о с  ж е л у д к а  и потому примутся за него с страстностью  г о л о д а  - будьте уверены, господа, что нет той силы, которая долго устояла бы против них!

Вот знамя, которое вам следует поднять.  В о т  з н а м я,  п о д  к о т о р ы м  в ы  п о б е д и т е,  и  д р у г о г о  д л я  в а с  н е т!

Кланяюсь и жму руки.