Мне безразлично, что говорят про меня враги. Я не признаю их судьями моих поступков. Когда я вижу, что те самые люди, которые еще недавно курили передо мной фимиам, забрасывают меня грязью, я испытываю лишь чувство сожаления к ним. Но меня глубоко огорчают известия с родины. Бог мне судья, что я всегда старался преследовать лучшие цели и рассчитывал, что каждый немец убежден в этом. Я все время старался согласовать свои действия как правителя и как человека с заветами высшего судьи. Не все выходило по моему желанию - но моя совесть чиста. Целью моих действий всегда было благо моего народа и моей страны.

Мою участь я несу со смирением, так как бог знает, что он делает и чего он желает. Он знает, для чего возложил на меня это испытание. Я терпеливо несу мой крест и жду, что будет угодно его воле еще возложить на меня. Я страдаю лишь за судьбу моей страны и моего народа. Меня тревожит горькая участь моих детей, которую, принужденный жить на чужбине, я не могу разделить с ними. Это рана в моем сердце и горе для меня. И здесь в одиночестве я только и думаю, как бы помочь моему народу. Суровая критика никогда не может уничтожить мою любовь к стране и народу. Я остаюсь верен немцам совершенно безотносительно, как ко мне относится тот или другой из них. Я благодарен тем, которые и в несчастьи относятся ко мне, как и раньше. Они помогают мне не отчаиваться и смягчают тоску по моей дорогой любимой родине. Тех, которые настроены против меня из благородных побуждений, я могу уважать. Остальные будут отвечать перед богом, своей совестью и историей. Им не удастся удалить меня от немцев. Для меня народ и страна - одно.

В Берлине 4 августа 1914 года я сказал на открытии рейхстага в королевском дворце: "Я более не признаю партий, я признаю лишь немцев". Это свято для меня и сейчас.

Переворот разбил сердце императрицы. С ноября 1918 года она заметно стала стареть и не могла более сопротивляться, как прежде, телесным страданиям. Так начался ее недуг. Особенно тяжело переносить [163] разлуку с родиной; страдая сама, она старается меня утешить.

Переворот уничтожил невероятные сокровища. Он произошел в момент возможного прекращения войны, когда немецкий народ должен был напрячь все свои силы для созидательной работы. Переворот является преступлением перед народом. Я знаю, что многие социал-демократы не желали революции. Даже некоторые вожаки не рассчитывали ее провести в тот момент; многие из них были готовы работать со мной. Но эти социал-демократы не сумеми предотвратить революции, а потому они несут часть вины за нынешнее положение, тем более, что они ближе были к народу, чем монархисты, следовательно имели и большее влияние на народ. Но вожаки еще во время до великой войны внесли в массы революционные идеи и социал-демократия была открытым врагом прежних монархических государственных форм и стремилась к их устранению. Она посеяла ветер, а пожала бурю. Многих вожаков партии не удовлетворила форма, в которую вылилась революция, момент тоже они считали неудобным.

Но они отстранились от управления разнузданными массами и не использовали своего влияния для сохранения государства. Правительство принца Макса должно было защищать старые государственные формы. Оно не выполнило свой долг, так как было всецело во власти социал-демократов, которые потеряли свое влияние на массы. История оправдает рабочих в перевороте и возложит всю тяжесть ответственности на вожаков и на правительство принца Макса. Немецкие рабочие самоотверженно шли в битву под моим начальством и тщательно работали в тылу над производством амуниции и снаряжения. Этого нельзя забыть. Впоследствии часть их откололась и пошла за агитаторами, но наиболее приличная, патриотическая часть, стояла незыблемо. Бессовестные агитаторы настоящие виновники падения Германии.

Настоящее Германии тяжело, но я не сомневаюсь в будущем сильного здорового народа. Нацию, которая была способна на такой подъем, как немцы с 1871 по 1914 гг., которая в продолжении четырех лет боролась с 28 государствами, не стереть так легко и просто с лица земли. Мировые экономические условия не позволят этого.

Но мы не можем рассчитывать на внешнюю помощь для приобретения снова подобающего нам места среди народов. Ее не будет. На помощь интернациональных социалистов тоже нечего рассчитывать. [164] Интернационал есть вообще заблуждение. Рабочие Антанты воевали против немецких, чтобы их уничтожить. Нигде нет и следа интернациональной солидарности. Это заблуждение жестоко отразилось на Германии. Английские и французские рабочие были своими вожаками настроены патриотично, немецкие же интернационально.

Немецкий народ может рассчитывать лишь на себя. Когда проснется национальное сознание в нашем народе, начнется его возрождение. Все классы должны объединиться в национальном сознании. Оно является силой Англии, Франции и Польши. Вернется чувство достоинства и гордости, вернется благородная немецкая этика и радость быть немцем. Вернется все, что сделало Германию великой. Германия снова будет играть важную роль среди культурных государств. Снова появятся ее мирные завоевания в области техники, науки и искусства. Я надеюсь на уничтожение Версальского договора, рассчитывая на благоразумные элементы за границей и на самих немцев. Я верю в немецкий народ и его мирную миссию на земле, нарушенную ужасной войной, которую Германия не желала и за которую поэтому она не отвечает.

---

Текст воспроизведен по изданию: Вильгельм II Гогенцоллерн - Мемуары. - Петроград. 1923. - С. 163 - 165.