Принцип «симфонии» - гармоничного сотрудничества духовной и светской властей - впервые был сформулирован византийским императором Юстинианом в 535 году. Из текста шестой новеллы Юстиниана эта идея перешла в 42-ю главу Славянской Кормчей. В преамбуле к новелле законодатель указывает: «Величайшими у людей дарами Божиими, данными свыше по человеколюбию, являются священство и царство. Первое служит делам божественным, второе начальствует и наблюдает над делами человеческими; и то, и другое происходит от одного начала и гармонично обустраивает жизнь человеческую - и ничто так не важно для царствующих, как почет иереев, которые за них вечно молят Бога. Ибо если первое будет совершенно безукоризненным и удостоится у Бога благорасположения, а второе будет по справедливости и подобающим образом обустраивать порученное ему государство, то наступит некое доброе согласие, которое обеспечит все какие ни есть блага роду человеческому». Необходимость государственной симфонии была утверждена в законодательстве Византии. В дальнейшем принцип согласия державной и патриаршей власти так или иначе реализовался во всех христианских государствах.

В настоящее время идея симфонии не всегда находит понимание даже у верующих. На наш взгляд это связано с двумя основными причинами. С одной стороны, падение православной и католической империй, а также умаление общественного значения церкви в христианских королевствах и княжествах не дает возможности государственной власти высказать авторитетную точку зрения на этот вопрос. С другой стороны, христианские церкви, лишившись опеки и надзора императорской власти, по-своему трактуют симфонию. Главной чертой современного понимания данного принципа является акцентирование его духовной стороны в ущерб вещественной. Тем не менее, всякая идея, каких бы высоких сфер она ни касалась, находит свое материальное воплощение в конкретных мерах и поступках. Нам следует обратить внимание на согласие духовного и вещественного уровней симфонии.

Священство в своей совокупности с апостольских времен понималось как руководящая часть живой церкви. Другая нераздельная часть ее - мирские христиане, паства. Ныне же принято под священством разуметь всех служителей Бога, а под церковью ту организацию, которую священство образует. Поэтому мы для уточнения будем говорить о симфонии организаций (церкви и государства) и симфонии людей (священства и царя). Разумеется, самодержавный монарх воплощает своей фигурой государство в этом дуумвирате. Поскольку императорский трон ныне пустует, то целесообразно употребить определение согласия духовной и светской властей как симфонии церкви и государства. Далее, говоря о царе, государе, монархе, мы будем иметь ввиду именно государство.

В начале размышлений о единстве и созвучии следует четко уяснить различие обеих сторон, иначе вместо гармонии мы получим простую мешанину и какофонию. По словам архиепископа Серафима (Соболева), «различие выражается в том, что Церковь служит Божественному, небесному, а государство - человеческому, земному. Истина о существовании на земле Церкви и государства как учреждений, различных друг от друга, со своими различными властями коренится в словах Христа: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», - и в словах Апостола Павла о суде Церкви, который он противополагает суду государства. Если этого отличия не будет, то о симфонии не может быть и речи. Тогда, при слиянии двух властей в одну, произойдет или цезарепапизм, или папоцезаризм. Об этой истине, наконец, говорит и то обстоятельство, что православная Церковь с самых апостольских времен имеет свое собственное законодательство, свое управление и свой суд наряду с такими же учреждениями в государстве».

Из такой позиции делаются практические выводы об отношении монарха к церкви:

1. царь должен поддерживать православную веру в ее догматах, а именно способствовать прекращению (не прекращать, а способствовать) разногласий, борьбе с еретиками и распространению ее среди иноверцев;
2. царь должен почитать священство, то есть заботиться о поддержании самостоятельной власти иерархов, укреплении канонических законов церкви, обеспечении материального достатка церкви;
3. царь не должен сам вмешиваться в какие-либо проявления церковной жизни, посягать на самостоятельность церкви и ее имущество.

Таким образом, монарх заботится о духовной и материальной самостоятельности церкви и не смеет ее ограничивать. Взамен церковь благословляет власть монарха и призывает подданных к почитанию царской власти.

Такая позиция устоялась среди современного священства. Но она не кажется совершенно правильной. Следовательно, в ней кроется опасность оказаться неустойчивой и быть попранной. Некорректным в точке зрения арх. Серафима кажется игнорирование двух вещей: земного тела церкви и небесного предназначения православного государства. Обладая значительным имуществом, церковь не может избежать материальных попечений. Как же она сможет ограничить рост своего богатства, способного стать чрезмерным для государственной экономики? Соответственно, как государству, увлекшись ростом земного благосостояния, избежать склонности отвергать советы церкви? Другими словами, церковь и государство, став независимыми в духовной и земной деятельности, могут работать в противоположных направлениях, делая бесплодными усилия друг друга, уподобляясь двум слепцам, идущим к яме. Когда церковь не дает совета в делах государства, а это последнее и не желает слушать совета, то напрасны призывы к душевному спасению. Если священство призывает каждого спасаться только в ней, а не всем вместе в государстве с церковью, то призывы эти схожи не то с безумием, не то с лицемерием, не то с непониманием. В народе подобные лозунги не находят одобрения перед угрозой гибели: «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Помоги себе сам». Горькая ирония и чувство несправедливости сквозят в подобных поговорках.

Как показывает история, именно материальная независимость церкви чаще всего ограничивается монархами. Это связано с тем, что с течением времени церковь скапливает у себя настолько великое имущество, что это становится весьма заметно для государственного хозяйства. Благодаря пожертвованиям прирастают земельные владения, которые, будучи в общей собственности церкви, защищены от раздробления. Как правило, церковное имущество облагается меньшими налогами или вовсе освобождается от них, что позволяет владельцу быстрее богатеть. Но доход от имущества подданных необходим для обеспечения жизни государства, для охраны независимости, для завоеваний и различных внутренних нужд. Поэтому при обогатившейся церкви ее имущество всегда будет выглядеть «жирным куском», от которого государство обязательно захочет отщипнуть сколько-нибудь в меру своего аппетита. В годы войн и бедствий запросы государства станут возрастать.

Кроме того, становясь одним из крупнейших владельцев, церковь вынуждена для управления своим имуществом вмешиваться в хозяйственную политику государства, что болезненно для любого государя. Плохо то, что богатая церковь становится не просто государством в государстве, а соперничающим государством. Власть иерархов вынуждена при большом хозяйстве входить во все большее количество мирских проблем. И священство от этого теряет в духовном авторитете. В своем хозяйстве церковь переходит к папоцезаризму. Это закономерный итог обрастания имуществом. Но всякая идея развивается к своей абсолютизации. От церковных земель папоцезаризм будет стремиться перекинуться на все государство, что всегда найдет сильный или слабый отпор государя. Вот корень спора иосифлян и нестяжателей, доминиканцев и францисканцев, наконец, Эхнатона и старого египетского жречества. Богатство церкви грозит прежде всего самой церкви. Невозможно достичь совершенства в обеих сферах - следует собирать либо духовные, либо материальные плоды.

Выяснить способ ограничения богатства церкви можно, рассмотрев, как оно образуется. Священство живет жертвой прихожан. Мирянин, отказывая в удовлетворении каких-то своих потребностей, отдает часть имущества как приношение во славу Господа. Если так станет продолжаться, то богатство церкви может расти бесконечно. Однако и церковь должна ограничивать себя в увеличении благосостояния, иначе к хозяйственным заботам все ее труды и сведутся. Действительно, чем больше имущества у церкви, тем большую долю дохода священство получает не от жертвы, а от пользования приобретенными благами. Так появляется искушение тщеславием: имея богатства великие, можно ли ценить малые приношения? Можно возразить, что церковь богатства использует на богоугодные нужды: украшает храмы, ставит монастыри, заботится о бедных, калечных, болезных и, наконец, дает возможность трудиться многим и многим подданным. Если получается так, то плохи дела государства. Значит дела монарха исполняет церковь. Значит казна тощая, и не в воле государя решать: украсить ли храмы или пустить средства казны на укрепление страны, оборону от врагов. Все решено за него. Так безо всякого умысла нарушается симфония в хозяйственной сфере, когда богатая церковь благословляет государя на нищее правление. Если же идея нарушается в вещественной форме, то духовного нарушения не жди долго. Ведь на этом и держится религия: от преступления обряда следующий шаг к попранию веры, как бы кто свою вольность ни оправдывал. Выход из противоречия можно найти.

Следует различать две стороны в жертве: она не только материальная ценность, но и знак того, во скольком себе отказывает ее податель ради милости Господа. Пока жертва в руках приносящего, она ценность, а, будучи передана церкви, становится символом его подвига. В сем ключе лепта вдовицы более золота фарисея. Но тогда и для церкви жертва должна быть прежде всего духовным знаком о приносящем и только затем ценностью. Помню, из интереса побывал на службе в лютеранском соборе, где, после обхода прихожан, служители отнесли мешочки с деньгами настоятелю, а тот, взявши, встряхнул, видимо, оценивая, много ли собрано, и передал их далее. Случай иллюстрирует прагматичную оценку приношений. Как же священству относиться к материальному значению принятой жертвы? Приняв в жертве духовный дар, воспринять ее вещественную ценность как одолжение. И долг этот отдать надо будет, когда жизням паствы явится угроза. От тела жертвуется, телу и возвращается.

Имущество церкви это не дар, а заем. Что жертвуют прихожане, и в том числе царь как прихожанин, то монарх может и взять для нужд государства, не для себя. Царю следует знать меру в изъятиях. Во-первых, не посягать на то, что необходимо для совершения обрядов. Хватит с него хозяйственного имущества. Во-вторых, изымать редко и обоснованно, на важное государственное дело, для утверждения общего блага. В-третьих, изымать не системно, а, так сказать, адресно и с поводом, что поможет уменьшить протесты. А противление будет всегда, ибо что легко отдаст святой, то припрячет хозяин. Даже человека изрядной полноты тяжело подвигнуть на диету и физические упражнения, а тут целый клир, привыкший к широким расходам. Нельзя допускать такой привычки! С тела церковного, как это ни больно, периодически следует срезать жирок, не трогая ее мяса. Иначе заплывет она и неповоротлива, ленива станет в духовной борьбе.

Можно ли совместить изъятия церковного имущества с почетом священства? Как писал Вселенскому патриарху Епифанию упомянутый император Юстиниан: «Мы усерднейшим образом печемся как о догматах божественной истины, так и о почете иереев». Почет священства выражается и в их внешнем великолепии, ибо оно достойно их только во вторую очередь. Главное в украшении церкви - подчеркнуть достоинство Божье, высоту того образа Небесного царства, которое мы подражательно обустраиваем на земле. Когда народ зрит служащего иерея, то видит отражение красоты и гармонии горнего мира и приобщается к богатству службы. Пышность службы отрешает от земного мира, создает чувство приподнятости и вследствие этого позволяет излить более глубокую и устремленную молитву. Возможно, поэтому натуры низкие столь алчны до накопления богатства и украшения личной жизни. Собственная роскошь отделяет сознание человека от простого и пресного мира, она дает горделивому уму иллюзию приподнятости над людьми живущими в обычной обстановке и склоняет в погибельное презрение ко всем, кто живет умеренно из-за бедности или скромности. Поэтому элита общества, которой мы создаем изобильную жизнь, имеет право пользоваться роскошью только до тех пор, пока служит высоким целям страны, целям, согласным с церковными канонами. Элита общества помогает монарху совершать гражданское служение симфонии, как священство - церковное служение. Служилым сословиям богатство дается для того, чтобы они демонстрировали красоту целей, к которым направлено общество. Тот, кто жизнью своей позорит высокие цели царства, должен быть извержен из богатства. Вот в таком понимании и лежит мера церковного богатства. Имущество, необходимое для приличного божьего служения есть дар неотделимый от церкви до случаев прямой угрозы ей и царству. Гражданское же состояние церкви - есть временный дар, вклад до тяжелого времени.

Когда св. Иоанн Златоуст говорит, что «священство настолько превосходит царство, насколько дух превосходит тело. Духовная власть Церкви поднимается над светской более, чем небо над землей», то не следует эту власть церковную отягощать избытком имущества, иначе не поднимется она сверх неба, а погрузится духом в светскую власть.

Св. Григорий Богослов в 17-м Слове разъяснил для владык земных: «Закон Христов подчинил вас нашей власти и нашему суду, ибо и мы также владычествуем, и наша власть даже выше вашей. В самом деле, разве дух должен преклоняться пред материей, небесное пред земным?» Действительно, от века мы не видели такого преклонения. Если же мы, ратуя о блеске церковном, соединим ее Дух и имущество вместе, сделав их равно неприкосновенными, то унизим Дух. Но, отъяв имущество, как бы нам через то также не унизить Дух церкви. Ни один прихожанин не смеет взять что-либо из принадлежащего церкви! Только царь это может сделать, ибо его власть и власть священства из одного источника. Царь не унизит Дух. Но, повторяем, нельзя брать вещей обрядовых - предметов, форма и назначение которых нераздельны с Духом Божиим. Хотя в исключительных случаях такие предметы тоже отдаются в руки царя, но только самим священством, добровольно, со скорбью душевной, для нужд выживания государства. Можно было бы возразить: пользы получится немного от обрядовых ценностей, а так, при совершившемся завоевании, это имущество хоть немного могло бы умиротворить захватчиков, и преследование священства стало бы слабее. Но подобное соображение предает страну: оно годно для нетвердых иереев, и не годно для царя. Пришла беда - все поднимайтесь на защиту царства и будьте друг другу примером жертвенности!

Разное было сказано в истории. Вот поучение св. Иоанна Дамаскина: «Не императорам дана власть связывать и разрешать, но Апостолам, преемникам, пастырям и учителям». Верно говорит владыка. Нельзя власти светской вмешиваться в духовную жизнь церкви. Но императоры полномочны в своем, в кесаревом. Если священник сел на сундук с золотыми монетами, пожертвованными прихожанами, то это не значит, что он воссел на Божье имущество. Но это имущество не принадлежит никому из прихожан, никому из мира. Это имущество кесарево. О том и слова Христовы, о том и портрет на монетах.

Какова же цель государства в устроении жизни народа? Кажется все просто: отстоять независимость и благополучие страны, утвердить законность народной жизни. Но для чего? Вера наша каждому дает одну цель: достичь спасения в жизни вечной. У священника к цели собственного спасения присоединяется задача помощи в спасении его духовных чад. Каждого духовного чада. К сожалению, власть священства не распространяется на тех, кто избегает общения с церковью: еретиков, иноверцев, богоборцев, кощунников. У царя с целью собственного спасения соединяется цель спасения подданных. Но монарх спасает их не путем индивидуального общения, как это делает священник, а общением со всем народом сразу. «Когда Божественным определением, - произнес император Маркиан на IV Халкидонском Вселенском Соборе, - Мы избраны были на царство, то между столькими нуждами государства не занимало Нас так никакое дело, как то, чтобы православная и истинная вера христианская, которая свята и чиста, пребывала бессомнительной в душах всех».

Венценосец и священство ведут народ свой ко спасению. У каждого есть забота в пути. Священство ступает впереди, смотрит на дорогу и предостерегает о трудностях и опасностях, следит, чтобы общему шествию не сойти с правильной стези, и молит Господа, дабы принял Он народ избранный во Царствие Свое. Царь, широко обняв толпу подданных своих, дланями удерживает суетливых и неверных, чтобы не отбились от шествия и не впали в пороки. Руками он подталкивает ленивых и отстающих, устами бодрит слабых и изможденных, и плащом своим багряным защищает всех от непогоды и неприятелей, укрывает от дождя секущего и палящего солнца. В рвении чистом пастыри далеко забегают вперед и оттуда призывают царя: «Направляй к нам, владыка, рабов Божьих силою власти своей!» Вот вам и единство, вот вам и отличие.

У священства и царя общая цель, но разные средства. Они трудятся церковью, а он государством. И не должно покушаться на пути друг друга. Подобает побуждать взаимно идти по стезям своим. Царь недобрых или заблудившихся в гордыне служителей Божьих возвращает к духовному шествию, священство, если царь ведомых с верного пути отворачивает, к себе его зовет, призывает вернуть паству на правильный путь.

Если же священство переходит на царское место, то становится позади ведомых и не видит за их головами ни трудностей, ни прямизны стези. Авторитет церкви падает, и священство делается равным царю, а затем в глазах подданных уравнивается и с ними. Так папоцезаризм губит общество. Иногда, правда, падшее священство изобретает искусственную веревку, чтобы приподняться над миром. Тогда появляется догмат о непогрешимости первосвященника, и, как бы освящая духовенство, вводится среди них безбрачие. Но такое пока минуло православные поместья.

Недобро если и государь заступает на место священническое. Становясь впереди, он фигурой своей затемняет облик Бога, заслоняет фигуру Христа. Он уже не имеет права на ошибку, но, будучи человеком, будет ошибаться. Отодвинув священство, уравняв его с толпою, унижает его. Через поругание над духовенством унижается духовное значение царского титула. Лишившись державного покрова позади, толпа рассеивается. И шествие расстраивается. И цезарепапизм губителен для христианского общества.

Все это просто как правление кораблем. Место народа есть место команды на палубе. Место священства есть место матросов впередсмотрящих на носу корабля. Место царя - пост у руля на корме. Гибельно для судна, если впередсмотрящие бросаются править рулем. Гибельно и кормчему бросать свой оставлять свой пост и лезть веред, выглядывая вожделенную землю или опасные скалы под волнами.

Вот мы и приблизились к рассмотрению самой симфонии. Нам ясно теперь, что у церкви и государства разные средства и в материальном разный интерес. Но у священства и царя единая духовная цель, ибо они проистекли из одного источника.

Цель симфонии священства и царя - прославление Господа и жизнь по законам Его. Служение церкви таинственно: привести каждого ко спасению. Служение монарха - явно: направить ко спасению всех вместе. Так говорил и Константин Великий: «Я не могу стать вполне спокойным, пока все мои подданные, соединенные в братском единении, не будут воздавать Всесвятейшему Богу истинноумного поклонения, предписываемого кафолической церковью». И священство, и царство, будучи совместны и нераздельны, не смешиваются между собой. Стремление одно, но священство печется о духовных делах, а царь - о человеческих. Оно непосредственно совершает мистические обряды во спасение, а он создает благоприятные условия для избавления: призирает на подданных, дает достаток, ограничивает пороки и похоти, отсекает ереси и кощунства, обороняет от неприятелей. Церковь спасает прямо, а царство опосредованно.

Государь требует, чтобы подданные не мешали и даже помогали друг другу спасаться, а священство желает, чтобы каждый занимался своим спасением. Такое единство стремлений выражается в том, что царь государственным законом, волей своей приводит подданных под закон Божий, под волю Творца. Так древние венценосцы созывали Вселенские Соборы и утверждали их решения в своих установлениях. Говорилось, например, в указе императоров Валентиниана и Маркиана: «По нашему повелению собрались в граде Халкидоне почтенные епископы и ясными определениями научили, что должно соблюдать относительно богопочтения».

Помимо духовного соработничества есть материальное. Церковь действует через свою имущественную сторону. Имея внешнее величие, она достойно совершает обряды, повышая доверие паствы красотой и благолепием. Имеет она также средства для бытового содержания и клира, и причта. В этом царство помогает церкви, благотворит, украшает, защищает ее имущество. Притом государство благотворит нищим, увечным, вдовым. Ведь не только духовным примером, но и материальными попечениями поддерживается доверие к Божьему закону.

Таким образом, царство оказывает священству духовную и материальную поддержку. Справедливо от церкви взамен ожидать подобной помощи. Духовная поддержка ясна: проповедь повиновения подданных царю, освящение царской власти в помазании и венчании, участии царя в некоторых обрядах. А что с вещественным содействием? Изъятие церковных ценностей это не подмога, а насилие для выживания страны. Материальная поддержка заключается в поручении от царя священству совершать некоторые дела государственного управления. Это необходимо для уменьшения числа чиновников. Но поручается немного, иначе сначала государство унизит церковь цезарепапизмом, а затем будет ответное поругание - папоцезаризм. Поручаются малые вопросы: социальное призрение (кормление и трудоустройство бедных), воспитание (в школах, армии, тюрьмах) и, главное, учет гражданского состояния подданных. Важно, чтобы рождение, женитьба и смерть человека связывались с церковью. Человек сможет понимать, что жизнь его началась в храме (значит от Бога) и закончится там (у Бога), и даже его желание породить новую жизнь благословлено в церкви (перед Богом). Благодаря осознанию этих жизненных вех человек будет стремиться встать на путь выполнения Божьего закона, как бы желания и случай ни отводили его от Господа.

Подытожим сказанное в кратких правилах симфонии священства и царя. Здесь мы имеем в виду священство как выразительницу церкви и царя как выразителя государства.

1. Церковь и царство исходят из одного источника. Вместе являются божественными и богоугодными установлениями.
2. Церковь и царство имеют общую цель: прославление Господа и жизнь по законам Его. Они ведут народ свой к спокойной жизни и спасению.
3. Царь в государственной деятельности зависит от закона Божия и суждения церкви о его делах.
4. Церковь в своей духовной и имущественной деятельности не зависит от суждения царя, но только от собственного Собора.
5. Царь оказывает помощь в духовной деятельности церкви. После решения иерархов он своей силой способствует обращению на истинный путь язычников, еретиков, кощунников, а также помогает соблюдать благочиние. Он побуждает церковь выражать соборное мнение о ее внутренних разногласиях.
6. Царь оказывает материальную помощь церкви, но и ограничивает пределы этой помощи. Он украшает обряды, дает средства для жизни клира и причта, а также для совершения социального призрения.
7. Церковь изъявляет царю духовную поддержку, благословляя и освящая его власть, призывая народ к труду и послушанию.
8. Церковь оказывает царю поддержку мирской деятельностью, участвуя в поручениях по управлению: социальном призрении, воспитании подданных и статистическом учете народной жизни.
9. В особых случаях, когда независимость и выживание страны находится под прямой угрозой, царь в необходимой мере изымает мирское имущество церкви, не прикасаясь к имуществу обрядовому.
10. В самых худших случаях для государства церковь может жертвовать часть своих дорогостоящих обрядовых вещей для поддержки сопротивления захватчикам, воинственным иноверцам или кощунникам.

Мы изложили наше видение государственной симфонии. В заключение следует отметить, что порой священство забывает о второй, материальной, части обязательств перед царем. Приходится и духовенство побуждать к труду, как это ни печально. Около века тому назад Собор Русской православной церкви радовался освобождению от своих государственных обязанностей. Довольно ли мы поплатились за это, готовы ли не только душевные заботы воспринять, но также утруждаться и обремениться во укрепление православного царства? Придется! Миропомазание и коронация - это акты прямого установления симфонии царя и священства. После них духовная симфония закономерно утвердится земными средствами: воссоединением государства и церкви. И бодрее церковь поведет к спасенью каждого своим путем, а царь - всех одним.

Александр Валерьевич Мерщиев, ст. преподаватель
кафедры биологии и экологии МГГУ им. М.А. Шолохова