Содержание | Библиотека | Новая и Новейшая история Европы

Лига и ковенант. - Преследование англиканской церкви. - Церковная реформа. - Вестминстерское собрание. - Притязания пресвитерианской церкви и эрастиане. - Индепенденты. - Бениан. - Фокс. - Самом. - Пророки. - Конгрегационалисты. - Баптисты. - Seekers. - Ranters. - Антиномиане.

Очень важной стороной английской революционной жизни является церковный вопрос. В этом вопросе сказалась невозможность изучения английской революции отдельно от окраинного элемента, влияние которого сильно сказалось на перипетиях борьбы. Переговоры Долгого парламента с шотландцами о церковном единстве начались уже в 1641 г. В 1642 и 1643 гг., когда королевская армия одолевала парламентскую, парламенту пришлось искать шотландской помощи. Летом 1643 г. ему удалось купить эту помощь ценою лиги и ковенанта. По этому договору англичане должны были ввести у себя пресвитерианский строй, отменить епископат и строго придерживаться единства веры с Шотландией. Все верные сторонники парламента должны были подписать этот договор и свято исполнять его. Прямым последствием ковенанта явилось решительное преследование сторонников старой англиканской церкви. Пресвитерианство пришлось вводить и поддерживать насильственно, так как искренних сторонников его было мало, а ковенант был вызван крайней необходимостью военной помощи.

По словам Бэли, «англичане были за гражданскую лигу, а мы за церковный ковенант». Позднейшие англикане горько жаловались на те притеснения, которым подвергались в это время последователи их религии. Если в этих жалобах и есть немало преувеличений, то все же гонение на старую церковь, несомненно, было. Парламент ревниво наблюдал за соблюдением пресвитерианской религии, а приверженность к англиканству [370] стала считаться преступлением. Еще в декабре 1640 г. был учрежден особый комитет, наблюдавший за поведением священников; он же рассматривал жалобы потерпевших от церковных преследований при лиге. С декабря 1642 г. эти дела перешли к комитету об ограбленных священниках (Committee of plundered ministers), главному церковному комитету, которому подчинены провинциальные комитеты. За оставление прихода, за отказ от лиги и ковенанта, за «папистские обряды», за безнравственность отставляли от должности и налагали секвестр на имущество. В августе 1645 г. по приходам рассылается кальвинистский служебник, «Воок of common Ргауег» отбирается, за пользование им назначается штраф, при рецидиве - тюрьма. В марте 1643 г. постановлено секвестировать имущество всех епископов, деканов и капитулов; доход должен идти на нужды государства. В октябре 1646 г. епископские земли объявляются собственностью государства: их закладывают и распродают. В том же месяце, когда вышел этот ордонанс, сделан заем на сумму 200 тыс. ф. для расплаты с шотландской армией под залог епископских земель. В апреле 1649 г. издан акт о продаже земель деканов и капитулов.

Чтобы судить о характере и направлении парламентского гонения, нужно обратиться к истории английских университетов, ставших потом опорой консервативной партии - тори; да и во время революции университеты сочувствовали королю. Кембриджский университет испытал на себе тяжелую руку парламента. С начала гражданской войны три главы (heads) колледжей сидят в лондонской тюрьме. За отказ платить налоги в Великую пятницу в 1643 г. держат университетскую администрацию без пищи и дров, бьют расписные стекла, рвут молитвенники. В 1644 г. парламентом была назначена ревизия Кембриджского университета, порученная Манчестеру. Манчестер поручил дело своим двум капелланам, и они подвергли чистке университет: три четверти глав (12 из 16) и более половины членов колледжей (fellows) (181 из 355) были изгнаны и имущество их секвестрировано. Но преемников им нашли не скоро. Здесь происходило грубое насилие одной политической партии над другой. Англикане и роялисты в бешенстве: «Готы, вандалы, турки мягче бы обошлись с наукой. Эти, якобы, приверженцы религии обратили ее в мятеж, апостольскую кафедру сделали местом богохульств, сорвали венок с чела науки и украсили им тупой лоб вероломного невежества». [371]

Но когда мы судим о религиозной политике парламента, то должны иметь в виду, что в данном случае он преследовал университеты преимущественно как политические учреждения, как рассадники роялистской пропаганды. В Оксфордском университете произошла настоящая революция. Долгое время Оксфорд был резиденцией короля; но зато, когда Оксфорд перешел в руки парламента, он жестоко расправился с непокорным ему университетом. В мае 1647 г. парламентом была снаряжена комиссия из 24-х человек, которая должна была ревизовать и реформировать университет и привести его к ковенанту. Университетская конвокация на это требование ответила, что ковенант должен быть добровольным соглашением, что шотландская вера хуже англиканской; епископат есть апостольское учреждение и больше подходит к монархии; университет не может принять ковенанта, не насилуя своей естественной преданности правой власти короля.

Назначенная парламентом комиссия для ревизии университета встретилась с обструкцией и насмешками университета. Раз ревизионная комиссия назначила университетским властям заседание в 11 часов утра. Университетские власти явились вовремя, а пуритане, составлявшие ревизионную комиссию, заслушавшись проповеди в церкви, опоздали. Оксфордцы после 11 часов с радостью ушли из зала и на улице встретились с парламентской комиссией только шедшей туда. Вице-канцлер университета насмешливо приветствовал их: «С добрым утром, господа. А ведь 11 часов уже пробило». Парламентские комиссары не могли заставить университетский совет вернуться в зал, так как толпа была не на их стороне. Пришлось принять особо строгие меры, чтобы усмирить университет: власть ревизии была расширена; канцлером университета был назначен суровый лорд Пемброк и ему была дана в распоряжение военная сила. Университет возбудил в Вестминстере жалобу против ревизий, так как право визитации, по их словам, принадлежит только королю. Ревизия отчислила от должности многих глав колледжей, некоторых приходилось выселять силой. Жена отставленного декана колледжа «Christcharch», мисисс Фелль, не Пожелала уйти из своей квартиры и в кресле была вынесена солдатами во двор. В колледже «Аll Souls» Warden заперся в своей квартире, и солдатам пришлось взломать замок в его двери.

Весной 1648 г. ходят слухи о намерении университета поднять роялистское восстание; принимаются суровые меры. Парламент [372] грозит тюрьмой всем «презирающим власть парламента». Ревизоры карают изгнанием всех, кто не дает подписки в покорности. Изгнанные не хотят уходить. В университет является сержант с мушкетерами и барабанщиком и грозит ослушникам смертью; главнокомандующий лорд Ферфакс подтверждает эти угрозы.

Кальвинизм трудно прививался в Англии; насаждение его было чисто политической мерой. Вопрос о церковной реформе парламент передал особому церковному собору, созванному в 1643 г. и носившему название «Вестминстерского собрания» (Westminster Assembly).

Уже «Великая ремонстрация» (185) требовала назначения для религиозной реформации «синода из самых благочестивых и благородных лиц из духовенства, в помощь к которым должны быть приданы некоторые представители заграничных стран, и результаты своих совещаний они должны представить на утверждение парламента». В апреле 1642 г. палата общин постановила, что рыцари и горожане должны назначить по два духовных лица от каждого английского графства, по одному - от каждого уэльсского, по два - от каждого университета, четыре от Лондона. Местные члены парламента должны были [373] их предлагать, палата общин - утверждать. Билль о созыве собора имел сложную судьбу, вносился шесть раз и прошел лишь в июне 1643 г., причем в собор были введены 10 пэров и 20 коммонеров. Всего в Вестминстерском собрании был 121 священник из Англии и Уэльса; 8 шотландских комиссаров деятельно работали, хотя и не были членами. В соборе безусловно преобладали пресвитериане, горячие сторонники лиги и ковенанта; сначала еще были англикане, но после ковенанта они ушли. Была очень незначительная (10-12 человек) группа весьма умеренных индепендентов, в богословских вопросах почти ничем не отличавшихся от кальвинистов. Была и небольшая, но влиятельная эрастианская группа, в которую входили юристы Селден, Сент-Джон, Уайтлок, твердо охранявшие верховенство парламента. Вестминстерское собрание - совещательное учреждение без законодательной и самостоятельной судебной власти. Самый ход обсуждения в подробностях указывался парламентом. Но еще большее влияние на работу собора имел ход войны. Чем сильнее и нужнее шотландцы, тем реформа ближе к пресвитерианству; а то выступают эрастианские тенденции в стремлении парламента обуздать теократические замашки собора.

Бэли очень хорошо сознает эту связь церковной реформы с политикой. «Нет больших надежд на объединение церквей, пока наша армия не вступит в Англию», - пишет он в ноябре 1643 г. Он жалуется на отсутствие религиозного единодушия у англичан: «Этот народ так удивительно разделен и подразделен по своим убеждениям и поступкам, что только чудо установит их церковь или государство. Характер этого народа склонен к индивидуальному, они хотят отличаться от всего мира, друг от друга и чуть ли не сами от себя. Этот народ особенно нуждается в пресвитерианской дисциплине». Но скоро шотландцы делаются так нужны, что уже по этому одному реформа неизбежно вылилась в шотландские рамки; но влияют в этом направлении также и симпатии Вестминстерского собрания и значительной части парламента, а также необходимость поставить какой-нибудь новый строй на место сломанного старого.

Реформация внесла представление о верховенстве государства над церковью, о праве правительства контролировать клир, даже менять внутренние порядки церкви. Некоторые течения пуританской реформации (в том числе и Вестминстерское собрание) [374] выдвигают учение о самостоятельности церкви и о богоустановленности очень многих норм церковной жизни. В этом вопросе и индепенденты собрания заодно с пресвитерианами. Есть некоторая богоустановленная форма церковного управления и суда, существующая jure divino, вечная и недосягаемая для мирян. В июне 1645 г. собрание заявляет: «Мы считаем, что наша власть происходит от Иисуса Христа». Палата общин резко выступает против этого взгляда. «Не думайте, что парламент не желает подчиниться игу Иисуса Христа. Иго его легкое. Но если это иго сдирает кожу и мучит, то это не его иго, и мы не желаем его нести». Браун приводит юридическую ссылку: «В 37 г. Генриха VIII судьи решили, что король может давать поручение решать церковные дела. Это папистская доктрина - отнимать у государей то, что им поручил бог». Взгляд Вестминстерского собрания очень резко выступает в одном анонимном трактате 1646 г.: «Государственная власть обладает божественным правом управления над государством, но не над церковью, церковная - над церковью, а не над государством... Если бы король и магистраты стали управлять церковью, как императоры управляют государством, то это значило бы низвергнуть с трона Христа... [375] авторитет парламента не защитит их, когда Христос отречется от них, как от узурпаторов, которых он никогда не ставил над церковью».

Однако фактическая власть была в руках парламента, взгляд клира оставался теоретическим притязанием. Парламент дает Вестминстерскому собранию административные и законодательные поручения по разным сторонам церковной жизни (пересмотр «39 статей», перевод псалмов, испытание священников, составление катехизиса и служебника), но работа Вестминстерского собрания - только материал для обсуждения и решения парламента. Вестминстерское собрание пробует бороться, но добивается лишь второстепенных уступок в вопросе о своем конституционном положении. Парламент обсуждает и голосует, как всякий билль, и исправленные статьи, и вопрос о бытии божьем, и о действии благодати. Шотландские делегаты с горечью отмечают неподготовленность английской почвы для настоящего пресвитерианства, и это несмотря на то, что парламент легко принял внешнюю оболочку пресвитерианства. Уже в ноябре 1643 г. шотландские делегаты предлагают свой план церковного строя, сколок с шотландской церкви, и выработанные к 1645 - 1646 гг. проекты очень близки к шотландскому первообразу. Исправленные «статьи» приблизились к кальвинистской догме, служебник «Directory for public worship» - к кальвинистскому культу. Церковное управление также приблизилось к шотландскому с его конгрегациями, старшими (elders), пресвитериями, провинциальными и национальными синодами. Но в шотландские формы парламент вложил много английского содержания. Особенно сильную борьбу пришлось выдержать из-за основы пресвитерианского строя - вопроса о церковной дисциплине. Вестминстерское собрание хотело, чтобы на решения церковного суда не было апелляции к светскому, и чтобы церковная юрисдикция не ограничивалась каким-либо определенным кругом грехов. Парламент вводит апелляцию к парламенту и светскую юрисдикцию по всем грехам, которые не оговорены как подлежащие церковному суду. Вестминстерское собрание и лондонское духовенство горячо протестовали против этого решения, угрожали отставкой. Но парламент настоял на своем. Парламент даже проектировал передать суд по «неоговоренным» грехам комитетам графств, т. е. окончательно подчинить церковь мирянам в глазах пресвитериан. Бэли видит в этом интригу индепендентов и эрастиан. Напрасно вступаются за [376] jus divinum клира Вестминстерское собрание и лондонский городской совет. Парламент уступил лишь в том, что вместо комитетов графств создал постоянный парламентский комитет в Вестминстере. Характерна жалоба Бэли, что «папа и король никогда так не старались забрать верх над церковью, как этот парламент».

Такова была эрастианская оппозиция пресвитерианству. Какую же оппозицию оказывали ему индепенденты? В соборе их было слишком мало, чтобы они могли влиять на голосование. С ними не считались, их протесты часто не обсуждались, и при докладах Вестминстерского собрания парламенту они часто подают отдельные мнения. Да и они сами были лишь крайним правым крылом индепендентов, во многом соглашались с пресвитерианами; но и небольшой разницы было довольно, чтобы отделить их друг от друга. Терпимость, которую требовали индепенденты, была невелика; но для пресвитериан и такая оказалась неприемлема. Парламент хлопотал о согласовании (accomodation) пресвитерианства с индепендентством, [377] были устроены специальные комитеты для аккомодации сначала при Вестминстерском собрании, потом при парламенте. Но сначала работе мешают успехи шотландцев (и с ними усиление позиции пресвитериан), а потом (1645 г.) несговорчивость индепендентов, почувствовавших за собой большую силу в армии.

В ответ на скромные требования умеренной терпимости один пресвитерианин (Эдуарде) написал против нее целый памфлет. Терпимость, по его словам, - это глубокий замысел сатаны, его шедевр, его последняя попытка погубить дело реформации. Он говорит устами не прелатов или бешеных анабаптистов, а благочестивых и умеренных людей, очень хороших людей, много пострадавших в жизни, и они просят о самой маленькой терпимости. Это - Candidus ille Diabolus, Meridianus Diabolus. Лучше старая иерархия, церемонии, обедни, чем терпимость. Другой пресвитерианин (Калами) в октябре 1644 г. говорил коммонерам, что если они не искоренят всех грехов и ересей, то сами будут отвечать за них, как за свои ереси и грехи. Проповедь нетерпимости часто становилась кровожадной: «Проклят тот, кто воздерживается от пролития крови или убивает не всех моавитян, врагов божьей [378] церкви». Даже мягкие люди были проникнуты нетерпимостью, и Лайтфут (Lightfoot) проповедовал перед палатой общий: «Я не знаю, нужно ли принуждать религиозную совесть, но знаю, что дьявола необходимо притеснять при помощи гражданской власти».

Не все индепенденты так умерены, как индепендентские члены Вестминстерского собрания. В 1644 г. появились трактаты, шедшие много дальше. Один лондонский купец Робинсон (Robinson) в своем трактате писал, что католический культ нельзя терпеть в стране, ибо это идолопоклонство. Но и католиков не нужно заставлять принимать протестантский культ, так как принуждение в делах веры ведет лишь к соблазнам. Лучше дать возможность распространиться многим ложным сектам, чем задушить хоть одну истину, потому что превосходство истины скажется всегда само собой. В том же году появилось много других индепендентских трактатов, среди которых замечателен трактат американца Роджера Уильямса, носящий название «Кровавый дом гонения». Роджер Уильяме стоит на решительной точке зрения: он не только политически свободомыслящий человек, но и свободно относится к религии. Его трактат - это диалог между Миром и Истиной, которые изгнаны с земли. Роджер Уильяме говорит о почти полном отделении церкви от государства. Гражданская власть должна охранять и ложные религии. Зло всегда есть зло, но терпимость к нему может принести и добрые плоды. Последователи лжеучений - язычники, евреи, турки, антихристиане - могут быть законопослушными гражданами. Карающий меч может создать нацию лицемеров и антихристиан, но никак не христиан. Лилии христовы могут цвести в его церкви, несмотря на то, что дают расти и плевелам. Гражданское управление и церковь могут жить рядом, но независимо друг от друга. И нехристианин может быть хорошим магистратом. Книга Уильямса вызвала протест и подверглась сожжению: идеи, заключавшиеся в ней, были слишком свободны и решительны для 1644 г. В 1645 г. парламент постановил, что проповедь может быть произносима и печатаема только с правительственного разрешения.

Сильным преследованиям подвергались баптисты. За отрицание действительности крещения детей сажают в тюрьму. Одного баптистского проповедника, перекрещивавшего взрослых, привлекали к суду за то, что одна из крещеных им женщин вскоре умерла. Ее смерть приписали простуде от крещения, [379] и проповеднику было предъявлено обвинение в преднамеренном убийстве. Суд признал его невиновным. Часто подвергались преследованию отдельные лица за атеизм, за отрицание троичности бога и т.п. Но не следует преувеличивать строгости гонений: они отличались капризным характером, а при известной протекции легко можно было избежать их.

Огромная обличительная литература 1644 - 1645 гг. полна жалоб на рост ересей в армии, в Лондоне, в провинции. Наиболее замечательной в этой литературе является известная «Гангрена» Эдуардса. Ее первая часть появилась в 1645 г.; тогда автор насчитал до 176 сект и заблуждений и просил всех сочувствующих о дополнительных сведениях. Вскоре вышла вторая часть книги; в ней количество ересей увеличивается еще на 23; в третьей части есть также дополнения. Но обличители, вроде Эдуардса, не очень достоверны. Английское общество переживало большую религиозную смуту, но история ее не разработана, и поэтому наш очерк поневоле краток. Исследовать религиозную смуту очень трудно, так как многие секты принуждены были скрываться и выражаться эзоповым языком. Сочинения обличителей - очень шаткий материал для историка, так как они стремились запугать читателя и поселить в нем отвращение к описываемой секте. Обличители не умели подметить основные течения, установить распространенность и родословную многих сект, из которых некоторые были связаны с континентом. Но, во всяком случае, знакомясь с историей религиозных движений, нельзя не отметить их силу и демократичность. Религиозные движения отличались большой пестротой и напряженностью, часто выливались в бунт против традиции, в резкое отрицание исторической церкви. И напряженность, и пестрота движения, и его быстрый рост, и деятельное, порою руководящее участие низов - все говорит о серьезности кризиса. Народная среда выдвинула многих заметных деятелей, причем некоторых из них нельзя не признать людьми большого религиозного таланта. Важно отметить, что наиболее знаменитые проповедники Бениан и Джон Фокс вышли из простого народа.

Бениан родился в Эльстоу близ Бедфорда (1628 г.) в простой семье: его отец был ремесленником, медником, а дед мелочным торговцем. В молодости Бениан ходил в деревенскую школу; но потом все забыл, чему учился, и уже после пополнял свои знания самоучкой. Очень рано он вынужден был зарабатывать средства на жизнь; шестнадцати лет он поступил [380] ступил в парламентскую армию и сражался в ее рядах три года, а в дальнейшем вернулся к занятию своего отца и стал медником. Вскоре Бениан вступил в баптистскую конгрегацию в Бедфорде и выступал с проповедями в тамошней капелле[1]. Бениан написал «Путешествие пилигрима» - книгу, ставшую вторым Евангелием для сектантов. Но нас более интересует его религиозная автобиография - «Благодать, щедро излитая на величайшего грешника», написанная в 1666 г. Бениан представляет себя в молодости человеком грешным, безбожником, но, вероятно, здесь есть преувеличение. Он с детства видит религиозные кошмары. Однажды во время игры он видит гневного Христа. С тех пор на Бениана нашло просветление, сначала только внешнее, - он начал читать Библию, - а потом он увидел, что он - лишь несчастный лицемер и понял необходимость внутреннего перерождения. Вопрос о том, избран ли он и не прошел ли для него день благодати, непрестанно мучит Бениана. Он пытается узнать, есть ли у него хоть капля веры; проходя мимо пруда, он хочет сделать чудо - осушить его, но тотчас же ловит себя на напрасном искушений бога. «Я не могу выразить, с какой тоской и сокрушением я молил Христа позвать меня». Бениан слышит голоса, осуждающие его; на него находят сомнения: есть ли бог, не басня ли Писание, какая вера лучше? Раз к нему явился дьявол, и Бениан чувствовал, как он его дергает сзади за одежду. Характерно, что при напряжении религиозного экстаза у Бениана сохранилась рабская зависимость от буквы, - такую же психологическую картину мы видим и в биографии Лютера. Бениан читает Библию, знает ее почти наизусть; у него в памяти всплывает утешительный текст, он целый год ищет его в Библии, наконец, находит в неканонической книге и терзается. Позже он обличал квакеров за их свободное отношение к Писанию. Любопытно, что его сильно ободрил комментарий Лютера к посланию к галатам. У Бениана все время наблюдаются последовательные смены радости и отчаяния. Раз он отрекся от Христа. «Вниз упал я, как подстреленная птица с верхушки дерева, я оцепенел, я был, как труп, как Иуда». Но позже отрадные откровения нахлынули на него, «как свежий ветер в открытое окно». В Писании видит Бениан твердую опору, ключ от царства небесного. [381]

Из такой же демократической среды происходил и основатель секты квакеров Фокс: его отец был простым ткачом. Фокс оставил нам свой дневник, ясно рисующий его настроения: это человек другого рода, чем Бениан, не богоискатель, а богоносец, уверенный, что на нем почиют дары благодати; сомнения редко тревожат Фокса. Порой его дневник производит на нас отталкивающее впечатление вследствие гордости и самонадеянности этого человека, читающего только Библию. Фокс учился ремеслу у башмачника-прасола и говорит, что бог помогал его хозяину, пока он был у него учеником, но когда он ушел - хозяин разорился. Еще будучи ребенком, Фокс был серьезен и молчалив не по летам. Как и у Бениана, у Фокса было обращение: раз два товарища позвали его пить пиво, Фокс не пошел с ними, огорчился и, оставшись один, услыхал голос бога: «Ты видишь, как молодые люди предаются суете, а старые идут в могилу, поэтому покинь все, чуждайся всего». С тех пор Фокс и стал искать божью правду, сначала учеником, а потом и в качестве пророка. Фокс родился англиканином, но, не удовлетворяясь этой религией, идет к пресвитерианам, но там находит учение ненависти; больше правды он находит у диссентеров, но затем не удовлетворяется и ими. Фоксу начинает казаться, что сам Христос обещает руководить им. У него бывают и патологические состояния: раз он пришел к одному священнику за медицинской помощью, и тот, желая пустить кровь, надрезал ему руку, но ни одна капля крови не вышла из его тела, и он видит в этом особое знамение. Патологическое состояние растет: Фокс начинает верить в свою миссию, ходит по церквам и срывает проповеди; для него церковь не что иное, как просто дом с колокольней. Фоксу начинают являться видения; ему часто бывают откровения, сопровождаемые муками. Фокс начинает постигать все зло мира и в страхе спрашивает мучающего бога, зачем ему надо знать все зло мира? Ему слышится ответ, что это необходимо: он должен все понимать, чтобы обо всем говорить. Фокс видит кругом себя море зла, но за морем зла простирается бесконечный океан любви, охватывающий его кругом.

Чтобы понять все своеобразие и силу этого религиозного возбуждения, надо обратиться к одному эпизоду из миссионерства Фокса. В 1641 г. он пришел к городу Личфильд (Lichfield) и, увидав пастухов, пасших овец, остановился у них. Вдруг какой-то голос приказал ему снять башмаки и [382] идти босиком; несмотря на то, что была зима, Фокс не чувствовал мороза, идя босиком: «Слово божье было для меня, как огонь». Пастухи в страхе не препятствовали ему. В Личфильд Фокс явился в базарный день. Вскоре божий голос сказал ему: «Кричи: горе кровавому городу Личфильду». И Фокс начинает бегать по улицам и вопить. Никто его не останавливал. Фоксу кажется, что по всем улицам текут потоки крови, на площади - кровавое море. Затем Фокс вернулся к пастухам, которые уговорили его обуться; Фокс не мог надеть башмаки на свои распухшие ноги, но ему кажется это потому, что огонь Личфильда жжет его. В гражданскую войну в [383] Личфильде кровопролитие было не больше, чем в других местах; почему же Фокс вопил и видел кровь? Причину своих действий Фокс понял после благодаря новому откровению. Ему было открыто, что в Личфильде при Диоклетиане была убита тысяча мучеников, и их кровь застыла на улицах города, никем не оплаканная, поэтому-то тысячу лет спустя, после их смерти Фокс и бегал босиком по крови мучеников, чтобы напомнить христианам об их смерти и почтить их память.

Были некоторые церковные деятели, уходившие от церковной традиции еще далее, нежели Фокс; сюда относятся многочисленные мистики, которые развились отчасти под немецким влиянием, отчасти самостоятельно. Стоит остановиться на одном из них, Самоне (Salmon). Его трактат носит причудливое название: «Высота глубин и глубина высот, или же истина, тайно и сладко сияющая своею славой». Как и Фокс, Самон искал истину во многих религиях. Он родился в англиканском вероисповедании, потом перешел в пресвитерианство, но, не удовлетворившись им, искал истину у индепендентов, у баптистов, но не находил ее нигде. Как и у Бениана и Фокса, у него были откровения. Его религиозное возрождение начинается с того, что Самон начинает переживать жизнь Христа с самого детства: страдает вместе с ним, умирает, воскресает и, как он, возносится в Новый Иерусалим. Самон переживал раздвоение сознания: его плоть остается на земле, а дух возносится на небо, где он сливается с божеством, растворяется в «существе существ». Его душа вместе с богом ходит по разным светлым обителям. Но плоть, оставшись на земле, тоже хочет своей доли славы: за ее строптивость бог посылает дьявола, начинаются искушения, вознесенный на небо дух низвергается на землю и снова внедряется в тело; остается грешник, наказанный за свою гордость.

Среди религиозно настроенных людей появляются многочисленные пророки. Это пророческое движение захватывает даже англиканскую церковь, которая была или должна была быть консервативной. Англиканские пророки выступают в собеседованиях с баптистами, защищают свою религию, правоту которой они познали в откровениях. Некоторые из них считали себя чудотворцами; так, Кокер говорил, что может наложением руки исцелять прокаженных и возвращать слепым зрение. Если так вели себя консервативные англикане, то ясно, что среди восторженных индепендентов пророков было еще больше. Видный индепендентский деятель Ноллис [384] (Knollys), по примеру апостолов, мазал больных, даже слепых, маслом для исцеления.

Гамма религиозных настроений была чрезвычайно велика и разнообразна: заметны всевозможные религиозные течения, начиная с немного отклоняющихся от англиканства и кончая такими, которые далеко уходили от христианства. Церковные общины были очень пестры. Некоторые индепенденты из умеренных (конгрегационалисты, их представители сидели в Вестминстерском собрании) чувствовали себя лучше с пресвитерианами, чем с индепендентами более решительных направлений; в сущности, они отличались от пресвитериан только взглядами на церковное управление, а в вопросе о богослужении были согласны с ними; но даже и в церковном управлении они готовы были идти на уступки. Некоторые их конгрегации решительнее стояли за самостоятельность церковных общин.

Но все это незначительные отличия. Значительно решительнее их были баптисты. По-видимому, под этим именем объединяли очень различные направления. Семь лондонских баптистских конгрегации напечатали свой символ веры, довольно близкий к кальвинистской догме (1644 г.). Но в их исповеди заметна и разница с кальвинизмом; баптисты настаивали на необходимости сознательного крещения: они желали большей независимости для общин и решительнее говорили о свободе совести. Но опять-таки их различие с кальвинизмом невелико. [385] Здесь мы имеем дело с «частными» баптистами, людьми сравнительно умеренными; были еще и «общие» баптисты, более решительные по своим воззрениям, приближавшиеся к меннонитам.

Были и еще более решительные направления, которые не удовлетворялись ни одной из существующих церквей. Это - тревожные искатели религиозной истины, говорившие, что церкви нет или она в пустыне, где ее ищут. Ни одна из существующих церквей не истинна, истинная была лишь при апостолах, пока были дары Святого духа. Люди этого направления назывались «искателями» (Seekers). Среди них был знаменитый Роджер Уильяме; даже семья Кромвеля имела связь с ними: одна из дочерей протектора перешла в эту секту, и он одобрил ее стремления.и выбор. У последователей другой секты, «бесноватых» (Ranters), или mad crew, заметна пантеистическая струя, может быть, под влиянием немецкой мистики. Они настаивали на единстве всего существующего. Бог почиет во всех своих созданиях - в людях и в животных и во всей вселенной. Рантеры отрицали всю страшную сторону религии: нет ада и вечных мук, ибо бог находится везде и немыслим ад в боге. Рантеры уважают Святое писание как воплотившееся слово, но свободно относятся к Библии и ставят живое откровение выше мертвой буквы. «Одно дело верить потому, что так написано, а другое - потому, что так бог сказал во мне». «Разве во мне нет духа? Почему я не могу написать Писание, как Павел?» У некоторых «бесноватых» мы видим веру в переселение душ, в свою силу творить чудеса, воскрешать мертвых.

Замечательно учение антиномиан, т.е. людей, отрицающих закон. Они отрицали необходимость законов не потому, что хотели вести беззаконную жизнь; напротив, многие из них были люди добродетельные, святой жизни. Они учили, что после крестных страданий Спасителя в божьей церкви уничтожены грех, вина и наказание. Неверящие в это умаляют значение пролитой крови Христа, и, несомненно, будут прокляты. Кальвинисты - протестанты по имени, но в душе паписты, не различающие Ветхий завет от Нового, выносящие из Писания только палку и кнут. Порою к миру мистики приближается рационализм. Середину XVII в. нельзя противополагать последующей школе английской экспериментальной философии и деизму. Среди сектантов 1640 - 1650-х годов было стремление опереться на разум, призываемый ими тоже [386] во имя религиозной правды. Эдуарде говорит об «антитринитариях», которые не хотят верить триединству бога, так как это противоречит законам тождества. Эдуарде описывает также секту антискриптуристов: наиболее решительные из них говорили, что знают тайны божества не хуже Павла. Попадаются иногда атеисты. Эдуарде говорит, что эти скептики сомневаются во всем, кроме учения о свободе совести. Иногда мистика и скептицизм причудливо смешивались в некоторых сектантских учениях, например, у «морталистов», проповедовавших сон души до Страшного суда. Иногда они близки к [387] материалистам; так, они отрицают бессмертие души, которая умирает вместе с телом. Это свое учение они пытаются оправдать с ссылкою на Святое писание и указывают на слова Экклезиаста, что участь сынов человеческих подобна участи животных; рай и ад, по их понятиям, - это фикция. Но в то же время они говорят, что уничтожение души только временное, а после Страшного суда души снова оживут и будут бессмертны.

[1] Эта капелла сохранилась и поныне, а ее священник написал лучшую биографию Бениана.