2 мая. Ллойд-Джордж со своей свитой прибудет завтра вечером.
3 мая. Я прибыл на Кэ д'Орсэ одновременно с Буржуа.
Извольский прибыл к концу конференции; он был задержан в Елисейском дворце, куда он отправился для представления своих новых верительных грамот. Было комично слышать из его уст декларацию от имени российского правительства, что греческому народу должна быть предоставлена возможность выбора республиканской или монархической формы правленца для Греции. [138]
18 мая. Извольский, как говорит Жюль Камбон, намерен побудить «Matin» к заявлению, что император Николай, подписывая непосредственно после русско-японской войны оборонительный и наступательный союз с императором Вильгельмом[1] в действительности не совершил акта предательства по отношению к Франции. Это было лишь актом слабости, так как император Вильгельм убедил его, что Франция присоединится к союзу, который замышлялся против Англии! Таким образом, оказывается, что разоблачение не было уткой.
От визита, который я сделал Жюлю Камбону, у меня осталось впечатление, что условия в России теперь менее безнадежны. Но я с ужасом думаю, что она уже никогда не принесет пользы.
19 мая. Сегодня утром я узнал, что Извольскому отсоветовали делать какие-либо публичные декларации. Ему растолковали, что заявление его, сделанное, на первый взгляд, с целью уменьшить вину его бывшего хозяина, не порадует ни императора, ни его семью, ни его сторонников и в то же время несомненно не улучшит отношений между Извольским и нынешней властью. Мне передают, что Временное правительство в Петербурге обсуждает вопрос об опубликовании докладов Извольского по вопросу о Константинополе во время визита в Россию Фальера, в сопровождении Пуанкаре, а также из более поздней эпохи, предшествовавшей выборам последнего в президенты Республики. Было бы интересно почитать эти донесения, но возможно, что они скомпрометировали бы кое-кого.
22 мая. Сведения из России несколько более благоприятны. При встрече со мною сегодня утром Извольский сказал, что армия «образумится» раньше, чем народ внутри страны. Он полагает, что наступательные действия будут возобновлены не позже, чем через месяц.
24 мая. Рибо отправляется в Лондон. Я боюсь, что в Лондоне есть склонность к уступчивости в отношении наших целей и намерений. Здесь господствует большое недовольство позицией России. Без аннексий и без контрибуций - это полнейший вздор, если Антанта будет когда-нибудь в состоянии вынудить их. Многочисленные депутации, явившиеся к Рибо с протестом против разрешения французским социалистам отправиться в Стокгольм,[2] а также, думается мне, настроение в кабинете придали бодрости Рибо. Он заявил в Палате, что правительство решило [139] не выдавать паспортов в Стокгольм французским социалистам. Несколько позднее, быть-может, им дадут паспорта в Петербург, когда не будет более опасности, что французские социалисты встретятся с германской социал-демократией. Здесь замечается дух беспокойства; имели также место демонстрации, заставившие полицию «обнажить сабли». Рибо заявил, что будут предприняты все необходимые шаги для поддержания порядка и экзекуции иностранцев, вызывающих забастовки и беспорядки, и что мир должен быть французским миром, а не германским, и что он явится результатом победы французов.
[1] Русско-Германский договор 1903 г. 23-24 июля 1905 г. состоялось свидание Николая II с Вильгельмом II в Финском заливе, у острова Бьорке, где ими был подписан тайный союзный оборонительный договор, по которому, в случае нападения в Европе на одну из договаривающихся империй, другая должна была оказать ей помощь всеми своими сухопутными и морскими силами. Договор должен был вступить в силу немедленно после заключения Россией мира с Японией; однако, вследствие боязни Николая испортить отношения со своей союзницей Францией, бьоркский договор не был им ратифицирован и в силу так и не вошел.
[2] Стокгольмская конференция. Инициативу созыва международной социалистической конференции в Стокгольме для обсуждения «справедливых условий мира» взяли на себя социал-соглашатели нейтральных стран. Социалистические партии этих стран были настроены германофильски, и их попытка была сделана по предварительному уговору с германскими социал-демократами большинства. Так как к весне 1917 г. германское правительство уже прекрасно понимало, что «полной победы» ему не добиться, а военное положение Германии было еще настолько прочно, что можно было надеяться заключить компромиссный мир, то оно обращалось к всевозможным посредникам, дабы начать переговоры о мире. Шейдеман в своих воспоминаниях прямо рассказывает, как он совещался с рейхсканцлером относительно Стокгольмской конференции и получил от него не только разрешение на поездку в Стокгольм, но и подробнейшую инструкцию о том, как себя на этой конференции вести.
Страны Антанты еще не помышляли о мире с Германией, поэтому во Франции и Англии предложение о созыве конференции с «вражескими» социалистами встретило совсем другой прием, чем в Германии. «Официальные» социалистические партии первоначально прямо отказались участвовать в конференции, и только «левые» меньшинства изъявили согласие участвовать, но... они не получили паспортов от своих правительств. В дальнейшем, Стокгольмскую конференцию стал очень широко пропагандировать тогдашний русский соглашательский ЦИК, рассылавший даже приглашения на нее от своего имени. Но Стокгольмская конференция так и не состоялась.
Большевистская партия разбирала вопрос о Стокгольмской конференции на своей апрельской конференции 1917 г. и тогда же охарактеризовала ее, как «торг между империалистами об обмене аннексиями», торг, прикрытый лживыми фразами о «справедливом и демократическом мире» и «взаимной амнистией социалистических вождей».
<<Назад | Содержание | Вперед >>