Буржуазная дипломатия до сих пор свято блюдет завет Талейрана: язык нам дан для того, чтобы скрывать наши мысли. Если бы о мировой войне 1914-1918 гг. мы судили только по правительственным нотам, декларациям и другим документам, написанным дипломатическим языком, мы никогда не добрались бы до подлинных замыслов империалистических держав. Писать о войне 1914-1918 гг. - значит заниматься разоблачениями. Если бы дипломаты всех буржуазных стран составляли одну сплоченную шайку, разоблачения были бы до крайности трудным делом. Но дипломаты разных стран, даже союзных, либо ведут прямую борьбу между собой, либо, под видом дружбы, непрерывно интригуют друг против друга. Это значительно облегчает дело разоблачения империалистической войны, и сопоставление различных дипломатических документов уже во время самой войны, а в особенности после нее, пролило достаточно яркий свет на истинные причины и цели войны и на подлинных ее виновников.

Лорд Берти всю свою жизнь был человеком, который по должности скрывал свои мысли. Во время войны он занимал ответственный пост британского посла во Франции. Ему известны были если не все, то очень многие сокровенные планы союзных держав. Во всех своих публичных выступлениях он, конечно, беспардонно лгал, как и полагается старому заслуженному дипломату Британской империи. Но у себя дома, в уединении кабинета, лорд Берти сбрасывал маску и писал дневник языком, который не скрывает мыслей. Тут он позволял себе писать то, что он, действительно, думал.

Но не следует преувеличивать предела и объема этой откровенности. По определению Кузьмы Пруткова, «камергер редко [3] наслаждается природой». Еще реже камергер способен наслаждаться чистой и беспощадной правдой - даже в интимном дневнике. Высокопоставленные государственные мужи пишут дневник в расчете на «суд истории» или «суд потомства». Но эта история и это потомство, в представлении автора дневника, - все тот же избранный круг «камергеров». Только их отзыв интересует автора даже в посмертном его произведении. Лорд Берти допускал, что его дневник будет иметь сенсационный успех в аристократических клубах Лондона и вызовет негодование в дипломатических канцеляриях разных стран. Но лорд Берти не позволил бы себе таких записей в дневнике, которые отразились бы на его репутации джентльмена, члена палаты лордов, аристократа и сановника. Лорд Берти может записать в своем дневнике, что Италия, Румыния и Соединенные Штаты, - все это продажные страны; он приведет такие факты, которые покажут, что и Франция не без греха в этом отношении. О царской России, а тем паче о Германии и Австрии, и говорить нечего: лорд Берти не щадит их. Но он ни за что не назовет войну «грабительской» и не зачислит Великобританию в разряд торговцев кровью, народами и землей. «Потомство» не простило бы ему этого. Есть вещи, которых не говорят в приличном буржуазном обществе, не говорят даже ночью, наедине с самим собой, в тиши кабинета, поверяя свои тайны дневнику. Лорд Берти остается верен себе даже в минуту откровенности, представляя собою классически чистую фигуру английского дипломата довоенной эпохи. Такие фигуры начинают исчезать. Личная судьба лорда Берти отразила перемены, происшедшие в буржуазной политике со времени войны. Лорд Берти до войны с честью занимал свой ответственный пост британского посла во Франции. Он был доволен и им были довольны. Во время войны у лорда Берти начались трения с английским министерством иностранных дел. Он был недоволен английской политикой, и им были недовольны. А к концу войны, после присоединения к союзникам Соединенных Штатов, ко времени начала мирных переговоров, лорд Берти оказался и совсем неудобен. Он был отозван как раз тогда, когда должна была развернуться по-настоящему его дипломатическая деятельность. Здесь источник его уязвленности и фронды. А когда сановник брюзжит и фрондирует, он легко может сказать больше того, чем полагается по служебному и кастовому его положению. Это и делает любопытным дневник лорда Берти. Но прежде чем [4] говорить о дневнике, попробуем, по материалам. его, набросать в самых общих чертах портрет его автора.

Вся деятельность лорда Берти относится к золотому «викторианскому» веку английской политики и дипломатии. Символ веры английского дипломата этой эпохи прост и несложен. Он отвечает сравнительной простоте английской экономики. Англия - бесспорно самое могущественное, самое богатое и самое передовое государство земного шара. Англия и наиболее независимая держава. Она может сверху вниз смотреть на европейские континентальные дела и делишки. Все государства могут существовать только союзами. Англия не хочет брать на себя никаких далеко идущих обязательств и сторонится от всяких чересчур тесных союзов. Азия - безусловно британское владение, и всякое посягательство со стороны царской России, Германии и даже Франции есть беспардопная наглость. В самой Англии могут меняться кабинеты - консервативный, либеральный, - но ее внешняя политика в осповах своих неизменна. Политика внутренняя еще менее сложна. Парламентское большинство всемогуще. Борьба буржуазных партий проходит в спокойном русле парламентской жизни, закованной в гранит конституции. Рабочие - полезные граждане страны, но понятия классовой борьбы, революции, социализма не заслуживают того, чтобы на них останавливался серьезный и уважающий себя джентльмен. Мораль так же проста, как и политика. Добро - это то, что совпадает с интересами английского империализма. Зло - это то, что им противоречит. Отсюда - оптимизм английского дипломата, его циничный эгоизм и грубоватая самоуверенность.

Надо заметить, что в этой идеологии и психологии появились чувствительные бреши уже перед войной. Соответствовали эти бреши переменам, которые претерпела английская экономика. Неоспоримому господству Англии на мировом рынке пришел конец. Соединенные Штаты и Германия стали претендовать на первое место. Не сдавая еще самоуверенного вида, английская политика начала проявлять некоторую тревогу. Врагов и друзей приходилось расценивать несколько по-иному. Лорд Берти, в качестве посла, пребывал еще в безмятежном покое, когда виконт Грей, в качестве министра, уже посулил царскому правительству Константинополь - на случай, если произойдут осложнения. Это было серьезное отступление от английской традиционной политики. [5]

Война нанесла смертельный удар прежним империалистическим позициям Англии. Англия не только не могла диктовать миру свою непреклонную волю, но должна была сесть на одну скамью с Францией и Италией и покорно писать то, что диктовали Соединенные Штаты. Во внутренней политике перемена была не менее разительна. Парламент оказался далеко не всемогущим. Рабочие показали, что они не только полезные, но подчас и очень требовательные и, потому, беспокойные граждане. Над понятиями классовой борьбы должны были призадуматься весьма почтенные консервативные и либеральные головы, и результатом объединений буржуазных партий против рабочего класса явилась идея коалиции, как средства парализовать самостоятельное выступление пролетариата. Словом, и во внешней и во внутренней политике потребовалась от английских буржуазных политиков такая гибкость и изворотливость, каким старая дипломатическая школа не учила. Наиболее ярким типом нового политика явился Ллойд-Джордж. Он лучше других приспособился к политике компромисса, двустороннего надувательства, лицемерных и двусмысленных формул, подписывания дутых векселей. Лорд Берти к этой политике приспособиться не мог. Поэтому «его ушли».

Это придает особые черты литературной физиономии лорда Берти. Он, несомненно, «твердолобый» - по современной терминологии. В наши дни он занимал бы с достоинством место на крайней правой английского парламента, рядом с господами типа Локера-Лемпсона или Биркенхеда. Но он по-своему честен. В дневнике он не гримасничает. Лига Наций для него вздор, и он не скрывает презрения к этой «мертворожденной выдумке». Он справедливо издевается над «мандатами», которые должны замаскировать прямой захват колоний, народов и государств. Он живет традициями гордой державной английской политики, которая не нуждалась в мелком мошенничестве и не должна была притворяться на каждом шагу. Вот почему в дневнике своем лорд Берти срывает фиговые листки с новейшего английского империализма и называет иные вещи такими своими именами, которые мы привыкли встречать только на страницах радикальной и даже революционной печати. Многим характеристикам лорда Берти, при всей их грубоватости, нельзя отказать в меткости. Такова, например, в частности, характеристика Уинстона Черчилля, которого Берти считает неумным, грубым, вульгарным и «импульсивным» политиком. [6]

Читатель не найдет в дневнике лорда Берти сенсационных разоблачений. То, что он рассказывает об отношениях между союзными державами, о воздействии на нейтральные государства, о целях войны и т. д., - в общем известно по ряду работ, опубликованных после войны. Ценность дневника - в его бытовой стороне. Мы попадаем на адскую кухню, варившую формулы войны и мира, и узнаем секреты буржуазной дипломатической стряпни. Лорд Берти - один из поваров. Он добросовестно защищает свои взгляды и свое дело. Но, благодаря своему дневнику, он неожиданно для себя превращается из свидетеля защиты в свидетеля обвинения и подтверждает позицию тех, кто говорит о грабительском происхождении и характере империалистической войны.

Конечно, для лорда Берти, когда он выступал во фраке на торжественных приемах, когда он давал интервью журналистам и принимал у себя в посольстве членов английской «независимой рабочей партии», война со стороны Англии, это - священная война за права и свободу народов, за соблюдение международных договоров и т. п. Лорд Берти так привык к этим формулам, к этому лживому политическому жаргону, что даже в дневнике называет Вильгельма не иначе, как «повелителем гуннов». Согласно официальной патриотической формуле, Англия никаких «собственных интересов» в войне не преследовала и выступила только потому, что Германия грубо нарушила международные договоры и вторглась в нейтральную Бельгию. Но вот еще до того, как произошло это посягательство на права малых и нейтральных народов, в первые же дни войны лорд Берти записал в дневнике:

У нас, думается мне, надеются, что французы выиграют войну без нашей помощи. Но если это случится, а это сомнительно, то с нами мало будут считаться при заключении мира по окончании войны; а если немцы окажутся в роли завоевателей, какова будет тогда наша судьба?

Дипломата - практика интересовали в первую очередь не причины войны, не вопрос о виновности тех, кто начал войну (лорд Берти приписывал «начало» столько же Германии, сколько и царской России), а вопрос об исходе войны, о расплате по счетам. Лорд Берти, не без основания, боялся, что Англию могут обойти при дележе добычи, если она заблаговременно не вмешается. [7] И он стоял за немедленное вмешательство, торопил английский кабинет, даже нервничал.

- Мне так тяжело на душе и так стыдно, - пишет он 2 августа.

Через два дня он уже не стыдился. Германия представила Англии удобный повод для вмешательства в войну. Право на участие в дележе добычи было обеспечено.

Во время войны работа союзнической дипломатии шла, главным образом, в двух направлениях. Во-первых, надо было втянуть в войну возможно больше нейтральных государств, а, во-вторых, поддерживать дружеские отношения между союзниками. И то и другое было делом не легким. В зависимости от колебания военных успехов, колебались и успехи дипломатические. В общем, генералы указывали дорогу дипломатам, но далеко не всегда. Бывали случаи, когда дорого стоящие кровопролитные выступления предпринимались единственно для того, чтобы подкрепить аргументацией оружия недостаточно убедительную аргументацию дипломатических нот. Поучительна история вовлечения в войну Румынии. Лорд Берти откровенно рассказывает о том, как союзники вымогали у царской России наступление на южном фронте, с целью подействовать на колебавшуюся Румынию.

Капиталистическая и социал-соглашательская печать на все лады пела о высоких задачах культуры и цивилизации, во имя которых Италия, Румыния, Греция, Болгария и другие страны должны непременно присоединиться к Антанте. А лорд Берти прямо и цинически просто поставил вопрос в дневнике:

Когда же итальянцы найдут момент достаточно благоприятный, чтобы продаться?

И тут же заметил с ядовитой улыбкой:

Каково представить себе Россию спасительницей цивилизации!

Действительно, о защите культуры и цивилизации лорд Берти предоставлял говорить другим. Сам он откровенно говорит о продажности и торге. Входя «за кулисы Антанты», мы попадаем прямо на базар. Нейтральные государства не хотели дешево продаваться и проявляли хищнические аппетиты. Маленькие правительства, зная, что в них нуждаются, выступали как империалисты своего угла, своего околотка. Особенно повысили они цену на жизнь и кровь своего народа, когда выяснилось, что война затягивается. Примирить все противоположные интересы, [8] насытить все жадные рты было нелегко, даже невозможно. Любопытны признания лорда Берти, что для подкупа Болгарии и Греции великие державы готовы были принести в жертву даже Сербию, - ту самую Сербию, из-за которой была начата война и о страданиях которой говорили не иначе, как с трагическим пафосом. Чтобы привлечь на свою сторону Румынию, лорд Берти готов был преподнести ей за счет России Бессарабию, и это была не только личная мысль лорда Берти. История румынского грабежа имеет свою предъисторию, на которую дневник лорда Берти проливает некоторый свет. Не лишен интереса отзыв Берти о Соединенных Штатах в тот период, когда они еще соблюдали нейтралитет.

Американцы - прогнившая шайка жуликов, распевающая псалмы и гоняющаяся за барышами.

Скупить нейтральных было трудно, потому что нейтральные, претендуя на непомерно большие части добычи, в то же время косились на вооруженные силы Австро-Германии и взвешивали риск запродажной сделки. Но основная трудность была не в этом, а в том, что не могли поладить между собой главные державы Антанты. Дневник лорда Берти очень хорошо вскрывает истинную физиономию этого союза империалистов. Франция, Англия и Россия взаимно друг другу не доверяли и друг друга боялись. Вопрос о дележе добычи стал уже с первых дней войны. Выступая против «общего врага», империалистические правительства ревниво и зорко следили друг за другом. В марте 1915 г. сэр Грей заявляет Камбону:

Но вы, ведь, не станете требовать от меня признания Александретты за часть Сирии?

Народам толковали, что они должны проливать кровь для защиты отечества, для спасения цивилизации, а в это время за кулисами шел цыганский торг из-за новых территорий и колоний.

Особый интерес представляет вопрос о Константинополе. Англия и Франция пользовались им в своей игре с царским правительством. Формально они признали права России на Константинополь, но дневник лорда Берти превосходно иллюстрирует цену этого формального признания. Константинополь попеременно бывал то реальной премией, когда дела на фронте поправлялись, то туманным обещанием, когда дела шли хуже. Сам лорд Берти, выражая мнение правых империалистических [9] кругов Англии, был решительно против того, чтобы царская Россия уселась на проливах. Русское правительство чувствовало, что «дорогие союзники» готовы предать Россию при первом удобном случае и принимало свои меры. Лорд Берти дает по этому поводу полную волю своему раздражению. Его отзывы о союзной России нисколько не мягче, чем о вражеской Германии. Любопытная деталь: русские националисты, распинавшиеся во время войны за «Царьград», примчались сейчас же после русской революции в Париж к лорду Берти и отреклись от «исторической миссии» водружения православного креста на соборе Софии. Маклаков уверял английского посла, что русские кадеты и не думали всерьез о Константинополе. Этой ценой покупалась интервенция.

Об английских притязаниях лорд Берти говорит в дневнике с похвальной откровенностью и грубой простотой. Он передает, например, любопытный разговор с Ллойд-Джорджем о Палестине. Как известно, Англия разыграла в этом вопросе грубейший фарс. Палестина была якобы предоставлена евреям в виде возрождаемой под протекторатом Англин их «древней родины». Еврейские националисты шумно рекламировали бескорыстие английского правительства. Теперь это дело прошлое, и Англия в Палестине не церемонится больше ни с евреями, ни с арабами, ни с Лигой Наций. Но уже в 1917 г., в разгар трескучей декламации о мирных и возвышенпых целях Антанты, Ллойд-Джордж говорил лорду Берти:

... Французам придется примириться с нашим протекторатом, мы явимся в Палестину как завоеватели и останемся там...

Лорд Берти пожелал уточнить эту мысль вопросом:

- В таком случае, - сказал он, - вы предлагаете, чтобы мы стали на место, которое занимали турки?

- Да, - сказал Ллойд-Джордж.

Собираясь обеспечить за собой более лакомые куски добычи, державы Антанты и относились друг к другу как хищники. Объединяла их общая опасность. Но едва проходил критический момент, как снова побеждали собственные интересы каждой из объединившихся держав. Отсюда взаимные упреки и заподозревание. Во Франции росло недовольство против Англии, которая упорно не хотела расширять свой фронт на западной границе и, из своих собственных видов, всячески противилась более тесному привлечению Японии к военным действиям. Англия [10] не хотела усиления Японии и раздела с нею добычи. Любопытны в дневнике лорда Берти страницы, освещающие закулисную сторону дарданелльской и салоникской экспедиций. И та и другая, как известно, были неудачны. И та и другая диктовались больше политическими, чем военными соображениями. В Дарданеллах были заинтересованы больше англичане, в Салониках - французы. Когда выяснилось, что дело и здесь затягивается на долгое время и требуются новые силы, английское командование стало саботировать салоникский фронт, а французское - дарданелльский. Разногласия приняли довольно острый характер, и обе стороны с полным основанием обвиняли друг друга в эгоистических, направленных к захвату объектов будущей добычи, наклонностях.

С особенной ненавистью относится лорд Берти к после-революционной России. Он не доверял и царскому правительству. Мысль о возможном усилении России в Азии не давала ему покоя. Он вел активную кампанию против уступки Константинополя. Россия была для него страной пушечного мяса, - не больше. С высокомерием и презрением английского аристократа, он сначала не допускал и мысли о возможности в России революции. Затем он стал молиться господу богу о том, чтобы такая революция совершилась. Царь оказался плохим поставщиком русского народного мяса для английского империализма. Лорд Берти поверил, что революция, оставив в неизменности поставку, выдвинет лучших, более исправных мясников. Но каковы были его разочарование и ярость, когда вскоре выяснилось, что «мясо» взбунтовалось и не желает отдавать себя на убой. «Сволочь! Сволочь! Сволочь!» - другого слова нет у лорда Берти для русского пролетариата, и он мечтает о кровавой расправе с большевиками.

Беспомощная брань английского лорда доставит нашему читателю несколько веселых минут. Но любопытна не эта брань. Любопытно то, что лорд Берти скоро утешился. Он не примирился, конечно, с большевиками. Напротив, он нападает на свое правительство за то, что оно вступило в переговоры с Советской властью и признало ее de facto. Но лорд Берти и в Октябрьской революции открыл положительную для себя сторону. Это - распад б. Российской империи, уход со сцены старого и опасного соперника Англии в Азии. Лорд Берти пишет:

Нет больше России. Она распалась, и исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры (?). [11]

Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, т.-е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д.,  и  с к о л ь к о  б ы  и х  н и  у д а л о с ь  с ф а б р и к о в а т ь,  то, по мне, остальное может убираться к чорту и вариться в собственном соку. Российская республика не была бы в состоянии управлять магометанскими ханствами в средней Азии и кавказскими княжествами.

Эти слова, - а их лорд Берти повторяет неоднократно, - проливают яркий свет на причины той страстной ненависти, с какой английская империалистическая буржуазия относится к Советскому Союзу. Большевиков официально обвиняют в том, что они «разрушили» Россию. Пустое обвинение! Чистейшая фальшь! Лорд Берти охотно примирился бы с Русской Советской Республикой в пределах московской княжеской Руси. Английское правительство на свободе  ф а б р и к о в а л о  бы разные «независимые» государства в Средней Азии, на Кавказе, даже на Волге, по образу и подобию «независимых государств в Месопотамии». Мог ли мечтать английский империализм о столь блестящем исходе войны и революции?

Но вот это и сорвалось. Российская империя действительно распалась, но на ее месте возник могучий Союз Советских Республик. «Магометанские ханства» и «кавказские княжества» превратились в республики, - вопреки всяким ухищрениям насадить там ханов и князей. Государственное фабричное производство должно было ограничиться Эстонией и Латвией. Фабрикация «независимой Украины» с собственным ханом или гетманом не вышла. Отсюда - furor britannicus.

Лорд Берти оказался плохим пророком. Он не понял того, что произошло в России, как не понимал и того, что происходит вокруг него самого. Он отмечает в своем дневнике рост усталости и недовольства войной в народных массах. Он слышит требования - точно определить цели войны и условия мира. Но с прямолинейностью «твердолобого» консерватора, он не видит необходимости более сложных и тонких приемов обмана масс. Он не понимает того, что на определенной стадии лозунги «справедливого мира», «Лиги Наций» и т. п. необходимы, как средство для отвлечения внимания рабочего класса от подлинного характера войны. В дневнике своем лорд Берти беспощадно издевается над Вильсоном, над пацифизмом, над лживыми формулами мира, над Лигой Наций. Все это верно, и ценные признания лорда Берти показывают, что империалистическая буржуазия никогда не заблуждалась относительно истинной сущности пацифистских [12] погремушек. Но они были нужны для одурачения народных масс, и лорд Берти был недостаточно изворотливым акробатом. Для этого требовались либеральные и демократические политики, даже с «социалистическим» стажем. Политика требовала взять курс налево, и временно в лоцманы империалистического судна призывались вожди рабочих партий и Второго Интернационала. Старые и молодые дипломаты служили одним и тем же интересам. Поистине классический характер имеет беседа английского зубра лорда Берти с «социалистом» Тома накануне конференции союзнических социалистов в Париже. С точки зрения лорда Берти, это, конечно, «глупости» но, увы, этим «глупостям» нельзя помешать.

Непосредственно перед тем, - пишет лорд Берти, - я виделся с Тома, который выехал для встречи Гендерсона и его спутников. Я сказал ему:

- Надеюсь, что вы помешаете им делать глупости?

- Я попытаюсь, - был его ответ.

Лорд Берти вынужден был уйти. Он не умел так хорошо лгать и притворяться, как Тома. Ныне лорд Берти был бы снова у власти.

| Содержание | Вперед >>