Содержание | Библиотека | Россия глазами иностранцев XVIII в.

Глава XII

Отъезд его царского величества в Воронеж, куда сопровождает его и сочинитель со многими другими спутниками. Замечательности в дороге. Прибытие в Воронеж

Настало время отъезда в Воронеж, и государь приказал, чтобы ему сопутствовали из русских господ: Иван Алексеевич Мусин-Пушкин[1], главный смотритель монастырей в России, бывший перед сим губернатор Астрахани, с достоинством оставивший эту последнюю должность; Алексей Петрович Измайлов[2]; князь Григорий Григорьевич Гагарин[3]; Иван Андреевич Толстой[4], губернатор Азова; Иван Давыдович, коломенский губернатор; Александр Васильевич Кикин[5], главный дворецкий и камергер его величества; Нарышкин[6], сын дяди царя, и многие другие господа любимцы, которые прибыли в Воронеж уже после нас. Царь удостоил этой чести (сопутствовать ему) и г-на Конигсега, чрезвычайного посланника польского; г-на Кейзерлинга, посланника прусского; г-на Белозора, уполномоченного г-на Огинского, одного из главных генералов и лучших друзей короля польского; также некоторых офицеров своего двора и сына знаменитого генерала Лефорта. [109] Кроме того, он пригласил с собою трех купцов: из англичан г-на Генриха Стилса, человека весьма хорошего и чрезвычайно уважаемого царем; также Фому Гиля и голландца г-на Авраама Кинзиуса - все трое лица весьма преданные его величеству. Его величество пожелал, чтобы я отправился вперед с сими тремя господами, и мы последнего января пустились в путь. Царь последовал за нами в следующую ночь с остальным обществом. Мы приказали сделать подрезы под наши сани для большей легкости и удобства езды, так как земля не везде еще была покрыта снегом. Его величество соизволил снабдить нас подводами, и у нас было шестеро саней для нас и служителей наших, по три лошади на каждые. Мы отправились из Немецкой слободы в 3 часа пополудни и должны были менять лошадей каждые двадцать верст.

От Москвы до Воронежа на каждой версте стоит верстовой столб, на котором по-русски и по-немецки выставлен 1701 год - время постановки этих столбов. Между всеми этими столбами, довольно высокими и окрашенными красною краской, посажено по девятнадцать и по двадцать молодых деревьев по обеим сторонам дороги; иногда деревца эти понасажены по три и по четыре вместе, переплетены ветвями, вроде туров, для защиты их и для того, чтобы они крепче держались в земле и не выходили из оной. Таких верстовых столбов счетом 552: они занимают пространство почти на сто двадцать одну милю, считая по пять верст в миле, и указывают расстояние от Москвы до Воронежа и других окрест лежащих мест. Полагаю, что число молодых деревьев, рассаженных между верстами, никак не меньше, если не больше, 200 тысяч. Сказанные версты и деревья тем более полезны, что без них зимою трудно было бы найти дорогу, покрытую снегом, и притом в России и ночью ездят так же, как и днем.

Проехавши через два часа времени двадцать пять верст, мы прибыли в Жилино, переменили лошадей и отправились далее за двадцать верст в местечко Ульянино... в которое и прибыли в 8 часов вечера. Мы вышли из саней и пошли в довольно порядочный дом, принадлежащий его величеству, в несколько комнат, деревянный. Вход в него идет через довольно красивый Savare, или крыльцо о пяти ступеньках и о пяти шагах. Здесь получили мы пиво и нашли, что в комнатах было хорошо натоплено, потому что поджидали его величество. Царь приказал понастроить таких домов через каждые двадцать верст для удобства проезжающих. Мы пробыли здесь часа [110] с два и пустились потом далее в чрезвычайно сырую погоду с падающим снегом. Лошади везде были уже готовы, и мы видели огни по всем селениям, через которые проезжали, так как крестьяне стояли у своих ворот с пучками зажженной соломы для выражения их радости приезду царя. Огни эти производили ночью приятное впечатление. Отсюда мы сделали тридцать верст до Коломны, в которую приехали перед рассветом и в которой подождали прибытия царя. Он прибыл в 9 часов утра с сопровождавшими его в то самое время, когда я осматривал внутренний и наружный вид города. Я вышел из Пятницких ворот, т. е. пятницы, или пятого дня недели, и прошел до ворот Косых; кроме этих двух ворот, там и нет больше никаких других. Город этот опоясан прочною каменною стеной, в шесть сажен высоты и в две толщины, снабженною многими башнями, круглыми и четырехугольными, отстоящими друг от друга на двести шагов, но пушек на них нет. Город в окружности простирается на полмили, и речка Коломенка, от которой и город получил свое имя, течет подле города. Я должен бы сказать кое-что здесь о реке Москве, но так как позднее мы ехали по ней, то рассказ о ней и откладываю до другого раза, собственно для того, чтоб продолжать здесь описание города Коломны. Стена с одной стороны почти совершенно разрушена, и нужно пройти через гору довольно высокую, чтоб приблизиться к задним воротам, где уже земля идет низменная, по ту сторону реки. У вторых ворот есть предместье, где продаются разные товары. Я видел утром также несколько сот крестьян, проходивших через эти последние ворота и несших разные съестные припасы в город. Положение города почти круглое, и он обнесен сухим рвом со стороны наиболее возвышенной, где стена очень высока. Самое лучшее здание в городе есть церковь Успения божией матери. Она хорошо сооружена из камня и довольно велика. К этому можно прибавить еще палаты архиепископа, все же остальные постройки незначительны.

Удовлетворивши своему любопытству, я отправился в дом губернатора Ивана Давыдовича, где я нашел уже его величество со всем его обществом за столом. Когда я подошел к царю, чтобы приветствовать его, он обернулся ко мне, поцеловал меня и затем, выслушав мое сообщение о том, что я делал, он велел мне сесть также за стол. После хорошего обеда... в 2 часа пополудни отправились мы в дальнейший путь и приехали в загородный господский дом Александра Васильевича Кикина, в пяти верстах от этого города. Здесь нас превосходно угостили. [111] Самый дом был прекрасное деревянное двухъярусное здание, в котором и внутренние покои были отлично устроены и убраны; вид из него открывался прекрасный на окрестность во время хорошей погоды, какова была в это время. Мы оставались тут до 5 часов, а к 9 часам утра прибыли к Иван-озеру, лежащему близ селения Иван-озера, во ста тридцати верстах от дома г-на Кикина. Река Дон, или Танаис, берет начало свое в этом озере, из которого она вытекает длинным каналом, с весьма чистою и превкусною водой, как нашел ее царь и все остальное его общество, несмотря на то что самое озеро, которое скорее можно назвать прудом, весьма болотисто. Половина воды этого озера течет с одной стороны, а остальная половина - с другой: явление весьма замечательное. Из этого-то места его величество начал в 1702 году проводить канал, чтобы открыть сообщение р. Дона с Балтийским морем. Царь лично исследовал здесь еще прежде всю местность и почву земли, точно так же, как он сделал это в другой раз с нами. Канал этот весьма глубокий, начало свое имеет в р. Доне, и он должен прорезать озеро Ивановское до небольшой речки Шаты, которая впадает в р. Упу, а эта последняя - в р. Оку, которая изливается в Волгу. Таким образом можно будет достигнуть предполагаемой цели, т. е. устроить сообщение между этою рекою и Балтийским морем. Сообщение это будет установлено посредством множества шлюз, длиной в восемьдесят шагов и шириной в четырнадцать, под управлением и указанием князя Гагарина, которого достоинства и прекрасные качества, равно как и ревность к службе его величества, общеизвестны. Его величество приказал провезти нас в санях к сказанным каналам и показал нам эту доведенную до совершенства работу, которая состоит из семи запертых шлюз, сделанных из дикого (серого) камня. Здесь же я видел мельницу для добывания илу, устроенную на голландский образец, посредством которой его величество приказал, прорубив лед, вытащить грязь или землю, годную для выделки торфа, что делается здесь так же, как и в наших краях. Множество гумен, или риг, было наполнено торфом, который мы испытывали и нашли очень хорошим.

После того как его величество угостил нас прекрасным обедом, мы отправились в 3 часа в поместье г-на Лефорта, отстоявшее отсюда в тридцати верстах. Так как поместье это лежит не на большой дороге, то трое из наших возчиков свернули вправо, вместо того чтобы [112] следовать за остальным поездом, и мы заехали в один из домов его величества (кабак), отстоявший в пяти верстах от места, из которого мы выехали. Я вошел в этот дом с двумя офицерами-французами, а между тем наступила ночь, и мы остались там до 10 часов, поджидая наших спутников: но так как никто из них не появлялся, то мы пустились опять в дорогу по пустыне, в которой не встречали ничего, кроме разбросанных там и сям рощиц.

3-го февраля прибыли мы в 9 часов утра в имение князя Александра Даниловича Меншикова, отстоящее от поместья г-на Лефорта во ста десяти верстах. Помещичий дом Меншикова - громадное прекрасное строение, похожее на увеселительный дом, с красивым кабинетом (покоем) наверху, в виде фонаря, покрытого отдельною кровлею, раскрашенною очень красиво всеми возможными цветами. В самом доме множество отличных и удобных комнат, довольно высоко расположенных над землею. Войти в него можно только через ворота крепостцы: и дом, и крепостца окружены одним и тем же земляным валом, или стеною, которая, впрочем, не занимает большого пространства. Есть здесь и довольно верков, или укрепленных мест, достаточно снабженных пушками; все это местечко прикрыто с одной стороны горою, а с другой - болотом или озером. Когда я вошел в покой, где находился царь, его величество спросил меня, где я был. Я отвечал: «Там, где было угодно небу и моим возчикам, потому что я не знал ни языка, ни дороги». Ответ мой рассмешил царя, и он передал его русским господам, в обществе которых он находился. В наказание меня он подал мне полный стакан вина и угостил вообще на славу, приказав в то же время палить из пушек при каждой заздравной чаше. После обеда он повел нас на вал и угощал там нас различными водками на каждом верке. Потом он велел заложить сани, чтобы проехать через замерзшее болото и посмотреть оттуда на все, для нашего удовольствия. Его величество взял меня в свои сани, не забыв и водок, следовавших за нами, которых он и не щадил-таки в разных местах. Оттуда мы вернулись в замок, где опять пошли в ход стаканы, которые согревали и горячили нас. Так как у замка этого не было еще имени, то его величество назвал его тут же Ораниенбургом.

Селение князя Александра, лежащее подле замка, называется Слободка. Мы выехали из этого прекрасного местечка в 9 часов вечера. 4 февраля, проехав довольное пространство, пообедали около 10 часов порядочно, а потом [113] подвигались вперед медленно, потому что было очень мало снегу. Государь, впрочем, не останавливался до самого селения Ступина, где построено десять судов, которое мы проехали ночью, и 5-го числа в час утра прибыли в Воронеж, отстоящий от Нового Ораниенбурга[7] на сто девяносто верст. В продолжение ночи все ехавшее общество отстало друг от друга и приезжало в Воронеж отдельными частями. Молодой Лефорт и я были первыми из приехавших, и так как заранее не было сделано никакого распоряжения о размещении нас по жилищам, то мы прямо отправились с Лефортом в дом шаутбенахта (вице-адмирала) Рееса. Тут мы узнали, что он уже три недели не оставлял своей постели по причине падения из коляски. Утром мы навестили его, чтобы засвидетельствовать ему наше сожаление об его несчастии. Он принял нас чрезвычайно вежливо и просил распоряжаться его столом и домом. Царь прибыл в час пополудни при громе пушек с его дворца и кораблей, которые стояли замерзшие во льду. Он вскоре явился навестить контр-адмирала и, изъявив сожаление об его несчастии, после того отправился к Федору Матвеевичу Апраксину[8], который заведовал Адмиралтейством, как сказано было мною уже выше. Нам приказано было идти туда же, и там нас превосходно угостили под громы пятидесяти пушек, паливших от времени до времени, и таким образом закончился этот день.

Между тем велено было приготовить в замке комнаты для немецких господ и угощать их всякого рода мясною пищей, по их желанию. Не было пощады и напиткам, и г-н посланник Конигсег, заведовавший столом, распоряжался ими отлично. Гг. Стиле, Кинзиус и Гиль остановились у одного из своих друзей, а Лефорт и я - у г-на шаутбенахта; но мы с ним ходили также иногда обедать и в замок, то есть во дворец. Его величество с русскими поместился в одном частном доме на набережной. 6-го числа мы ходили смотреть корабли, где обедали и весело пили у Федора Матвеевича, который угостил нас обедом и на следующий день. Это был заключительный пир, так как 8-го числа начинается у русских великий пост. 9-го числа я испрашивал у царя дозволение осмотреть и снять все наиболее замечательное, что он тотчас же и дозволил мне, сказав: «Мы поели, попили и порядочно повеселились; затем мы немного отдохнули, а теперь время уже и за работу приниматься!». [114]


[1] Мусин-Пушкин Иван Алексеевич (ум. после 1728) - окольничий, затем боярин, граф (1710), воевода в Смоленске, затем в Астрахани, участник Полтавской битвы, начальник Монастырского приказа (1701 - 1717), в 1717 г. назначен сенатором, в 1726 г.-«докладчиком» у императрицы Екатерины I, в 1727 г. - заведующий Монетным двором.

[2] Измайлов Андрей (а не Алексей, как у де Бруина) Петрович (ум после 1710) - «комнатный стольник» царя Петра, профессиональный дипломат, был послом в Дании (1700-1707), в Пруссии (1701), затем в чине «Суздальского наместника» при «малороссийском гетмане» Скоропадском (1708-1710).

[3] «Князь Григорий Григорьевич Гагарин» - такого не было, де Бруин ошибся, видимо, это Матвей Петрович Гагарин (ок. 1670-1721) - князь, сибирский губернатор, с 1701 г. - ответственный за постройку гидросооружений в Европейской России, начальник работ по строительству канала Волга - Дон, «начальный человек Сибирского приказа» (1706), комендант Москвы (1707), начальник Сибирской губернии (1708-1719); был уличен в казнокрадстве, судим, приговорен Сенатом к смертной казни и повешен.

[4] Толстой Иван Андреевич (умер после 1708 г.) - старший брат известного дипломата Петра Андреевича Толстого, стрелецкий полковник; был замешан в стрелецком бунте, затем перешел на сторону царя Петра, которому верно служил, получил чин действительного тайного советника и стал губернатором Азовской губернии.

[5] Кикин Александр Васильевич (ок. 1673-1718) - царский денщик, советник по Адмиралтейству; получил образование судостроителя в Голландии, занимал ответственные посты на верфях Петербурга, Воронежа, Олонецка и Ладоги, исполнял личные поручения царя, за злоупотребления был отдан под суд, но вскоре был прощен царем; с 1713 г. стал активным сторонником царевича Алексея, был одним из инициаторов его заговора, направленного против Петра I и его реформ. В результате следствия по делу царевича Алексея Кикин был привлечен к дознанию, судим и казнен.

[6] Нарышкин Семен Львович - сын Льва Кирилловича Нарышкина, двоюродный брат царя Петра.

[7] Ораниенбург, затем Ранебург - уездный город Рязанской губернии.

[8] Апраксин Федор Матвеевич (1661-1728) - граф, генерал-адмирал, ближайший сподвижник Петра I, возглавил строительство военно-морского флота России, начальник Адмиралтейства (1700-1707), президент Адмиралтейской коллегии (1717), член Верховного суда, участник Северной войны, Персидского похода, член Верховного тайного совета (1726).

Дальше