Статья Г.В. Плеханова «Общественно-политическое положение в России (1894 - 1895)» впервые опубликована в конце 1895 г. в органе Австрийской социал-демократической партии «Oesterreichischer Arbeiter-Kalender» («Австрийский рабочий календарь») на 1896 год Она является резким обличием политики Николая II и самодержавного правительства в первые восемь месяцев после «воцарения» Николая. Это обличение вылилось в формулу обзора русских социально-политических событий указанного периода. Как известно, со вступлением на престол Николая II в кругах земцев и буржуазной интеллигенции возникли иллюзорные представления о либерализме нового самодержца: они ждали «дарования конституции» сверху; капиталистические круги и земские деятели ждали реформ, освобождения от бюрократической опеки. Плеханов обращается со своим отрезвляющем словом к иностранцам ввиду того, что конституционные иллюзии проникли и за границу, где были подхвачены продажной буржуазной прессой, расточавшей похвалы Николаю. Статья была переведена с немецкого на болгарский язык и опубликована в болгарской газете «Социалист» (в №№ 10 и 11 от 5 и 8 декабря 1895 г.) В 1929 г. она появилась на русском языке в журнале «Летописи марксизма» (кн. IX - X, стр. 66 - 69), откуда и перепечатывается.

Последние восемь месяцев в России царствует новый монарх, Николай II[1]. Покуда этот молодой человек был наследником, вся Россия, поскольку она либеральна и «просвещена», считала его бездарностью. При вступлении его на престол мнение это, однако, изменилось. Начали верить в его интеллигентность и даже в его твердую решимость положить конец реакционной политике своего отца. Эта новая легенда обязана своим происхождением нескольким совершено незначительным событиям: любезному приему старика Милютина - либерального военного министра при Александре II, выговору по адресу деспотического петербургского градоначальника и т. п. Сила иллюзии, питаемая к тому же жаждой либерального режима, возбудила веру в совершено невероятные вещи. Этим объясняется, что даже после изданного по случаю вступления на престол манифеста[2], в котором Николай II открыто заявил, что он намерен править страною самодержавно, продолжали говорить о том, что по случаю бракосочетания царя с принцессой Алисой Гессенской будут амнистированы все политические «преступники», будет дана свобода печати и т. д.

День бракосочетания наступил, а вместе с ним наступило и разочарование. Новый монарх соизволил, правда, снизить проценты Дворянскому банку с 4 ½ до 4, сделать маленький подарок должникам Крестьянского банка (не уменьшив, однако, процентов, вносимых крестьянами), снять («простить» по выражению манифеста) долг с должников государственной казны, сократить сроки наказаний для обыкновенных преступников и ... Но это и все: никакой свободы печати, никакой амнистии для политический преступников! То, что заграничная пресса приняла за амнистию, не что иное, как фарс. Действительно помилованы были лишь те, которые были осуждены за участие в польском восстании 1863 г., т. е. за преступление, совершенное ими при вступлении на престол деда Николая II . Остальным политическим преступникам великодушный монарх предоставил право раскаяния.

Каждый политический преступник и каждый эмигрант, который раскается в своем преступлении и свое раскаяние подтвердит пламенным желанием «верой и правдой служить престолу», может надеяться на изменение своей участи. Кто видел когда-нибудь подобное великодушие? Ясно, что всякий политический [33] деятель имеет неотъемлемое право отречься от своих убеждений и сделаться ренегатом, а русские монархи, со своей стороны, вправе обладать умом и сердцем. Но русские политические заключенные и эмигранты столь же мало пользуются своим «правом раскаяния», как цари своим правом проявлять моральную благопристойность. Мнимая амнистия распространяется лишь на нескольких старцев, уцелевших от 1863 г. О свободе печати ни одним словом не упоминается в царских манифестах. Цензура свирепствует хуже прежнего.

Разочарование, таким образом, полное. Но что там ни говори, несомненно, что русский народ по горло сыт реакцией и настоятельно реакцией и настоятельно ищет политической свободы. По сообщениям продажной прессы всех стран, в России недовольна положением лишь кучка «нигилистов», тогда как «хорошее общество» и все «порядочные элементы» любят и защищают абсолютизм. Однако как раз именно эти так называемые «порядочные элементы» потребовали от царя устранения господствующей системы.

20 декабря 1894 г. тверское земство, в котором, как и во всех земствах, преобладают помещики, решило подать царю адрес. Тон этого адреса насквозь «лоялен». В нем говорится лишь о «верноподданнических чувствах» и о «безграничной любви» к его величеству. И все же обращают его внимание на то, что «обожаемый монарх» не нуждается в том, чтобы ограждать себя стеной чиновников; напротив, он должен соединиться со своим народом. Это было все; в адресе ничего не было сказано о том, какими средствами может Николай достигнуть этого «соединения с народом». Все, однако, полагали, что единственное средство - это созвать Национальное собрание; Николай держался иного мнения. «Я крайне поражен, - заметил он, - дерзостью земства ив весьма этим недоволен». К сожалению, что первое доказательство царской терпимости не было последним.

Вслед за тверским земством в том же смысле этого слова высказались и земства черниговское, тульское, курское и пермское. Молодой царь решил раз и навсегда покончить с этими изъявлениями «верноподданнических чувств». 17 (29) января 1895 г. он принял в Зимнем дворце делегации от всех сословий, пришедшие со всех концов России поздравить его величество со вступлением на престол. Он использовал этот случай, чтобы высказаться. Войдя в приемный зал, он тотчас же повернулся к делегатам, которые благоговейно склонились перед ними, и сказал: «Верую искренности этих чувств, искони присущих всякому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный покойный родитель»[3]. Как сообщают официальные и официозные [34] газеты, эти слова «обожаемого монарха» были встречены громогласным ура. Это правда, что делегаты крикнули ура, но злые языки утверждают, что тут сыграло роль недоразумение. Юный самодержец говорил слабым голосом (некоторые прибавляют даже, что на глазах у него были слезы), и поэтому понять его могли лишь немногие из делегатов. Ура раздалось при словах «верю в искренность ваших чувств» и замолкло при упоминании о «бессмысленных мечтаниях». Конец речи был выслушан в глубоком молчании. Как бы там ни было, царская речь достигла своей цели: отныне было ясно, какова цена либерализму Николая II.

Через несколько дней после приема делегаций появилось «Письмо к Николаю II», которое обошло всю Россию. Это был написанный одним весьма умеренным либералом ответ на речь царя[4]. Письмо это выдержано в спокойном тоне, но в то же время оно решительно и серьезно. Автор упрекает царя в отсутствии такта и осуждает злосчастное решение во что бы то ни стало держаться за устаревшую систему. «Вы первый начали борьбу, - говорит автор, - и борьба не заставит себя ждать».

Анонимный автор этого письма правильно передал то впечатление, которое современное положение в России производит на всякого непредубежденного человека. Борьба неизбежна. Это знают как в лагере оппозиции, так и в лагере реакции, - в последнем, быть может, еще лучше, чем в первом. Наши реакционеры теперь агрессивные, чем когда бы то ни было. Николай II оставил на службе старых слуг своего отца. Стремясь удержаться на своих местах, они удваивают рвение в борьбе против «разрушительных элементов». Чтобы доказать царю свою необходимость, им до зарезу нужны «заговоры» и аресты. И аресты в России не прекращаются. Они начались со смерти Александра II и, подобно эпидемии, охватывают город за городом, губернию за губернией. Эти аресты должны бы свидетельствовать о рвении «спасителей общественного порядка», но они возбуждают лишь негодование даже у самых «преданных его величеству поданных». Работа русской полиции на пользу «престола и отечества» достаточно известна даже за границей. Петербургские события 20 февраля и 1 марта текущего года особенно ярко характеризуют эту работу.

20 февраля, день основания университета[5], всегда праздновался петербургскими студентами. Их оставляли в покое даже во времена самой мрачной реакции. Но в настоящем году петербургский градоначальник решил прекратить студенческие увеселения. С раннего утра полиция была сконцентрирована «в боевой готовности». День прошел, однако, благополучно: случая к «бою» не представилось, так как студенты держались тихо. Но раз гора не пришла к Магомету, то Магомет пошел к горе. В полночь отряд полицейских окружил ресторан Палкина. Несколько студентов (около 20, по сообщению газет) [35] подошли к ресторану. Начальник полицейского отряда объявил им, что в ресторан войти нельзя. «Почему?» - спросил один из студентов. «Потому, что вы намереваетесь нарушить тишину». - «Даем честное слово, что будем вести себя тихо». - «Плевать мне на ваше честное слово», - возразил полицейский. Один из студентов обратил его внимание на то, что он не имеет права оскорблять их. В ответ жандарм закатил ему пощечину. Студент отплатил той же монетой. Этого было достаточно. Начались «волнения», которые нужно было подавить. Их подавляли кулаками и шашками. Были убитые и раненые. Полицейские разошлись до того, что с шашками наголо бросались на случайных прохожих.

Нас следующий день официозные газеты имели наглость обвинить студентов в том, что они в пьяном виде напали на прохожих и вышибли окна в ресторане.

Ясно, что подобное поведение отнюдь не способно было подействовать «успокаивающим образом» на студенчество. Состоялся ряд митингов, и дело дошло до ареста «зачинщиков». 1 марта Петербургский технологический институт был буквально атакован вооруженной силой. Казаки заняли здание и «очистили» его от студентов. За этим последовали новые аресты.

Не буду рассказывать о «волнениях» в Московском университете. Повсюду происходит одно и то же: провоцирование со стороны полиции, а затем расправа солдатчины.

Времена, когда студент был единственным революционером в России, давно миновали. Ныне и рабочий настолько испорчен социалистической агитацией, что доставляет немало забот полиции. Рабочих то и дело арестовывают. Большей частью арестованных высылают «административным порядком» без всякого судебного процесса. Газеты, разумеется, молчат об этом, и нам приходится пользоваться сообщениями наших товарищей. Согласно этим сообщениям, в Москве, где по случаю 1 мая состоялось студенческих и рабочих митингов, было произведено множество арестов. Аресты эти находятся в связи с большой стачкой в Ярославле, где около 8000 рабочих приостановили работу и власти вызвали войска. В рабочих стреляли, и  в результате - 8 убитых и 16 раненых.

Я не говорю о социальной политике нового самодержца. Из вышеизложенного ясно, что новое правительство - продолжение старого. Государственный долг растет, с ним вместе растут налоги. Крупная промышленность пользуется поддержкой, дворянство получает всяческие подачки, и «мужик» - как говорят, - несмотря на все, предан царю. Однако я думаю, что мрачная действительность до известной степени подорвала это традиционное чувство. Где ничего нет, там и царь теряет право и - более того - не только право, но и возможность вести себя как благодетель своего народа. Николай II хочет борьбы. Она не заставит себя ждать.

[1] «Восшествия на престол» Николая II состоялась 21 октября 1894 г.

[2] «Высочайший манифест» при вступлении Николая II на престол был опубликован в «Правительственном вестнике» № 229 от 21 октября (2 ноября) 1894 г.

Манифест по случаю бракосочетания Николая II был опубликован в «Правительственном вестнике» 15 (27) ноября 1894 г.

[3] Слова из речи Николая, опубликованной в «Правительственном вестнике» № 14 от 18 (30) января 1895 г.

[4] «Письмо к Николаю II» вышло листовкой, датированной 19 января 1895 г. (по ст. ст.) и получившей широкое распространение среди интеллигенции. Авторство его устанавливается примечанием к статье П.Б. Струве «В чем исход», напечатанной в апреле 1905 г. в зарубежном органе русских либералов «Освобождение». В этом примечании Струве пишет: «После 17января мы - при участии наших друзей из числа земских деятелей - составили и распространили «Открытое письмо к Николаю II». Это саморазоблачение П.Б. Струве интересно для его характеристики, так как показывает, что уже тогда, в период «легального марксизма», он был умеренным буржуазным либералом. Основная мысль письма заключается в том, что, отказывая в ограничении самодержавного произвола, Николай отталкивает от себя «всю мирно стремящуюся вперед часть общества», и развязывает силы революции.

[5] День основания Петербургского университета - 8 (20) февраля 1819 г.

Текст воспроизведен по изданию: Философско-литературное наследие Г.В. Плеханова. М.: Издательство «Наука», 1973. Т. I. С. 33 - 36.