François Ravaillac, убiйца Генриха IV, родился въ Ангулемѣ въ 1578 г. Первоначально камердинеръ и личный секретарь одного совѣтника парижскаго парламента, затѣмъ послѣдовательно - ходатай по судебнымъ дѣламъ, школьный учитель, наконецъ - монахъ ордена фейльяновъ, Равальякъ подъ конецъ впаль въ религiозную манiю, подъ влiянiемъ которой имъ овладѣла неотвязчивая мысль - убить короля, какъ бывшаго еретика и неискренняго католика, чтобы тѣмъ спасти католическую Церковь во Францiи. Мысль эту онъ привелъ въ исполненiе 14 мая 1610 г. Равальякъ не имѣлъ сообщниковъ въ своемъ преступленiи, которое было исключительно результатомъ овладѣвшей имъ религiозной манiи.

Приводимое здѣсь описанiе казни взято изъ донесенiя посла флорентiйской республики въ Парижѣ, Маттео Ботти, отъ 3 iюня 1610 г.

Злодѣй, убившiй короля, находился во дворцѣ, куда его привели для пытки; разговаривать съ нимъ позволили многимъ и, повидимому, желали, чтобы онъ говорилъ. Де-Бомонъ, сынъ перваго президента[1], бывшiй посломъ въ Англiи, сдѣлалъ мнѣ визитъ и сказалъ, что если я желаю видѣть это чудовище, онъ доставить мнѣ возможность ви-дѣть его и говорить съ нимъ. Я охотно принялъ это предложенiе. Прибывъ туда, я ничего не сказалъ ему, но сталъ разговаривать по-итальянски съ де-Бомономъ. Тогда этотъ свирѣпый звѣрь, не дожидаясь, пока къ нему обратятся, сказалъ: „Если бы всѣ французы говорили на языкѣ, на которомъ говорите вы, я не былъ бы вынужденъ сдѣлать то, что сдѣлалъ". На наши вопросы онъ отвѣтилъ, что желалъ этимъ сказать, что если бы всѣ французы были католиками, какъ итальянцы, онъ не убилъ бы короля. Я спросилъ его, взялся ли бы онъ снова за это, если бы не убилъ короля. И онъ мнѣ отвѣтилъ, что, если на то воля Божiя, онъ сдѣлалъ бы это опять, при наличности тѣхъ же причинъ. Затѣмъ онъ пояснилъ, каковы эти причины: король желалъ идти противъ св. Петра и католиковъ и покровительствовать еретикамъ; по его словамъ, онъ вполнѣ выяснилъ это себѣ послѣ многократныхъ разговоровъ съ солдатами гвардiи, которые укрѣпили его въ этомъ мнѣнiи. Затѣмъ онъ сталъ горячиться, говоря, что государи не могутъ требовать отъ своихъ подданныхъ ни силой, ни приказанiемъ чего бы то ни было во вредъ ихъ душѣ, напримѣръ, идти на эту войну[2], и подкрѣпилъ свои слова изреченiемъ изъ св. Писанiя. Въ общемъ, онъ разсуждалъ такимъ образомъ и смотрѣлъ такъ твердо, что не могъ бы говорить иначе, если бы совершилъ какое-нибудь славное, достойное [206] награды, дѣянiе. Затѣмъ онъ быль подвергнуть пыткѣ и продолжалъ утверждать, что никто его не подстрекалъ и не уговаривалъ. Въ пятницу его доставили на Гревскую площадь[3] на двухколесной телѣгѣ, чтобы подвергнуть казни. Его поставили на эшафотъ, гдѣ ему сожгли руку, совершившую преступленiе; его восемь разъ терзали раскаленными щипцами, при чемъ заливали раны расплавленнымъ свинцомъ; затѣмъ его привязали къ четыремъ лошадямъ[4], которыя полчаса рвали его на части, хотя присутствовавшiе тамъ многочисленные дворяне сѣли верхомъ на лошадей, а другiе помогали тянуть за веревки. Все это длилось добрыхъ два часа, и за это время онъ не издалъ ни единаго крика, за исключенiемъ каждаго прикосновенiя раскаленныхъ щипцовъ.

[1] Парижскаго парламента.

[2] Имѣется въ виду война изъ-за Юлихскаго герцогства, въ которой Генрихъ IV былъ соперникомъ нѣмецкихъ протестантовъ.

[3] Площадь передъ ратушей. Place de Grève - это названiе произошло отъ того, что площадь был усыпана гравiемъ (grève).

[4] За руки и за ноги.

Текст воспроизведен по изданию: Хрестоматия по всеобщей истории: Новая история в отрывках из источников. - Ч. I. - Киев. 1914. С. 206-207.