После отмены такого обычая ваше высочество увидит, как пойдет огораживание всех земель Испании. Там, где прохладный влажный климат, они будут заслоняться живой естест­венной изгородью, которая в равной мере дешева и краси­ва и столь же надежна для защиты, сколь полезна для сбере­жения, удобрения и увеличения их урожайности. Но там, где климат сухой и жаркий, будут ставиться самодельные огра­ды. Богатые соорудят стены, а бедные отгородятся канавами и дерном. Там, где много извести и камней, воздвигнут клад­ку, где их нет - из глины. Каждая провинция, каждый собственник и земледелец будут действовать в согласии со своей на­личностью и местными природными условиями - климатом и качеством земель. Но когда земли будут огорожены, их обра­ботка единственно за счет этого улучшится. Такой была аграр­ная политика в Испании времен римского владычества, такова она и сейчас в провинциях, где сельское хозяйство в хорошем состоянии, а равно и в европейских странах, где оно заслужи­вает называться развитым.

За разрешением огораживать земли естественно воспосле­дует активная посадка деревьев, чего до сих пор столь безуспешно добивались. Разумеется, похвально рвение тех, кто на протяжении долгого времени призывал обратить на это внимание. Но кому не было видно, что запрет на огораживания разрушал все предпринимавшиеся в этом направлении усилия? Ясно, что деревья могут произрастать где угодно, в усло­виях влаги и суши, выживать в жарком и сухом климате, что природа, всегда предрасположенная к этому своему виду, без­отказно поможет ему произрастать повсюду, где ее об этом попросят. Но какой собственник, какой земледелец отважится [367] высаживать на границах своих земель деревья, если он боится, что прожорливость овечьих стад уничтожит за один день мно­голетний его труд? Когда было бы видно, что можно защитить свои деревья точно так же, как и посевы, тогда все стали бы их высаживать, по крайней мере там, где от них очевидна польза.

Не говорите, что деревья находятся под защитой закона и что существуют наказания для тех, кто их ломает и выруба­ет. Есть законы и против воровства, но тем не менее никто не оставляет свою собственность на улице. По естеству человек доверяет больше своей осторожности, чем законам, и делает очень правильно. Руководствуясь первой, он избегает зла, а вторые наказывают зло лишь после того, как оно произошло, и если с помощью законов будет в итоге возмещен нанесенный ущерб, никогда они, разумеется, не компенсируют ни беспокойство, ни время, ни хлопоты, потраченные на его возмещение.

Уменьшение участков станет вторым неизбежным следст­вием огораживаний, поскольку земледельцы при исключительном пользовании ими сами определят их размеры, при которых смогут получить больше продукции и содержать более крупное стадо; большая свобода и защищенность обеспечат им боль­ше доходов и поддержки в их трудах. Возможность на меньшей площади затрачивать больше труда и извлекать больше поль­зы будет иметь своим итогом уменьшение размеров земельных участков и лучшей работы на них.

Однако не в связи с этим Общество стремится решить тот серьезный вопрос, по которому столь сильно расходятся мнения современных экономистов, - о предпочтительности круп­ного или мелкого земледелия. Хотя и важнейший, он имеет лишь косвенное отношение к законодательству, ибо если деле­ние имеет своим источником право собственности на землю, то законы должны защищать его, доверяя это деление самим соб­ственникам. Но их интерес, будучи защищен законом, неизбежно пойдет в направлении уменьшения участков.

Естественно, что в местностях с умеренным климатом, а также на поливных землях предпочтение получит мелкое земледелие. Поощряемый климатом или орошением постоянно заниматься выращиванием урожая, земледелец как бы принужден активизировать и повторять свои действия, а пото­му уменьшать сферу приложения сил. В результате, сведенный [368] к реальному максимуму интерес его не только будет интен­сивным, но и лучшим образом распределенным, рассчитан­ным, т.е. как получить больше продукции на меньшей площа­ди, а значит, выразится в уменьшении участков и делении их. Не этот ли интерес побудил их свести до минимально возможных размеров в Мурсии, Валенсии, Гипускоа, а также большей части Астурии и Галисии?

Но столь же естественно, что в местностях с жарким и су­хим климатом предпочтение отдано крупным участкам. Земли Андалусии, Манчи и Эстремадуры никогда не смогут дать два урожая в год. Поэтому, не требуя интенсивного постоянного труда, они потребуют увеличения сферы его приложения. Кро­ме того, чтобы получать урожай ежегодно, земледельцы долж­ны чередовать посев сильных и слабых культур, более истощаю­щих землю и менее это делающих. Общей формой хозяйствова­ния будет, таким образом, засевание раз в году части площади с выделением под пастбище некой другой, и которая, не будучи орошаемой, всегда будет недостаточной. Следовательно, для по­лучения необходимой для жизни продукции земледельцу нуж­но будет большее количество земли. Именно этим объясняет­ся, что в местностях с жарким и сухим климатом участки всег­да крупные с развивающимся вширь хозяйством.

К тому же, признавая, что у того и другого типа земледе­лия есть свои преимущества, а также что крупный может так­же подходить для местностей с плодородными почвами, а мел­кий - скудными, нельзя отрицать, что первый из них, свойственный, например, большей части Андалусии, всегда негоден и разрушителен. Он, даже предполагая в лице его собственни­ков и арендаторов большие капиталы, ведется плохо и мало, ибо управляется и осуществляется множеством наемных, изда­лека пришедших людей, спешно стремящихся воспользовать­ся временем и выполнить сезонные работы, и которые поэтому всегда некачественны. Громадность владений не дает возмож­ности ни удобрить их, ни прополоть, ни тщательно убрать уро­жай. Словом, крупное земледелие несовместимо с прилежани­ем и бережливостью - условием всякого надлежащим образом поставленного дела, - которые являются лишь тогда, когда степень корыстолюбия земледельца пропорциональна его матери­альным и физическим возможностям. Разве не печально видеть [369] обрабатываемыми на треть лучшие земли провинции и через раз две другие?..

Как бы то ни было, равномерное и сообразное здравому смыслу ведение хозяйственных работ, отвечающих климатическим особенностям и качеству почв, капиталам землевла­дельца и физическим силам арендатора, несовместимо с запре­том на огораживания. Свобода ставить их позволила в местно­стях с влажным прохладным климатом и там, где есть орошение, делить землю на небольшие участки, выделять из них, в свою очередь, некие доли под луга и огороды, оставлять определен­ную часть под паром. Объединять т.е. земледелие со скотоводс­твом, а значит, лучше удобрять, облегчать труд, качественнее обрабатывать землю, а в итоге получать максимально больше продукции.

Общество должно также отметить, что огораживания и правильное соотношение сельскохозяйственных работ вли­яют на расселение людей. Защищенный и хорошо обустроен­ный участок, отвечающий жизненным потребностям, способ­ный обеспечить существование крестьянского семейства, без сомнения, побудит его обосноваться на нем со своим стадом и рабочим инструментом. Другими словами, когда интерес постоянно стимулируется наличием собственности и обостряется от результатов труда, тогда возрастает и деловая и познава­тельная активность арендатора, побуждая к еще более полез­ной деятельности. Всегда в работе, с подручными материалами и движимостью, всегда внимательный и быстрый к хозяйствен­ным нуждам, в любое время получающий помощь своего семейства, он становится вдвойне сильнее, и результаты его тру­да возрастают. В этом решение загадки, столь непонятной для непросвещенных опытом: тот внушительный объем продукции, получаемый с земель Гипускоа, Астурии и Галисии, обязан ра­зумному их делению и заселению.

Отвлекаясь несколько от выгод, которые можно получить от сельского хозяйства посредством деления участков, Общество не может не остановиться на наиболее достойном оте­ческого внимания вашего высочества заселяющем их деревен­ском населении. Да, Сеньор, многочисленное, расселившееся на полях, оно не только обещает дать Государству людей ра­ботящих и зажиточных, но также простых и добродетельных. [370] Арендатор, обосновавшийся на своем участке и свободный от борьбы страстей, бушующей в деревнях, будет дальше нахо­диться от очагов коррупции, в которую с большей или меньшей активностью втянуты там богатые сильные люди. Он сосредо­точится со своим семейством на собственном деле, не отвлека­ясь, с одной стороны, от единственной цели своего интереса, с другой - более живо побуждаемый и влекомый к ее достиже­нию чувствами любви и нежности, столь естественными в до­машнем кругу. В этом случае можно ожидать от него не только усердия в труде и воздержанности в потреблении, а в итоге - производного от этих двух качеств достатка, но и утверждения в его семействе супружеской, отцовской, сыновней и братской любви, т.е. взаимного согласия, и мягких, радушных отношений. Как следствие наши арендаторы обретут те социальные и до­машние добродетели, которые составляют счастье семейств и настоящую славу Государств.

Когда деревенское население будет обеспечено этой выгод­ной для него мерой, вопрос не перестанет быть менее значимым для вашего высочества. Владельцы больших участков так­же должны извлекать пользу от огораживаний. Выгоды долж­ны быть общими и для мелких, и более крупных арендаторов, но возможно, что даже большими для вторых, поскольку, в кон­це концов, порядочный капитал, который предполагается у них, предполагает и проведение более значительных и качествен­ных работ, а также привлечение больших для этого сил. Отсю­да, может ли правительство найти более простое, действенное, более отвечающее естественной свободе средство, чтобы при­влечь к земледелию то множество собственников среднего до­статка, которое, скопившись в столице и больших городах, гиб­нет в них под влиянием роскоши от разложения? Всю эту массу жалких легкомысленных людей, которые, убегая от блага, зову­щего их в поля, бросаются искать его там, где его нет, и, сопер­ничая в блеске со знатью, в считанные годы впадают в нищету вместе со своими простодушными семействами? Друзья отечес­тва, Сеньор, не могут безразлично взирать на это и перестать взывать к вашему высочеству исправить зло, которое сказывает­ся больше, чем считается, на отставании сельского хозяйства.

Сделанные наблюдения естественно приводят к мысли, что без разумного деления и заселения земель меры по поддержанию [371] сельского хозяйства превратятся во вред. Доказательство то­му - следующий, очень недавний пример.

Нет более массового, чем жалобы арендующих земли возле прорытых в последнее время оросительных канав и каналов. Они жалуются не только на налоги, которые платят за пользование водой, но также и на то, что орошение лишает их участки плодородия. Возможен такой парадокс? Общество считает, что да.

Какая выгода от орошения? Готовить землю в местностях с сухим и жарким климатом к постоянному воспроизводству. Но, может быть, это благодеяние больше подходит для крупных участков, открытых и отстоящих на лигу или пол-лиги от посе­ления арендаторов? Нет, конечно. Разве земледелец из Фромисты или Монсона, дважды в году засевающий свои поля близ Кастильского канала, сочтет орошение достаточной компенсацией за увеличение денежных и трудовых затрат за пользование им? Именно в этом простое и естественное объяснение причин недовольства, которое стало предметом стольких неразумных обвинений наших земледельцев в их якобы лености и невежестве.

Безусловно, орошение способствует значительному повы­шению урожайности. Но разве не увеличиваются соответственно денежные и трудовые затраты? Искусственное ороше­ние обходится дорого, за него надо платить. Никто не пользуется им, не уплатив прежде собственнику земли, по которой идет вода, и эта цена тем выше, чем богаче собственник. Оно доро­го, потому что требует больших усилий и умения, чтобы от­крыть, закрыть, очистить и сделать проходимыми протоки, что­бы набрать и распределить воду, направить ее куда и как нуж­но, не дать ей убежать. Все это требует много времени, а время в этом, как и во всяком другом деле, стоит денег. Дорого, по­скольку повышения урожайности, которому оно способствует, не бывает без упорного, постоянного, повторяющегося в сво­их действиях труда, без внесения также большого количества удобрений, чтобы вернуть постоянно истощаемой земле спо­собность плодоносить. Дорого, наконец, потому, что для удвоения трудовых затрат и наличия большого количества удобре­ний необходимо увеличить стадо, а чтобы его увеличить, нуж­но от земледелия отнять некую площадь и пустить ее только под пастбище. А поскольку все это так, как может желать арендатор орошать свой участок, если он далеко отстоит от воды, [372] и величина и незащищенность которого не позволяют обраба­тывать его в достаточной мере, чтобы получать от него доход на покрытие издержек на его орошение?

Это последнее обстоятельство взывает к срочному дозволе­нию огораживаний. Стада - основа всякого выгодного земледе­лия, но невозможно увеличить их количество и численность, не имея пастбищ, для чего нужно создавать добротные поливные или большие сухие луга. «Если есть вода и луг орошается, его делают травянистым, если нет воды, сухой делают большим», - писал М. Порций Катон. Но это мудрое наставление предполага­ет земли огороженные и защищенные, на открытых его выпол­нить невозможно. В ряде провинций Франции, особенно в Ан­жу, где ведется большое хозяйство, земледельцы не используют в полной мере луга. Они делят их на три части, чтобы исполь­зовать одну из них, пока две другие отдыхают. Этот прием не самый, правда, хороший. Но насколько он лучше распростра­ненного на хуторах Андалусии, где пустующие доли расхища­ются скотоводами-авантюристами, не давая арендаторам пас­ти на них свои стада? Каких только тяжб и ссор не стоил обычай делить и размечать прилегающие к Севилье пастбищные земли? Деление и разметка производятся, однако, на третьей части тре­ти свободных долей, т.е. девятой части площади, причем со дня Сан Мигеля до дня Св. Креста в мае, но что в целом абсолютно необходимо для поддержания стада в рабочем состоянии.

Наконец, Сеньор, огораживания покончат с вечными и бес­полезными спорами, в основе которых несогласие - предпочтительнее впрягать в плуг волов или мулов. Общество, вник­нув в этот вопрос и отрицая, что его решение сильно зависит от качества земель и большей или меньшей способности обра­батывать их, считает, что оно во многом должно определять­ся - являются участки открытыми или огороженными. Пола­гает невозможным, что работы на крупных участках, открытых, бедных травами, удаленных от жилища арендатора, могут доб­ротно выполняться медлительными животными, слабо подда­ющимися содержанию в стойле и еще меньше - на сухих паст­бищах. С большим трудом представляет также арендатора, име­ющего участок с хорошим пастбищем, который предпочел бы грубую работу дорогостоящего, холощеного, упрямого монс­тра, каждодневным и разнообразным услугам небольшого [373] животного. Послушный и плодовитый, он большей частью жу­ет, чем ест, приносит доход хозяину в живом и убойном виде, и который, кажется, самой природой предназначен помогать земледелию, а деревенскому населению - богатеть.

Когда Общество предлагает, чтобы были приняты разре­шающие огораживание законы, оно не делает никакого разли­чия между размерами собственности и видами земледелия. Все должно быть учтено ими - пахотные земли, луга, огороды, виноградники, оливковые рощи, лесные или горные участки - и находиться под защитой, поскольку все это может быть, в слу­чае присмотра и исключительного пользования, притягатель­ным для индивидуального интереса и стимулом для его актив­ности. Все может быть улучшено принятием этих законов и спо­собствовать получению значительно большей продукции.

Возможно, судьба горных участков, в течение трех веков беспокоящая Правительство, образуется в силу огораживаний. Удивляет, конечно, что столь многочисленные законы, ордонан­сы, проекты и обращения не указали на единственное средство для достижения цели, которую они перед собой ставили. Но, ут­вердив как общее правило огораживание такого рода участков, вы обеспечите их сохранность.

Нет явления более постоянного, как то, что горные почвы естественно воспроизводят себя и что, однажды сформировав­шись, они не просят у арендатора других стараний, как защи­тить их и с выгодой ими воспользоваться. Есть еще такие, на которых огораживание само по себе уже залог отличных учас­тков. Или потому, что почва сохраняет там пни и коренья ста­ринных лесов, или потому, что ветер, вода и птицы разносят повсюду семена плодов и сами эти плоды, или, наконец, пото­му, что природа, предрасположенная больше к такому воспро­изводству, скрывает в своих недрах семена деревьев, которые предназначила для любого климата и территории.

Правда, в этом деле не будет достаточным удовлетворить права собственности, предоставив ей свободу огораживаний, если не освободить ее и от других узурпаций, которые совер­шило над ней законодательство, если немедля не отменить ге­неральные и муниципальные ордонансы многих провинций и поселений касательно хозяйствования в горах, имеющие до сего дня силу. Пусть собственники абсолютно свободно пользуются [374] своими горными участками, и нация получит от этого много добротно обработанных массивов.

Естественным результатом этой свободы станут пробуж­дение и активизация у собственников интереса и деятельно­сти, подавленных ордонансами. Если они обязаны терпеть раб­ское положение - просить и оплачивать лицензию на поруб­ку деревьев и очистку леса, делая это в определенное время и в соответствии с установленными правилами, подчиняясь чужой воле, а продавать их против своей и всегда по твердой цене, подвергаясь досмотрам и проверкам касательно числа и место­положения произведенных посадок, - то как можно ждать от них усердия в уходе за лесом? и когда интерес предоставлял им самый мощный стимул, чтобы заниматься промыслом, почему путаница в идеях сменилась подлым стимулом страха, чтобы заниматься этим делом под угрозой наказания?

Сеньор, нехватка лесов стала значительной, в некоторых провинциях острой, и потому достойна пристального внима­ния вашего высочества. Но причину этой нехватки следует ис­кать не в чем ином, как самих мерах по ее устранению. Пересмотрите их, и богатство возродится. Нехватка влечет дороговизну, а дороговизна - лучший соблазн для интереса, когда, движимый свободой, он превратится в заботу о горных лесах, ибо никто не будет заботиться мало о том, что ему стоит много. Не так ли, что любой хозяин стремится извлечь из своей собственности наиболее возможную выгоду? Поэтому там, где дро­ва дорогие из-за их нехватки, озаботятся сохранением лесов и даже взрастят новые; где богатство и производство развивают городское строительство, займутся выращиванием пород, при­годных для него, а вблизи портов - для строительства кораблей и озеленения территории. Не в этом ли естественный прогресс всякого возделывания, ухода, вообще всякого полезного дела? Не есть ли всегда потребление, которое все это вызывает, а ин­терес - направляет и развивает?

Обществу хорошо известно, что Королевский флот в на­стоящем положении Европы - первостепенной важности объ­ект покровительства со стороны общества. В таком случае, мо­жет быть, строительство кораблей более обеспечено существующими ордонансами, чем интересами собственников? Но требуемые для него породы деревьев определенно не из тех, [375] которых больше всего не хватает в Испании. Их, растущих на суровых горах Пиренеев, с одной стороны тянущихся до Финистерре, а с другой - мыса Креус, достаточно, чтобы обес­печить поставки флоту на многие века. Даже в горных лесах Астурии, несмотря на то что их много пошло на сооружение в этом веке больших верфей в Гуарнисо и Эстейро, есть еще материал для постройки многих мощных эскадр. Откуда, та­ким образом, появился страх, который породил столько суро­вых мер предосторожности и охранительных законов в оскор­бление данной уважаемой собственности и даже самой ее цели? В то время как поощряются муниципальные лесонасаждения, долгий опыт по разведению которых доказал не только доро­говизну и бесполезность, но также сильный вред, ибо деревья выселяются из родной горной среды, поднимающей их к не­бу, на непривычную для них землю, которая не может вскор­мить их: перемещаются, так сказать, из колыбели в могилу; получает поддержку разведение питомников, не менее бесполез­ных, поскольку нельзя ждать от работы подневольной и плохо управляемой того, чего добьются не без трудностей грамотные и заботливые действия умелого лесовода-фермера; безропот­но сносятся проверки, которые стали по отношению ко всему формальными, за исключением добавления огорчений и нане­сения обид поселениям; наконец, в то время как предписывает­ся соблюдение законов и распоряжений, основанных на абсурдных принципах и полностью чуждых духу беспристрастности и справедливости, не было бы лучше прислушаться к голосам частных лиц, общин, магистратов поселений, выступающих против системы, столь противоречащей священным правам собственности и свободе граждан?

Общество не может не выразить действующему ныне мини­стерству флота заслуженную признательность за ту постоянную заботу, которую оно уделяло поддержке и защите лесной собст­венности в горах; старание, с каким сдерживало монополии и жадность монополистов; справедливость, какую пыталось на­вести в ценах за прогон скота по горам. Словом, - усердие, с ка­ким пресекало злоупотребления в этой системе и стремилось усовершенствовать ее. Но зло, Сеньор, в самой системе, корне ее, и пока он не будет подрублен, повсюду он будет пускать свои ростки, одолеть которые не смогут никакое рвение и стремление [376] к справедливости. Утвердите собственность во всех ее правах, и только так обеспечено будет исправление положения вещей.

Что произойдет, когда полностью утвердятся права соб­ственности? То, что флот начнет покупать для себя лес без каких-либо привилегий и что он будет заключать договоры на предмет его поставок, как и всякое другое частное лицо. Быть может, есть опасения, что тогда ему не будет хватать леса? Но интерес выступит достаточным стимулом, чтобы побудить собственников предложить леса столько, сколько флоту необ­ходимо. Быть может, есть страх, что для него установят зако­ном твердые цены? Но, будучи единственным или почти един­ственным потребителем такой породы деревьев, флот, вполне естественно, получит закон, но который тот не примет. Боль­шой величины деревья всегда будут идти по самой чудовищной цене для любых надобностей, в которых они могут найти при­менение при строительстве Королевского флота. Следователь­но, собственники сохранят их для него. Леса на таких суровых горах, какие есть в горных провинциях, тоже будут оберегаемы в этих целях. Для этих же целей взрастят новые леса и в приле­гающих к морю провинциях, в то время как свобода, пробуждая повсюду деловой интерес, обеспечит в конечном счете изоби­лие и дешевизну высших пород деревьев, таких, каких напрас­но ждут от ордонансов.

Общинные леса также не должны быть исключены из это­го правила. Экономическое Общество, твердое в своих принципах, считает, что за ними никогда не будет лучшего ухода, чем когда они, став частными, будут огораживаться и безраздельно использоваться, поскольку в таком случае их сохранность будет тем надежней, чем в большей мере груз ответственности за нее перейдет на индивидуальный интерес, во имя которой дейст­вует. Возможно, что дикие леса на вершинах гор, неподвластные большому заселению и уходу за ними, всегда останутся общин­ными и открытыми. Само местоположение таковых уже делает излишним охранять их силой законов. Но если возникнет не­кая в том необходимость, достаточно будет дозволять свободно использовать их как пастбище и производить вырубку треть­ей, четвертой, пятой или шестой доли, в зависимости от их ве­личины, но прочие всегда огораживать и оставлять в сохранности, специально пометив их для воспроизводства. [377]

Трудности перевозки такого леса закрепят исключительно за флотом его использование, ибо только он в состоянии извлечь выгоду из преодоления препятствий в виде высоких вер­шин и глубоких ущелий и рек, стоящих на пути доставки нуж­ных ему деревьев к морю.

Удостойте, ваше высочество, вниманием эти принципы: от­дайте горные леса в частную собственность; передайте ей преимущественное право хозяйствования; разрешите свободно за­ниматься разведением леса, уходом за ним, использованием и перевозкой и тогда домашние очаги и промышленные печи, ре­месло и мануфактура, городское строительство и в интересах торговли, Королевский флот - все это получит развитие, будет обильным, сильным и недорого обходиться, чего столь тщетно ждут до сих пор.