В начале июня, через три месяца после свержения старого строя, в Петрограде все еще сохранялись состояние неустойчивого равновесия и такая психологическая атмосфера, которая открывала возможность для хорошо организованной заговорщической партии незаметно подготовить и неожиданно осуществить выступление десятков тысяч вооруженных солдат и рабочих для свержения власти.

Вопросы войны и мира, вопросы заработной платы и, в связи со всем этим, вопрос об отношении к правительству бурно обсуждались на рабоче-солдатских митингах, сопровождавшихся уличными шествиями и манифестациями. В кипящей политическими страстями столице то и дело возникали стачки, причем бывали случаи изгнания с заводов технического персонала, а то и ареста неуступчивых фабрикантов бунтарскими группами рабочих. В наиболее разложившихся частях Петроградского гарнизона принимались требования отмены приказов о соблюдении военной дисциплины и о посылке маршевых рот на фронт. Демократические организации столицы, - Совет Р. и С. Д.[1] так же, как и большинство профессиональных союзов и полковых комитетов, боролись с этими эксцессами, вводя стачечное движение в русло организованной борьбы за улучшение условий труда и предотвращая солдатские бунты. [211]

В общем и целом этим организациям, при поддержке большинства рабочих и солдат, удавалось предохранить столицу от серьезных потрясений. Но постоянные волнения, усиливавшиеся агитацией большевиков и других крайних левых групп, создавали общее тревожное настроение. В городе постоянно ходили слухи, муссировавшиеся правыми кругами, о предстоящих революционных выступлениях, о готовящейся всеобщей стачке, о выходе болышевизированных полков на улицу и т. д. С другой стороны, из большевистских кругов распространялись слухи о готовящихся со стороны контрреволюционных кругов покушениях на свободу, о вызове в столицу казачьих частей для разгрома рабочих организаций и пр.

Вот при таком психологическом состоянии столицы, привыкшей к постоянным слухам о готовящихся волнениях, которые часто оказывались или чрезмерно преувеличенными, или совсем неверными, руководимый Лениным большевистский Центральный Комитет и приступил к подготовке выступления 10 июня для свержения коалиционного правительства и для захвата власти большевистской партией.

Все подробности этого плана, выработанного на конспиративном заседании большевистского Центрального Комитета, теперь известны. Их впервые опубликовал в своих «Записках о революции» Суханов на основании сведений, сообщенных ему после Октябрьской революции членами большевистского Центрального Комитета, участниками заговора 10 июня. Точность этих сведений несомненна, так как 4-я книга «Записок о революции» Суханова, в которой они напечатаны, вышла в свет в 1922 году, когда еще были живы все участники заговора. И хотя «Записки о революции» получили широкую известность в советской России, ни Центральный Комитет большевистской партии, ни отдельные лица, поименно названные Сухановым, - Ленин, Каменев, Зиновьев, Сталин, Стасова, Невский, Подвойский - не сделали ни малейшей попытки подвергнуть сомнению точность сообщенных Сухановым фактических данных.

Вот как, со слов непосредственных участников заговора, описывает Суханов происхождение дела 10 июня, «одного из знаменательнейших эпизодов революции».

На конспиративном заседании Центрального Комитета, при обсуждении вопроса о выступлении 10 июня, Ленин и его ближайшие сторонники занимали, по словам [212] осведомителей Суханова, следующую позицию: «группа Ленина не шла прямо на захват власти в свои руки, но она была готова взять власть при благоприятной обстановке, для создания которой она принимала меры». Против этой осторожной тактики высказались двое членов Центрального Комитета, Сталин и Стасова, поддержанные одним из двух главных руководителей большевистской «военной организации» Невским: они предлагали форсировать движение и довести его, при всяких условиях, до конца. С другой стороны, два члена Центрального Комитета, Каменев и Зиновьев, высказались против выступления. Большинство Центрального Комитета отвергло оба эти крайние предложения и приняло следующий конкретный план действия, исходивший от Ленина:

«Ударным пунктом манифестации, назначенной на 10 июня, был Мариинский дворец, резиденция Временного правительства. Туда должны были направляться рабочие отряды и верные большевикам полки. Особо назначенные лица должны были вызвать из дворца членов кабинета и предложить им вопросы. Особо назначенные группы должны были, во время министерских речей, выражать «народное недовольство» и поднимать настроение масс. При надлежащей температуре настроения, Временное правительство должно было быть тут же арестовано. Столица, конечно, немедленно должна была на это реагировать. И в зависимости от характера этой реакции Центральный Комитет большевиков, под тем или иным названием, должен был объявить себя властью. Если в процессе «манифестации» настроение будет для всего этого достаточно благоприятным и сопротивление Львова - Церетели будет невелико, то оно должно было быть подавлено силой большевистских полков и орудий».

Вопрос о том, смогут ли большевики, представляющие незначительное меньшинство в стране, даже в случае захвата власти в Петрограде, удержать эту власть в своих руках, не мог, конечно, не встать перед Центральным Комитетом. Суханов, со слов осведомивших его участников заговора, сообщает, что этот вопрос вызывал среди членов Центрального Комитета колебания, но что они рассчитывали на возможность закрепления большевистской диктатуры. «Колебания, - говорит Суханов, - вызывались главным образом мыслями о том, что скажет провинция... расчеты же основывались преимущественно [213] на популярности большевистской программы, которая подлежала немедленному осуществлению».

Это означает, что большевики рассчитывали, на другой день после захвата власти, привлечь на свою сторону массы солдат, крестьян и рабочих путем немедленного заключения мира, установления террора против буржуазии и предоставления крестьянам и рабочим права самочинно захватывать земли, фабрики и заводы, - как это и было сделано большевистским правительством после Октябрьского переворота, в период «военного коммунизма».

Руководители большевистской «военной организации», Невский и Подвойский, представили Центральному Комитету очень оптимистический доклад о военно-технической стороне готовившегося выступления.

***

9 июня, во второй половине дня, в казармах большевизированных полков и в рабочих кварталах была расклеена прокламация большевистской партии, зовущая солдат и рабочих выступить на следующий день на улицу с требованием передачи всей власти Советам для проведения в жизнь большевистской программы.

С 4 часов 9 июня в помещение Всероссийского съезда Советов, на Васильевском Острове, стали стекаться все в большем количестве члены Петроградского Совета, побывавшие на Петроградской Стороне, где примыкавшие к большевикам рабочие и солдаты толпились перед прокламациями, расклеенными на улицах, прилегавших к дому Кшесинской. Наши товарищи отмечали небывалое возбуждение в толпах, из рядов которых слышались угрозы расправиться «с буржуазией» и «соглашательским большинством Съезда». Красноармейцы и солдаты говорили, что выйдут на завтрашнюю демонстрацию с оружием в руках, чтобы подавить всякое сопротивление контрреволюции. Среди этих толп сновали в большом количестве подозрительные штатские лица, явно не принадлежавшие к среде рабочих и солдат и старавшиеся своими призывами к революционному действию еще больше разжечь страсти. Наши товарищи не сомневались в том, что это были бывшие охранники и жандармы. Скоро появились и стали переходить из рук в руки расклеивавшиеся на улицах листовки.

Прокламация большевистской партии называла предстоящую [214] стоящую демонстрацию «мирной». Но и содержание, и тон этой прокламации, в которой каждое слово было рассчитано на то, чтобы довести призываемые на улицу массы до крайнего возбуждения, не оставляли сомнения в том, что дело шло о восстании, направленном на свержение правительства. Бросалось в глаза то обстоятельство, что прокламация призывала демонстрантов - солдат и рабочих - проявить те же чувства единства и взаимной поддержки, какие они проявляли в дни Февральского восстания...

Никто из нас не сомневался, что при существующем соотношении сил попытка большевистского переворота не имеет шансов на успех. Но вместе с тем, мы знали, что если бы на улицах Петрограда появились многочисленные толпы вооруженных солдат и рабочих с требованием перехода власти к Советам, это неминуемо должно было вызвать кровавые столкновения. Прямым последствием этого выступления были бы трупы на улицах Петрограда, дискредитация демократии, не сумевшей предохранить революционную столицу от таких потрясений, и усиление контрреволюционных течений в стране.

Надо было во что бы то ни стало предотвратить готовившееся выступление.

Временное правительство, как только ему стало известно о расклеенной большевиками прокламации, приняло постановление: «Ввиду распространяющихся по городу и волнующих население слухов, Временное правительство призывает население к сохранению полного спокойствия и объявляет, что всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти». С вечера 9 июня военные патрули разъезжали по городу.

Но всем было ясно, что парализовать авантюру большевистской партии могло только решительное выступление съезда Советов.

Несколько человек из руководящей группы Советов, - Чхеидзе, Гоц, Дан и я,- составили проект воззвания, которое должно было быть обращено от имени Съезда к рабочим и солдатам, чтобы предостеречь их от участия «в демонстрации, подготовленной партией большевиков без ведома Всероссийского съезда Советов». Воззвание требовало, чтобы 10 июня «ни одной роты, ни одного полка, ни одной группы рабочих не было на улице». Воззвание указывало на то, что «при существующем [215] тревожном настроении в столице демонстрация с требованием низвержения правительства, поддержку которого Всероссийский съезд Советов только что признал необходимой», не может не привести к кровавым столкновениям, результатом которых будет не ослабление, а усиление «притаившихся контрреволюционеров, которые жадно ждут минуты, когда междоусобица в рядах революционной демократии даст им возможность раздавить революцию».

До открытия вечернего заседания Съезда Чхеидзе созвал соединенное собрание Президиума и Бюро Исполнительного Комитета. Мы огласили на этом собрании выработанный нами проект воззвания и предложили принять этот проект за основу для установления окончательного текста.

Все присутствовавшие с этим согласились, за исключением двух членов собрания, представлявших большевиков, Каменева и Ногина. Оба они принадлежали к правому крылу большевистской партии, которое не сочувствовало выступлению, затеянному Лениным и его ближайшими сторонниками. Но, как дисциплинированные члены партии, они протестовали против принятия нашего текста за основу обсуждения...

Представители большевистской фракции заявили, что они не могут перерешать постановления своей партии, и покинули заседание. Вместе с ними ушел и Луначарский, представлявший в Президиуме «интернационалистов-межрайрнцев».

После этого, в отсутствие большевиков, собрание обсудило проект воззвания против демонстрации и, с небольшими изменениями, утвердило его для представления Съезду. Кроме того, было решено предложить Съезду запретить, в особой резолюции, всякие манифестации в Петрограде на три дня, 10, 11 и 12 июня. Для организации противодействия всяким попыткам вывести солдат и рабочих на улицу было решено предложить Съезду избрать бюро, состоящее из председателя Съезда Чхеидзе и нескольких членов Президиума и Исполнительного Комитета.

К концу заседания вернулся Луначарский и сообщил нам, что фракция большевиков отправила в дом Кшесинской своих представителей, чтобы настоять перед большевистским Центральным Комитетом на необходимости отменить демонстрацию. Делегаты фракции, взявшиеся вести переговоры с Центральным Комитетом, - [216] сказал Луначарский, - надеются на успех и просят дать им полтора часа на выяснение вопроса. Они просили его, Луначарского, быть в телефонном общении с ними и служить посредником между ними и Президиумом Съезда. Собрание решило дать большевикам для ответа срок, о котором они просили...

Все фракции Съезда, кроме фракции большевиков, решили голосовать за принятые Президиумом Съезда и Исполнительным Комитетом Петроградского Совета проекты воззвания и других постановлений, направленных к предотвращению демонстрации.

Члены Съезда наперебой записывались в списки агитаторов, которые в эту ночь должны были быть брошены в казармы и заводы всех районов Петрограда для проведения в жизнь решения Съезда об отмене демонстрации...

В кулуарах Кадетского корпуса, в котором заседал Съезд, царило в момент перерыва необычайное оживление. Здесь были не только члены Съезда, но и многочисленные представители Исполнительных Комитетов Совета Рабочих и Солдатских Депутатов и Совета Крестьянских Депутатов. Здесь же были представители Центральных Комитетов всех входящих в Советы партий и представители столичной прессы...

Всю ночь Таврический дворец поддерживал живую связь с рабочими и солдатскими центрами столицы... Около двух часов ночи появились в Таврическом дворце многие члены Съезда из первой группы агитаторов, которые направились в районы с 11 часов вечера, то есть сейчас же после того, как на фракционных собраниях Съезда были приняты решения о запрещении демонстрации. По их рассказам, на большинстве ночных митингов, где они успели побывать, представителей Съезда встречали дружественно и резолюции против демонстрации принимались единодушно. Зато на митингах, организованных большевиками, фанатизированные солдаты и рабочие не давали говорить нашим ораторам и встречали их криками «предатели». Участники этих митингов говорили о том, что Всероссийский съезд Советов - это сборище подкупленных людей, поставивших себя на службу контрреволюции. На этих митингах не упоминали о «мирном» характере предстоящей демонстрации. Здесь говорили о том, что пойдут завтра «резать буржуазию», свергнуть правительство и передать власть рабочим и крестьянам. [217]

Легко себе представить возмущение, какое эти сообщения вызвали среди членов Съезда против тех, кто создавал такие настроения. Все новые и новые группы добровольных агитаторов направлялись из Таврического дворца на заводы и в казармы...

Большевики отступили, так как решительные действия большинства Съезда показали им, что никаких колебаний в борьбе с большевистской авантюрой в рядах советской демократии не будет. И Ленин тогда же, 11 июня, на закрытом заседании Петроградского Комитета большевистской партии откровенно признал, что причиной отмены выступления 10 июня явилось то обстоятельство, что «средние мелкобуржуазные слои» (так Ленин называл советское большинство) не проявили тех колебаний, на которые до последней минуты рассчитывал Центральный Комитет большевиков.

«Даже в простой войне случается, - сказал Ленин на этом собрании Петроградского Комитета большевиков, - что назначенные наступления приходится отменять по стратегическим причинам. Тем более это может быть в классовой борьбе, в зависимости от колебания средних мелкобуржуазных слоев. Надо уметь учитывать момент и быть смелым в решениях».

Разногласия среди советского большинства по вопросу

о методах борьбы с большевиками

Тот факт, что большевистская партия была вынуждена отменить назначенное ею на 10 июня вооруженное выступление, означал, конечно, поражение большевиков. Но возможность новых большевистских попыток захватить власть вооруженной рукой далеко не была устранена. Полки и части полков, готовившиеся выступить 10 июня, а также и большевистская красная гвардия открыто заявляли, что они отказались от выступления, подчиняясь не решению Съезда, а решению большевистского Центрального Комитета, и остаются готовы, по первому призыву этого последнего, снова взяться за оружие.

Все отдавали себе отчет в опасности, какую создавшееся положение таило в себе.

Было решено устроить одиннадцатого июня закрытое заседание представителей всех фракций Съезда вместе с Президиумом Съезда и представителями Исполнительного [218] Комитета Петроградского Совета с тем, чтобы представители большинства революционной демократии получили возможность начистоту объясниться с большевиками и выработать меры для предупреждения в будущем возможности таких событий.

Инициативу созыва этого собрания и выработку проекта практических мер для предупреждения новых авантюр взяла на себя Комиссия, составленная из представителей двух руководящих фракций Съезда - меньшевиков и социалистов-революционеров. Я участвовал в этой Комиссии и очень живо запомнил те споры, которые разгорелись в ней по поводу мероприятий, направленных против новых попыток вооруженных выступлений.

С начала же обсуждения вопроса в Комиссии я внес предложение считаться с фактом, перехода большевиков к методу вооруженной борьбы против политики большинства революционной демократии и признать необходимым радикально изменить, в соответствии с этим, методы нашей борьбы с большевиками.

- Ведь ни у кого из нас, - сказал я, - нет сомнений, что мы стояли перед лицом возможности кровавых столкновений на улицах Петрограда, сознательно подготовлявшихся большевистской партией, чтобы, в случае недостаточного отпора со стороны демократии, захватить власть и установить свою диктатуру. Осуществление этого плана было поручено военной организации, имеющей свои разветвления во многих частях петроградского гарнизона и располагающей, кроме того, вооруженными отрядами красной гвардии. Мы видели, с помощью какой беззастенчивой, не останавливающейся ни перед какими клеветническими обвинениями демагогии большевики довели до крайнего предела возбуждения самые темные элементы столичных рабочих и солдат. Затеянная ими авантюра была предотвращена усилиями большинства Съезда. Но нет никакого сомнения, что большевики держат в готовности свои вооруженные силы с тем, чтобы в более благоприятную минуту, при каком-нибудь расстройстве положения в стране или на фронте, с удвоенной энергией предпринять новую авантюру. И тогда их выступление может нанести смертельный удар демократическому строю.

- При таком положении, - сказал я, - мы уже не можем удовлетвориться одной идейной борьбой с большевизмом и словесным запрещением вооруженных выступлений, [219] но должны вместе с тем принять практическую меру, лишающую их возможности вооруженных нападений на демократический строй. А такой мерой является отобрание оружия у военных частей и красной гвардии, отдавших себя в распоряжение большевистской партии.

- Конечно, - сказал я, - при проведении в жизнь этой меры мы должны считаться с условиями, созданными революцией. Если даже в деле расформирования отдельных полков, не подчиняющихся дисциплине, требуется участие выборных военных организаций, то тем более активную роль должны играть органы революционной демократии в деле разоружения крупных военных сил партии, входящей в Советы. Для успешного и безболезненного проведения в жизнь такого разоружения надо, чтобы инициатива этой меры исходила от Советов и чтобы советские органы, по соглашению с правительством и военным министерством, руководили ее осуществлением. Главную роль для проведения в жизнь этой меры должны играть военные секции Всероссийского съезда Советов, Петроградского Совета и Совета Крестьянских Депутатов. Вместе с тем к этому делу должны быть привлечены армейские комитеты ближайшего к Петрограду северного флота, а также и представители верных демократии частей Петроградского гарнизона. Все это наглядно покажет большевикам огромный перевес находящихся в распоряжении демократии сил над их собственными силами и парализует всякие попытки сопротивления с их стороны. Но эту техническую сторону вопроса, - сказал я, - разработают наши военные, секции. Перед нами сейчас стоит политический вопрос: как должна реагировать советская демократия на переход большевиков от идейной пропаганды диктатуры к вооруженной борьбе за захват власти? Должна ли демократия перейти к применению к большевикам принудительных мер, чего она до сих пор избегала? - И я предложил включить в проект резолюции указание, что для предохранения страны от гражданской войны Съезд принимает решение разоружить военные силы, отдавшие себя в распоряжение большевистской партии.

Это мое предложение было с живостью поддержано несколькими другими членами Комиссии, Гоцем, Либером, Ермолаевым, которые не меньше меня были убеждены в необходимости проведения такой меры. Но оно натолкнулось на упорную оппозицию других членов Комиссии: [220] Дана, Богданова, Хинчука. Они доказывали, что такого рода политика пойдет вразрез с настроениями большинства революционной демократии и даст большевикам, новый материал для демагогической кампании против большинства демократии, которую они станут обвинять в стремлении разоружить рабочий класс и тем развязать руки контрреволюции. Поэтому они предлагали ограничиться тем, чтобы заклеймить большевистскую авантюру 10 июня перед лицом рабочих и солдат и запретить на будущее время самочинные вооруженные выступления отдельных партий, грозящие вызвать конфликты внутри демократии и подготовить путь для торжества контрреволюции. Такой образ действий, по их мнению, дал бы возможность большинству демократии, после одержанной победы, отколоть от большевиков обманутые ими массы рабочих и солдат.

Спор в Комиссии по этому вопросу принял очень горячий характер. Ни к какому соглашению прийти не удалось. Это был первый случай, когда в рядах советского большинства возникло такое серьезное политическое расхождение. При голосовании большинство членов Комиссии высказалось против разоружения. Тогда, в согласии с друзьями, поддерживавшими мое предложение, я сказал, что мы внесем это предложение на предстоящем собрании представителей всех фракций и будем всеми силами отстаивать проведение его в жизнь.

Собрание представителей всех съездовских фракций состоялось в тот же вечер, 11 июня, в помещении Съезда, и прения о разоружении развернулись на нем со всей силой. Присутствовали Президиум Съезда, представители Исполнительного Комитета Петроградского Совета и около 60 представителей всех фракций Съезда, разделенных на группы, количественный состав которых отражал соотношение сил представленных на Съезде фракций. Из лидеров фракций отсутствовал только Ленин, который, в объяснение своего отсутствия, опубликовал в «Правде» 13 июня следующее заявление: «Меня спрашивают о причине моего отсутствия на вечернем воскресном совещании Исполнительного Комитета, Президиума Съезда и Бюро всех фракций. Причина та, что я отстаивал принципиальный отказ большевиков участвовать в этом совещании, с представлением ими письменного заявления: ни в каких совещаниях по таким вопросам (запрещение манифестаций) не участвуем». [221]

Ввиду того, что заседание было объявлено закрытым, ни одна из демократических газет не поместила отчета о прениях на этом собрании. Единственная газета, которая опубликовала отчет об этом заседании, вернее, о первой половине этого заседания, вплоть до момента, когда большевики с протестом покинули собрание, была «Правда». Этот отчет явился основным материалом, использованным «левыми» историками в работах, посвященных описанию этих событий, и потому я привожу его здесь полностью.

«11 июня 1917 г. в помещении Кадетского корпуса произошло заседание, которое без всякого преувеличения можно назвать историческим заседанием. Собрание происходило при торжественной обстановке. В нем участвовали: все члены Исп. Комитета Петрогр. Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, все члены президиума Всероссийского съезда Советов, все члены бюро фракций, участвующих на Съезде. Всего около 100 человек, среди которых были вожди всех партий.

В порядке дня вопрос о несостоявшейся демонстрации 10 числа. С докладом от комиссии, образованной для «подготовки» этого вопроса, выступает Дан. Он предлагает резолюцию против большевиков, составленную в духе субботней передовицы «Рабочей газеты». То, что делали большевики, было «политической авантюрой». В будущем демонстрации отдельных партий допустимы только с ведома Советов и при отсутствии протеста с их стороны (другими словами, большинству Советов дается право запрета, вето). Воинские части (вооруженные) могут вызываться на демонстрацию только Советом Р. и С. Д., как таковым. Те партии, которые не подчиняются этим решениям, ставят себя вне рядов демократии и не могут оставаться в Советах.

Говоря короче: исключительный закон против большевиков, являющихся в данный момент меньшинством Советов. Все партии имеют право демонстраций - кроме большевиков.

Предложение Дана, явно продиктованное фракционным злопыхательством, вызывает протесты даже среди меньшевиков. Первый же оратор, меньшевик-оборонец Булкин, выступает против репрессивных мер, предлагаемых Даном, указывая на то, что времена меняются и что сегодняшнее большинство может стать завтра меньшинством.

Вне   очереди,   по  предложению   собрания,   Каменев [222] дает ряд фактических справок о том, как демонстрация подготовлялась, и о том, что было сделано ЦК для ее отмены. Каменеву задают ряд вопросов, на которые он отвечает. Но в эту минуту встает Церетели. Он настойчиво требует прекратить вопросы. Дело не в каких-то мелких фактах. Вопрос требует совсем другого освещения.

Церетели предоставляется слово вне очереди. С первых же слов чувствуется, что Церетели скажет нечто необычное. Он бледен, как полотно, сильно волнуется. В зале воцаряется напряженное молчание.

- Резолюция Дана негодна. Теперь не этакие резолюции нужны, - говорит Церетели, пренебрежительно отмахиваясь рукой. - То, что произошло, является не чем иным, как заговором, заговором для низвержения правительства и захвата власти большевиками, которые знают, что другим путем эта власть им никогда не достанется. Заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли. Но завтра он может повториться. Говорят, что контрреволюция подняла голову. Это неверно. Контрреволюция не подняла голову, а поникла головой. Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь, большевики, это - уже не идейная пропаганда, это - заговор. Оружие критики сменяется критикой с помощью оружия. Пусть же извинят нас большевики, теперь мы перейдем к другим мерам борьбы. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять. Большевиков надо обезоружить. Нельзя оставлять в их руках те слишком большие технические средства, которые они до сих пор имели. Нельзя оставить в их руках пулеметов и оружия. Заговоров мы не допустим...

Волнение в зале все больше и больше увеличивается. С одним из присутствующих офицеров делается истерический припадок.

- Господин министр, если вы не бросаете слов на ветер, вы не имеете права ограничиваться речью, арестуйте меня и судите за заговор против революции, - заявляет Каменев. Большевики покидают собрание. Напряжение достигает высшей точки».

(«Правда». 13 июня 1917 г.)

Этот отчет довольно верно передает и общую атмосферу, господствовавшую на этом заседании, и содержание [223] заявлений его участников. В частности, точно воспроизведены главные положения моей речи и общее построение моих аргументов. Тенденциозность сказалась только в том, что в речи моей пропущены те фразы, которые ясно показывали, что я говорю не как министр, сообщающий решение правительства разоружить большевиков, а как представитель советского большинства, предлагающий этому большинству принять такое решение. Так, перед словами «пусть извинят нас большевики, теперь мы перейдем к другим мерам борьбы» и т. д., стояла фраза: «В этих условиях мы, советское большинство, должны сказать». Отмечу также, что в черновом протоколе заседания 11 июня, опубликованном большевиками в 1925 году, вместо цитируемых «Правдой» фраз о разоружении, цитируется другое место моей речи о том же предмете: «Мы дошли до грани, за которой начинаются уже кровопролития. Контрреволюция не подняла голову. Она идет от анархии, - единственный путь, которым к нам придет контрреволюция. Ударяя по анархии, мы убьем контрреволюцию. Мы должны принять неизбежно решительные меры. Физическая сила на стороне большинства демократии. Мы должны весь авторитет употребить, чтобы оружие выбить».

(«Петроградский Совет Р. и С. Д. Протоколы заседаний», стр. 192).

[1] Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.

Текст воспроизведен по изданию: Октябрьский переворот: Революция 1917 года глазами ее руководителей. Воспоминания русских политиков и комментарий западного историка. М. 1991. С. 211 - 224.